Уже пробегая через все судно, здороваясь со всеми встречными и поперечными, я почувствовал слабый запашок "Джека Дэниельса". Когда же я подлетел к Капитанской каюте, запах виски усилился до состояния, когда уже хочется закусить! Шурина хохмочка.
Дверь была плотно прикрыта, но я мявнул своим хриплым и достаточно хамским голосом, и Мастер тут же открыл. Впуская меня в каюту, усмехнулся и сказал:
– Мог бы и не вопить под дверью. Я и так чувствую, когда ты подходишь.
"Елки-палки, как я мог забыть, что он – вылитый Котяра!" – подумал я и увидел в каюте высокого пожилого мужика в теплой меховой куртке с капюшоном.
Мастер и этот мужик держали в руке по широкому квадратному стакану с "Джеком Дэниельсом", а на столе для гостей между ними стояла тарелка с маленькими бутербродиками, которые умеет делать только Люся.
– Мой друг Мартын, – по-английски представил меня Мастер мужику в куртке.
– Привет, Мартин, – тоже по-английски сказал мне мужик и приподнял стакан с виски в мою честь.
– А это мой старый друг, представитель СентДжонского порта мистер Чивер, – сказал Мастер. – Извини, Мартын, он по-нашему – ни слова. Я буду говорить по-английски. Потом тебе переведу…
– Можете говорить хоть по-китайски, – спокойненько поведал я Мастеру. – Мне это, как говорят, без разницы. У меня языковых барьеров и преград не существует.
– Ох, Мартын! Ты для меня непрочитанная книга. Что ни день, то – новая страница. Ну, будь здоров!
Мастер прикоснулся краем стакана к моему носу, и предложил Чиверу за меня выпить.
Чивер тоже чокнулся с моим носом. Они выпили. А я от этого запаха виски так захотел жрать, что ничуть не удивился, когда через минуту в каюту вошла Люся с МОЕЙ плошкой, полной прекрасной жратвы!
– Александр Иванович, можно Мартынчика здесь покормить? А то у нас там на камбузе аврал… Ну, в смысле – приборка.
Неожиданно Мастер ответил Люсе таким тоном и таким голосом, которого я у него ни разу не слышал! Я даже и не подозревал, что Мастер способен на такие интонации!..
– Конечно, Люсенька, конечно, лапочка… – и, обняв Люсю за плечи, сказал Чиверу по-английски: – А это Люся. Женщина, к которой я очень нежно отношусь и очень высоко ценю ее отношение ко мне.
Люся потрясенно посмотрела на Мастера. Наверное, она тоже никогда не слышала от Мастера таких слов и таких интонаций.
Чивер встал и поклонился Люсе.
– Посиди с нами, – попросил ее Мастер. – Я тебе твоего любимого "Кампари" со льдом сделаю…
– Что вы, что вы, Александр Иванович!.. – застеснялась Люся. – У нас там с Шефом еще столько работы… Спасибо, спасибо большое!
И я понял, что сейчас Люся благодарит Мастера не за приглашение посидеть с ним и Чивером, а совсем-совсем за другое.
Может быть, действительно, время от времени Людям необходимо ощутить близкую возможность Небытия, хоть одним глазом заглянуть в ту Черную Пучину, из которой не бывает возврата, – для того, чтобы потом хоть чуточку изменить отношение к оставшейся тебе Жизни?..
– Кушай, Мартынчик, кушай, – погладила меня Люся и вышла из каюты.
Я не стал выдрючиваться и кочевряжиться перед посторонним Человеком и тут же набросился на жратву, краем уха прислушиваясь к тому, о чем говорили Чивер и Мастер.
– Так у вас действительно ничего не произошло на подходе? – спросил Чивер, прихлебывая из стакана.
– Ничего, – твердо ответил Мастер.
– А у нас тут – прямо цирк "Барнума и Бейли"! Из Монреаля, из Оттавы звонят – тревога!!! Русский "Академик Абрам Ф. Иоффе" сейчас врежется в утопленный айсберг!.. Поднять все спасательные службы! Для работы в открытом океане военные пригнали специальные вертолеты… Все гадают – что могло произойти?!.. Только два варианта: или отказал эхолот, или, извините, Мастер, Капитан – полный болван. Запросили регистр Ллойда – кто капитан на "Академике Иоффе"? Называют вашу фамилию, Мастер. Все немного успокоились – вас знают. Но информация-то поступила из Германии!.. А вы молчите…
– Какая-то дурацкая ошибка, – смеется Мастер. – Будьте здоровы, мистер Чивер!
Раздается стук в дверь каюты. Мастер неторопливо допивает свой "Джек Дэниельс" и открывает дверь. На пороге стоит Второй помощник с полиэтиленовым пакетом в руке.
– Разрешите войти, Александр Иванович?
– Входи, входи, – Мастер переходит на русский язык. – Чего вы там чухались?!..
Он мне уже все мозги проеб – что произошло, да как произошло. Полчаса отбиваюсь, как лев…
– Да матрешки эти сраные куда-то задевались. Искали всем скопом.
– Что вы там ему приготовили?
– Как обычно – пузырь "Московской", две хохломские ложки и эту гребаную матрешку.
Мастер берет у Второго помощника полиэтиленовый пакет и спрашивает сквозь зубы:
– Ничего оригинальнее не придумали? Опять ложки-матрешки?!..
– Традиция… – разводит руками Второй помощник. – Разрешите идти?
– Иди. И чтоб к отходу все было в порядке! Нашли в чем дело?
– Нашли. Там наши спецы сейчас на мостике как раз колдуют.
– Глаза бы мои вас не видели, колдуны херовы! Иди.
Мастер с улыбкой протягивает пакет Чиверу:
– Маленький русский презент в благодарность за сотрудничество.
Чивер берет пакет, заглядывает в него и говорит Мастеру:
– Уйду на пенсию – открою лавку русских деревянных ложек и матрешек. И умру богатым человеком. Спасибо, Мастер.
Мастер накидывает теплую куртку на плечи, и мы идем провожать мистера Чивера к трапу. Уже прощаясь, мистер Чивер смотрит на меня и говорит Мастеру:
– Котика своего на берег не отпускайте. Тут у нас крысы величиной с поросенка. Сотни тысяч!.. Вчера на моих глазах двух собак разорвали. Штук пятьдесят сразу накидываются и…
Мне на мгновение становится худо. Я и так-то не перевариваю этих тварей, а тут – величиной с поросенка!..
Итак, как говорила Мюнхенская Кошка Циля, в Сент-Джонсе я пролетел, как фанера над Парижем. А Водила в таких случаях успокоительно бормотал: "Ничего… Еще не вечер". И был прав. Впереди – Нью-Йорк. Тоже, говорят, в смысле Кошек не последний город в мире…
* * *
Оказалось, что у большого острова с Собачьим названием Ньюфаундленд есть собственный небольшой полуостров, называющийся Авалон.
И вот на этом-то Авалоне и находится порт СентДжонс с этими жуткими поросячьими Крысами, из-за которых я проторчал на судне все десять часов нашей стоянки в Сент-Джонсе!
А место в Атлантическом океане, где на подходе к Сент-Джонсу с нами произошел тот самый, как сказал бы Шура, "халеймес – он же кадохес" с подводным айсбергом-убийцей, называется уже не "Океан", а район "Большой Ньюфаундлендской банки".
Это мне Мастер все показал на карте, когда мы наконец остались с ним в каюте с глазу на глаз.
– Я не буду тебе полоскать мозги, Мартын, всякими техническими подробностями – они тебе совершенно не нужны. Скажу только, что один очень важный электронный прибор, который должен определять глубину под судном и предупреждать о возможных подводных препятствиях, отказал. И если бы не ты…
– Как это "отказал"? – не понял я.
– А черт его знает как! Электроника… А в электронике, как говорится, существует всего два вида неисправностей – отсутствие контакта, когда он необходим, или наличие контакта, когда он совершенно не нужен. Так вот, повторяю, если бы не ты…
– Нет, нет, Мастер! – запротестовал я. – Если бы не вы…
– Мартын! Не превращай нормальные мужские посиделки в слюнтяйское заседание "Общества взаимного восхищения". Нам с тобой это ни к чему.
– Хорошо, – согласился я. – Ответьте мне только на один вопрос: почему вы не сказали мистеру Чиверу, что произошло с нами в действительности?
– Потому что судно, на котором может произойти такое ЧеПэ… ЧеПэ – это…
– Чрезвычайное происшествие, – подсказал я ему.
– Черт тебя побери, Мартын! Откуда ты это знаешь?
– Не помню. Кто-то объяснял. Не то Шура, не то Водила. Продолжайте, Мастер. Я хочу до конца понять ситуацию.
Мастер закурил свой "Данхилл", ладонью отогнал от меня дым и начал все сначала:
– Потому что судно, на котором может произойти такое ЧеПэ, по вине Капитана или нет (это уже никого не колышет), всегда вызывает подозрение. А стоит ли в дальнейшем иметь с ним дело? И контракт с тобой не продлевают. А заключают его с другим российским судном, по тем же демпинговым ценам.
– Как?.. – не понял я. – По каким ценам?
– По демпинговым. Значит – по мизеру. По самым низким ценам. По которым ни одно уважающее себя иностранное судно работать не будет. А мы, русские, будем! Потому что у нас нет другого выхода. У всех родители, жены, дети. Всем есть надо, заквартиры платить. Жить… Жить надо! А нет контракта – сколько людей без копейки останется? Сколько из них сопьется, повесится, сколько пойдет по миру, а сколько в бандиты?!.. Так могу я рассказать мистеру Чиверу, что у меня на борту изношенная, говенная техника вчерашнего дня и что если бы не Кот Мартын, то все мы давно лежали бы на холодном дне ихней Большой Ньюфаундлендской банки?..
– М-да… – промямлил я.
– А вот теперь к тебе вопрос, Мартын. Можешь мне объяснить, как ты почувствовал заранее, что нам грозит опасность?
– Нет. Ничего я объяснить не могу, – признался я.
– Ну, хорошо… А почему ты закричал мне тогда: "Стоп! Стоп!.. Лево руля…"? Я ведь, если честно, только продублировал ТВОЮ команду. Почему ты завопил?
– Не знаю.
– И потом, ты кричал мне: "Остановите машину… Сворачивайте! Сворачивайте скорее!!!" И жутко матерился.
– Ну да?! – удивился я.
– Еще как! Хорошо, что, кроме меня, никто не слышал… Но, знаешь, ты кричал – будто издалека. Хотя лежал у меня на плече, намертво вцепившись в меня когтями. Смотри!
Мастер стянул свитер и задрал майку. На груди и на плече Мастера были видны глубокие царапины с черными точками запекшейся крови – такие характерные для Котовых когтей. Ничего себе!..
– Ох, Мастер… – виновато вздохнул я. – Просто и не знаю, что сказать… Простите меня, ради Господа!..
– Ладно тебе. – Мастер оделся. – Не в этом дело. Ты мне скажи, как ЭТО: ты рядом, а слышу я тебя вроде бы черт-те откуда?
– Мастер… – жалобно заныл я. – Пожалуйста, не спрашивайте меня про ТАКОЕ. Я же сам ни фига в ЭТОМ не смыслю. Я только ЧУВСТВУЮ, и все! Вы же не можете сказать, почему вы – Капитан с огромным судоводительским опытом – вдруг исполняете команды какого-то приблудного Кота-дворняги, случайно попавшего на ваше судно?!..
– Может быть, потому, что я тоже ПОЧУВСТВОВАЛ опасность? В какой-то момент мне даже показалось, что я УВИДЕЛ ее…
Ну, точно! Чтоб мне век Кошки не видать!.. КОТ есть КОТ!!!
– Если бы не крикнул ты, Мартын, то через мгновение наверняка крикнул бы я. Ты мне веришь?
– Абсолютно! – горячо заверил его я. – Так каким образом вы ЭТО почувствовали? А уж тем более УВИДЕЛИ?
Мастер подумал, помолчал, закурил новую сигарету и только тогда ответил:
– Понятия не имею… Интуиция, что ли? Результат накопленного опыта?
– Вот видите?! – возмутился я. – Вы сами ни хрена не можете объяснить, а от меня еще что-то требуете! Почему нужно все объяснять и разжевывать?!.. Или ЭТО тебе дано, или – нет! Нам с вами – дано!.. И точка.
– Слушай, Мартын, – сказал Мастер. – У меня есть предложение, которое должно поразить тебя новизной. В аптечке есть немного валерьянки. В баре – еще пара бутылок "Джека Дэниельса". Сейчас я все это достану – валерьянку для тебя, а для себя виски, – и мы с тобой преломим по рюмашу. Совсем понемногу. А то мне уже скоро идти на мостик…
Я вспомнил, как в Германии, в Оттобрунне под Мюнхеном, мы надрались ночью с добрым и глуповатым ветеринаром-недоучкой Эрихом Шредером, закусывая сырым мясным фаршем, который был приготовлен его сестрой для завтрашних котлет.
Вспомнил, как на следующее утро мне было плохо – как тошнило, как раскалывалась голова, как не хотелось ни одной Кошки, – и вежливо отклонил предложение Мастера.
Но для того, чтобы не огорчать его, попросил перенести идею поддачи на приход в Нью-Йорк и сделать это ВТРОЕМ – вместе со встречающим меня Шурой Плоткиным, о котором я успел уже многое рассказать Мастеру.
Тем более что до Нью-Йорка теперь оставалось всего двое с половиной суток…
* * *
...Но через двое с половиной суток не было выпивки втроем, не было слез умиления, всхлипываний, заглядывания в глаза, облизываний. Не было щемяще-сладкого узнавания после долгой и тягостной разлуки…
Не мчались мы с Шурой навстречу друг другу с воплями: "Мартышка-а-а!..", "Шу-ри-и-ик!.."– не оглядывали с головы до ног, он – меня, а я – его, с одинаковыми туповато-радостными вскриками: "Ах, как ты похудел!.." или: "Боже… Ну совершенно не изменился…", "Ну, как ты?!..", "Нет, а ты-то как?.."
Ничего этого не было.
И не зарывались мы носами – он мне в подмышку, а я ему под подбородок, не бормотали разные нежные бессвязные глупости… Так, чтобы никто вокруг не услышал. Потому что эти слова должны были быть только наши, наши – и ничьи больше!..
Не было ничего этого.
И Нью-Йорка никакого не было.
Был самый обычный торгово-грузовой морской порт – как в Петербурге, как в Киле, как в Абердине, как в Сент-Джонсе…
Только этот порт был в Нью-Джерси. И грязнее, чем все стальные. И очень… Ну, просто очень большой! А так – все то же самое, что и там, – те же причалы, та же техника, те же запахи.
Та же убийственная похожесть: в этом порту, как и во всех остальных, НЕ БЫЛО ШУРЫ ПЛОТКИНА.
* * *
НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО МОЕГО ШУРЫ ни на одном причале Нью-Джерсийского порта Нью-Йорка!!!
– ШУРА!!! ШУ-РА-А-А!!! ШУРА ПЛОТКИН!.. ГДЕ ТЫ?!! ГДЕ ТЫ?!..
Господи! Боже мой!.. Мамочки родные!!! Что же делать?!! Что же с НИМ такое произошло?!.. Господи, спаси ЕГО и помилуй…
Я снова оказался примерно в том состоянии, в каком я был тогда в Петербурге, когда мы с милиционером Митей увидели в НАШЕЙ с Шурой квартире чужих Людей и узнали, что сам Шура уехал в Америку.
Но тогда мне хотелось только одного – умереть. А сейчас – найти Шуру! Найти во что бы то ни стало!.. Любой ценой!!!
Куда я только не бегал, где меня только не носило, в какие дырки я только не заглядывал, кого только не встречал на своем суматошном и горьком пути!.. А ведь ЗНАЛ, ЗНАЛ, ЗНАЛ уже, что ЕГО вообще НЕТУ в порту – иначе он бы откликнулся…
Я чудом уйму раз не попал под колеса грузовиков, автопогрузчиков, чуть не был раздавлен на рельсах портального крана, в последнее мгновение выпорхнул из-под опускающегося контейнера величиной с трамвай… Меня чуть не убило дикой струей воды из пожарного монитора, которым куча болванов тушила загоревшиеся тюки с хлопком!
Среди всего этого бедлама, этого портового кошмара, сопровождаемого какофонией жутчайших звуков, я метался как ошпаренный в поисках своего Шуры Плоткина и не находил его, не находил его, НЕ НАХОДИЛ…
А в моем воспаленном мозгу все время звучал Шелдрейсовский голос Мастера:
"Вернись, Мартын! Возвращайся на судно. Я жду тебя. Сейчас мы вызовем твоего
Шуру по громкой связи. Я уже обо всем договорился с нашим русским представителем и диспетчерами порта. Возвращайся на судно, Мартын. Мы все ждем тебя…"
И словно в подтверждение слов Мастера, с нескольких причалов, перекрывая шум и лязг крановых блоков, визг и скрежет тросов, рык автомобильных двигателей, лающие короткие взрывные взвой сирен маленьких суденышек с бело-красными полосатыми флагами на корме, – могучие динамики, при помощи которых можно было бы запросто докричаться до Петербурга, до Мюнхена, до самого Господа Бога, стали спокойно и внятно вещать по-английски и по-русски на весь белый свет:
– МИСТЕР АЛЕКСАНДР ПЛОТКИН! ВАС ЖДУТ НА ЧЕТВЕРТОМ КОНТЕЙНЕРНОМ ПРИЧАЛЕ НА СУДНЕ "АКАДЕМИК АБРАМ ИОФФЕ". МИСТЕР ПЛОТКИН, ПОЖАЛУЙСТА, СЛЕДУЙТЕ К ЧЕТВЕРТОМУ КОНТЕЙНЕРНОМУ ПРИЧАЛУ. ВАС ЖДУТ НА РОССИЙСКОМ СУДНЕ "АКАДЕМИК ИОФФЕ"! ЕСЛИ ВЫ ПО КАКИМ-НИБУДЬ ПРИЧИНАМ НЕ СМОЖЕТЕ ПРИЙТИ НА СУДНО САМИ, ОБРАТИТЕСЬ К ЛЮБОМУ СЛУЖАЩЕМУ ПОРТА – ПРЕДСТАВИТЕЛЬ "МОРФЛОТА" РОССИИ И КАПИТАН СУДНА ТУТ ЖЕ ПРИЕДУТ ЗА ВАМИ В ТО МЕСТО, ГДЕ ВЫ БУДЕТЕ НАХОДИТЬСЯ. ПОВТОРЯЕМ
Снова в моей помутившейся башке прозвучал голос Мастера: "Ты слышал, Мартын? Возвращайся на судно. Будем ждать вместе. Или хотя бы откликнись…"
Но я не мог вернуться на судно! Я не мог откликнуться Мастеру!.. Я был уже НАСТРОЕН НА ШУРИНУ ВОЛНУ и дико боялся утерять ту нить Контакта, которой уже так давно не имел возможности пользоваться. А отсутствие практики в поддержании Шелдрейсовского Контакта – губительно! Я и так-то уже выбивался из последних сил, чтобы сохранить в себе эту способность связи с моим Шурой… Связи, которая не находила своего подтверждения!..
Да мало ли что могло случиться с Шурой?!.. А вдруг он упал от недоедания или еще от чего-нибудь?.. Упал, ударился головой и лежит сейчас в луже собственной крови, и ни черта не слышит – ни русского, ни английского, ни Шелдрейсовского?!..
Нет, нет… Его нет в порту! ОН бы МНЕ ответил в любом состоянии. Он может не отозваться на призывы всех громкоговорителей мира; он – гордый, независимый и талантливый – может плюнуть в морду любому хаму-чиновнику; может разорвать многолетнюю дружбу с Человеком, совершившим, с его точки зрения, всего один, пусть даже небольшой, но предательский поступок; он запросто может ввязаться в любую драку с тремя "бычками", каждый из которых будет сильнее его в несколько раз… Он будет избит до полусмерти, но он никогда не будет обвинен в трусости и унижен! И я за шесть лет жизни с ним видел это много раз. А главное, ЕМУ известно, что ОН значит для МЕНЯ! Поэтому я точно знаю: если бы ОН был сейчас в порту, – МНЕ ОН БЫ ОТВЕТИЛ…
* * *
На доли секунды причудилось странное и страшное видение – зеленые-зеленые Люди…
Все в них было зеленым – туловища, ноги, лица, руки… Но руки были еще и в крови…
...и стоят они вокруг высокого узкого зеленого стола, покрытого зеленой скатертью… Или покрывалом?
... и там кто-то лежит… Кто это?.. Я не вижу лица… Оно закрыто… Только трубки, трубки – мягкие, извивающиеся, а по ним что-то течет, идет, движется куда-то…
...И много приборов вокруг… Как на Капитанском мостике.
А сверху – яркий-яркий свет!.. Он ослепляет меня… Я перестаю что-либо различать… ЭТО ТЫ, ШУРИК?..