- Можешь злиться, если хочешь, но ты спасла мою шкуру, а теперь я спасаю твою. И если ты не сядешь в чертову машину, клянусь, я спою ему, и он забудет, что вообще с тобой встречался.
- Ты злобная, завистливая сучка, - выпалила я. Мои глаза были полны слез.
На миг у нее сделался такой вид, будто я дала ей пощечину, затем ее лицо замкнулось и посуровело.
- Другой у тебя нет. Садись в машину.
- Как тебя зовут? - Эван, запнувшись, остановился на тротуаре. - Можно, я… Может, мы с тобой могли бы как-нибудь встретиться?
- Не думаю, - ответила Энди, подтаскивая меня к машине.
На его лице отразилось уныние, и я ощутила, что мое сердце разбито.
- Я Мэллори Беннет, - крикнула я, и Энди сжала мою руку до боли.
Она открыла пассажирскую дверь, силой впихнула меня на сиденье, а затем захлопнула дверцу. Обежав вокруг машины, скользнула на собственное сиденье и завела мотор прежде, чем Эван добрался до края тротуара. Машина уносила нас прочь от вечеринки, где она почти убила, а я почти обрела жизнь; извернувшись на сиденье, я наблюдала за тем, как Эван тает в темноте. Неодолимый холод медленно, но верно просачивался обратно в мою грудь.
Я даже не узнала его фамилии.
Уходя на работу, Энди пыталась разбудить меня, но я не могла смотреть на подругу без ненависти, поэтому натянула одеяло на плечи и уставилась в стену. Она присела рядом и откинула волосы с моего лба. Она сказала, что сожалеет, и пообещала, что другие, подобные Эвану, появятся позже, когда я буду готова вскормить истинного гения.
Но дело было не в моей готовности. Это она не была готова делиться мной.
Когда я так и не согласилась посмотреть на нее, она оделась и, перед тем как закрыть дверь спальни, поклялась, что в следующий раз, когда я найду гения, она не станет мне мешать. Она мне поможет.
Но я едва ее слышала. Эван звучал в моей голове и в моем сердце. Это было пустое эхо живого выступления, но его хватило, чтобы заглушить все остальное.
Утро я провела в постели, сжавшись в комок под покрывалами, но не могла согреться, сколько бы одеял на себя ни натягивала. Тепло Эвана показало мне, насколько я на самом деле замерзла? Или мне стало холоднее из-за того, что я его потеряла?
Солнце стояло высоко и светило ярко, когда мой телефон чирикнул, извещая о новом электронном письме. Я перекатилась на другой бок и взглянула на часы. Одиннадцать двадцать три. Уже почти полдень. Если я проживу еще несколько часов, то смогу заставить Энди снова куда-нибудь со мной поехать. Куда-нибудь, где достаточно шумно, чтобы перекрыть эхо в моей голове. Она моя должница.
Телефон чирикнул еще раз. Но Энди предпочитает текстовые сообщения…
Я пошарила по тумбочке у кровати, раскрыла телефон и выбрала последнее письмо. Отправителем значился Эван Тейлор. Послание гласило: "Мэллори, если это ты, пожалуйста, перезвони мне". Ниже подписи стоял телефонный номер.
Мое сердце отчаянно колотилось, пока я ждала соединения, а когда он ответил, едва не выпрыгнуло из груди.
- Алло?
- Эван? Это Мэллори. Где ты нашел мой электронный адрес?
Он вздохнул, и даже этот звук был мелодичным.
- На "Фейсбуке". Слава богу, ты повесила там фотографию. В центральном Техасе нашлись четыре Мэллори Беннет.
- Я…
Я лишилась дара речи.
Он рассмеялся.
- Ты занята? Не хочешь увидеться? Позавтракать вместе?
"Да", - подумала я, а вслух сказала:
- Нет.
Даже замерзая и изнемогая без него, без этой музыки, при свете дня, когда песня превратилась лишь в воспоминание, я знала, что мне не следует соглашаться. Разве что с Энди в качестве подстраховки. Даже если она ошиблась и я готова к встрече с кем-то вроде Эвана, мне не стоит оставаться с ним наедине. По крайней мере, надолго.
- Нет? - Его голос звучал так удивленно, так удрученно, что у меня заныло в груди.
- Да. - Я прикрыла глаза, устыдившись собственной слабости. - Определенно да.
- Ты где? Я за тобой заеду.
Раскрыв глаза, я окинула взглядом разгром в комнате Энди. Мы не занимались стиркой вот уже две недели, и я даже не представляла, где Ти прячет пылесос. Поэтому я дала Эвану собственный адрес. Мама всегда устраивает уборку перед тем, как уехать из города, поскольку терпеть не может возвращаться в грязный дом.
- Я буду через час.
Сотовый щелкнул мне в ухо, и я захлопнула его. Сердце грохотало в груди. Потом я снова раскрыла телефон и отправила Энди электронное письмо. На работе ей приходится оставлять мобильный в шкафчике, так что у нас с Эваном будет возможность провести по крайней мере пару часов наедине, прежде чем в три она освободится, чтобы выручить нас, если что-то пойдет не так.
Приняв меры предосторожности, я сбросила покрывало, натянула джинсы, в которых была прошлым вечером, и подхватила ключи. Через восемь минут я уже прибыла на подъездную дорожку собственного дома и направилась прямиком в душ.
Я ждала его, сидя на диване в гостиной и глядя в окно. Через час и четыре минуты после того, как он повесил трубку, к моему дому свернул тускло-серый седан. Я выбежала в прихожую и замерла, успокаивая сердцебиение. Затем распахнула дверь.
На крыльце стоял Эван с гитарой в руках. Он улыбнулся, и его карие глаза вспыхнули в солнечном свете. Я молча отступила на шаг, пропуская его в дом.
Я смогу с этим справиться. Нам даже не обязательно петь сегодня. Если я этого не допущу, все будет хорошо.
- Я не мог о тебе не думать, - шепнул он.
Я прислонилась к закрытой двери, и он шагнул ближе.
- Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел тебя. Ты мне снилась.
- И что это был за сон? - выдохнула я, глядя на него снизу вверх, и мой пульс слился с его пульсом в едином ритме.
- Лучший из снов.
Его глаза дышали глубинным жаром. Он поцеловал меня, и его рот был горячим. Обжигающим. Восхитительным. Он прижал меня к двери, и я не сопротивлялась, поскольку поцелуи опасности не представляли. И были почти столь же хороши, как и то, чего я на самом деле желала. Того, ради чего он пришел.
Когда мои руки легли ему на грудь, а его - зарылись мне в волосы, когда мы оба уже тяжело дышали и томились по двум разным родам наслаждения, его губы оторвались от моих. Они скользнули по моему подбородку к уху, и его теплое дыхание щекотало меня, заставляя трепетать.
- Я хочу тебе кое-что сыграть, - прошептал он, и я содрогнулась всем телом.
- Сейчас?
- Сейчас. Пожалуйста.
Я могла лишь кивнуть. Одна песня не причинит вреда. Зато если мы не отодвинемся друг от друга хотя бы на такое расстояние, чтобы между нами поместилась гитара, я рискую сделать ошибку совершенно иного рода.
За руку я провела его по коридору и лишь на миг замешкалась на пороге спальни. Потом я села на кровать, а он устроился на стуле и, еще толком не сев, уже скользнул пальцами по струнам.
- Это новая песня, - сообщил он. - Пока я пытался найти тебя, эта мелодия звучала у меня в голове, и я не сразу понял, что это такое.
- И что это? - Я едва могла дышать.
- Это твоя песня, Мэллори. - Он улыбнулся, и мое сердце заколотилось так сильно, что это причиняло боль. - Хотя я все еще работаю над текстом.
Я была права. Мы предназначены друг для друга и должны творить вместе.
Эта песня отличалась от той, что он играл прошлой ночью, - была не такой безнадежной, но столь же страстной, прекрасной, свежей и пленительной. Неужели такой он видит меня?
Мелодия звенела чисто, и я почти ощущала, как голос Эвана обволакивает меня, резонирует со мной, наполняет драгоценным теплом.
А потом он ощутил, что песня изменилась, стала развиваться. Я не отрывала взгляда от его лица и сразу заметила это. Сперва замелькали отдельные ноты, то здесь, то там. Эта продлилась дольше, та быстро осеклась для большей выразительности и глубины. Затем появились другие аккорды, придающие печальную нотку очаровательно простому припеву. Следом пришли новые слова.
Сперва он невольно округлил глаза от удивления, пробуя на вкус изменившийся текст. Затем он улыбнулся, зажмурился и продолжил петь, откинувшись на спинку стула. Ноты плыли между нами, искушая меня и дразня. Но я с усилием держала глаза открытыми. Если я их закрою, я потеряюсь в музыке и потеряю нас обоих. Так что я смотрела на него и сдерживалась, позволяя лишь по капле сочиться потоку, в который охотно погрузилась бы с головой.
Он не был к этому готов. И я не была.
Когда та, первая песня закончилась, он отложил гитару и схватил с моего письменного стола чистый блокнот и ручку из стаканчика. Пять бесконечных минут он торопливо писал, и мое сердце билось в том же ритме, с которым его ручка чиркала по бумаге. Когда он наконец-то вновь взялся за инструмент, его глаза светились ярко и страстно, но он обливался потом, несмотря на включенный кондиционер.
"Уже хватит", - напомнила моя голова, но сердце продолжало спорить.
Этого нам не хватит никогда. Эван мог бы петь мне следующие десять лет, но я бы так и не насытилась.
Как и он. Больше никогда мы не почувствуем удовлетворенности, нам всегда будет хотеться большего.
- Ты не голоден? - Пища подкрепит его силы и отвлечет нас обоих. - Я могу приготовить бутерброды, - предложила я, а чудесное тепло внутри меня делалось меньше с каждым словом.
Через силу, одолевая сопротивление собственных ног, я было двинулась к двери, но пальцы Эвана сомкнулись на моем запястье. Он улыбался, а его взгляд пронизывал меня насквозь.
- Мне уже много месяцев не было так хорошо, Мэллори. Словно у меня есть что-то, что я могу отдать. Что-то, что я могу сказать. Позволь мне играть для тебя. Пожалуйста.
И что я могла на это ответить? Он хотел играть. А я хотела ему позволить.
- Еще одну, - сказала я и молча поклялась в том же самом.
"Еще одну, и мы прекратим".
Мы будем есть или смотреть телевизор, или я найду какой-нибудь еще способ занять его, даже если придется одну жажду вытеснить другой.
Следующая песня была болью, открытой и неукротимой. Его кровь пропитывала ноты, и я почти видела шрамы. Кем бы ни была та девушка, она причинила ему боль, и мне хотелось убить ее. Вытащить наружу то, что она могла предложить миру - чем бы оно ни являлось, и выпить ее досуха. Сломать ее за то, что она ранила его.
Собственная реакция испугала меня. Когда успела возникнуть эта связь между нами и как я это допустила?
После этой песни он не стал ничего записывать. Может, не хотел помнить или знал, что не сумеет забыть. В любом случае он принялся за следующую прежде, чем я успела встать, и я не смогла удержаться. Эту песню породило раскаяние. Его величайшее сожаление обнажилось, и мне почти стыдно было оказаться свидетельницей этого. Я плакала вместе с ним, а затем, когда его голос надломился, поцелуями стирала его слезы, прежде чем они упадут на струны и на трепещущее дерево.
Утешительные поцелуи переросли в нечто большее, более глубокое, но каким-то образом его влечение ко мне превратилось в желание с помощью новой песни показать, насколько он меня желает. Я пыталась спорить, хотя сама стремилась к тому же, но пальцы Эвана тронули струны, еще пока мы целовались. А когда я притянула его к себе и отняла гитару, он запел без нее. Мы оказались у стены, и тихий хрипловатый голос певца скользил по мне, как и жадные руки. Мне хотелось, чтобы то и другое продолжалось вечно. Я не знала, как нас остановить. Я потерялась в звуке и ощущении его, и плотская составляющая мешала мне противиться музыкальной.
Когда он вынырнул глотнуть воздуха, то схватил гитару и утянул меня за собой на пол. Он уселся передо мной, вжимаясь спиной в мою грудь, чтобы оказаться ближе, и искушение безжалостно вцепилось в меня. Моя воля дрогнула. Я покосилась на будильник и облегченно выдохнула. Два сорок пять. Энди скоро приедет. Я могу ненадолго расслабиться. Насладиться еще одной песней, пока ее нет.
Эван пел о разорванных отношениях. О некой девушке, которая понимала его и любила, но возмущалась его потребностями. Я сказала себе, что на этот раз буду просто слушать. Оставаться вовне. Но звуки кружились у меня в голове, пока не оказалось, что я уже не могу сосредоточиться на чем-то другом. Я увязла в словах, потерялась в чувствах и начала понемногу вкладываться в них, даже не понимая, что делаю. А потом я уже не вспоминала о часах.
Следующим был гнев. Ноты казались яркими алыми потеками на изнанке моих век. Горькая мелодия ранила мое сердце. Но на ее середине что-то на задворках сознания принялось изводить меня. Нечто казалось не вполне правильным. Нужно было…
Я встала и выбежала в коридор. Холодная тишина упала на меня, словно темный занавес, и, когда я рухнула на колени перед шкафчиком, в проеме встал Эван. Одной рукой он придерживался за дверной косяк и был очень бледен, но я сказала себе, что это из-за тусклого освещения. Он в порядке, иначе не смог бы так чудесно играть.
Вещь, которую я искала, хранилась в глубине шкафа, бережно установленная на специальной подставке. Я выпрямилась и предложила ее ему, словно жертву для алтаря. Она нужна была, чтобы правильно исполнить эту песню. И конечно же, одна последняя песня никому не повредит.
Эван взял из моих рук винтажный стратокастер и принялся его рассматривать, а я в это время рылась в шкафу в поисках усилителя и проводов. Мне не разрешалось касаться этой гитары - моя мать приберегала ее для особых случаев. Для истинного гения. Но Эван и был особым случаем. Моим первым. Я знала это в глубине души.
Он перебирал струны, пока я подключала провода и педаль эффектов, и его улыбка сияла так ярко, что я почти не замечала морщин вокруг рта. И на лбу. Слишком далеко еще не зашло. Ему просто нужен был отдых - вот только еще одну песню…
Эван точно знал, что делать. Скрип и вой электрогитары раскрасили комнату в цвета его гнева, хлещущего через боль в ярость, и я не могла вздохнуть. В какой-то миг зазвонил телефон, и, раздумывая, не подойти ли, я заметила, что солнце находится не с той стороны дома.
Энди запаздывала, но скоро должна была появиться. Все будет хорошо, когда она сюда доберется. В любую минуту…
С этого момента мои воспоминания смазаны. Голова у меня кружилась от мелодий. Время утратило всяческое значение, и спальня затуманилась. Только музыка оставалась четкой.
Эван стал собственной музыкой, и я познавала его через песни. Каждая нота, каждая поэтическая строфа трогала мое сердце, каждый скрипучий рифф разрывал душу. Он показал мне, о чем он мечтает и чего боится, что любит и в чем нуждается. И я пила это все. Он вкладывал себя в музыку, а музыка вливалась в меня.
Затем все внезапно прекратилось, осталось лишь тяжелое дыхание и хрип. Его лицо исказилось от боли, в горьком отражении необузданных чувств, которые он вкладывал в свою музыку. Дело было в песне. Никак иначе. Песня причинила ему боль, но рану лучше очистить. Выпустить все наружу, чтобы он мог исцелиться. Остановиться было бы хуже для нас обоих.
- Что там стучит?
Гитара чуть не выскользнула из его рук, как будто только музыка давала ему сил держать инструмент. Но мы же закончили лишь пару песен!
Я потрясла головой, пытаясь рассеять туман, но ноты подпрыгивали у меня в черепе, затмевая рассудок пугающей непостижимой красотой. Но наконец я уловила взгляд его потускневших глаз и нахмурилась. Не помню, чтобы у него раньше были такие резкие скулы.
Стук возобновился, кто-то снова и снова выкрикивал мое имя.
- Мэллори, открой!
Это Энди. Я покосилась на часы. Девять ноль восемь. Вечера? Неудивительно, что так темно.
По пути в коридор я скользнула ладонью по руке Эвана и, проходя мимо зеркала, отметила, что мои зрачки расширены до предела. Буквально. Их чернота поглотила карие радужки и подсачивалась в сетку алых вен.
Вот дерьмо! Нет. Это не могло зайти настолько далеко. Все будет в порядке. Энди все исправит.
Когда я распахнула дверь, она взглянула мне в глаза и вскрикнула, а затем протиснулась мимо меня.
- Я забыла телефон в машине, и Карл задержал меня на работе. Но я звоню тебе вот уже три часа. Я заезжала к тебе на работу и в торговый комплекс. Черт, я даже в школу заглянула.
- Я же сообщила, где буду… - Мои слова прозвучали как-то невнятно, и я озадаченно нахмурилась. - В письме?
- Нет, ты написала только, что Эван к тебе заедет. Ты не упомянула куда. Мэллори, что ты наделала?
Не дожидаясь моего ответа, она двинулась в сторону коридора.
- Мы предназначены друг для друга, Энди. Я взяла то, что у него было, и преумножила, и он напитал меня, и это было так прекрасно.
Энди обернулась ко мне, прищурившись от гнева, потом схватила меня за плечи, толкнула к стене и держала там, пока мир вертелся вокруг, а ноты танцевали в воздухе.
- Ты пьяна.
Ее голос сочился густыми, горькими каплями отвращения, но под ним пряталась зависть.
Я слышала ее. Я знаю зависть, как пчелы знают мед. Раньше я потворствовала ей и тонула в ней. Но только не в этот раз. Теперь я была полна чудесной музыки, пресыщена чистым искусством, и я достигла этого без нее. Вот почему она так сердится. На этот раз ей досталось быть замерзшей, обиженной и заброшенной.
- Черт побери, Мэллори!
Она выпустила меня, и я следом за ней вошла в свою комнату. Ее испуганный вскрик утонул в тишине.
Эван сидел, привалившись к кровати, держа гитару в тонких руках. По всему телу у него выступили вены, исчертив его, словно синяки. Скулы, казалось, грозили вот-вот прорвать кожу на лице, а глаза запали в темных кругах.
- Нет!
Я упала рядом с ним на колени и нежно взяла в ладони его лицо.
- Эван? Скажи же что-нибудь.
Он застонал, и я обернулась к Энди.
- Невозможно. Это произошло слишком быстро. Он спел всего пару песен.
- Ты полагаешь, это похоже на пару песен? - требовательно спросила она, широким жестом обеих рук обводя комнату.
Потрясенная, я встала и окинула помещение взглядом. Впервые за долгие часы я осознавала, что вижу. Повсюду валялась бумага - на полу, на столе, на кровати. Вырванные листы, блокноты, даже клейкие листочки для записей, все исчерканные строчками, словами и косыми небрежными нотами, набросанными рукой безумного композитора.
Со слезами на глазах я взглянула на Эвана, но даже сквозь слезы я увидела карандаш на полу рядом с его правой рукой. Он был сточен до огрызка.
Когда он все это успел? Я ни на миг не оставляла его и все же не заметила, чтобы он писал. Я запомнила только музыку. Блаженные ноты. Саднящие мелодии.
- Он умирает, - прошептала Энди, вытирая ладони о джинсы, будто пытаясь стереть с кожи смерть. - Ты убила его.
- Нет. - Я споткнулась, но устояла на ногах, ухватившись за книжную полку. - Эван, очнись…
Я снова упала рядом с ним на колени, и он открыл глаза. Неглубоко, с усилием вдохнул, и его грудь приподнялась.
- Что произошло? - прошептал он, и я зажмурилась.
- Скажи ему, что ты сделала, - потребовала Энди, и я вздрогнула.
Но я не могла заговорить. Поэтому она ответила вместо меня.
- Она подарила тебе гениальность. Но жизнь гения коротка, не так ли, Мэллори?
Слезы катились, обжигая мне щеки. Ее слова ранили меня так больно, что, мне казалось, я вот-вот умру. Но смотреть на Эвана было еще больнее.
- Кто ты?