Христианство тщетно пытается победить язычество - даже знатные люди, вернувшись из церкви, ставят дома блюдце молока домовому, что уж говорить о простом люде. Наследники Ярослава Мудрого погрязли в распрях, а полоцкий князь Всеслав Брячиславич начинает борьбу за восстановление древней веры своих предков!
Содержание:
Свиток первый Жребий изгоев 1
Пролог Тлеющие угли 1
Повесть первая Запах войны 8
Повесть вторая Скрепы трещат 22
Повесть третья Змея в траве 41
Эпилог Осколки 54
Словарь: 61
Примечания 63
Виктор НЕКРАС
ДАЖЬБОГОВЫ ВНУКИ
Все, что можно увидеть и взвесить, он увидел и взвесил, не ошибаясь. Впоследствии подтвердилась наибольшая часть. Но, как все люди, какого бы они ни родились ума, Всеслав не мог счесть и взвесить того, чего не было, - будущего времени. Завтрашний день берет в свою руку те же силы, какие были сегодня. Но расставляет их в иных сочетаньях.
Валентин ИВАНОВ "РУСЬ ВЕЛИКАЯ"
Свиток первый Жребий изгоев
Мы - дети любви, пропавшие в дебрях
Дремучих славянских лесов,
С крестом на груди, с повадками зверя
И с дерзостью бешеных псов.
Сергей ТРОФИМОВ
Светлой памяти Валентина Дмитриевича Иванова - с невыразимой благодарностью за его романы, с которых и начиналась моя любовь к истории
Пролог Тлеющие угли
Всеслав Брячиславич стряхнул вышитую кожаную перчатку в руки стремянному, отцепил от пояса кожаную баклагу с сытой, отхлебнул. Мёда в сыте было мало, так как он и любил. Недолюбливал полоцкий князь слишком сладкое питьё. Зато вода была чистая, ключевая, кмети расстарались для господина - ещё бы, природный кривский князь, потомок Дажьбога и Велеса.
- Скоро там Родня-то? - бросил он проводнику.
Проводник полоцкой дружине был придан от киян, чтобы Всеславля рать, не навычная к степной войне, не заблудилась средь балок и колков.
- Да вон она, княже, - ответил проводник, не преминув, однако, бросить на Всеслава косой взгляд. Не любят полоцкого князя в Росьской земле. Альбо, вернее сказать, в дружине великого князя.
Их понять можно, - усмехнулся Всеслав про себя, вспоминая невзначай слышанный разговор Изяславлих дружинных кметей.
- Всеслав…
- Слыхали, его мать от какого-то волхвованья родила…
- Да и сам-то он… чародей…
- А я слыхал - оборотень…
- А не один ли хрен!
- Это да…
Чего с христиан возьмёшь? Для них что упырь, что домовой, что сам Владыка Велес - одинаковы…
А Родню и впрямь было уже видно - островерхие пали и шатровые кровли веж упирались в пасмурно-серое осеннее небо. Всеслав с любопытством разглядывал этот город, город клятвопреступления и братоубийства, город, в котором восемь десятков лет тому Владимир Святославич (прадед!) убил старшего брата Ярополка, клятвенно пообещав ему сохранить жизнь. Ничего особенного не увидел - город как город: высокие земляные валы с рублеными городнями по гребню, серые кровли. Собственно, город этот был Всеславу и не нужен, в Родне он был проездом, но остальные русские князья, по возвращению из похода избрали Родню местом расставания.
В отворённые ворота Родни уже входила какая-то конная рать. Всеслав Брячиславич пригляделся и различил черниговские стяги.
Святослав Ярославич.
Всеслав чуть поднял руку, останавливая дружину - черниговцев было много и всё одно приходило ждать своей очереди. И обоз у Святослава Ярославича был немал - набрали зипунов черниговские кмети в походе. Да и по праву - в этом походе черниговский князь был заводилой, он же и привёл самую большую рать. Потому и славы больше всего - ему, и добыча самая большая - тоже.
Всеслав чуть усмехнулся, представив досаду великого князя - раздоры меж двумя старшими Ярославичами уже не были для него тайной. Потому он так легко и уступил Святославу, быстро овладевшему руководством над всей ратью и оттеснившему самого великого князя. Слава победителя торков Всеславу была не нужна. Как и вообще слава степной войны.
Степь.
В горьковатом дрожащем воздухе висел отчётливый запах гари и крови. Земля вздрагивала, когда проходили многосотенные конные дружины русских князей, преследуя разрозненные отряды степняков.
Больших боёв, тем более, сражений в этой войне не было - торки почти не противились, кони их ещё были слабы после зимовки, а полки растрёпаны их недавней войной с половцами. И слишком большой была рать, выставленная великим князем. Все четверо Ярославичей: Изяслав, Святослав, Всеволод и Игорь - Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск. Ростислав Владимирич - Волынь. Мстислав Изяславич - Новгород. Глеб Святославич - Тьмуторокань. Ярополк Изяславич - Ростов. И он, Всеслав Брячиславич - Полоцк.
Полоцкий князь водил в Степь пятисотенную рать. Большего войска так далеко увести было нельзя - беспокойная литва всё время тревожила межу (да и не только межу!) княжества, забираясь набегами даже и до самых Полоцка и Менска.
Соединённые дружины русских князей и ополчение донских словен, которых ныне на Руси звали "козарами", в память про то, как были они подколенниками козарских хаканов, развернулись широким полумесяцем, прижимая торческие кочевья к Днепру. Война была выиграна заранее, ещё тогда, когда она была задумана. Торческие полки, уже неоднократно до того битые половцами, рассыпались по Степи, спасая кого могли. А торческие вожди, прежде свободные бек-ханы, склонились перед мечом великого князя.
Всеслав чуть усмехнулся - была нужда лишний раз громить и без того уже разбитого ворога. Зачем? Чтобы торков сменили половцы, с которыми уже довелось столкнуться Всеволоду Ярославичу? Гораздо умнее было бы помочь торкам, чтоб они остались в Степи занозой в половецкой лапе.
Впрочем, это его мало волновало. Хотят Ярославичи громить торков - пусть их. Для его Белой Руси это мало значимо. И кривичам вообще нечего делать в Степи, у них свои "половцы" - литва. И пойдут ли Ярославичи заступаться за его кривскую землю, прикрывать её своим щитом от литвы, как он сейчас ходил с ними в Степь, на совершенно ненужную ни ему, ни кривской земле, ни Руси вообще войну - Велес знает.
Так же мыслили и гридни - Всеслав знал, что думает и про что говорит старшая дружина.
И что поразительно - ещё до похода то же самое говорил ему в Полоцке матёрый боярин, полоцкий тысяцкий, Бронибор Гюрятич, на которого он, Всеслав, нынче оставил Полоцк и всю кривскую землю.
- Мне, княже Всеслав, нет никакой разницы, кто там, на юге, в Киеве сидит на столе великокняжьем, - рассудительно говорил старый полоцкий тысяцкий Бронибор. - Да и не мне одному, всему боярству кривскому, пожалуй. Нас дела юга не касаются, у нас свои, кривские занозы.
Всеслав молча слушал, понимая, что Бронибор сейчас говорит вовасе не от себя, раз уж про всё кривское боярство упомянул. Стыл на столе забытый кубок с горячим сбитнем, князь жадно вцепился взглядом в лицо тысяцкого, полускрытое в тени от жагры на стене - пламя дрожало от сквозняка, и тень рвано колыхалась, то открывая крупный прямой нос боярина и клок бороды с шевелящимися губами, то снова пряча всё лицо целиком, и тогда только угадывались в тени очертания высокого лба и могучих усов.
- Нам свой господин нужен, природный, кривский, и никого опричь тебя кривская земля на свой стол не примет. И биться мы будем за то, чтобы киянин с юга над нашей землёй не началовал, на то и отец твой жизнь положил, и дед, и прабабка. Здесь тебе князем быть, Всеславе Брячиславич, не на юге - для киян ты чужак. Боярство на Горе тебя не примет. И беды здешние тебе решеть, не южные.
- Чего ж раньше мне про такое не говорил, Брониборе Гюрятич, - с весёлым удивлением спросил Всеслав, вспомнив, наконец про кубок и отхлёбывая остывший сбитень.
- Время не пришло, княже, - Бронибор глянул сумрачно. - Ныне ты в самом возрасте, когда большие дела совершают. Пришло время весь Север в руках своих совокупить.
Родненский терем был невелик - никто и никогда не рассчитывал, что в городе остановятся разом девять князей с дружинами. В небольшом городке враз стало многолюдно. И в тереме даже для князей было выделено всего лишь по маленькому тесному хорому. И за дверями, в соседнем со Всеславлим хороме ночевало не меньше десятка кметей.
Своих.
Полочан.
Пир закончился около полуночи - из Родни дороги князей расходились, хотя основная рать и дальше продолжала идти вместе. Всеволод от Родни поворачивал на восход, к Переяславлю, Ростислав - на закат, на Волынь. Святослав тоже у Родни переходил на Левобережье. Великий князь же и до Родни шёл наособицу.
Невелика любовь меж князьями-братьями, - думал весело Всеслав, раздеваясь ко сну. Вот и сегодняшний пир… больше на поминки походил, чем на радость. Ему же, полоцкому князю, печалиться не с чего - будь Ярославичи как един кулак, недолго было бы ему ждать того, что сгонят со стола… на Витебск альбо уж скорее Изяславль, чтобы без стола не оставлять.
Но войны не миновать и при нынешнем раскладе…
Всеславу вдруг вспомнились отцовы предсмертные слова - он их помнил и нынче, шестнадцать лет спустя. Тогда он с дюжиной кметей, разбрызгивая воду из луж и швыряя из-под копыт ошметья густой липкой грязи, подскакал к городовым воротам Полоцка. Сторожевые вои шагнули было навстречь, скрещивая копья, но тут же расступились, признав в переднем всаднике княжича. Не задерживаясь, Всеслав с кметями влетел в ворота, вихрем промчал по посаду, распугивая случайных встречных. Градские вжимались в заплоты, провожали взглядами забрызганных грязью всадников.
Всеслав прыгнул с седла, бросил поводья подбежавшему дворовому слуге и ринул вверх по ступеням, разбрызгивая грязь с сапог. Строенный ещё полсотни лет тому покойным дедом Изяславом да прабабкой Рогнедой княжий терем не скрипнул ни одной ступенькой - навыкло дерево к своему княжичу…
Навстречь бросился кто-то из дворовых. Всеслав оборотился, сжав зубы, но сдержался, признав своего пестуна - гридня Бреня. Не дворовый…
- Ну?! - бросил княжич коротко.
- Жив, - так же коротко ответил пестун.
- Веди, наставниче.
Отец был жив, хоть и встать с постели навстречь Всеславу не смог - подлая немочь уже в третий раз за последние полгода приковала полоцкого князя к постели.
- Здравствуй, Всеславе…
- Здравствуй, отче, - княжич припал лбом к холодеющей руке.
- Поднимись, - негромко, но властно велел Брячислав. От такого негромкого повеления, бывало, в иные времена кони шарахались. Теперь от могучего княжьего голоса только одёнки остались, но и того достало, чтоб сына встряхнуть. Княжич поднял голову. - Сядь.
Всеслав придвинул столец, поднялся и сел.
- Отче… - начал было он, губы запрыгали. Отворотился, унимая слёзы.
- Покинь! - велел князь, морщась, словно от кислого. - Не сепети, не баба. Дело слушай.
- Да, батюшка, - княжич сглотнул, утёр слёзы. Тряхнул головой, отгоняя навалившуюся стыдную слабость. И впрямь, не баба, скоро и воин уже! - Говори.
- Я думаю, ты слышал байки про то, будто твоя мать родила тебя от волхвования… - Брячислав трудно закашлялся, сплюнул в подставленный княжичем платок. Дверь чуть приотворилась, просунулась просительно чья-то голова, княжич свирепо зыркнул в ту сторону взглядом, и голова мгновенно исчезла. Всеслав не поспел разглядеть, кто это был - должно быть, кто-то из теремной челяди.
Наушники епископли.
- Слышал, - подавленно прошептал княжич. Неуж отец сейчас скажет, что это правда?
- Верил? - требовательно просипел князь.
- Нет, - как можно твёрже отверг Всеслав.
- Правильно, - отец снова кашлянул, но от нового приступа кашля сдержался. - И никогда не верь. Бабьи сплётки.
Он перевёл дыхание - в груди свистело, словно гудок играл скомороший.
- Они… они там болтают, будто ты, как Волх Славьич, от самого Велеса рождённый… - Брячислав криво усмехнулся. - Не верь. В рубашке ты родился, то верно. Так ведун от той рубашки кусочек засушил и велел тебе, не снимая, на шее носить.
Княжич невольно схватился рукой за кожаную ладанку с тиснёным Велесовым знаменом. Сколько себя помнил, столько она на шее и висела. А когда спрашивал - для чего да зачем, отец всегда отвечал - будет время, узнаешь. Пришло время, стало быть.
- Да, - чуть заметно кивнул князь. - Это она.
Всеслав ощутил лёгкое разочарование. Он никогда до конца не верил в слухи о своём рождении, но всё-таки… что-то свербело на душе, хотелось необычного. Все мы в отрочестве мечтаем о необычном.
Отец бросил на него косой взгляд:
- Волхвования не было… но не всё просто в твоём рождении…
Княжич вскинул глаза.
- Я тебе не рассказывал… У меня сыновей, опричь тебя… сам знаешь, нету. Когда твоя мать покойная во второй раз родила девку… я ведуна позвал.
Всеслав затаил дыхание.
- Ведун порчи никакой не нашёл, заговоры, какие надо, прочитал… - князь захрипел, отдышался и продолжил. - А на следующий год… ты родился. Отсюда слух и пошёл…
Княжич нетерпеливо кивнул - понимаю, мол.
- Есть и иное, - тускло сказал отец. - Никогда не бывает дыма без огня. Наклонись ко мне. Ближе.
От князя шёл лёгкий, чуть кисловатый запах старческой немощи, схожий с запахом старого воска. А ведь не стар ещё совсем отец, - подумал Всеслав невольно. Горячее дыхание Брячислава почти обжигало ухо.
- Ты уже не мальчик, должен понять… - свистящим шёпотом сказал князь. - Когда я был с твоей матерью… когда она тебя понесла… словно кто-то могучий был во мне. Чей-то дух, какая-то сила…
Всеслав приподнял голову, внимательно поглядел отцу в глаза - вблизь, в упор.
- Отче…
- Молчи! - отец зажмурился. - Я никогда не говорил и не скажу, что ты - не мой сын! Моя кровь! Ты во всём на меня схож! Но был тогда кто-то ещё… во мне. Его дух теперь в тебе. Смекай сам, Всеславе…
- Чей? - спросил Всеслав помертвелыми губами, невольно затаив дыхание.
- Когда ты родился, я на охоте был, - Брячислав открыл глаза, глянул на сына слезящимся взглядом. - Случилось там со мной… нечто… Видел я настоящего Сильного Зверя, прямого потомка самого Велеса.
- Ты же христианин, отче, - неосторожно укорил княжич. Не сдержался. И тут же прикусил язык. Отец не обиделся.
- Да какие мы христиане, - насмешливо ответил он. - Сколько в нас того христианства? Так… шелуха луковая…
- И… что?.. - недоверчиво спросил Всеслав.
- Верь, - хрипло возразил отец. - Ты избран богами. Ты отмечен самим Велесом!
Помолчали несколько мгновений.
- Потому я и не стал тебя крестить, хоть епископ и настаивал, - закончил князь.
- Я должен восстановить старую веру? - требовательно спросил княжич, неотступно глядя в глаза Брячиславу.
Князь долго молчал.
- Отче?! - чуть испуганно и вместе с тем вопросительно.
- Я не знаю, - ответил, наконец, Брячислав. - Может быть. Решай сам. С волхвами поговори. Сердце своё слушай - если ты и впрямь Велесом избран, поймёшь.
Князь снова замолк. И опять надолго.
- Может, уже и поздно. Надо было тогда ещё помочь Святополку… Как следует помочь, не так, как я помогал…
- Как?! - поразился Всеслав. - Так он же… братоубийца! Хуже Владимира!
- Грек болтал? Епископ? - криво усмехнулся князь. - Не верь. Это Ярослав их убил. Я - знаю!
- Откуда? - впору было челюсть подвязывать, чтоб не отвисала. Отец же только опять криво усмехнулся и повторил:
- Знаю. И ты - знай. И не жалей. По их вере - грехи отцов падут на детей… до седьмого колена…
- А ты…
- А я - со Святополком был, да! И к Любечу шёл, ему на помощь, да не поспел. До сих пор жалко… А после… сробел. Выжидал. Оборонялся. Ждал всё, когда Святополк на север пойдёт. Тогда, мол… Да и возревновал, пожалуй, к нему… А теперь, наверное, уже поздно. Тогда! Тогда ещё можно было всё поворотить иначе… Ныне… на одну нашу кривскую землю надежда… последняя надежда…
Отец смолк, горячечно дыша. Опять сплюнул - липкая, тягучая слюна потекла по подбородку. Всеслав утёр слюну, отбросил безнадёжно испачканный вышитый плат.
Мысли мешались, скакали испуганными зайцами - слишком много нового, неведомого прежде для княжича, сегодня открыл ему отец. Всеслав словно стоял перед отверстой бездной, на дне которой был ответ - кто он и что должен в жизни совершить.
Дверь снова отворилась, просунулась голова в чёрном монашеском клобуке. Лицо его при виде Всеслава скривилось, монах открыл было рот, но наткнулся на вмиг оледенелый взгляд княжича и захлопнул дверь.
- Ждут, вороны, - процедил неприязненно Всеслав. - Не терпится…
Полоцкий князь Брячислав Изяславич умер в ту же ночь. Умер тихо, почти не приходя в память.
В тайну своего рождения Всеслав поверил сразу. И во всё иное - тоже. Не стал бы князь Брячислав врать своему сыну и наследнику на смертном ложе. Не в его духе, да и незачем.
Предчувствие скорой войны вновь охватило полоцкого князя - весь этот поход, казалось, был пропитан этим предчувствием. Постоянные ссоры старших Ярославичей - это только один из признаков. Игорь Ярославич, младший из четверых братьев болен невесть чем, в дуб глядит - и кому его стол достанется?
По старшинству-то Ростиславу Владимиричу надлежит. Да только отец-то его, Владимир Ярославич, уже лет восемь как умер, на великом стол не побывав. И сейчас Ростислав - изгой, не имеющий права на великий стол. И из княжьей лествицы выпадает. Однако же Ярославичи, невесть для чего уже поставили Ростислава в один ряд с собой, дав ему вслед за Игорем волынский стол и позволив питать несбыточные, по мнению Всеслава, надежды. Ярославичи тут, так же как и с торками, сами роют себе яму.
Ростислав и будет тем камнем, швырнутым в омут, возмутившим спокойствие болота, тем камнем, от которого пойдут волны.
С войны, кою вели меж собой наследники Владимира Святославича, ныне минуло едва тридцать шесть лет. Одно поколение. У многих эта война ещё на памяти, хотя люди за время правления Ярослава уже привыкли к миру.
Но спокойствие это - показное. Как угли под пеплом, тлеют непогашенные, нерешённые угрозы. И нужен только приток свежего воздуха, чтобы угли полыхнули бушующим пламенем.
После поражения Святополка война стихла, застыла в неустойчивом равновесии, хотя было ясно, что это ненадолго, и что скоро это равновесие взорвётся новой большой войной.
Оставалось только понять - когда?
И Всеслав Брячиславич знал - скоро.
Горько сознавать, что именно тебе доведётся быть главным смутьяном, и то, что не именно ты первым нарушишь спокойствие - утешение слабое.
Слабое, княже Всеслав.
Но ты не можешь иначе. Ты, потомок Дажьбога, человек с духом Велеса.