Глава 8. Дорога
Мы выехали в путь едва горизонт окрасился алым. Мы – это я, Керк – посыльный и Орт – охранник. Я был спокоен и не мог понять с чего это мои сопровождающие так волнуются. А на них просто лица не было. Орт – как человек бывалый, старался этого не показывать, но Керк исходил семью потами и зеленел едва разговор заходил о цели нашей поездки. По моим подсчетам дорогу мы одолели бы дней за пять. Сегодняшнюю ночь нам предстояло провести в резиденции барона Трима.
Этот день не запомнился мне ничем кроме пыли и топота копыт.
Под вечер мы остановились перед огромными металическими воротами вмурованными в каменную стену. Из сторожки вышел согбенный старик и прихрамывая направился к нам, подсвечивая себе путь фонарем. Остановившись по ту сторону забора, он окинул нас проницательным взглядом. Разглядев цвет моей мантии он на миг остолбенел, затем уважительно поклонился.
– Мы ждали вас, монсеньор! Не сочтите за дерзость, но могу ли я попросить показать вверительные грамоты?
Я необычайно устал и мне хотелось побыстрее лечь спать. Кивнув старику я протянул ему свиток. Лицо старика просветлело. Пробежавшись по тексту взглядом он кивнул и отпер ворота.
– Добро пожаловать в резиденцию Мирта Трима!
В комнате которую мне выделили было тепло и уютно. Хозяин поместья был само великодушие. Встретив нас на пороге дома он рассыпался в комплиментах, осведомился о том как прошла дорога и предложил ужин. Однако я и мои спутники предпочли побыстрее устроиться на ночлег. Нам выделили три комнаты, но, почему-то в разных концах поместья.
Мои веки были тяжелы словно свинцовые пластины. Казалось, стоит им лишь коснуться друг друга, как я провалюсь в сон. Именно в момент их соприкосновения я и услышал как кто-то прошептал.
" Господи, помоги нам!"
Глава 9. Непослушание
В тот вечер перед "комнатой наказаний", расположенной на верхушке тоненькой башенки, собралось довольно много народу. Все волновались, перешептывались. Некоторые, как и я, были здесь впервые. Другие, "бывалые", выглядели пободрее, однако, их взгляд не предвещал ничего хорошего. В толпе я заметил маленькую фигурку Мара, как оказалось он тоже попал под раздачу.
Все таки, вдвоем намного легче побороть волнение чем поодиночке. Шло время, а проповедника все не было. Мы с другом немного успокоились и одновременно подумали "А так ли уж необходимо добровольно идти на заклание?". Ни Мар, ни я не были религиозными, (что странно учитывая условия в которых мы росли), и посему в ад для непослушных детей не верили.
– Послушай, друг – шепнул коротышка, – пойдем-ка отсюда. У нас ведь есть неотложные дела! Мне, например, помолиться надо.
Я согласно кивнул. У меня были большие сомнения в том, что проповедник запомнил всех, кому назначил наказание. Осторожно обогнув толпу мы спустились по лестнице. Краем глаза я заметил темный силуэт и едва не вскрикнул, когда перед нами вдруг выросла сестра Рут. Переглянувшись с Маром я увидел в его глазах такое же отчаяние которое настигло меня самого. В самом деле, никто из нас не подумал о том, что выход из башни находиться под охраной.
Взглянув в холодные, цвета стали, глаза сестры Рут, я понял, что хорошего нам ждать не стоит.
И был чертовски прав…
Глава 10. Пленник
Шепот шел из ниоткуда и эхом отбивался в висках. Схватив свечу, стоящую у изголовья кровати я накинул на себя мантию и вышел в коридор. Я знал, что тот, чьи мысли я учуял не представлял для меня опасности. Бояться следовало другого.
Я шагал бесшумно. Словно акула, учуявшая запах крови я кружил по незнакомому поместью, подбираясь все ближе к цели. Вскоре я оказался перед обитой железом дверью. Шепот в моей голове усилился. Кто-то молился, неимоверно искренне, истово. Я знал в каких случаях звучит подобная молитва. Я искал смертника.
Дверь открылась с едва слышным стоном, открыв моим глазам лестницу круто уходящую вниз. Шепот усилился, теперь он звучал не только в моей голове, но и отбивался от каменых стен превращаясь в тихое шипение.
Спускаясь по лестнице я старался ни о чем не думать. Пламя свечи то и дело вздрагивало, заставляя меня замедлять шаг. Уж что-что, а перспектива выбираться из этого подземелья наощупь меня вовсе не радовала.
Наконец ступени закончились. Ступив на выскобленный каменный пол я огляделся. Свеча выхватила из темноты высокий стол на каменных ножках и инструменты рядами висевшие на стене. Я узнал их сразу, все-таки орудия пытки я встречал чаще чем хотел бы. Краем глаза я заметил движение и подошел поближе. Нагой, одноногий человек с невероятно длинными волосами забился в угол комнаты и дрожал от страха.
– Кто ты такой? – спросил я и голос мой звучал твердо.
Несчастный затрясся еще сильнее. Окровавленная повязка на его обрубке ходила ходуном, то и дело норовя спасть. Однако вскоре калека немного успокоился и после того как я повторил вопрос, устремил на меня умоляющий взгляд.
– Пожалуйста, господин – прошамкал он, открывая беззубый рот, – освободи меня. Умоляю! – с этими словами он подполз ко мне и вцепился в край мантии. – Не позволяй ему меня сожрать!
Глава 11. Подвал
В каменном мешке, куда нас поместили вместе с Маром было холодно и тоскливо. По стенам то и дело стекали капельки воды, иногда мы слышали пищание крыс. Не было даже окон чтобы определить время суток. Первое время мы старались подбодрить друг друга рассказами. Теперь же, просто лежали на сырых тюфяках вдоль стены и безучасно смотрели в потолок. Иногда тишину нарушало бурчание наших животов. Судя по моим ощущениям прошло уже несколько дней. Иногда нам приносили еду. Немного.
Мне казалось, будто я схожу с ума. Медленно перебирая в памяти свою жизнь, я постепенно дошел до момента рождения и вспомнил то, чего вспоминать не следовало. От сырости подвала ноги сводило судорогой, а Мар то и дело заходился сухим рыкающим кашлем.
Наконец, когда я снова устремился мыслями в прошлое, дверь отворилась. На пороге стояла сестра Рут. В ее глазах лучилось торжество.
– Я надеюсь вы усвоили урок? – пророкотала она и окинула нас самодовольным взглядом. – Пройдемте, вам надлежит принести господину проповеднику публичные извинения.
Еще не до конца отойдя от грез я замотал головой и отвернулся. Краем глаза я заметил недоумение на лице Мара. Затем услышал его тихий, то и дело прерываемый кашлем голос.
– Я готов извиниться, сестра.
Я услышал его сопение совсем рядом с собой.
– Ну, пойдем, друг! – умоляюще протянул он над моим ухом, – Я прошу тебя, вставай!
– Скорее, мальчишка! – рявкнула сестра Рут, – Если он хочет гнить здесь – это его право.
Я услышал шаги, всхлпывания Мара и визг закрывающейся двери.
Теперь я остался один.
Глава 12. Разговор
Калека сидел безучасно глядя перед собой. Его оживление столь быстро сменилось апатией, что я оторопел. После нескольких безуспешных попыток его разговорить, я присел на узкую деревянную скамеечку и сосредоточился. Ни мыслей, ни ощущений. Внутри черепа бедняги царила пустота.
Я услышал как мой вздох отразился от стен и постепенно затих. Придеться сосредоточиться.
Яркий солнечный свет. Я чувствую запах выпечки, который доноситься с кухни. Передо мной стоит колодка, я замахиваюсь и со свистом опускаю топор. До меня долетает цокот копыт. Повернувшись я вижу троих всадников, одетых в серые одежды.
Выдох…
Вдох…
Сосредоточиться…
Моя жена кричит, зовет на помощь. Один из ублюдков держит ее и пытается связать. Двое подходят ко мне, замахиваются хлыстами. Они быстры, но я успеваю метнуть топор. Кровь… Предсмертный хрип…
Удар обрушивается мне на голову, переворачивая мир вверх тормашками. В глазах темнеет. Когда пелена спадает с глаз, я уже связан. Слышу стоны моей жены. Резкий, отрывистый крик дочери. Мой крик.
Темнота…
Я со вздохом откинулся назад, почувствовал как моего затылка коснулась холодная твердь стены. Калека жалобно застонал и начал елозить по полу ногами. Его обрубок то и дело ударялся об пол оставляя на нем кровавые отпечатки. Мне стало его жаль. Но, тем не менее, я должен был продолжить.
Вдох
Выдох …
Вдох…
Темнота и шипение. Кто-то стоит надо мной, черный силует лишенный лица. Он наклоняется и я узнаю его широкое, одутловатое лицо. Мой барон, мастер Трим смотрит на меня не скрывая злобы. Его широко открытые глаза источают ненависть, которой я не видел ни разу в жизни. Надув щеки он плюет мне в лицо.
Адская головная боль.
Вдох…
В комнату входит громадина в черном капюшоне. По красной повязке у него на поясе я сразу узнаю палача. Мирт окидывает меня долгим презрительным взором и уходит. Я и пыточных дел мастер какое-то время молчим. Палач, словно примеряясь, кружит вокруг меня, я же – не свожу с него глаз. Наконец, не выдержав, я задаю вопрос.
– Что с моей семьей?
Вместо ответа палач подходит ближе и зажав мне нос, заставляет выпить что-то из маленькой грязной бутылки. Страх притупляется. Сняв со стены топор палач замахивается…
Кровь…
Боль…
Я застонал и прикрыл глаза. Калека сидел на полу и с любопытством смотрел на меня. Было так тихо, что я слышал биение своего сердца. Резкий звук проворачивающихся дверных петель заставил меня вздрогнуть. Калека застонал и забился в угол, всхлипывая и содрогаясь всем телом.
Повернувшись к двери я увидел искаженное удивлением лицо барона.
Затем на нем отразился страх.
Глава 13. Перемены
Из заключения меня выпустили спустя месяц. Выпустили не потому, что я просил или извинялся. Нет. Не выпусти они меня и одним трупом стало бы больше.
Мар умер за неделю до моего освобождения. Пневмония…
Подойдя к зеркалу я долго всматривался в узкое, незнакомое лицо. Глаза глубоко запали, вокруг них расплылись темно синие круги. Из под кожи проступила паутина вен. Но это было не важно. Основные изменения произошли внутри меня.
В каменном мешке, без солнца, без общения я начал прислушиваться к себе. Однажды, ворочаясь на сыром тюфяке, я заметил, что слышу кого-то еще. Ничего не значащие фразы, словно обрывки мыслей доносились из ниоткуда. Кто-то размышлял о том, насколько тоскливо сидеть целыми днями, прерываясь на небольшие прогулки… о том, как сильно болит зуб… что будет сегодня на ужин. Незаметно для себя самого я погрузился в эти мысли, вслушался в них…
И растворился…
За время заключения я открыл в себе то, о чем и не подозревал. Не скажу, будто мне это не нравилось, но и слишком радоваться я не спешил.
Выйдя на волю я прислушался к тем кто меня окружал. И чем больше я слышал, тем явственнее ощущал как внутри меня нарастает гнев. Я чувствовал, что ложь, витающая вокруг, рано или поздно приведет к катастрофе. И, однажды, я взорвался.
Глава 14. Разговор
Трим стоял на месте тяжело дыша. Его налитые кровью глаза перебегали с меня на калеку. На широком, бычьем лбу вздулись вены. Все это, вкупе с неярким светом свечи производило ужасающее впечатление.
Мне не приходилось даже настраиваться на него или напрягаться. Его мысли, словно волны набегали на меня, окуная с головой в пену ментального прибоя.
Ему было страшно. А еще он злился.
Мысли барона менялись с ужасающей быстротой. Виселица… Суд… Убийство… Помощники… Инквизитор… Убийство… Улики… Убийство… Инквизитор…
В то время, как в голове Трима зрел план моего устранения, я не сводил с него глаз. Медленно, стараясь двигаться как можно незаметнее я пошевелил плечами оценивая свои силы. Возможно излишняя предосторожность, но предусмотрительность никому еще не вредила. Я был уверен, что трусость Трима победит его страх, однако, тут, как с загнанной в угол крысой, нельзя наперед предугадать как поведет себя обреченный зверек.
Мысли барона замедлились, лицо изменило цвет с багрового на серый. Разжался кулак, и короткие толстые пальцы указали на всхлипывающего калеку.
– Оставь, Инквизитор. – голос был властным и холодным. Я невольно восхитился тому как быстро он взял себя в руки, – То, что здесь происходит, находиться в пределах моих полномочий. Если тебе интересно, я введу тебя в курс дела, но немного позднее. А сейчас, будь добр, ступай в свою комнату. Нам с ним нужно поговорить.
Я не сдвинулся с места.
– Да как смеешь ты, барон, указывать мне что делать! – мой голос звучал громко и власно.
Трим ухмыльнулся, хотя в его глазах я увидел невыразимую грусть.
– Не забывай, Инквизитор – ты лишь гость на моей земле. А в пути случается всякое…
В это время за спиной барона шевельнулась тень, и вперед выступил здоровенный детина в накинутом на голову капюшоне. Я заметил как блеснуло в тусклом свете лезвие топора.
На какое-то время стало совсем тихо.
Затем тишину прорезал крик.
Часть 2
Глава 1. Разум и сердце
Однажды, тогда мне уже исполнилось тринадцать, после того как мы умылись и помолились, всех детей собрали в просторной аудитории. Було несколько шумно, и я заметил с каким неодобрением поглядывали на нас сестры снующие вдоль стен. Наконец, дверь комнаты распахнулась и внутрь вошла мать-настоятельница. За ней семенил невысокий щуплый человек одетый в яркие одежды. В аудитории мгновено стало тише и мать-настоятельница представила нам своего спутника. Им оказался сам кардинал. По рядам пронеслись восторженные вздохи. Мне показалось, будто я один оказался равнодушен к сану гостя.
Кардинал окинув присутствующих проницательным взглядом, сделал рукой неопределенное движение матери-настоятельнице, и та безропотно отошла к стене, где и застыла молчаливой статуей с горящими глазами. Пройдя вдоль первых рядов скамеек своим забавным семенящим шагом, он начал проповедовать. Его голос, неожиданно сильный для такого тщедушного человека, словно паутина обволакивал все вокруг, заставляя соглашаться со всем что будет сказано. Не из-за вескости доводов, а из-за силы звучащей в голосе.
Первые несколько минут я, вместе со всеми погрузился в пучину восхищения и умиротворения. Однако, переведя взгляд с лица кардинала на моих соседей по скамье, я осознал, что точно так-же как и они попался в сети. Восторг и щенячая радость застывшая на их лицах, мне пришлась не по душе.
Мучительно стащив с себя воображаемый полог сотканный кардиналом, я постарался обдумать его слова. Тогда же, я ощутил, насколько сложен конфликт, о котором нам день и ночь твердили сестры. Конфликт разума и сердца.
Как утопичны были картины нарисованные епископом. Всеведущий и справедливый Бог, добрые, но обманутые люди. Книжка которая учит правильно думать и поступать. И обязательное воздаяние после смерти.
И сердце пело, заходилось от восторга. Пускалось в пляс. Все было так просто и так понятно.
Вот только разум этому не верил.
Я вдруг поймал себя на мысли, что слышу все это, должно быть уже тысячный раз. Проповеди этого маленького человечка не привносили ровным счетом ничего нового, повторяя то, чему нас учили сестры. Лишь его голос заставлял поверить. Тогда я впервые задумался о том, как просто, порой, обмануть человека, лишь рассказав ему сказку.
А кардинал все распалялся. Его голос уже гремел под сводами зала, мешая думать, заполняя все вокруг. Я перестал фокусироваться на голосе и всмотрелся в лицо этого невзрачного человека. Лицо выражало полнейшее спокойствие и убежденность в собственных словах. Тогда я заглянул глубже… И закричал от увиденного.
Кардинал и сестры уставились на меня как на умалишенного, но мне было все равно. Вскочив с места я побежал к выходу, но путь мне преградила настоятельница.
– Немедленно вернись на место, негодник! – прошептала она косясь на кардинала. – Не позорь нас!
В ответ я замотал головой и попытался проскользнуть к выходу, однако настоятельница была настороже и мои попытки не увенчались успехом.
– В чем дело, дитя? – спросил кардинал, подходя ближе, – Неужели тебя так напугали мои разговоры о страшном суде?
И снова я замотал головой, а кардинал продолжал настаивать.
– Так, что же, мальчик? Что тебя расстроило? – его голос превратился в елей, однако меня он больше не завораживал. Наоборот, меня от него тошнило. Посмотрев вокруг, я увидел встревоженные лица монахинь, вспомнил их мысли и ощутил ярость.
– Расскажи мне, что тебя расстроило? – Кардинал был совсем близко. Я вскинул голову и встретившись с ним глазами процедил, медленно, словно выдавливая яд.
– Меня расстроило то, что вы – лицемер! – я услышал как ахнули монашки и увидел как расширились от удивления глаза кардинала, – Вы красиво говорите о самопожертвовании и благочестии, но предаетесь разврату и продаете веру за деньги! То, что вы делаете с такими как я – чудовищно! – всхлипнул я и ощутил как из глаз брызнули слезы.
Белый как полотно кардинал перевел потрясенный взгляд на настоятельницу и едва слышно прошептал.
– Кажется, этому мальчику не место в обители Божьей…
Уже к вечеру я оказался на улице.
Глава 2. Разговор
Калека кричал, судорожно тряся обрубком ноги. Его кадык ходил вверх вниз по тощей шее, глаза, полные ужаса, перебегали с палача на барона, с барона на меня и с меня на палача. В его визгливом, испуганном крике едва удавалось различать слова.
– О, Господи! … нет… снова… убей… – по щекам калеки градом катились слезы. – Лучше убей меня!!!
Барон едва удостоил его взглядом, в его глазах сверкнуло бешенство.
– Заткнись! – прошипел он. – Мы еще не закончили.
Палач нетерпеливо переминался с ноги на ногу, перекидывая топор из одной руки в другую. По его лицу было видно, что не будь меня здесь – бедняга уже давно лишился бы и второй ноги.
– В чем его вина? – спросил я тем голосом, которым зачитывал приговор. Я видел как пошатнулась барон. Отступив на пол шага назад он резко вскинул голову и встретился со мной взглядом. И глядя в эти пылающие ненавистью глаза я понял, что победить в этой схватке мне будет нелегко.
– Этот человек обвиняется в том… – голос слегка дрогнул, но барон тотчас же взял себя в руки и продолжил ровно и твердо, – Он обвиняется в похищении баронессы Трим, моей дочери… – Эти слова словно-бы лишили барона сил, его взгляд потух, руки как плети свисали вдоль тела.
Несколько минут назад, глядя на этого самоуверенного, яростного человека, я ни за что бы не подумал, что он способен любить. Теперь, присмотревшись к нему я понял, что ошибался. Ярость и гнев – вот основные эмоции барона, и любил он также – яростно и самоотверженно.
Подумав, что мы закончили, палач сделал было шаг по направлению к калеке, однако я преградил ему путь.
– Выйди! – приказал я, и палач пятясь покинул комнату провожаемый удивленным взглядом барона. – А теперь поговорим!