Беседовать с Геей было на удивление просто. Наверняка тут играла роль и нетрадиционность выбора ею Божественного Облика: каким-то неуловимым образом все подводило к восприятию Геи как Земной Матери. В ее присутствии человек чувствовал себя как дома. Все, что он так долго держал в себе, теперь можно было вытащить, обнажить - причем доверие все возрастало по мере разговора. У нее был тот талант, какой непременно нужно иметь всем приличным педагогам и родителям. Она прекрасно слушала и - мало того - ясно давала понять, что понимает. В ее слушании совсем не обязательно мелькало сочувствие, не было там и безотчетной привязанности. Крис вовсе не чувствовал себя фаворитом богини или даже лицом, вызывающим ее особое участие. Но он был ей интересен - и интересно ей было его несчастье.
Крис задумался, а не слишком ли все это лично, раз он проецирует все свои надежды на эту рыхлую старуху. Тем не менее, по ходу разговора он беззастенчиво перед нею плакался и не считал нужным искать себе оправдания.
Он редко на нее поглядывал. Глаза его просто блуждали, попадая то на чье-то лицо, то на кубок, то на ковер - но на самом деле ничего этого не видя.
Наконец, Крис сказал все, что намеревался. Никаких достоверных сведений о том, что должно последовать дальше, у него не было. Люди, возвращавшиеся исцеленными, в своих интервью подозрительно туманно высказывались о тех шести месяцах, что следовали после аудиенции. Ни под каким нажимом говорить об этом они не желали.
Гея какое-то время смотрела на экран, затем отхлебнула из своего бокала на тонкой ножке.
- Чудесно, - сказала она. - То же самое мне передавала и Валторна. Будь уверен, я досконально тебя обследовала, понимаю твое состояние и могу гарантировать, что исцеление возможно. Не только для тебя, разумеется, но и для…
- Простите, но как вы меня обследовали, если…
- Не перебивай. Вернемся к нашей сделке. Это именно сделка, причем тебе она может и не понравиться. Там, в посольстве, Валторна задала тебе вопрос, и ты на него не ответил. Мне интересно, обдумывал ли ты его с тех пор и нашел ли ответ.
Крис напряженно задумался - и вдруг вспомнил проблему двух детей, привязанных к рельсам перед приближающимся поездом.
- Да это не так уж и важно, - признала Гея. - Зато интересно. Я вижу здесь два ответа. Один для богов, другой для людей. Так ты об этом задумывался?
- Да, кажется.
- Ну и что ты родил?
Вздохнув, Крис решил ответить чистосердечно.
- Пожалуй, вероятнее всего… если бы я попытался освободить обоих, то наверняка бы погиб, освобождая второго. Не знаю, которого я освободил бы первым. Но если бы я освободил одного, то неизбежно должен был бы попытаться освободить и второго.
- И погибнуть. - Гея кивнула. - Это человеческий ответ. Вы, люди, без конца так делаете - лезете на сук, чтобы освободить своего сородича. Ну а сук, понятное дело, ломается. Десять спасателей гибнут, пытаясь отыскать одного заблудившегося засранца. Жуткая арифметика. Хотя она, конечно, не всеобща. Многие люди просто стояли бы и смотрели, как поезд давит обоих детишек. - Тут она с прищуром на него посмотрела. - Так что бы ты все-таки сделал?
- Не знаю. Не могу до конца честно сказать, что пожертвовал бы собой.
- Ну а ответ богов прост. Любой бог спокойно дал бы им умереть. Иначе говоря, жизни отдельных личностей значения не имеют. Когда сознаешь все, даже падение какого-нибудь воробушка с ветки, уже не стараешься это падение предотвратить. Природа жизни такова, что все твари смертны. Я вовсе не жду, чтобы тебе это понравилось, чтобы ты это одобрил или чтобы ты с этим согласился. Я просто излагаю свою позицию. Понятно?
- Кажется да. Не уверен. Гея махнула рукой.
- Еще раз. Мне не важно, одобришь ты это или нет. Просто ты должен понять, как работает моя вселенная.
- Это я понимаю.
- Вот и славно. Хотя я не настолько бесстрастна. Немногие боги абсолютно бесстрастны. Будь там какая-нибудь последующая жизнь - которой, между прочим, нет ни в моей теогонии, ни в вашей, - я, пожалуй, склонна была бы вознаградить парнишку, который бросился бы на рельсы и погиб, спасая этих детей. Я взяла бы этого обалдуя в Рай, если бы таковой существовал. Но, к несчастью… - с кислым видом богиня опять махнула рукой - … ближе, чем сюда, ни до какого Рая добраться невозможно. Я не делаю никаких широковещательных заявлений - это место мало чем отличается от любого другого. Разве что жратва здесь вкусная. Но если мне приглянулся кто-то за то, что он проделал, я вознаграждаю его в этой жизни. Сечешь?
- Да, я внимательно слушаю. Рассмеявшись, Гея потянулась и шлепнула Криса по колену.
- Вот это мне нравится. Поехали дальше. За так я ничего не даю. Но ничего и не продаю. Исцеление предоставляется за некие заслуги. Валторна передавала мне, что ты пока еще не сделал ничего такого, чем бы заслужить исцеление. Подумай хорошенько.
- Не уверен, что знаю, что вам от меня нужно.
- Ну, если бы дело происходило на Земле, все следовало бы задокументировать. Изобретение устройства для спасения жизни, заложение основ новой достойной философии. Жертвование собой ради другого. Ты не смотрел "Что за чудная жизнь!" Франка Капры? Нет? Ну стыд и срам. И как это вы, люди, пренебрегаете классикой ради прихотей толпы и популярных дешевок? Главный герой в этой истории совершил нечто, способное его возвысить. Но это не зафиксировали в документах, а раз он вряд ли смог бы доставить пару автобусов с надежными свидетелями ко мне, чтобы все это дело подтвердить, то удача ему не светила. Понимаю, очень скверно - но по-другому я не могу. Тебе в голову так ничего и не пришло?
Крис помотал головой, в которую явно ничего не пришло.
- Свершил ты что-нибудь эдакое после разговора с Валторной?
- Нет. Ничего. Наверное, все мои мысли были сосредоточены на моем несчастье. Пожалуй, мне стоит за это извиниться.
- Нет нужды, нет нужды. На хрена мне твои извинения? Теперь к делу. Штука, понимаешь ли, в том, что я имею дело только с героями. Если хочешь, можешь считать, что я веду себя по-снобистски с вами, однодневками, и что где-то мне надо провести границу. Я могла бы использовать в качестве мерила богатство, и тогда ты столкнулся бы с еще худшей проблемой, чем теперь. Поверь, разбогатеть куда труднее, чем сделаться героем.
В прежние времена я бы и разговаривать с тобой не стала. Тебе пришлось бы вначале доказать, что ты герой. В те дни проверочка была проще простого. Для существ со свободной волей лифт был закрыт. Если кто-то хотел меня видеть, ему приходилось взбираться по спице - 600 километров по вертикали. Любой, кому это удавалось, по определению считался героем. Ну а кому не удавалось, тоже считался героем. Только мертвым.
Но с тех пор как я стала целительницей для рода человеческого, я пересмотрела этот план. Некоторые люди, нуждающиеся в исцелении, так слабы, что им и из постели-то не выбраться. Дураку понятно, что драконов они убивать не могут, но есть и другие способы доказать свою ценность. Теперь и они получили свой шанс. Можешь думать об этом как о минимальной уступке, сделанной человеческим представлениям о честной игре. Хотя, понятное дело, никакой честности и никакого благородства я со своей стороны гарантировать не могу. Просто пользуйся шансом - и абзац.
- Это я тоже понимаю.
- Ну так бери ноги в руки. Пока у тебя есть задача, можешь ее решать. А когда станешь достоин моего внимания, возвращайся. - Но она пока еще от него не отвернулась.
- А чего вы от меня хотите?
Она села прямее и принялась постукивать кончиками пальцев по коленям. Не пальцы, подумал Крис, а сосиски - сплошь усеянные кольцами, которые почти утопали в жире.
- Первое. Ни хрена я от тебя не хочу. Катись домой и забудь обо всем. Второе. Самое простое. Вернись на обод и вскарабкайся сюда по спице. Тут у тебя один шанс из тридцати. Третье. - Она бросила загибать пальцы и обвела своей лапой рассевшихся вокруг людей. - Присоединяйся к пирушке. Кути, развлекайся, и я вечно буду поддерживать в тебе здоровье. Вся эта публика прибыла сюда так же, как и ты. Они решили сыграть в беспроигрышную игру. Здесь куча фильмов и, как я уже говорила, классная жратва. Хотя, надо признаться, очень высок процент самоубийств.
Крис впервые со всем вниманием огляделся. И сразу представил себе, что из этого выйдет. Несколько пирующих уже и на людей-то не походили. Просто сидели, таращась на громадный экран, - тупые наблюдатели, из которых, подобно смрадным водам Стикса, так и сочилась депрессия.
- Четвертое. Отправляйся вниз и что-нибудь такое соверши. Возвращайся ко мне героем, и я не только исцелю тебя, но и дам земным врачам рекомендации, которые позволят им вылечить семьдесят три человека с тем же недугом, что и у тебя.
Вот теперь все. Черта подведена. Теперь дело за тобой. Прыгнешь ли ты на рельсы - или будешь стоять и смотреть, пока кто-то сделает это за тебя? Эта публика тоже надеется, что придет кто-нибудь похрабрее их и с тем же недугом. У одного парнишки, между прочим, то же, что и у тебя. Вон у того, с голодными глазами. Если ты отправишься вниз - жить или умереть - то сможешь стать его спасителем. Или можешь присоединиться к нему и ждать, пока прибудет еще какая-нибудь дубина стоеросовая.
Взглянув на мужчину, Крис был потрясен. Голодные глаза - вот точное описание. Одни голодные глаза. На одно жуткое мгновение Крис представил себя рядом с этим несчастным.
- Но чего же ты, черт возьми, от меня хочешь? - простонал Крис. - Хоть намекни, что ли!
Он чувствовал, что Гея стремительно теряет к нему интерес. Глаза ее блуждали по мелькающим на экране образам. И все же она еще один, последний, раз к нему повернулась.
- Там, внизу, миллион квадратных километров всего, чего душе угодно. Там такая география, какой тебе в жизни не представить. На вершине стеклянной горы лежит алмаз размером с сотню твоих грязных задниц. Принеси мне этот алмаз. Есть там живущие в страшном угнетении племена - рабы низменных тварей с глазами красными и горячими как уголья. Освободи их. По всему моему ободу рассеяны сто пятьдесят драконов, причем все разные. Убей хоть одного. Там живут тысячи неправых, которых нужно наставить на путь истинный. Там мириады препятствий, чтобы преодолеть, мириады беспомощных, чтобы спасти. Советую тебе выступить в поход по моим внутренностям. К тому времени, как ты вернешься туда, откуда начал, твое рвение, могу гарантировать, множество раз подвергнется хорошей проверке.
Решить ты должен сейчас. Этот парнишка с горящими глазами и семьдесят два человека на Земле ждут твоего решения. Они крепко-накрепко привязаны к железнодорожным рельсам. От тебя зависит, спасутся они или нет. Может статься, и ты начнешь понимать, что тебе самому спастись не удастся. Но даже если ты погибнешь, твоя смерть тоже чему-то послужит.
Ну так как? Заказывай выпивку - или катись отсюда ко всем чертям!
ГЛАВА VIII
Летунья
Робин умела не только ножками сучить. Не зря она провела последние двенадцать лет изгнанницей в верхних ярусах Ковена. Но эмоционально она сейчас как раз ножками сучила.
Предполагалось, что кто-то проводит ее обратно к лифту, но Робин быстро отделалась от сопровождающей. Подобное букашке среди слонов, она торопливо кружила среди монументов.
Какие же все-таки нелепости! И они должны были произвести на нее впечатление? Ну, если пустая трата времени и сил производит впечатление, то она этим впечатлением, безусловно, полна до краев.
Соборы. Чечеточники. Жирная, непристойная тварь, выдающая себя за Великую Матерь, окруженная несчетной толпой грязных лизоблюдов. И что на закуску?
Геройство.
Робин смачно харкнула куда-то в сторону Нотр-Дам.
Чего ради хотеть ей спасения двадцати шести незнакомцев? Одним из них, несомненно, был ее отец. Гея сообщила ей это - и получила в ответ безразличие. Робин так же мало волновало отцовство, как цены на бирже.
Никто ничего не получает за так, сказала тогда Гея. А как насчет этих двадцати шести засранцев, которые рассчитывают, что Робин станет искать себе гнусную, недостойную смерть? Все ее существо восставало против этой идеи. Будь хоть один тот страдалец из Ковена, она призвала бы небо и землю себе на помощь. Но помогать посторонним?
С самого начала это была пустая затея! И какой теперь смысл умножать ошибки? Остаться ли среди этой жалкой своры подхалимов? Такого вопроса вообще не стояло. То же самое касалось и предложенной Геей игры. Робин должна вернуться на родину и жить так, как предписала Великая Матерь.
Наконец она нашла лифт и вошла. Неудачная конструкция, решила она, не найдя никаких поручней. На стенке было всего две кнопки - одна помечена как "Рай", другая - "вниз!" Робин треснула кулаком по второй и подняла руки, чтобы не влететь в потолок, если лифт рванет слишком быстро. Ожидая этого, она не очень испугалась, когда ноги вдруг оторвались от пола. Пролетело пустое мгновение - и Робин поняла, что потолок-то вовсе не приближается. Наоборот - он даже неторопливо удалялся. Она посмотрела вниз.
И увидела свои ботинки. А в шестистах километрах под ними - Нокс, Полночное море.
Время вдруг поползло как улитка. Робин ощутила, как адреналин бешено накачивается в ее жилы и ввергает ее в лихорадочное состояние. Перед глазами проносились разные образы - мимолетные и все же полные деталей. Воздух был превосходен. Она вдруг почувствовала в себе свежие силы и притянула к себе руки и ноги, вдруг ставшие бесконечно далекими. Затем Робин впала в прострацию, когда страх и отчаяние угрожали начисто ее стереть.
Она продолжала тонуть, изрыгая ругательства и исступленно визжа. До стен было не дотянуться - а потом они вообще ушли наверх. Кабина лифта казалась все уменьшающимся светлым квадратиком.
Вычисления свои Робин начала вовсе не в надежде, что ответ вернет ее в ряды живущих. Нет, в сотнях километрах внизу она уже видела свою смерть. Просто ей хотелось узнать - сколько секунд? Минут? А может, остались еще целые часы жизни?
Ковенское воспитание было большим подспорьем. Робин знала о центробежном движении, могла работать над этой задачей куда с большей готовностью, чем если бы пришлось иметь дело с гравитацией. Робин никогда не бывала в сколько-нибудь значительном гравитационном поле.
Она начала со всем известного параметра, а именно - с одной сороковой жэ - гравитации, распространенной по всей ступице. Когда под ней открылся пол лифта, она начала падать со скоростью в одну четверть метра в секунду. Но при таких темпах она особенно не ускорится. Движущееся тело в крутящемся объекте падает не по радиальной линии, а скорее, склонно двигаться против направления вращения. Соответственно, если смотреть снаружи, она станет двигаться по прямой, пока колесо будет под ней вращаться. Ее направленное вниз ускорение вначале будет очень невелико. И только когда она наберет значительную боковую скорость, темп ее падения начнет существенно увеличиваться, что она ощутит как ветер, задувающий от направления, противоположного вращению.
Робин торопливо огляделась. Ветер уже дул порядочный. Она даже разглядела верхушки деревьев, растущих из вертикальной стены спицы. Вот он, значит, знаменитый горизонтальный лес Геи. Вращайся Гея как-нибудь иначе, Робин разбилась бы уже через считанные секунды или минуты. А так, поскольку полет ее начался невдалеке от стены, у нее еще оставалось какое-то время.
Несколько упрощенных вычислений она вполне могла сделать. Главной помехой тут служило незнание точного атмосферного давления на Гее. Робин где-то читала, что оно достаточно высокое - что-то около двух атмосфер на ободе. Но с какой скоростью оно падает по мере приближения к ступице? Дышать там можно было вполне свободно, воздух нигде не становился очень уж разреженным - так что вполне допустимо было предположить, что в ступице одна атмосфера.
Странным утешением оказалось для Робин погружение в математику. Ей ничего не стоило начать все заново, хотя она и была уверена в тщетности всего проекта. Она продолжала вычисления, желая поточнее узнать, когда же все-таки смерть ее одолеет. Очень важно умереть как надо. Как подобает. И, покрепче ухватившись за сумку с Нацей, она все начала снова.
Однако ответ ее не удовлетворил. Она попробовала опять. Третий ответ с двумя предыдущими не совпал. Выведя среднее, она получила цифру в пятьдесят девять минут до столкновения. Добавочным параметром была ее скорость при ударе. Триста километров в час.
Она падала спиной к ветру. Но, раз она двигалась и к ободу, и к приближающейся стене, тело ее находилось под небольшим углом. Ступица находилась не точно под ногами. А удаляющаяся стена казалась ей не вполне вертикальной. Робин опять огляделась.
Дух захватывало. Как жаль, что ей так трудно оценить эту красоту.
Целый Ковен, если швырнуть его с того места, откуда стартовала она, показался бы консервной банкой, падающей по дымоходу. Спица Реи представляла собой полую трубку с расширением на нижнем конце, сплошь заросшую деревьями, рядом с которыми показалась бы карлицей самая громадная секвойя. Деревья, укореняясь в стенах, тянулись наружу. Робин уже не могла различить даже самые крупные из них как отдельные растения - внутренние стены вокруг нее казались ровным морем темнеющей зелени. Весь интерьер освещался двумя вертикальными рядами иллюминаторов, если такое название подходило для дыр по меньшей мере один километр в диаметре.
Робин вывернула шею, обращая лицо к потоку ветра. Нокс уже казался заметно ближе. Но теперь на глаза попалось что-то еще, в самом верху.
Наконец, Робин поняла. Это же тросы Реи. Они крепились на островах в Полночном море и возносились вертикально вверх, пока не сплетались в грандиозную косичку у основания спицы.
Она должна, должна их увидеть. Тросы были прямо перед ней, приближаясь с каждой секундой.
- О Великая Матерь, услышь меня! - Робин кое-как пробормотала первое предсмертное заклинание, не в силах отвести глаз от того, что казалось несущейся ей навстречу мрачной стеной. Еще казалось - трос вращается будто барбарисовый шест, но так было из-за ее стремительного продвижения мимо витых жил.
Целая минута потребовалась Робин, чтобы пронестись мимо тросов. При самом ближайшем приближении она даже прижала руку к правому боку, боясь задеть трос - хотя на самом деле он наверняка был значительно дальше. Пролетев мимо, она снова выгнулась в воздухе и наблюдала, как проклятая штуковина от нее удаляется.
Один час казался не слишком большим сроком. Хотя, конечно, никакой человек оставаться столько времени в абсолютном ужасе наверняка не сможет. Робин подумала, может быть, с ней что-то не так - ибо страха она больше не испытывала. Еще до приближения к тросам, она почувствовала какой-то странный покой, который ее окутывает, и страшно обрадовалась. Есть сладостное умиротворение, когда знаешь, что смерть уже точно придет, что она будет быстрой и безболезненной. Когда понимаешь, что ничего уже не остаться, кроме как, хватаясь за воздух и обливаясь холодным потом, на все лады проклинать судьбу.
Вечно полет длиться не мог. Но почему бы ему не продлиться хотя бы еще минут двадцать?
Робин скользила взад и вперед по колее меж страхом и обреченностью. Знания, что ничего не можешь поделать, всегда недостаточно. Робин хотела жить, но жизнь ей не светила - и не было у нее слов, чтобы выразить всю свою скорбь от этого тягостного понимания.