- Да, я знаю это, - ответил Гаррисон. - Но у меня такое чувство, что вы и полковник.., ну, что вы не были солдафонами и палачами.
- Одно скажу, мы были отличными солдатами, - ответил Кених. - Что касается того, были мы хорошими или плохими людьми, - как вы это назвали? - скажем так, полковник и я не получали удовольствия от наших обязанностей. И это правда. К счастью, полковник Шредер был действующим командиром, фактически мы постоянно были в зоне боевых действий то на одном фронте, то на другом. По-моему, это было наказанием ему. Видите ли, он происходит из очень плохой семьи.
На липе Гаррисона появилось замешательство.
- То есть?
- Его дедушкой был генерал первой мировой войны граф Макс фон Зунденберг. А бабушка была еврейкой!
Гаррисон усмехнулся и немного отпил из стакана.
- Это могло бы объяснить его уклонение от уплаты налогов, а? - затем усмешка исчезла с его липа. Он сделал еще глоток. - Это очень дешевый бренди.
- Но вы любите его.
- Да, это так. Я провел два года на Кипре в звании младшего капрала и едва ли мог позволить себе пить что-то другое. Можно сказать, что как пьющий человек я был воспитан на очень плохом бренди! Мы, младшие капралы, обычно пили двухзвездочные "Хаггипавлу". Галон этого пойла можно было купить за пару фунтов.
- Я знаю, - от души рассмеялся Кених. - Именно поэтому я заказал самый плохой бренди в этом ресторанчике. Специально для вас.
Гаррисон попробовал еду - мясо в пряном соусе с грибами. На мгновение он улыбнулся, затем нахмурился. Его красивая бровь изогнулась, когда он повернул свои черные стекла в сторону немца. - Вы хорошо выполнили домашнее задание, Вилли Кених. Что вы еще знаете обо мне?
- Почти все. Я знаю, что вам нелегко жилось, когда вы были мальчиком, и что, кажется, вы стойко прошли через это. Я также знаю, что с этого времени вам не будет так трудно.
- Значит благодарность вашего полковника больше, чем просто вежливость?
- Вежливость? Он обязан вам своей жизнью. Я обязан вам его жизнью! и жизнью его жены, и жизнью Генриха, его сына. Вы заплатили зрением. Да, это более, чем просто вежливость...
- Мне ничего не надо от него.
- Тогда вы глупец, потому что он может дать вам все, - мгновение Кених пристально рассматривал свое отражение в темных овалах очков Гаррисона. - Почти все.
* * *
Их третья остановка была в какой-то гостинице на горной дороге. Там они выпили пива и облегчились перед последним этапом своего путешествия. К этому времени Гаррисон чувствовал себя в компании Кениха очень уверенно, но он устал. Он ослабил галстук, расстегнул куртку и, откинувшись, дремал на заднем сидении, а огромный немец вел машину и мурлыкал в такт приятной музыке, доносившейся из радио.
Он еще дремал, когда они прибыли на место. Был ранний вечер, и где-то совсем близко слышался смех. Поднялся холодный бриз и принес сосновый запах, сладко разлившийся в горном воздухе. Слышались звуки всплесков и крики подбадривания: "Плыви, плыви!" из открытого бассейна с подогревом.
Выбравшись из машины, Гаррисон подтянул галстук, застегнул на все пуговицы форменную куртку и опять вручил себя заботам Кениха. Ему не вернули палку, а провели в здание, в лифт, по коридору и ввели в комнату.
Это был долгий день, долгий, как восемь месяцев. Он запомнил, как Кених сказал: "Спокойной ночи!" и добавил что-то о приятном завтрашнем дне.
Гаррисон нашел кровать и с радостью опустился на нее, снова ослабляя галстук и расстегивая китель. Он сбросил начищенные до блеска ботинки и задал себе вопрос, так ли они были блестящи, как бывали прежде. Хотя, какая разница?
Затем, как раз перед тем, как он уснул.., какая-то девушка с нежным голосом принесла ему стаканчик бренди, от которого ему еще больше захотелось спать. Девушка помогла ему справиться с одеждой, обращаясь с ним, как с младенцем. Нежно, словно могла повредить, она накрыла его прохладными простынями.
А затем...
* * *
- Доброе утро, - произнес все тот же нежный голос - голос той девушки. В нем слышался легкий немецкий акцент.
Гаррисон открыл глаза (он всегда делал так, автоматически реагируя на пробуждение) и услышал изумленное дыхание девушки. Он сразу же закрыл глаза и пошарил рукой в поисках темных очков - "наглазников", как мысленно называл их. Как будто было недостаточно просто быть слепым, его глаза выглядели теперь особенно ужасно: совершенно белые и без зрачков. Ища на ощупь наглазники, молодой человек понял, что лежит совершенно голый, наверное во сне он сбросил простыни.
Найдя наглазники на прикроватной тумбочке, Гаррисон надел их и открыл пересохший рот, чтобы сказать что-нибудь резкое.., и проглотил слова, готовые вот-вот сорваться с языка. Девушка все еще была там, не двигаясь, она могла только наблюдать за ним. Он чувствовал ее присутствие, ее любопытство и его раздражение превратилось в ответное любопытство. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда его захватили врасплох.
Очень хорошо, если ей нравится созерцать его обнаженное тело...
Он откинулся на подушку и непринужденно положил руки под голову. Само действие - сознательный показ себя, бесстыдная нагота - возбуждали его. Он потянулся вниз и тихонько похлопал свою восставшую плоть.
- Доброе утро, - ответил он. - Красавец, не правда ли?
- Пожалуй, да. - Она придвинулась ближе. - Ты не собираешься вставать? Или, может быть, хочешь позавтракать в постели?
Гаррисон усмехнулся.
- А это что, предложение? - спросил он. Теперь он напрягся частично от того, что хотел писать, а частично - от могучего эротического присутствия этой девушки. По тону ее голоса можно было бы заключить, что она была не меньше его взволнована как созерцанием его наготы, так и его восставшей плоти. Но, с другой стороны, должна ли она? Она раздела его, ведь так? Он почесал живот и поинтересовался, какими именно были обязанности девушки.
- Все, что угодно, - сказала она и села на кровать так, что до нее можно было дотронуться. Гаррисон протянул руку и тронул ее бедро. Ладонь коснулась ее ноги, а пальцы - кромки шорт. Он улыбнулся ей. Секундой позже, после того как он не убрал руку, девушка взяла ее и переместила на его живот. Сразу после этого она отдернула свою руку и вскочила на ноги.
- Ой! - почти задохнувшись, вскрикнула она. - Ты - голый!
Гаррисон не мог сдержать смех.
- Господи! Хочешь сказать, что только заметила?
- Ну, да, - ответила она с негодованием. - Не думаешь ли ты, что ты единственный в мире... Правда поразила его, как удар грома.
- Слепой! - закончил он за нее.
- Да, - сказала она. - Я - слепая. Гаррисон перегнулся через край кровати, нашел свои простыни и накрылся. Затем он снова засмеялся, но на этот раз гораздо громче.
- А что в этом смешного? - сказала она холодно.
- Послушай, извини, - ответил он. Когда я думал, что ты могла видеть меня, то притворился, что не возражаю против этого, - он снова засмеялся. - А когда узнал, что ты слепая, я накрылся простыней!
- Не понимаю, - сказала она.
- Я тоже, - он засмеялся опять, затем быстро посерьезнел. - Присядешь? Как тебя зовут?
- Я - Вики, - ответила она, снова опускаясь на край кровати.
Он сел и взял ее лицо в руки. Это было небольшое, как у эльфа, лицо, уши - маленькие, волосы зачесаны назад и спадают на плечи. Слегка раскосые глаза. Гладкая кожа. Высокие скулы. Маленький нос. Дерзкий маленький рот.
- У тебя сексуальное лицо, Вики, - сказал он.
- Да? - она взяла его за руки. - И это значит, что меня можно трогать руками? А я при этом должна быть довольной?
- Это доставляет мне удовольствие, - ответил он честно.
Она отпустила его руки и встала.
- Тебе надо одеться, - сказала она. - И идти завтракать.
- О'кей, - ответил он, - помоги мне одеться.
- Не буду! Пижама на стуле около кровати, а за дверью висит халат. С какой стати я буду помогать тебе? Разве ты не умеешь одеваться сам?
- Насколько я помню, именно ты раздела меня.
На мгновение воцарилась тишина, затем девушка захихикала.
- Не я. Но, кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Итак, ты думаешь, что я - твоя личная маленькая нимфа?
Гаррисон почувствовал себя глупо. Ведь знал же он, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Э, постойте, я...
- Я принесла тебе выпить, - рассказывала она ему. - Разговаривала с тобой, немного поправила подушку. А раздела тебя няня, не я.
- Господи, - произнес Гаррисон.
- Вилли Кених предупредил меня насчет тебя, - произнесла она довольно сухим тоном. - Он сказал, что ты, должно быть, один из тех слепых людей, кто меньше всего испытывает от этого затруднение, по крайней мере среди тех, кого он когда-либо встречал. Фактически он даже не уверен, что до тебя вообще дошло, что ты слеп!
- Господи! - опять сказал Гаррисон. - Слушай, я...
- Сиди смирно, - засмеялась девушка, склоняясь над ним. - Теперь моя очередь, - ее пальцы тепло прикоснулись к его липу. - А ты - красивый мальчик, - чуть погодя сказала она. - Но всего лишь мальчик.
- Да? А ты, надо полагать, светская женщина? Послушай, я принадлежу сам себе, мне двадцать один год, бывший солдат - или, вернее, скоро стану им. Если бы ты узнала меня получше, то не называла бы меня мальчиком.
- Я на пять лет старше тебя, - сказала она. - Слепа с пятнадцати лет и, возможно, знаю больше тебя о жизни.
Повинуясь порыву, Гаррисон поцеловал ее пальцы, когда они коснулись его губ. На вкус они, были сладкие.
- Твои груди излучают тепло мне прямо в лицо, - сказал он и сразу же услышал, как участилось ее дыхание.
- Ты слишком скор, чтобы понравиться мне, Ричард Гаррисон, - ответила Вики. Она отступила на шаг и бросила ему пижаму, которая обернулась вокруг его головы. - Поторопись, я покажу тебе, где ванная, и, когда ты умоешься, мы пойдем вниз. Побриться и одеться ты сможешь позже Как ты скоро поймешь, жизнь здесь размеренная и очень приятная. Но так как прислуги немного, то важно соблюдать распорядок дня, а ты опаздываешь к завтраку.
- Только ответь, - сказал он, расправляя пижаму и одеваясь. - Почему ты тяжело дышала, когда будила меня? Ты сказала, доброе утро, а затем тяжело задышала. И именно поэтому я подумал, что ты видишь. Я подумал, что, возможно, ты увидела мои глаза, а может, что я голый.
Она провела его к двери, слегка подтолкнула к ванне, поверхность которой была гладкой и округлой, и прикрыла за ним дверь.
- Ну, так? - обратился он через дверь.
- Ах, это, - произнесла она отстранение. - Это всего лишь из-за того, что я запуталась в твоих простынях на полу и чуть не упала.
- Там были все мои простыни?
- Похоже, что все.
- Так все же ты знала, что я голый?
- Да, пожалуй, знала, но...
- Да?
- Ну, ты выяснишь это для себя довольно скоро. Если уже не знаешь. Видишь ли, это одна из трудностей, когда ты слеп, - не впасть в забвение. Маленькие вещицы приводят тебя в замешательство, ну, там, столкнешься с кем-нибудь или опрокинешь чашку. А большие вещи - ты их просто не видишь!
Гаррисон усмехнулся, нашел кран и пустил воду в ванну.
- Благодари Бога за то, что можешь осязать, слышать и чувствовать вкус и запах, - крикнул он.
- А я так и делаю! - ответил она. - Я благодарю его каждый день.
Он сел на унитаз помочиться, чтобы не попасть мимо. Шум воды из крана заглушал его собственное журчание.
- Это не совсем то, что я хотел сказать, - произнес он. - Я имел в виду, что хотя и не могу видеть тебя, но по крайней мере могу ощутить тебя, узнать, какой у тебя вкус и запах. И звук твоего голоса.
- Да? А кто сказал, что ты можешь иметь все эти удовольствия?
- А кто может помешать мне? - спросил он. - Я почувствовал твой запах, прикоснулся к твоему липу, услышал, как ты говоришь, и узнал вкус твоих пальцев. И...
- И теперь ты хочешь узнать всю комбинацию в целом? Да? Или, возможно, с некоторыми вариациями для полноты картины?
- Пожалуй, что так.
- Мне кажется, Вилли Кених прав, - произнесла она. - Ты едва ли понимаешь, насколько тяжело твое увечье. И я повторяю, ты очень скорый мальчик, Ричард Гаррисон.
- Да нет, - ответил он, выходя из ванной. - Но это так, как ты сказала. Когда ты слеп, одна из трудностей - это неуверенность. Но на самом деле слепота дает много компенсаций.
Гаррисон нашел ее талию, притянул девушку к себе и поцеловал. Она не носила бюстгалтера, и через футболку ее груди, горячие и твердые, прижались к его груди. Через какое-то время она стала отвечать на поцелуй, затем резко задышала и, когда его рука нашла ее грудь, отстранилась, удерживая его на расстоянии вытянутой руки.
- Слишком скор, - повторила она. Но ее голос охрип.
Неохотно он позволил отвести себя к двери и справился с халатом, висящим там. Затем Вики отвела его вниз.
Завтрак был обильным, английским (таким, какими обычно бывают английские завтраки) и отлично приготовленным. Он был сервирован в комнате, где по крайней мере одна стена была огромным окном, выходящим на восток. Гарри-сон с наслаждением почувствовал ласку солнечных лучей на лице и руках. Более того, он обнаружил настоящий аппетит, - то, чего ему не хватало прежде, хотя он этого и не понимал. Он отдал должное сосискам, бекону, яйцам и томатам, за этим последовали кофе и тосты с мармеладом. В этот момент в комнату вошел Кених.
До сих пор Гаррисон и Вики были предоставлены сами себе, а с тех пор как они оба пришли к пониманию, что должно неизбежно случиться, никто из них не считал нужным много говорить. Пространство между ними было напряжено, как всегда происходит между будущими любовниками.
Поэтому появление Кениха было чем-то вроде вторжения. Он ничего не сказал, но Гаррисон слышал, как открылась и закрылась дверь, и распознал уверенную походку другого человека, несмотря на то, что на полу столовой лежал дорогой толстый, пушистый ковер. Когда Кених подошел к столу, слепой капрал вздохнул и отставил свою тарелку.
- Доброе утро, Вилли, - сказал он. - Почему бы вам не присесть? В кофейнике еще много кофе, если хотите.
- Доброе утро, сэр, - ответил Кених. - И благодарю, я уже поел. Вообще-то, сэр, я принес вам новую одежду. Я пришел, чтобы помочь вам примерить ее. Она более подходит для этой прекрасной погоды, которой мы все наслаждаемся.
Это был совсем другой Кених, и Гаррисон не был до конца уверен, что правильно понял его.
- В чем дело, Вилли? Почему так резко?
- Совсем нет, сэр, просто с уважением, - было странно слышать эти, такие английские слова, произносимые Кенихом с сильным немецким акцентом.
Гаррисон допил кофе и встал. Теперь напряженность из воздуха исчезла, и Вики казалась далекой, потерянной в пространстве и темноте. Почти в панике Гаррисон повернулся в ее сторону.
- Вики, ты здесь? Я хочу сказать...
- Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, я здесь. Хочешь поплавать со мной перед ленчем?
Он снова почувствовал себя приободренным.
- Я непрочь, - ответил он.
Кених попытался поддержать его за локоть, но Гаррисон не обратил на него внимания. При выходе из комнаты он сбил маленький столик и, ударившись о дверь, энергично чертыхнулся, но так, чтобы Вики не слышала. Кених схватил его за руки железной хваткой.
- Ричард, - сказал немец. - Раздражение здесь неуместно. Оно из-за того, что я был резок с вами? Это вы считаете, что я резкий. Но я так не считаю. Ты должен понять, что я здесь - слуга. Разве недостаточно, что мы - друзья. Вики - тоже друг, но я называю ее "мадам". Возможно, однажды наши дороги разойдутся, но сейчас.., кроме того, из-за своего раздражения ты потерял координацию.
Гаррисон сжал зубы и, не шевелясь, смотрел в темноту, откуда раздавался голос немца. Раздражение медленно уходило из него.
- Конечно, ты прав. Это было грубо с моей стороны. Я взбеленился из-за пустяка. Ревность, наверное.
- О?
- Да. Ты можешь видеть ее, а я не могу.
- Вы не так уж и взбеленились, - сказал Кених, - и, определенно, не ревновали. Похоже, просто расстроились. Немного нервничали. Этого и следовало ожидать. Но вот увидите, сегодня к вечеру вы хорошенько отдохнете и будете чувствовать себя непринужденно. Теперь нам надо вас побрить...
- Я могу сам справиться с этим.
- ., и одеть...
- Я и с этим отлично справлюсь.
- Я должен показать вам дом и окрестности.
- Показать мне? - фыркнул Гаррисон.
- Горечь? От вас? Я могу показать вам, описав их, ведь так? Ну, не огорчайтесь, Ричард, просто доверьтесь мне. Если вы не будете мешать, то дела наладятся. Ну, а теперь мы все такие же друзья?
Хмурость Гаррисона потихоньку испарялась. Он усмехнулся, но получилось криво.
- Черт, думаю, что да.
Затем без всякого дальнейшего протеста Гаррисон позволил отвести себя обратно в комнату. Кроме того, на сей раз он запомнил этот путь. Никогда больше он не позволит снова отвести себя...