– Да ничего особенного! Когда он в сто первый раз задал мне вопрос, на который я уже сто раз перед этим ответил, я не выдержал и запустил в него табуреткой. И направился в каюту, которую мне отвели. Но ваши орлы меня в коридоре повязали…
Капитан скудно улыбнулся:
– Ты, помнится, требовал связи со своим шефом?
Ник немного смешался:
– Да…
– Терминал там, – капитан указал на небольшой пульт в одном из шести углов каюты. – Вперед!
Ник взглянул на часы, прикинул, что в Англии сейчас около одиннадцати утра, встал, прошел к пульту, уселся и набрал в адресной строке вызов шефу. Питеру Шредеру.
Ответила заместительница – рыжая английская леди средних лет. Долорес Хиллхардт. Тоже светило эмбриомеханики мировой величины, тетка въедливая и строгая, но ничуть не вредная.
– Ник? – она даже обрадовалась. – Тебя уже отпустили эти кабинетные крючкотворы?
– К сожалению, нет, мадам. Скажите, я могу поговорить с шефом?
– Вообще-то он занят. У тебя что, проблемы, малыш?
– Откровенно говоря, да.
– Жди, – отрезала Долорес и пропала из кубического экрана.
Спустя минуту экран переключился, и из пространства над пультом на Ника взглянул шеф.
– Здравствуй, Ник. Я рад, что с тобой все в порядке. Я уже посмотрел твои отчеты – проблему с валлоидным синтезом мы действительно прошляпили. Ты молодец. Жаль, что тебе не удалось довести работу до конца.
– Спасибо, шеф, – от души поблагодарил Ник.
– Я слышал, у тебя какие-то проблемы с контактерами?
– Не то слово, шеф! Я ведь нарушил пункт три седьмой главы наставления… А до того, что мне при этом разворотили всю рабочую площадку, угробили все зародыши и выросшие механы, что сам я вынужден был спасаться на дереве – до этого им дела нет. Кстати, я арестован.
– Арестован? – брови Шредера сошлись над переносицей. – С какой стати?
– Да все с той же.
– Так! Ты на "Калахари"?
– Да.
– Побудь на связи. Кстати, откуда ты меня вызвал?
– Из капитанской каюты. Капитан был настолько любезен, что предоставил мне эту возможность.
Ник покосился на капитана – тот невозмутимо сидел в кресле и глядел в какой-то пестрый журнал.
– А… Тогда можешь не висеть на связи. Я все утрясу и сам вызову "Калахари". Сиди тихо и на рожон не лезь. Понял?
– Понял, шеф! – с воодушевлением заверил Никита. – Жду!
Он отключился и встал.
– Капитан! Честное слово – офицеры вроде вас заставляют думать о военных как о людях, а не как о солдафонах. Огромное вам спасибо!
Капитан, казалось, не обратил на его слова никакого внимания. Он отложил журнал в сторону, потер переносицу и, словно бы куда-то в сторону, сказал:
– Из-под стражи я тебя освободить не могу, сам понимаешь. Лучшее, что тебе сейчас можно предпринять – это тихо засесть в каюте. Поэтому я тебе объявляю капитанский арест. Бессрочный. Учти, без моей санкции Градиленко тебя оттуда вытащить не сможет. А когда твой шеф все утрясет – я арест сниму.
– Спасибо, капитан! – благодарности Ника не было предела.
– Конвой! – капитан обернулся к пульту.
На пульте неусыпно мигал глазок громкой связи.
– Кстати, – капитан словно бы вспомнил что-то и подошел к встроенному в переборку шкафу. Отвел в сторону дверцу, взял что-то продолговатое, замотанное в камуфлированную тряпицу. – Это, не иначе, твое?
Он осторожно развернул тряпицу, и Ник увидел свое ружье. Изрядно погнутое и слегка покореженное, но Ник узнал его даже таким.
– Мое…
– У тебя есть вкус, парень. Мои ребята его подобрали… Если б его нашел этот гриб, тебе бы пришили еще и статью о передаче аборигенам техногенных изделий из запрещенного реестра.
Ник судорожно сглотнул.
– Уляжется все – получишь обратно. Его еще можно починить.
– Спасибо, капитан.
Капитан спрятал ружье в шкаф, а в дверь как раз постучалась охрана.
– Сэр! – молодецки рявкнул давешний сержант.
– Поместить его под капитанский арест! – приказал капитан. – Без моей санкции не допускать никого. Повторяю: никого, включая офицеров корабля и гражданских лиц с любыми полномочиями. Местом содержания назначаю выделенную ему каюту. У каюты выставить удвоенную стражу, наряд назначить по распорядку. Выполняйте!
– Есть, сэр!
Сержант качнул головой, приглашая (или веля?) вытряхиваться из каюты.
На пороге Ник хотел еще раз поблагодарить, но столкнувшись со взглядом капитана, проглотил готовую уже вырваться фразу и молча зашагал прочь следом за сержантом. Чуть поотстав от Ника, шествовали два десантника с лучеметами.
"Поздравляю, Ник, – сказал Капранов сам себе. – Теперь ты дважды арестован".
В каюте он с некоторым даже удовольствием послушал, как клацнул наружный запор, и со страдальческим стоном повалился на откидную койку.
4.
Целых четыре дня Ник провел в полном одиночестве. Едой и питьем исправно снабжала корабельная линия доставки. Под койкой, которую, похоже, давным-давно не поднимали и не крепили в походном положении, обнаружился пластиковый ящик со старыми журналами. Терминала в каюте не нашлось вовсе – сначала Ник подумал было, что его просто отмонтировали. Но нет – "Калахари" оказался довольно старым крейсером, наверняка построенным еще до колонизации Офелии. Ник валялся на койке, читал журналы и ни о чем особенно не думал.
Первое время.
Но потом, на третий-четвертый день, в голову потихоньку начали лезть разнообразные мысли.
Как долго ему еще здесь торчать в четырех стенах? Вернее, в шести – "Калахари", похоже, проектировал латентный пчеловод. Все, что только можно было сделать шестиугольным или шестигранным, здесь таким и было. От формы помещений до поручней на стенах и потолке.
Крейсер может пробыть в зоне контакта сколь угодно долго, а запас автономии у такой громадины наверняка исчисляется годами. Из-под ареста Ника вряд ли освободят, несмотря на обещания Шредера. Если бы имелась такая возможность, шеф бы ее точно уже осуществил. Значит… До Земли – эта успевшая опостылеть каюта, а там – слушание дела, и прощай, дальний флот? И кто-нибудь потом перед рискованным шагом будет думать-тревожиться: "Ох, вышибут меня из флота, как Гринёва, Даусса или Капранова…"
Мрачная перспектива…
Ник вспомнил прибытие на Селентину, свои мысли о том, что космолетчики не любят космос, а любят кислородные планеты. И понял, что был тогда не совсем прав.
Может быть, он и не любил космос. Но все равно стремился туда. Мысль, что отныне предстоит сворачивать в зародыши устаревшие механы и выращивать на замену новые, посовременней; что придется безвылазно торчать на Земле, в толпе, в мегаполисе; что вряд ли теперь светит всласть поохотиться в неведомой глуши – эта мысль Ника угнетала. Подавляла все его естество. Слишком уж он привык к свободе дальних рейдов.
"Нарвался все-таки… – подумал Ник с отчаянием. – Но ведь не мог я свернуть программу, не мог, не успевал! Я Бугу увидел буквально за четверть часа до землеходов… Неужели они не хотят этого понять?"
Ник представил лягушачье лицо Градиленко и вздрогнул от омерзения и злости. Может, не стоило швыряться табуреткой? Повилял бы хвостиком, изобразил раскаяние – глядишь, и обошлось бы выговором да штрафом. А так – прощай флот…"
Но почему молчит Шредер? Он же обещал…
К вечеру четвертого дня журналы были напрочь забыты; Ник лежал на койке лицом в подушку и чуть не до крови кусал губы.
Щелчок дверного запора буквально подбросил его. Ник вскочил и застыл напротив медленно отворяющегося люка.
Вошел капитан. Плотно затворил люк и внимательно поглядел на Никиту. В руке капитан держал сложенный вдвое лист пластика, похоже – с какой-то распечаткой.
– Ну, как ты, сынок? – спросил капитан вполне нейтрально.
– Хандрю, – признался Ник угрюмо. – Выпрут меня из флота, похоже.
– А тебе бы этого не хотелось? – поинтересовался капитан. Похоже, вполне искренне.
Ник пожал плечами:
– Да привык я уже… Седьмой рейд. Я ведь двенадцать лет в космосе. Даже не думал, что это так быстро закончится…
Капитан мелко закивал.
– Да. Это затягивает, что и говорить… Вот, держи, это тебе.
Он протянул Нику распечатку.
– От шефа? – с надеждой спросил Ник.
– Наверное, – любой на месте капитана пожал бы плечами. Капитан остался неподвижен. – Я не смотрел.
Ник торопливо расправил лист.
"Ник! – гласила распечатка. – Дело сложнее, чем мне показалось сначала. Придется тебе посидеть под арестом до самой Земли. Будет процесс и следствие, но одно я обещаю наверняка: из флота тебя не отчислят. Я пригрозил свернуть сотрудничество с Управлением, если они вздумают тебя уволить, так что не распускай нюни и не мрачней. А чтоб не терять формы и не облениться – займись-ка нашей давнишней и любимой проблемой, адресацией параллельного синтеза. Если сумеешь построить корректную и работоспособную модель мультисинтезной программы, дядюшка Пит будет очень доволен… Не хандри".
И – размашистая подпись.
Ник непроизвольно расплылся в улыбке.
– Что? – невозмутимо спросил капитан. – Хорошие новости?
– Лучше не бывает, капитан! – радостно сообщил Ник. – Меня не уволят!
Капитан едва заметно улыбнулся. Похоже, он все-таки прочел распечатку перед тем, как отнести Нику. Ну скажите на милость, какому капитану громадного крейсера взбредет в голову самолично доставлять послание от шефа какому-то там арестованному эмбриомеханику из гражданских? Да еще вечером, в неслужебное время?
– Очередное вам спасибо, капитан! Скажите, а терминалом я смогу воспользоваться?
– Арестованным запрещено пользоваться корабельными терминалами…
Ник осекся. А как, собственно, он тогда сможет работать? На бумаге программу не напишешь и не откомпилируешь, и уж точно – не проверишь…
– …но в наставлении ничего не сказано по поводу личных капитанских терминалов, – закончил фразу капитан и заговорщицки подмигнул.
После чего развернулся и вышел.
Ник недолго маялся – спустя четверть часа явился щуплый вестовой с портативным терминалом под мышкой.
– Вот! – сказал он, протягивая плоский брикет Нику. Потом выудил из кармана складную антенну-георгин и установил ее на откидном столике. – Наводку от корабельной магистрали берет на ура! Работай…
– Спасибо, воин, – вздохнул Ник. – Да не падет на тебя гнев сурового начальства…
Воин продемонстрировал Нику белозубую улыбку и отправился по загадочным (для Ника) вестовым надобностям.
В каюту мельком заглянул охранник с неизменным лучевиком в волосатых лапах, громыхнул запором, и Ник снова остался один.
Впрочем, нет. Не один. Теперь он мог дотянуться до любого человека в пределах обитаемой Вселенной, до любой информации.
Потому что у него появился выход в сеть.
Ник подсел к столику, откинул крышку терминала, запитал его и подсоединил джек антенны ко входному разъему. Терминал пискнул, загружаясь; над столом развернулся призрачный кубик экрана.
Первым делом Ник подключился к родимому спеццентру в Саутгемптоне, отыскал свой холд, наколотил пароль и вошел.
– Отлично, – пробормотал он, шелестя клавиатурой.
Параллельно проверил – на месте ли шеф?
Шефа не было, рабочий день в Англии уже закончился.
– Ладно, – вздохнул Ник, загружая рабочие библиотеки и отладчик. – Параллельный синтез, говорите? Будет вам параллельный синтез от Никиты Капранова! Клянусь своей треуголкой! И только попробуйте обругать метод…
Когда Ник окунался в работу, время переставало для него существовать.
5.
Прошло суток, наверное, двое. Во всяком случае, с начала работы Ник дважды прерывался на сон. Мультисинтезные процессы поглотили все его внимание, все, без остатка. В принципе, у Ника имелось несколько идей относительно того, как возможно поддержать в растущем механе мультисинтезные процессы. От одной из них Ник и оттолкнулся, но, как водится, по мере медленного продвижения вперед стали неумолимо накапливаться мелкие и очень неудобные проблемы.
Первое: как увязать запросы пробудившейся программы с планировщиком очагов синтеза? Зародыши все одинаковые, но программы роста – совершенно друг на дружку не похожи. Будущим механам необходимы совершенно разные компоненты и в совершенно различных количествах и пропорциях. Стало быть, о жесткой планировке и речи быть не может. А дробить единый синтез на несколько субочагов – тоже не выход. Обычная программа все равно будет обслуживать их по очереди, и пока работает один, остальные будут тупо дожидаться своей очереди. Шредер ждал от Ника вовсе не этого.
И Ник резонно подумал: а что, собственно, мешает сдублировать нужное количество раз саму программу? Планировщик выясняет объем и характер будущего синтеза, дробит его на несколько очагов по типу синтезируемых составляющих и на каждый очаг натравливает копию программы! Естественно, нужно изрядно вылизать и оптимизировать саму программу, но вот это-то Ник как раз и умел делать лучше всего.
И он ухнул в мир операторов и исполняемого кода. Раз за разом компилируя и отлаживая отдельные кусочки, каждый из которых отвечал за завершенный процесс. Поглощая в неимоверных количествах кофе и приведя шевелюру на голове в неописуемый беспорядок.
Третий день он корпел над терминалом, отрывая взгляд от куба-экрана только изредка.
Ник не сразу сообразил, что в каюте, помимо него, находится еще кто-то – над плечом выразительно покашливали уже с минуту. Деликатно так, без нажима. Отрываться не хотелось, да и нельзя было, поэтому Ник с удовлетворением досмотрел, как вспомогательная подпрограмма совершенно корректно отследила наличие сырья для каждого из будущих очагов синтеза, и с неудовольствием обернулся.
Позади стоял Градиленко, еще двое контактеров – смуглые бородатые ребята – и два десантника из охраны.
– Что такое? – посмурнел Ник. Пока он работал, унылая история с нарушением флотских инструкций успела отойти на задний план и совершенно перестала Ника волновать. Теперь же он вспомнил все – и как швырял табуреткой в несимпатичного руководителя группы контакта, и как Шредер сообщал, что все не так просто, как могло показаться сначала…
– У тебя есть шанс реабилитироваться, – по обыкновению глядя куда-то в сторону, сказал Градиленко. – Собирайся. Бот на поверхность стартует через четверть часа.
– На поверхность? – недоумевая, переспросил Ник. – Но это же нарушение вашего любимого пункта три седьмой главы наставления…
– Собирайся, – перебил Градиленко. – И не умничай. Вадим, проведешь его.
Сказав это, Градиленко качнул головой одному из бородачей и торопливо удалился вместе с ним. Десантники и второй бородач остались.
Ник некоторое время задумчиво смотрел в проем распахнутого люка.
– Я могу узнать, что происходит? – как можно более дружелюбно обратился он к оставшемуся бородачу по имени Вадим.
– Можешь, – угрюмо ответил бородач. – Мы, похоже, снова сели в лужу.
– Вы – это группа контакта? – уточнил Ник.
– Да.
– А я-то тут при чем? – удивился Ник. – Опять станете выяснять что, где и сколько раз подряд я нарушил, пока торчал на ростовой площадке?
Бородач отрицательно покачал головой.
– Они сказали, что будут разговаривать только с тобой, – объяснил бородач. – Градиленко как ни извивался, а все равно в итоге был вынужден прийти к тебе.
По глазам собеседника Ник понял, что подчиненные Градиленко ничуть этим фактом не опечалены. Кажется, они недолюбливали своего шефа. Впрочем, стоит ли удивляться?
– Они? Кто – они? Селентинцы, что ли?
– Да. Девчонка и ее приятель. Других мы пока и не видели…
– Буга? Буга не приятель, – заметил Ник. – Буга ее брат.
– Вот видишь, – вздохнул бородач. – А мы даже имен их не сумели выяснить. Как, говоришь, парня зовут? Буга?
– Да. А девчонку – Криста.
– Криста? – удивился Бородач. – Но это же земное имя!
Ник пожал плечами:
– Они телепаты, Вадим. Криста просто выбрала из известных мне имен наиболее соответствующее. Наверняка она называет себя как-то иначе, но из-за того, что я думаю о ней, как о Кристе… – Ник развел руками.
Вадим заинтересованно взглянул на Ника.
– Телепаты? Так вот почему они так складно говорят по-русски и по-английски… Да ты собирайся, собирайся, время-то идет…
Понимая, что возражать бессмысленно, Ник засейвил и забекапил результаты трехдневной работы, покинул сеть и погасил терминал. Брать с собой ему было нечего. В сопровождении Вадима и под конвоем безмолвных лбов из охраны Ник пришел в грузовые отсеки крейсера. В одном из них распластался на синтетическом жаропрочном покрытии посадочный бот класса "Медуза". Посудина не особенно поворотливая и маневренная, зато надежная, как молоток, и очень вместительная.
Градиленко уже сидел в боте, пристегнутый и упакованный. Второй бородач – тоже. В багажном отсеке кто-то тихо переговаривался и изредка доносилось сиплое покашливание. Ник молча уселся в свободное кресло, пристегнулся и глянул в наружный экран. У бота муравьями копошились техники, отсоединяя стояночные разъемы и шланги.
Спустя пару минут начался стартовый отсчет, а еще через некоторое время бот приподнялся и рванул к уже отверзнутым шлюзам. Когда на экране стало сине от звезд, на глаза Ника едва не навернулись слезы.
А потом все заслонил голубовато-зеленый шар Селентины. Прекрасный и манящий. И где-то там, под толщей атмосферы, ждала его рожденная в лесу девчонка, сама – часть селентинского леса.
Ник чувствовал, что еще не все успел ей сказать. И она ему – тоже.
Чем хороша неповоротливая и маломаневренная "Медуза" – ее практически не трясет в атмосфере. Бот снижался солидно и уверенно, без той легкомысленной болтанки, которая заставляет вспомнить о буйстве стихий и о том, что человек вкупе с творениями своих рук – всего лишь песчинка на ладонях мироздания. Траектория полета "Медузы" и сама была незыблема, как мироздание. Нисходящая гипербола, медленно обращающаяся в пологую спираль.
Невдалеке места, где бесчинствовали землеходы, был разбит лагерь контактеров. Четыре силикоидных палатки вокруг кострища. Ник, едва вышел наружу и это увидел, откровенно отвесил челюсть.
– Х-хосподи! Что, коттеджик вырастить не смогли?
Градиленко, показавшийся из "Медузы", неодобрительно поглядел на Ника и соизволил процедить сквозь зубы:
– Мы не вправе пользоваться достижениями технологий при контакте со слаборазвитой расой.
– Слаборазвитой? – удивился Ник. – Я бы так не сказал о селентинцах. Они просто другие, вот и все…
– Ты специалист, чтобы делать выводы? – сердито прервал его Градиленко.
– Нет, – честно признался Ник. – Но у меня есть голова, чтобы думать. И еще – я неделю провел с селентинцами бок о бок. Они прекрасно знают, что такое звезды. И что у звезд бывают планеты. И что на многих планетах есть жизнь. По крайней мере, рассказ о том, откуда я взялся, их ничуть не удивил.
Градиленко так и обмер.
– Ты рассказывал им о своем инопланетном происхождении? – прошипел он негромко.
Ник пожал плечами:
– Да. А что? Не нужно было?
Градиленко схватился за голову и что-то тихо забормотал.