Действительно, сколько Ник ни шастал по лесу последнее время, он не видел ни одного поваленного или сломанного супердерева. И сухих супердеревьев не видел, хотя вывороченных и засохших нормальных деревьев повидал очень много.
В селение они успели одновременно с моментом, когда бурю можно уже было считать серьезной. Деревья стонали и скрипели, кущи полоскались по ветру, как знамена. Супердеревья же стояли недвижимо и незыблемо, и Ник очень удивлялся: с такими размерами и с такой парусностью им полагалось раскачиваться и ломаться, как тростинкам. Но буре они были явно не по зубам.
Ник уже начал беспокоиться, не привалит ли их падающим деревом или не случится ли еще какой неприятности, как вдруг сообразил, что они прибыли на место. В селение селентинцев.
Оно походило на огромный дряхлый сгнивший пень. И еще – на античный цирк-амфитеатр. Концентрические террасы спускались к центру "пня"; остатки коры образовывали вокруг селения нечто на манер корявого забора, более похожего на крепостную стену. Там и сям виднелись темные провалы пещер; некоторые были занавешены зеленоватыми… циновками, что ли? В целом террасы заволакивались обильной зеленью – растениями с необычно большими, не меньше одеяла, листьями. Вероятно, и цветов здесь обыкновенно хватало, но буря заставила их свернуться в тугие кожистые бутоны и спрятаться меж листьев.
– Пришли, – заметил Буга и сбросил с плеча кукан. Ник последовал его примеру. Из ближайшей норы-пещеры тотчас выбралось несколько… созданий.
Иного слова Ник подобрать не смог.
Одно было похоже на серого богомола, сохранившего, впрочем, следы антропоморфности. Конечностей у него, по крайней мере, было четыре. Зато голова скорее смахивала на велосипедное седло, чем на голову человека, даже с учетом общей карикатурности.
Второй был похож на сказочного гнома – очень толстый и очень низенький человечек с пышной бородой по пояс; на голове седые волосы человечка были схвачены в хвостик, но не на затылке, а на макушке. Этот носил одежду – необъятные желтые шорты на перехлестнутых крест-накрест лямках.
Третий вообще походил на обыкновенного лохматого пса. Вплоть до репейника в шерсти. Он и вел себя как пес – кинулся к Буге, взлаял пару раз и принялся восторженно прыгать вокруг.
Четвертое создание показалось Нику плохой пародией на Кристу. Оно выглядело совсем как женщина, молоденькая симпатичная женщина, но какая-то словно бы мультяшная, нарисованная. Слишком большие глаза, непривычные пропорции тела – в общем, героиня какого-нибудь аниме в чистом виде.
Вся эта компания издавала разнообразные звуки; Буга их явно понимал. Ник же ничего похожего на речь отследить не смог.
Вскоре к этой четверке присоединилось еще несколько селентинцев, столь же пестро выглядящих и столь же разительно отличающихся друг от друга. Они дружно занялись уловом – снимали рыбин с кукана и растаскивали в разные стороны.
С неба упали первые капли дождя.
– Пойдем, – Буга пихнул Ника в нужном направлении. – Не то вымокнем.
И он увлек землянина к одной из занавешенных пещер.
Краем глаза Ник увидел, как откуда-то сверху спикировала еще одна похожая на фею туземочка. Эта была почти неотличима от Кристы, вплоть до приклеенной юбочки. Во всяком случае, она отличалась от Кристы не больше, чем любая земная девчонка отличается от одноклассницы.
"Господи, – подумал Ник с тоской. – Ну почему я не контактер и не ксенолог? Мне же в этой каше вовек не разобраться…"
В пещере было сухо и – к великому удивлению Ника – светло. Не так, как снаружи обычным днем, но и не темнее, нежели сейчас, в бурю. К все тому же удивлению, в пещере нашлась обстановка – столы, стулья, лавки какие-то вдоль стен, шкафы, уставленные посудой. Но все это было частью пня, диковинными выростами древесины, и поэтому ни стулья, ни стол невозможно было сдвинуть с места.
Широкое, похожее на обычный топчан, только попросторнее, ложе устилали бесформенные мохнатые пледы. Ну не поворачивался язык назвать это шкурами – пледы, и все тут!
– Сейчас поесть принесут, – сообщил Буга, садясь к столу. – Ых, навернем ушицы свежей!
И хитро подмигнул.
"Ушицы? – подумал Ник. – Так ее еще сварить надо. Или не мы одни рыбачили сегодня?"
Действительно, из глубины пещеры показалась… сначала Ник решил, что это Криста. Но это была не она. Возможно, недавняя пикирующая туземочка, а может быть, и нет. В руках туземочка держала поднос, на котором стояли две миски и несколько небольших блюдец. От мисок распространялся ни с чем не сравнимый аромат ухи. Просто умопомрачительный, до голодных спазмов в желудке.
На блюдцах обнаружились: лепешки (невероятно вкусные), какая-то острая приправа сродни аджике, сметана и две рюмки грамм по сто пятьдесят с прозрачной жидкостью.
Буга первым делом потянулся к рюмке.
– Ну, – сказал он так, будто произносил тост, – с удачной рыбалкой!
Ник по примеру селентинца тоже взял рюмку и опасливо понюхал.
Пахло водкой. Хорошей, идеально очищенной водкой.
Машинально Ник потянулся чокнуться; Буга на секунду замешкался, а потом, словно догадавшись, что нужно делать, потянулся навстречу. Рюмки сухо цокнули, встречаясь; они явно не были стеклянными.
По давней русской традиции Ник коротко выдохнул: "Ху!" – и опрокинул содержимое в рот.
Водка. Хорошая водка. Настолько хорошая, что даже закусывать или запивать не хотелось – провалилась в желудок и улеглась томным согревающим слоем.
Уха тоже была прекрасной, причем с тем неповторимым привкусом, который возникает лишь если в котел добавить немного все той же водки.
Ник выхлебал свою порцию вмиг, заедая лепешкой, которую не забывал макать попеременно то в аджику, то в сметану.
Только расправившись с едой, он рассмотрел посуду.
Ложки были явно деревянными, но настолько тонкими, что вряд ли их выстрогали из цельного куска дерева. Напротив, судя по некоторой неправильности формы можно было предположить, что их выращивают. Прямо на кусте. То же и с мисками – они были тонкими и податливыми, как фольга, но форму держали безукоризненно.
– Здорово! – довольно пробасил Буга и откинулся на спинку стула.
А снаружи бушевал ветер и хлестал ливень.
И вдруг Буга напрягся. Словно бы прислушивался к чему-то.
– Ой, – сказал он не то смущенно, не то обеспокоенно. – Сюда идет наставник. Я побежал…
И он, не замечая протестующего жеста Ника, вскочил и поспешно скрылся в глубине пещеры. Фея-туземочка молниеносно прибрала со стола посуду, а крошки и тому подобную мелочь вмиг размела стайка невесть откуда взявшихся насекомых, исчезнувших так же неожиданно и стремительно, как и появились.
Ник остался за стерильным, вылизанным до блеска столом – ни жив ни мертв.
"Господи, – подумал он снова. – Ну почему я не контактер?"
Слово "идет" появление наставника описывало не очень точно. Нику сначала показалось, что напротив, по ту сторону стола, разом сгустился воздух и кто-то похожий на привидение сделал вид, будто перестал парить и теперь сидит на стуле. На месте Буги. Потом туман сгустился плотнее, стал синеватым и мерцающим, как кисель. Или как плоть медузы. И вдруг, почти без перехода, обрел вид человека.
В принципе Ник ожидал, что наставник, в конце концов, примет облик человека. Хотя бы из присущей разумным существам вежливости. Но он ожидал увидеть почтенного старца, убеленного сединами и умудренного годами.
Как же! Привидение обратилось в молодого, моложе Ника, белобрысого парня. Лет девятнадцати-двадцати.
"И то правда, – уныло подумал Ник, машинально нашаривая на груди пуговицу. – Какая радость высшему разуму обращаться в старика с подагрическими ногами и непременной одышкой? Куда приятнее вот так, брызжеть здоровьем и сверкать румянцем".
Пуговицы Ник, естественно, не нашарил, поскольку шастал по Селентине в легкомысленной майке. Сообразив это, он опустил руку.
– Здравствуй, Ник, – сказал наставник.
Голос у него был тоже молодой. А вот интонации – нет. Но и старческими их не назовешь: какие-то машинно-бесстрастные, что ли?
– Здравствуйте, – послушно отозвался Ник на приветствие. – Вам известно мое имя?
– Конечно, – наставник не выразил удивления или досады. – Кристе ведь оно известно? Значит, и мне известно.
– То есть, – Ник по недавно сложившейся привычке тут же взял быка за рога и принялся тянуть информацию: – То есть вам известно все, что известно Кристе?
Наставнику, будь он классическим старцем, сейчас полагалось устало усмехнуться. Юнец, напротив, лишь чуть поморщился, и, надо сказать, это показалось Нику куда более естественным.
Ник вдруг подумал, что здесь, на Селентине, все почему-то кажется естественным, до странности естественным, без всякой ненужной натуги и показухи.
Она была честной, Селентина, честной перед всеми и со всеми. Даже с землянами, увы, гораздо больше привычными ко лжи и недомолвкам, чем к этой обескураживающей и совершенно бескорыстной честности.
– Почему же – все? – не согласился наставник. – Только то, что она не скрывает. У каждого есть свой потаенный уголок в душе, куда заказан путь даже самым близким.
Наверное, из Ника получился бы неплохой контактер, избери он в свое время эту стезю. Еще пару недель назад он боялся, что не будет знать – как себя вести и какие вопросы задавать. Но на деле все получалось словно бы само собой, и к этому не приходилось прилагать ни малейших усилий. Вот и сейчас нужные слова возникли сами. Подвернулись, вовремя подвернулись:
– Вы считаете, что душа существует?
Наставник едва заметно искривил губы:
– Существует ли бесконечность? Существуют ли отрицательные величины? Существует ли прошлое? В каком-то смысле – да, существуют, поскольку разум оперирует подобными понятиями, хотя их невозможно потрогать или увидеть. Думаю, и с душой нечто подобное. Причем ни секунды не сомневаюсь, что у землян все обстоит именно так, как я только что обрисовал. Так ведь?
– Ну, в общем, так. Хотя можно поспорить. Только я не вижу смысла. Ну, ладно. Мое имя вы знаете. А как мне вас называть?
– Наставником. Просто наставником. Пусть даже я и не твой наставник. И, кстати, тебя не раздражает манера обращения на "ты"? Я знаю, у вас больше принято вежливое обращение.
– Ничуть не раздражает! – заверил Ник. – Я еще не в том возрасте, когда обращение на "ты" начинает казаться панибратством.
О кажущейся молодости собеседника Ник заставил себя не думать.
– Тебе, естественно, страшно интересно узнать – зачем я захотел тебя увидеть. Так?
– Естественно, – подтвердил Ник. – Очень интересно.
– Увы, – наставник развел руками, совершенно по-человечески (Ник даже на секунду напрягся, вспоминая – делал он при нем подобный жест, но потом сообразил, что при Кристе наверняка делал). – Вынужден тебя разочаровать. Никакого особого умысла у меня не было. Мною двигало чистое любопытство.
– Значит, и наставникам оно не чуждо?
Юнец засмеялся, запрокинув голову:
– Полноте, Никита! Неужели вы, земляне, воображаете нас всезнайками, окончательно потерявшими интерес к жизни? Это противоречит самой природе разума. Разум всегда сознает, что все отпущенное ему время он только и делает, что карабкается вверх по лестнице. А без любопытства кто же станет карабкаться?
– Скажите, наставник, – Ник снова выловил откуда-то из омута собственных мыслей очередной вопрос, который, вероятно, сумели бы оценить только контактеры. – А насколько выше вы забрались по этой лестнице? Выше, например, меня, среднего землянина?
– Для того чтобы оценить, насколько, нужно стоять еще выше меня. Я ведь, в сущности, ничего не знаю о землянах. Единственный, о котором мне известно хоть что-нибудь, – это ты. Прибегну к сравнению, достаточно вольному и поэтичному, но при этом довольно жестокому. Так что не обижайся. Видишь вон ту бабочку, что прячется от дождя в пещере?
Ник невольно обернулся, но, конечно же, не увидел никакой бабочки. Стол, за которым сидели они с наставником, отделяло от входа в пещеру добрых пятнадцать метров. Разглядеть какую-то там бабочку, сидящую в трещинах древесины, не смог бы, наверное, и самый дальнозоркий из людей.
– Ее путь таков: яйцо-гусеница-куколка-бабочка. Если использовать подобную аналогию, ты – яйцо. Я, вероятно, гусеница, готовая превратиться в куколку.
– А Криста? – выпалил Ник. – И Буга?
– О! – улыбнулся юнец. – Они, несомненно, недавно вылупившиеся гусеницы, неугомонные и вездесущие! Они охотно ползают с места на место, поедают листву, резвятся и познают мир.
Ник вздохнул.
Ему не врали. Селентинцу незачем врать.
Яйцо. Всего лишь яйцо, неподвижное и жалкое. Зародыш, заготовка будущей бабочки. Не об этом ли ему неустанно твердили Криста и Буга: "Ты спишь, Ник!"?
О чем же еще, если не об этом?
– Наставник, – сдавленно спросил Ник. – А землянин Никита Капранов вообще способен стать гусеницей? Хотя бы гусеницей, не говоря уже о бабочках? Проснуться?
– Любой, обладающий разумом, способен. Безразлично – землянин или нет. Ты считаешь себя разумным?
Ник снова поискал на груди пуговицу – конечно же, безуспешно.
– И способность к полету – это тоже один из факторов пробуждения? – поинтересовался он.
Юнец неожиданно перестал улыбаться.
– Ник! Способность к полету – это просто сопутствующая мелочь. Ты можешь проснуться, и при этом не научиться летать. Если тебе не нужно. Пробуждение – это переход на качественно иной уровень взаимодействия с миром. Ты уже способен постичь это, иначе наш разговор не склонился бы в нужную сторону, да и вообще не состоялся бы. Собственно, тебе осталось только окончательно поверить, в чем я тебе и пытаюсь помочь. Надеюсь, ты сознаешь, что готовых рецептов не существует. Селентина – именно то место, где стоит проснуться. И где легко проснуться. Я сам когда-то проснулся здесь. И, – наставник вдруг доверительно склонился в сторону Ника, – у тебя замечательная помощница.
Ник глупо хлопнул глазами, а наставник вдруг потерял материальный облик и снова стал синеватым маревом, похожим на привидение. Он становился все прозрачнее и прозрачнее, пока совсем не исчез.
Совсем.
Некоторое время Ник пребывал в форменном ступоре. Он пытался осмыслить все, что сейчас услышал, но в голове кто-то настырно бухал в большой надтреснутый колокол, отчего мысли норовили расползтись и попрятаться по самым дальним и темным углам.
А потом его позвали.
– Ник! Пойдем скорее! Дождь закончился!
Когда он вышел из пещеры, селение-амфитеатр сияло мириадами капелек росы, в каждой из которых ослепительно отражалось солнце Селентины. Остро пахло озоном и мокрой листвой. На фоне исполинской, в полнеба, радуги – Криста, улыбающаяся зеленоокая дива. Это она звала его.
И – как достойный всему внезапному великолепию фон – громада супердерева чуть поодаль.
"Ой, мамочки", – подумал Ник.
И еще он подумал: что же будет рассказывать контактерам?
2.
– Мне кажется, – хмуро заявил Градиленко, – ты от нас что-то скрываешь.
– А что мне скрывать? – искренне удивился Ник. – Думаете, я набрел в лесу на месторождение алмазов и втихую его разрабатываю? Так здесь алмазы мало ценятся.
Градиленко кутался в пуховик, который, увы, плохо защищал его от пронизывающего осеннего ветра. То, что Ник был лишь в шортах, майке и босиком, раздражало шефа контактеров еще сильнее.
– Ты сорвал процедуру контакта, – сказал Градиленко. – Отчетов от тебя я не видел уже полтора месяца.
– Коллега, – с чувством произнес Ник. – Напротив, я довольно далеко продвинулся на стезе контакта с обитателями Селентины. И именно поэтому я хочу остаться. Остаться здесь, чтобы окончательно понять и вообразить мост, который можно будет навести между Землей и Селентиной. По-моему, это вам только на руку.
– Нам на руку твоя помощь, которой мы не видим. Я не понимаю, чем ты занимаешься там, в лесу. Я не понимаю, почему ты не мерзнешь на этом чертовом ветру. Я не понимаю, почему общение с каким-то летающим жуком для тебя стало важнее, чем общение с людьми. Я не понима…
– Коллега, – проникновенно и очень спокойно перебил Ник. – Если бы вы дали себе труд осмотреться окрест, возможно, вы отыскали бы первые ответы. Это так, совет вам и всем остальным. На будущее.
Бородачи-контактеры, подчиненные Градиленко, неприкаянно топтались около посадочного бота. Им было тоскливо, холодно и неуютно. И десантникам с прикладными лучевиками тоже было тоскливо, холодно и неуютно.
Земная миссия на Селентине готовилась к отбытию. Готовились все, за исключением бывшего эмбриомеханика Никиты Капранова. Контактеры ничего, ровным счетом ничего не добились здесь – аборигены на контакт не пошли. Тем более обиден был явный успех какого-то там эмбриомеханика, слыхом не слыхавшего о типовых процедурах контакта и тем более – о ксенопсихологии. Градиленко злился. Но вредный экс-эмбриомеханик, похоже, всерьез вздумал обосноваться здесь. На запретной для любого землянина (кроме группы Градиленко, разумеется) Селентине. И сейчас предстояло решить – считать Капранова членом вышеупомянутой группы или уже нет.
– Между прочим, – заметил Градиленко, – я имею право приказывать десантникам. Одно мое слово, и тебя попросту пристрелят, щенок!
– Бросьте, – фыркнул Ник. С некоторых пор он перестал скрывать естественные реакции – к чему их скрывать? – Не станут они стрелять.
– Ты нарушил закон! Ты нарушил устав!
– Считайте, что я уволился из флота. А что до земных законов – так можете меня и землянином больше не считать.
Ник чувствовал, как напряглась в отдалении Криста – она прекрасно помнила разрушительную мощь человеческого оружия. Правда, в прошлый раз был пулевик и был подсвинок… Ник, как мог, успокоил ее.
Не станут десантники стрелять. Не станут. А если и станут… Что же… Скорее всего, Ник их опередит. Он нисколько не собирался подставлять собственное тело под смертоносные импульсы лучевиков.
– Геннадий Викторович! – окликнули Градиленко от раскрытого пассажирского люка "Медузы". – Капитан на связи! Время!
Шеф контактеров еще некоторое время зло ел глазами улыбающегося Ника, потом досадливо махнул рукой и уныло побрел к боту.
Ник, не двигаясь с места, наблюдал, как грузятся в бот его бывшие соплеменники – десантники, контактеры. То есть это они думали, что бывшие.
У Ника на этот счет сложилось свое мнение.
Задраен люк. Пилот сейчас прогоняет предстартовые тесты… "Медуза" неторопливо отрывается от почвы и, ускоряясь, рвется в зенит, в холодное октябрьское небо Селентины. Супердеревья прощально машут ему ветвями.
Странно, но Ник почти не испытывал тоски по дому – в другое время при виде стартующего бота непременно заныло бы где-то в области сердца.
Почти не испытывал.
Все-таки он сильно изменился в последние месяцы.
Прошло минут пять; стряхнув, наконец, оцепенение, Ник обернулся и позвал:
– Криста!
Девушка помахала ему рукой с ветви здоровенной шавоши, с высоты добрых, наверное, тридцати метров.
– Иди ко мне! – позвала она негромко, но Ник ее, естественно, слышал так же ясно, как если бы она находилась совсем рядом.