- По легенде, язык ба-инсанов произошёл от говора их супердельфинов, - ответил Юлиан. - Мой большеземельский муж… простите, брат - биолог из России и ходит к нам как к себе домой. Говорит, что их мозг не только весит больше дельфиньего, что неудивительно, исходя из размера туши. Там неимоверное количество нейронных связей и сдвоенный центр речи.
- Они говорят, ваше…?
- Говорят - и ультразвуком, и лихим посвистом. Госпожа Галина, давай лучше на брудершафт опрокинем, что ли, а то соотечественники, можно сказать, двойные, а всё выкаблучиваемся. Какие-то есть давние правила, что назвать даму на "вы" - значит обязать её отвечать равновесно. Если пол одинаковый.
- Давай, твоё величие, - лихо согласилась она. - Надеюсь, ты настолько меня выше званием, что не обидишься, если я тебя при людях выкать стану?
Он улыбнулся:
- Никак не запомню, что здесь не Москва, а я не мужняя жена, а женатый муж. И что на "вы" вообще по сути одних дам кличут. Да, ты по дороге намерена посетить Двойные Замки?
- Чтобы полюбоваться на двойное пузико с внучатами? Ой, нет, слишком я для того молода. Пускай уж эти младенцы сначала родятся. А то об одном буду всю дорогу думать - так ли мерзко у моих девок выйдет, как у меня с Браном, или лучше.
- Тьфу, чтоб не сглазить, но, думаю, куда проще. Они обе здешние, а потом их повенчали по всем правилам. Не очень торжественно, в присутствии всего трёх братьев-ассизцев и одного архиепископа.
- Господин король, ты в это веришь?
- И не хотел бы, а приходится. Вертдом невелик по размерам, и гармония его с окружающей средой какая-то необычная. Вот ещё бельгардинки и твои сентегирские ассасины, они… В общем, у них тоже получается плотно въехать в мироздание без всяких наркотиков и психоделиков, да ещё им ворочать.
После таких разговоров Галина почти что удивилась тому, что властная старуха не присоединилась к их компании, чтобы пуститься в обратную дорогу к морскому побережью, откуда её извлекли по причине малого нездоровья. Уж кто-кто, а она бы смотрелась в дамском седле куда замечательней нынешней предводительницы: удобно, разве что в стелющихся сзади юбках путаешься и в скакуна полный карьер не пустишь. Ибо непривычно.
Кажется, для экс-рутенской дамы это путешествие было противоположно не только самому первому, рядом с отцом, но и течению лет: от Чумного Острова, где отпущенный ей земной срок завершился рождением сына, в самом деле чуть не убившего саму мамашу, до столицы, в стенах которой она впервые поняла суть и долг своей цветущей взрослости, и до мест, которые сохранили память о ней, совсем юной.
Кажется, королевский совет негласно решил показать гостье изменчивость неизменного и неизменность изменчивого, как любили говорить в Сконде.
"Места не моей боевой славы", - думала Галина, покачиваясь в седле и кутаясь поверх куртки и штанов в толстый шерстяной плащ, пока под копыта отряда стелилась отменно укатанная дорога. Сайкелы попадались куда реже, чем в прошлые лета, при том что им была выделена особая полоса в середине, встречные всадники ловко сторонились, никто из следующих тем же путём, что и отряд, не заходил на обгон. Даже рыдванов, фургонов и прочих телег на мягком ходу попадалось немного. Судя по всему, привозная цивилизация несколько всех достала.
Гостиницы и даже обыкновенные трактиры, как и раньше, поражали абсолютным отсутствием клопов и вшей, но никаких поглотителей отходов не наблюдалось. Простые ватер- и люфтклозеты, правда, не слишком вонючие. Поскольку вокруг расстилался изумительный простор цвета молодого изумруда, то кони-люди по большей части ночевали во дворе и конюшне, удобряя хозяйскую территорию навозом и объедками со щедрого хозяйского стола. Одной Галине полагались комната на верхнем этаже и страж, дремлющий у порога: Сигфрид или его почти-близнец Торкель. Вторгнуться в комнату или шатёр никто из них, вопреки то ли опасениям, то ли надеждам, не пытался.
Дня через четыре на горизонте появился город-замок Вробург - легендарная прадедовская столица Вестфольда и Франзонии. Клык диковинного зверя, что пропорол собой холмистую равнину. Галина уже догадалась, что рыцарь Олаф - местная копия Завиша, супруга королевы Кунигунды и чешского делателя королей. Однако второе название земного Вробурга, Глыбока, не соответствовало здешнему прототипу. Замок стискивал, точно обручем, древнее поселение и венчал собой скалу, у подножия которой, на обширно зеленеющей лужайке, лежал новый город, шумный, пёстрый и полный самых разнообразных запахов. И он, этот ярмарочный луг, не помнил Олафа Соколиный Камень, который был заключён в ограде: Олафа-спасителя, который своей жертвой отстоял свободу любимого детища. И вернул свободу девочке-жене, подумала Галина. Той, что впоследствии выносила короля Ортоса. Да уж, местный герой действовал куда успешнее того чеха. Между первой женой и второй у него была платоническая любовница - мать юной готийской принцессы, чуть похожая нравом и судьбой на Марию-Антуанетту.
А ещё тут жила святая Йоханна или Йохан Вробуржский, то бишь Жанна Орлеанская, чью историю - спасение от одного костра и достойную воина погибель на другом - вывел на витражах пылкий Рауди. И Хельмут, отец короля Орта, родоначальник двух династий, исполнитель суровых приговоров. Диковинная история, трагическая, но в то же время игровая. Почти по Хёйзинге: "Осень средневековья" одновременно с "Человеком играющим".
- Только не нужно мне никаких рассказов, - она предостерегающе подняла руку, едва Сигфрид приоткрыл рот, чтобы сыграть роль гида. - Вот лучше объясните мне, что это за лужайки вокруг. Яркие, словно озими, и холёные. Иного слова не подберешь. И лошади на них пасутся - за уши не оттащишь.
- Ты очень уместно спросила, иния, - кивнул Сигфрид. - Это приданое твоих дочерей, какое сотворил Юлиан-рутенец. Доброе семя, что прорастает на бесплодном камне и держит за собой лишь то место, которое ему назначили люди. В первую весну оно создаёт плотную сеть корней. На вторую пропускает сквозь себя то, что легло понизу, и оживляет его - если то было захиревшее высокогорное пастбище, оно расцветает как нельзя более пышно, если посев жита по песку - урождается сам-двадцать, если плодовые кусты, от которых остался сухой прут, - все их обсыпают ягоды. На третью весну можно сажать деревья.
- Хорошее дело. Ты уверен в датах? Мои Барбара с Олавирхо обручены всего-навсего второй год.
- Знающие люди испытывали уже десяток лет, - он пожал плечами. - Несмотря на ручательства самого мэса Юли. В вольной роще напротив Вольного Дома, что рядом с Мостом Тумана.
- Удивительное определение места. Что там за город?
- Ныне это скорее посёлок, городом это считалось при прародителях Хельмуте, Лойто и Акселе, сыне Лойто. Имя ему - Хольбург.
- Это далеко отсюда?
Тот самый дуб с поперечиной, рядом с которым возникли они с папой Алексеем. Освящённый, как позже она узнала, играми детей и гибелью женщины, которая без порока повисла на древе, тем самым вручив ему душу.
Вековая липа, о которой писал - Хельмут или Филипп, его голос? Собственно, какая книга, способная, по легенде, переправить землянина в Верт, реальность вымысла, была изначальной?
Роща рядом с переправой. Место постоянных, но негромких паломничеств.
- Да, иния Гали, далеко в сторону, - объяснял Сигфрид во время её ностальгических размышлений. - В двух конских перегонах.
- То есть в двух сутках пути и ещё столько же обратно? А если менять лошадей на ходу и отдыхать прямо на этом замечательном газоне? Насколько я видела, у нас имеются шатры.
- Если вам желательно торопиться, иния, тогда разумеется.
Типично архаическая ментальность: какой смысл стремиться и достигать, если одно мгновение жизни даёт тебе столько же, сколько другое?
Но если одно равно другому - отчего же не испытать на себе наслаждение ровной и быстрой скачкой, неутомимостью верховых животных, что половину пути бегут налегке, прохладу погожей ночи и мягкость травы?
На следующее утро маленький караван уже внедрился в легендарное сердце Вестфольда. Шагом проследовали сквозь городок, не обнесённый стеной и по виду совсем заштатный - день был не рыночный, под низким парусиновым навесом площади дремало с десяток торговок да помост для показательных экзекуций, с ног до головы зачехлённый той же промасленной тканью. Наполовину торчащий из него столб с перекладиной как раз и подпирал своды.
- И часто здесь это проводится? - спросила Галина, поворачиваясь к Сигфриду и указывая на столб пальцем.
Сигфрид с недоумением поглядел на неё, потом на Торкеля, Торкель ответил им обоим аналогично.
- Ну, фестивали, - пояснила она. - Цирк шапито. Когда главный исполнитель в маске, а остальные актёры в кандалах.
- Не стоило бы так неуважительно, - пробормотал Сигфрид. - Зрелище это, я думаю, редкое, а детали церемонии отрабатываются почище крёстного хода. Один выкупает свою душу по дорогой цене, другие принимают выкуп.
- И не дай Езу Нохри взять большую цену, чем установлена, - добавил Торкель. - Доброго палача лет десять его ремеслу обучают, в особой школе, да и в самой семье. Да и семья в Хольбурге заправляет не из простых. Наследственные дворяне, высокая кровь.
- Я слышала об этом, простите, - ответила Галина мягко. - Даже на самой себе едва не испробовала. Язвлю оттого, что с детства к такому не приучена. Или вообще боюсь.
- А чего тут бояться, - Торкель нагнулся, подхватил с лотка молоденькой торговки пучок зелени, бросил монетку и шутейное словцо, отчего та рассмеялась, показав зубки. - Всей беды не минуешь, любой смерти не объедешь. Но и зарекаться никому не следует. Не всякую грязь можно водой с себя смыть, от иной и жавель не помогает.
- И не всякую грязь можно показать небу, так? - они уже проезжали мимо, и Галина обернулась с этими словами на губах. Нет, никаких цепей и тем более позорных колодок вроде не наблюдается, хотя как знать!
- Не думайте, иния, что дождевой балдахин так тут и оставляют, - сказал Сигфрид. - Правосудие творят при ясном небе и хорошей погоде. Чтобы собрать всех возможных свидетелей.
- Ритуал, - хмыкнул Торкель. - По всему Вертдому так, а здесь тем паче.
Городок довольно быстро протек между копыт, и всадники снова оказались в роще. Прежняя дорога сменилась тропой, довольно, правда, широкой, - в полтора лошадиных корпуса, чтобы при случае можно было разъехаться со встречным. Впрочем, на глаза им никто не попадался.
На небольшой площадке, где вездесущий "газон" был гуще, короче и не прорастал никакими цветами, Сигфрид остановил всех.
- Можно стреножить лошадей - никуда не денутся, будут бродить по кругу, дремать и кормиться. Дальше люди идут пешком.
- Только вот лагерь здесь разбивать прошлый раз было запретно, - сообщил Торкель.
- Так это колья втыкать и костры жечь нельзя, - ответили ему. - А сидеть на земле можно покуда. Мы инию подождём, когда вернётся.
- А что, я пойду куда-нибудь? - спросила Галина.
- Здесь недалеко два места паломничеств: Отец Рощи и Мать Рощи. Дуб и липа, - пояснил глава отряда. - Я последую за инией, а Торкель останется надзирать. Позже и мы все туда наведаемся по очереди.
Тропа, которую она выбрала поначалу, затянулась бархатистой плёнкой мха, и пришлось глядеть под ноги, чтобы не поскользнуться. А когда извилистый корень, выпирающий из почвы мощной складкой, протянулся вдоль дороги, заставив женщину оглянуться, - Мать была уже здесь.
Должно быть, срединный корень тянул жар из сердцевины здешнего мира - когда все остальные деревья едва раскрыли почки, это было с ног до головы в тонкой листве, кое-где нарождались округлые капли бутонов, собранные в кисть. Понизу всё было затянуто ландышевым листом и цветом - могилу родоначальника можно было бы и вовсе не заметить, если б не крест из неровно ошкуренных веток, переплетенных лубом и жимолостью. Он казался древним, хотя его наверняка укрепляли и поновляли. В той же мере, как и надпись корявым псевдоготическим шрифтом, с пропуском между "Л" и мягким знаком:
"Хель мут"
Имя говорило так мало и так много! Галина склонилась над узким холмиком, отводя в сторону сухой стебель. Жимолость, как всегда в эту пору была неказиста и словно бы мертва. Но тот, чьё имя было начертано на поперечине, уже давно встал из гроба, а другой, подаривший мечу своё собственное имя, почти так же давно занял его место в земле - и, пожалуй, на Дальних Полях.
"До сих пор удивляюсь, что они здесь знают некий романо-германский диалект и графику, а говорят и пишут в целом по-русски. Первое для священных книг, второе - для жизни", - подумала Галина.
- Здесь почти не перестают раскрываться цветы, - сказал юноша за спиной. - Всякий раз иные. Даже поздней осенью. А зима здесь кратка и не очень сурова.
- Сигги, как по-твоему, могу я взять один ландыш? Какой у них непонятный аромат, очень сильный.
- Говорят, так пахнет сама нетленность, - пояснил он. - Ибо тот, от которого давно остался лишь прах, иногда возвращается назад - речистой тенью или даже в подобии тела. Оттого тебе не сохранить ни цветка, ни запаха, хотя это не запрещено. Они сильны лишь на этом месте.
- Ну что же - тогда пошли, - Галина разогнулась. - Знаешь, как пройти?
Идти было легко - ноги будто сами несли тело по узкой дороге. Иногда краем глаза удавалось поймать тёмный блеск воды, пруда или озерца, где отражалось небо, но потом снова смыкались наверху кроны.
Дуб высился на поляне, почти такой, что она помнила, - извитые трещины в коре, ветви, которые простирались низко над землёй, листья, поначалу бурые, словно перезимовали и теперь начинают оживать под солнцем. Но вот странность: вместо ступени, вросшей в ствол торцом и нижней плоскостью, выросло нечто вроде гнезда или пучка омелы. Оттуда свисала цепь, бронзовая, как листва.
Галина задрала голову, прищурила глаза, пытаясь разглядеть что-либо среди колыхания веток, - или налетел ветер, или встревожился обитатель гнезда.
А потом гибкий чёрный силуэт выпрыгнул из скопления и устроился ниже ярусом, сверкая глазищами цвета травы и смешливо мяукая в три голоса.
То был гигантский гладкошёрстый котяра, в ухватках его было нечто удивительно забавное, несмотря на сходство с адским стражем. Особенно в том, как он подхватил левой задней лапой звенящий шлейф.
- Ты откуда такой? - спросила она тихо, чтобы не оконфузиться, если ей не ответят.
- Глаза извольте протереть, а то вначале у всех троится, - ответил кот с каким-то непонятным акцентом. - Голова у меня, как можете ныне видеть, лишь одна, хоть изрядно любит зубоскалить. Видите же - по цепи хожу. Отчасти для страховки, чтобы не упасть с верхотуры, ибо научен. Изрядное сложение моего тела и почтенный возраст не позволяют изображать из себя белку. Так что вывод из этого следует вполне логический.
- Так ты лишь надо мной подсмеиваешься или в самом деле сказки умеешь говорить?
- Умею - для тех, кто ещё не разучился как следует слушать. Остальные просто убаюкиваются. В гипноз, типа, впадают.
Как ни странно, Галина даже не удивилась, а уж испуга не ощутила и вовсе.
Почувствовала на затылке горячее дыхание Сигфрида:
- Иния, Кот-Говорун далеко не всем показывается и мало с кем из них заговаривает. Просите историю - он всегда подбирает под стать паломнику и его скрытой нужде.
- Можешь рассудить сам, Великий Кот, умею ли я слушать и понимать, - ответила Галина. - И не закрывать при этом глаза: вообще-то слишком похоже, что я уже сплю с глазами, открытыми настежь. Потому что в Рутене, откуда я родом, давно уже не являются человеку ни трёхглавый пёс Кербер, ни кот Баюн родом из Лукоморья, ни Чеширец из Страны Чудес, ни даже многославный Бегемот. А ты, полагаю, числишь их всех в родне?
- Да, но в какой-то мере более духовной, чем телесной, - котяра уселся поплотнее и начал умываться с самой величавой миной, одновременно продолжив начатую тираду. - Кстати, в своём перечислении ты забыла об ирландском огнедышащем коте именем Ирусан, тоже чёрном, как мы все, и донельзя магическом. Говорят, что кошки сопровождают человека с начала времён, в отличие от собак, незаслуженно прославленных…. Э, да я уже, оказывается, тебе рассказываю! В общем, слушай. Вот тебе свежая, с пылу, с жару, сказочка.
Дема был самый первый кот во вселенной, и в распоряжении у него был самый первый на свете круглый аквариум - такой большой, что вся вода держалась не внутри, а вне стенок благодаря сильному притяжению. В глубине она заползала во все складки и впадины каменного шара, а сверху растягивалась аккуратно, без единой складочки. словно туристический тент. К тому же внутренность шара была горячей, по сути дела раскалённой, и как следует прогревала море-океан, отчего тамошняя жизнь плодилась, размножалась и совершенствовалась прямо без удержу.
Ну и забавная была картина - всё это кишение, когда одни твари поглощали других, а потом извергали из себя полчища себе подобных! Впрочем, питались друг другом они умеренно и, можно сказать, не без пристойности. А какая была кругом красота - все эти тёмные провалы с таинственными огнями в самой глубине ущелий и сияющие радугой красок сады на горных склонах! Дема по большей части возлежал на облаке попышнее и поплотнее прочих, и любовался сверху; но запускать лапу в то, что и без того принадлежало ему по праву первородства, не помышлял.
Однако туман, поднимающийся от воды, - дело зыбкое и непостоянное. Поэтому Дема решил соорудить сушу. Он слегка сдавил шар с боков, чтобы мантия и кора немного сморщились и часть их поднялась бы над поверхностью воды.
- Назову это место Кенорленд, - сказал себе Первокот.
Именно здесь он и возлёг: сверху солнышко ласкает, снизу вечная печка бока греет. Благодать!
Несколько мешали Коту две вещи. Во-первых, скала была голая и вдобавок царапалась: из ракушек сделана. А если какие из водорослей - такие мягонькие, шелковистые - и оказывались наверху по причине прилива или там шторма, так сразу же гибли и смывались очередной волной. Не хотела водная жизнь укореняться на суше, что поделать!
Второй же неудобной вещью было именно то, что жизнь не успокаивалась, но именно что раз за разом пыталась выскрестись наверх. Даже без той извинительной причины, какой является волнение на море или там близкий взрыв подводного вулкана с последующим цунами.
Пока это были всякие придонные рачки и червячки - да за ради бога. Подстилка будет гуще от их панцирей. Небольших рыбёх вроде акул или скатов Дема, как и полагалось его натуре, поглощал, пока свежие и трепетные.
Но однажды Кот увидел, что на крутой песок пляжа с усилием карабкается рыба совершенно идиотского сложения: вместо верхнего плавника кривая сабля, вместо нижних - собранные в кисть ножки, по виду довольно мускулистые. Вдобавок саблю облекали ножны из кожи галюша, с такими, знаете ли, белыми костяными пупырышками по тёмному фону, а на каждой из стоп красовался башмачок-пинетка. На протяжении всего пути нелепое существо изо всех сил пыхтело и отдувалось.
- И что это тебя, спрашивается, несёт с такой скоростью? - любезно спросил Дема. Он издалека почуял совершенно мерзкий и несъедобный запах, доказывающий, что ловить ему тут абсолютно нечего. К тому же лопал он исключительно аутсайдеров, конкретно выпадающих из логики естественного отбора.
Пока Кот объяснял свои установки грядущему слушателю, Рыбец достиг небольшого промежуточного уступа и громко задышал.