Никто не обратил на это особенного внимания: студенты и научные сотрудники кафедр нередко брали для работы по дюжине книг. Один из таких сотрудников устроился за столом против меня, водрузив перед собой стопочку, правда, поменьше весом. Я знал его - Смитс, не то Смэтс, аспирант из отделения языка и фонетики. Мы сухо кивнули друг другу и склонились над книгами. Но я не учел усталости пальцев - перелистывать многостраничные тома Британской энциклопедии было им не по силам. Они стали тормозить, задерживать страницы на поворотах. И тут произошло нечто неожиданное: страницы сами стали перевертываться без участия пальцев. Мне оставалось только присмотреться полсекунды, и страница с мягким шелестом ложилась налево, открывая следующую для бездумной фиксации. Мысль спала, как и дома во время "чтения" газет, - я лишь тупо следил за перевертывающимися страницами.
В читальном зале не разговаривали, но мой визави, должно быть, не выдержал.
- Как это у вас получается? - спросил он шепотом, еле подымая отвисшую челюсть.
- Что, что? - не понял или не расслышал я.
- Сттт… раницы, - сказал он заикаясь.
Мне тут же была дана возможность все осознать, понять и даже развеселиться.
- Телекинез, - грозно прошептал я. - Мысль перелистывает страницы.
Смите или Смэтс поперхнулся, съежился и молча пересел со своей стопочкой книг за другой стол. Он не любил чудес.
А я, уже все понявший и внутренне давно подчинившийся, продолжал фиксировать глазами-объективами каждую перевернутую страницу. Они методично шелестели, щекоча приближенные к ним для видимости подушечки пальцев. Три часа автоматической бездумной работы, тысячи моментальных снимков в подсознательной памяти - и никакого следа в памяти сознательной. Короче говоря, с моей помощью Орля выучил английский язык и собрал всю информацию о нашем мире, втиснутую в строй томов Британской энциклопедии. Я вспомнил разговор во сне со своим отражением в зеркале: "Мне нужны твои глаза, чтобы видеть то, что ты видишь, твои уши, чтобы слышать то, что ты слышишь, и твоя кожа, чтобы ощущать тепло или холод прикосновения. Мне нужен твой мозг, чтобы восхищаться тем, что тебя восхищает, страшиться того, что страшит тебя, и удивляться тому, что тебя удивляет". Я дал ему и язык, и глаза, и мозг.
И даже уходя из библиотеки и потирая уставшую поясницу, я все еще не был свободен. Новый приказ побуждал меня найти Вэла и Сузи, вернее, одну Сузи с непонятным и для нее, и для меня требованием. Непонятным и даже невероятным оно прозвучало лишь в момент оглашения, до этого я знал только то, что должен увидеть Сузи. Мне повезло: я нашел ее на скамейке у дверей ее факультета, она просматривала записи лабораторных работ.
- Срочное дело, Сузи, - сказал я, не здороваясь. Какое дело, я еще не знал.
- Монти? - удивилась она. - Где это вы скитались? Вас ищет Вэл, а Доуни отменил проверку курсовых работ из-за вашей неявки.
- Напишите мне список наиболее важных работ по ядерной физике и физике высоких энергий. Сейчас же, здесь, - сказал кто-то во мне моим голосом.
Даже чудеса Орля так не удивили Сузи, как мое требование.
- Зачем вам, Монти? - спросила она меня почему-то шепотом.
- Не знаю, только это необходимо. Возьмите блокнот и перечислите то, что у нас есть в библиотеке.
- И все-таки я не понимаю - зачем?
- И я не понимаю. Но вы должны сделать это, Сузи. И скорее. Это - не я.
Моя бессвязная речь заставила ее подчиниться, но не устранила недоумения. С не меньшим недоумением встретили меня и в библиотеке. Специалист по английскому Ренессансу - и вдруг бросается в дебри элементарных частиц. Почти уникальный случай в нашей университетской среде, где нет больших невежд, чем специалисты вне своих узких областей знания. Но даже узаконенному невежде книжки все-таки выдали. И я листал их еще два часа, ничего не понимая и не запоминая. Кто-то читал и запоминал их вместо меня.
Самим собой я стал только на улице, но в каком качестве! Выжатым лимоном, выкипевшим чайником, выкуренным окурком - с чем хотите сравнивайте эту душевную пустоту и равнодушие ко всему на свете. Я пошел прямо домой, побуждаемый единственным желанием, которое у меня осталось, - возместить пропущенные ленч и обед. И даже не удивился, найдя уже готовый обед на столе: об этом позаботились Сузи и Вэл, терпеливо ожидавшие меня с благословения Розалии Соммерфилд.
- Дай ему виски, - сказал Вэл Сузи, - скорее встряхнется.
Я выпил.
- Говорить можешь?
- Пусть поест сначала.
Я молча проглотил остывшие сосиски с горчицей и запил пивом. В голове зашумело, но вакуум исчез, вернее, наполнился радостным сознанием того, что я - это я и действую по собственному разумению и помыслам. Желание говорить переполняло меня и выплеснулось сразу, без допроса. Я рассказал все: о перелистанных газетах, словаре, Британской энциклопедии и ядерной физике.
- Листал, не читая? - переспросил Вэл.
- Читал Орля. Я был выключен.
- Зачем, понятно. Изучал язык, постигая смысл выражаемых им понятий, и наконец выбрал заинтересовавший его объект информации. Значит, наш невидимка проходит по ведомству Сузи.
- Если его мысль, - задумалась Сузи, - находится на уровне человеческой…
- Или выше, - подсказал Вэл.
- …или выше, то он несомненно знает, что мышление происходит на уровне элементарных частиц. Для контакта с человеком…
- А ты уверена, что он ищет контакта?
- Судя по его действиям - безусловно. Все его чудеса - это стремление познать наш мир.
- Разве обязателен для этого прямой контакт с человеком? Мозг Монти он уже изучил, во всяком случае, может диктовать ему что угодно. Датчиками его он воспользовался, узнал, что его интересует. Изучение же окружающего нас материального мира, по-видимому, возможно для него и без участия человека: удольфские чудеса это подтверждают. Так почему же думать, что он ищет контактов? В принципе могут быть цивилизации, так называемые замкнутые, которых не интересуют никакие контакты.
- Не верю, не могу верить, - решительно возразила Сузи. - Зачем изучать наш язык, если можно проникнуть в мозг и запросто снять весь накопленный им запас информации? И обрати внимание: Орля оставил Монти, когда тот выдохся, когда дальнейшая перекачка информации уже грозила необратимыми изменениями мозговых клеток. Значит, у Орля цель. Или Монти и в дальнейшем будет служить только проводником информации, или с ним потом вступят в прямой контакт.
- Может быть, ты и права, - неуверенно согласился Вэл, - поживем - увидим.
- Что увидим? - рассердился я. - Как переворачиваются страницы без участия пальцев, как превращают в робота бакалавра литературы, как закипает молоко без огня и как замерзает вода в комнате летом? Так объясните же роботу, почему это чудовище при его интересе к ядерной физике избрало для своих экспериментов меня, а не Сузи?
- Так ведь не в нее, а в тебя ударила зеленая молния. Тогда у Доуни…
- Молния не живое существо.
- А ты видел, как выглядят живые существа в других звездных системах и других галактиках? Может быть, это форма газообразной или энергетической жизни. Другой путь эволюции - другие формы разума.
Сузи закрыла лицо руками.
- Мне страшно, мальчики, - повторила она. - А вдруг это враждебный нам разум?
Все замолчали.
- А что мы можем предпринять? - вздохнул Вэл. - Какие у человека средства против чужого разума, ощутимого, но невидимого, властного над материей, но нематериального? Поджечь дом, как в рассказе у Мопассана? Но это поступок сумасшедшего, да и наш Орля или потушит огонь, или восстановит дом. Рассказать о нем людям - военным, ученым, газетчикам? Нас сочтут больными или мистификаторами.
Забегу вперед, если сообщу, что я все же попытался рассказать Доуни, когда передавал ему трубку. Что из этого получилось, вы уже знаете: я едва ускользнул от психиатрического надзора.
- И все же я оптимист, - закончил Вэл. - Это высший разум, допускаю. Но не разум-завоеватель, а разум-разведчик.
- С какими целями?
- События не заставят себя долго ждать.
Вэл оказался пророком.
Глава 5
"МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС"
По древнему сказанию, на пиру у вавилонского царя Валтасара, этак лет за пятьсот с лишним до нашей эры, чудесно возникшая кисть руки начертала на стене три непонятных слова: "мене, текел, фарес". Как были расшифрованы эти слова, я уже не помню, но чувство страха, потрясшее очевидцев, я испытал тоже почти в аналогичной ситуации. Правда, не на шумном "пиру" у ректора по поводу окончания экзаменационной сессии, а в тихом уединении меблированных комнат Розалии Соммерфилд, когда сессия еще не кончилась. Но уверяю вас, страх был не менее леденящим.
Со времени моего последнего разговора с Вэлом и Сузи прошло несколько дней - сессионные дела разлучили нас, да и мы с Доуни задерживались на кафедре дольше обычного, так что я возвращался домой, даже не заглянув в паб за очередной кружкой пива: его доставляла мне на дом Розалия. Несмотря на прогноз Вэла, "события" все еще ждали. Орля или покинул мой тихий очаг, или затаился для новых фокусов. Ничто не нарушало нормальной жизни: вещи не исчезали, часы шли, как полагается, книги не срывались с полок и никто не заставлял меня заглядывать в словари.
Но когда я однажды, вернувшись домой усталый и умиротворенный, устроил себе импровизированный пир из подогретой грудинки, чая и рюмки бренди с куском восточной тянучки из магазина "Персидские сладости", включил телевизор на середине какого-то вестерна и уже приготовился наслаждаться, небесное предупреждение не заставило себя долго ждать. Только вместо письма на стене застучала открытая пишущая машинка с бумажным рулоном, какие в ходу на телетайпах и какие вообще удобнее: не нужно то и дело вставлять и вынимать лист бумаги для перепечатки. Я не случайно упомянул о телетайпе. Машинка задвигалась и застучала именно как управляемый извне механизм - рычаги букв щелкали, подымаясь и опускаясь, лента ползла, накручиваясь и раскручиваясь в катушках, каретка судорожно металась взад и вперед, методически выталкивая наверх оттиснутые строки. На моих глазах происходило новое удольфское чудо, настолько поразительное, что у меня не возникло даже любопытства прочитать эти строки. Я замер от ужаса, как мопассановский герой, заставший "невидимку" врасплох, и пребывал в столбняке до тех пор, пока стук не прекратился и над остановившимся валиком не появился отпечатанный текст. Он был написан грамматически правильно, без единой помарки, с прописными буквами и знаками препинания, как продиктованный машинистке самого высокого класса.
"Мы впервые пробуем ваш язык как средство коммуникации - средство, конечно, примитивное, но другие для тебя не годятся. Телепатический обмен мыслями привел бы к торможению твоих церебральных процессов, так как, включая нашу мысль, мы бы выключали твою. Отвечать можешь устно или мысленно - нам безразлично. Хотя ты и скрываешь иногда свои мысли, не рассчитывай, что обманешь нас, - мы читаем их, как принято называть у вас такой способ накопления информации. Наши сигналы связи вызывают у тебя незнакомые нам помехи, самая устойчивая из которых - страх. Мы проследили его эффект, но объяснить не можем - мы внеэмоциональны… Не смущайся (кстати, тоже непонятный нам, но характерный для тебя импульс), объем твоей информации нам известен, и за пределы его мы не выйдем. Цель нашего общения - прояснить жизнь, с которой мы столкнулись впервые и понять которую до сих пор не можем".
Растерянность моя проходила по мере того, как я читал этот текст, и с последней строчкой я даже оказался способным оценить комизм ситуации. Пишущая машинка в качестве голоса запредельного мира и машинистка-невидимка в роли его разведчика. И это величавое "мы"! "Мы, ее величество, повелеваем…" - внутренне усмехнулся я.
"Что значит "ее величество"?" - выстукала машинка.
Смешно, подумал я. Как школьнику, надо объяснять, что "ее величество" - это обращение к королеве, а во множественном числе от первого лица короли всегда обращались к народу. Я еще ничего не сказал, как машинка уже ответила:
"Что такое "смешно", мы не знаем: у нас нет чувства юмора. Но объяснение понятно. И в дальнейшем продолжай на школьном уровне".
- Но почему же все-таки "мы"? - вслух спросил я. - Разве ты не один?
"Нас много. Как много, объяснить не сумеем. Речь может идти о множествах лишь в приблизительном математическом исчислении".
- Кто же вы?
"Не люди. Даже не биологические организмы с невидимой глазу структурой, как ты подумал. Просто мыслящие энергоблоки на уровне элементарных частиц. Вы еще мало знаете ваш микромир и не открыли кирпичиков, из которых сложено его здание. А мы еще меньше этих кирпичиков, но с более высокой, чем ваша, организацией мышления".
- С кем же я общаюсь сейчас? - совсем уже недоуменно пробормотал я.
"С полем, подобным любому энергетическому полю, обладающему определенными свойствами и заключенному в некое окружающее тебя пространство. Комната? Нет, конечно. Для нас нет стабильных материальных границ. И не одно это поле окружает тебя. Мы можем создавать их в любой точке пространства по всей территории планеты. Создавать и изменять в зависимости от их предполагаемых функций. Ты опять мысленно спрашиваешь: сколько же нас в этом поле? А ты можешь сосчитать, скажем, число нейтрино в этой комнате? И в том и в другом случае едва ли возможен абсолютный ответ".
Я уже успокоился и даже попытался сгруппировать в уме целую систему вопросов к невидимой и неведомой силе, неизвестно как и зачем возникшей, но мой телетайп опять застучал:
"Не умножай вопросов о происхождении, облике и функциях нашего мира. Речь об этом, возможно, пойдет на дальнейших, по вашей терминологии, сеансах связи. Продолжительность такого сеанса понижает нервную активность твоего мозга, поэтому мы вынуждены ограничивать время связи".
- А как вы ухитряетесь его отсчитывать?
"Мы живем в иной ритмике времени, не одинаковой в различных зонах космоса. Но мы уже приспособились к земному ритму, смене темноты и света, сухости и влажности воздуха, появлению утренней росы на траве и вечерним закатам. Мы научились мысленно предвосхищать этот ритм".
- Ну а мы просто фиксируем его часовым механизмом.
"Часы могут идти и назад".
- Это вы повернули их. Ритмика часовой стрелки следует за движением планеты.
Мы уже привыкли друг к другу - я и машинка. Диалог наш почти не задерживался: слова ложились на бумагу с быстротой световых реклам.
"В нашем мире нет вещей. Мы создаем и уничтожаем любые атомные структуры. Вы же окружены сонмом вещей - громоздких и неточных механизмов, бесполезных игрушек, аппаратов, назначение которых не всегда ясно".
- Например?
"Телефон. Ты подымаешь трубку и говоришь с ней, как с живым собеседником. А он не виден".
- Мы еще не научились передавать слово и мысль телепатически. Еще пример?
"Телевизор. Его экран дублирует другую жизнь, которая тебя почему-то интересует".
- Человека интересует всякая информация. Тем более видеографическая. До известной степени она заменяет нам книги. Ведь процесс мышления у нас неразрывно связан со словом.
"А какую информацию дает тебе зеркало? Оно тоже дублирует жизнь, но в другом ракурсе, где правое становится левым".
- С эффектом зеркальности приходится мириться. А как он возникает, объяснить не могу: я не физик. В остальном же зеркало дает нам живую информацию о нас самих, о нашей внешности, у которой свой язык жестов и мимики.
"Внешность, форма. Разве вы не ощущаете ее мысленно?"
- Только то, что видит глаз. Для остального нужно отражение в какой-нибудь материальной среде - вода, металл, стекло.
"Для этого же у твоего окна стоит стеклянный ящик с водой и разноцветными рыбками?"
Я не мог сдержать смеха.
"Что означает этот звук? - отстучал телетайп. - Мы ошиблись?"
- Ошиблись. Это аквариум. Он воспроизводит уголок живой природы тропических водоемов.
"Зачем?"
- Мне нравится.
"Увлечение?"
- Скорее развлечение. Радость. Удовольствие. Неужели вы не знаете удовольствия?
"Знаем. Удовольствие в познании мира, вас окружающего. В решении его загадок. В самом его движении, изменчивости форм, умножении и трансформации. А какое удовольствие доставляет тебе то, что ты называешь искусством? Мы не воспринимаем его совсем, даже через твои восприятия".
- Разве у вас нет чувств, чтобы воспринимать его непосредственно?
"Мы воспринимаем мир иначе, чем вы, без участия органов чувств. У нас нет ни зрения, ни слуха, ни обоняния. Вкус нам неизвестен, как и пища. Осязание - тоже. Даже поле - это только сгусток энергии, не имеющий стабильных материальных форм".
- Еще вопрос…
"Нет. Нервная активность твоего мозга уже понижается. Связь прекращаем. Возобновим завтра в это же время. Можешь пригласить друзей - их высказанные вслух мысли дойдут и до нас. Через тебя".
Телетайп умолк. Каретка застыла, дойдя до упора. Длинный машинописный лист свернулся трубочкой над остановившимся валиком, как несорванный телетайпный выброс. Я осторожно оторвал его и несколько раз перечитал написанное, осмысливая каждое слово. Тайна Орля приоткрылась, только приоткрылась, не позволив даже заглянуть сквозь щелку. Что я узнал о ней? Не много. Что нас окружает удивительный микромир мыслящих существ, вернее, целая галактика миров с населением, близким по численности к математической бесконечности. Что представляет собой разумный индивидуум этого мира? Микромуравей, соединяющийся с триллионами ему подобных в гигантские энергетические поля-муравейники? Мыслящий мезон или нейтрино с мозгом Эйнштейна, способным разрушать и создавать любые атомные структуры? Так распавшаяся на атомы трубка Доуни восстановилась у меня на столе, так обернулась булка высокой твердости сплавом, а механизм стенных часов, не сломавшись, был вывернут справа налево. Так загорелась лампочка без проводов, сама перелистывалась Британская энциклопедия, а моим мозгом, как сосудом с нервными клетками, владело таинственное энергополе - сплав еще более таинственных микросуществ.
Я снял телефонную трубку и позвонил Вэлу.
- Еще не спишь?
- Нет, а что?
- Одевайся и немедленно иди ко мне. Сию минуту, сейчас.
- Это так важно?
- Очень важно. И настолько, что срочно разыщи Сузи, оторви ее от конспектов по структуре нуклона и доставь сюда. Кстати, захвати виски, у меня оно кончилось, а без него я не доживу до утра.
- Да что случилось? - кричал Вэл.