Здесь была только кровать. Аккуратно застеленная, ничем не выдающаяся кровать, с жестким валиком вместо подушки. На окнах - все те же толстые портьеры. На стене, оклеенной дешевыми (или старыми) розовыми обоями, висела картина в раме. Что на ней было изображено, я не разглядел - какая-то мешанина из разноцветных квадратов и многоугольников. Я хотел поискать будильник и поглядеть, во сколько хозяйка обычно встает, но оказалось, что в спальне вообще нет часов. Я вспомнил, что в большой комнате часов тоже не было.
Ванна как ванна. Только маленькая какая-то. Голубая раковина, мыльница. И пожалуй, все. Это было уже странно. Ни тебе духов-дезодорантов и всяких-разных прочих косметик, ни даже зубной пасты. Одинокая щетка для волос. В прозрачной плошке плавает пара контактных линз странного темного цвета. И все.
На кухне меня встретил холодильник "Минск", стандартная электрическая плита, чистый фанерный стол. И те же портьеры. От безысходности я открыл холодильник. Масло, яйца, ветчина, фрукты всякие. На самой верхней полке лежали три большие пластиковые бутылки. В них была налита какая-то странная жидкость, похожая на красное вино или вишневую газировку. Скорее вино - на глаз очень густая.
Делать в этой квартире мне больше было совершенно нечего. Сев за руль, я задумался. Я был жутко разочарован. Столько дури, столько нервов и решительности, достойной лучшего применения, - и все впустую. Тем не менее меня не покидало чувство, что во всей этой безлико-стандартной обстановке было какое-то свое, особое лицо и нестандартность. Что-то засело у меня в подсознании, какая-то особенность, что-то непривычное, из ряда вон выходящее, что я заметил в этой квартире, но не обратил тогда внимания. Уже подъезжая к дому, я наконец понял что. Там не было ни одного зеркала.
Не зная, что делать с этим странным открытием, я позвонил Винни-Пуху:
- Слушай, надо нашей Альберте ответ написать. Я к тебе заеду.
- Заезжай, - откликнулся Винни-Пух. - Только ответ я уже написал.
- То есть как?.. - опешил я.
- Ну, как. Просто. Пока вы там слежкой своей занимались, мне-то что-то надо было делать. Вот я и ответил. Правда, только на одно письмо. Уже второе пришло.
- Ну, ты, блин, даешь! Переписка, я вижу, идет, полным ходом.
- Стараемся, - скромно ответил Винни-Пух.
- И что же ты ей ответил? - спросил я, сидя уже за компьютером Андрея.
- Вот, можешь почитать.
Он раскрыл окошко.
"Любезная сударыня! Был чрезвычайно рад и счастлив получить ответ. Я глубоко расстроен тем обстоятельством, что не могу выслать Вам свою фотокарточку, хотя и пытался сделать ее весь прошедший день. Видите ли, моя сущность такова, что совершенно не представляется возможным запечатлеть ее на пленке, равно как и увидеть в зеркале. В глубокой скорби от безуспешности попыток запечатлеться я полчаса бился лбом о каменные стены моего замка, но они отвечали мне только сочувствующим эхом!.. Сударыня! В скорби своей смею заверить Вас, что я истинный представитель своего рода по плоти и крови, внешности и внутренности и не разочарую вас своим образом, если Вы, конечно, не имеете предубеждения против кареглазых брюнетов. Зато уж изображение моего замка Вы можете лицезреть во всей красе. Завершая свое послание, я беру на себя смелость признаться Вам, что чувства, которые я медленно, но верно начинаю испытывать к Вам, сударыня, в самой скромной трактовке можно назвать родством душ, даже если хозяевами наших с Вами душ мы и не являемся. И помните девиз нашего племени, сударыня! "Быть веселыми, красивыми и ни о чем не жалеть". За сим имею честь откланяться, до последней капли крови Ваш вассал, Альфред".
- Да… - протянул я, подавленный этой стилистикой. Как-то пытаясь совместить в голове этот невинный стеб, туманные намеки Навигатора и мой сегодняшний визит в квартиру, я спросил:
- А что это за фотография?
- Ну, она просила мою… то есть твою фотографию. А у меня ее нету. Пришлось отмазываться, что вампиров нельзя сфотографировать.
- Что, правда нельзя?
- Ну да. Я читал когда-то книжку про вампиров. Так что переписку на эту тему поддержать могу.
- А ты что, кроме технической литературы, что-то читаешь? - рассеянно съязвил я, перечитывая письмо.
- Между прочим… - начал Винни-Пух. Но я не дал ему договорить. Чувствуя, как по спине пробежали нестройными Рядами мурашки, я ткнул пальцем в монитор:
- Что это?!
- Где? - Винни-Пух, испуганный тоном моего голоса, уставился в текст.
- Вот здесь! - Я прочитал: - "Видите ли, моя сущность такова, что совершенно не представляется возможным запечатлеть ее на пленке, равно как и увидеть в зеркале". Про зеркало.
- Ну, вампиры очень боятся зеркал. По легендам, они в них не отражаются и это оказывает на них какое-то странное воздействие.
Я похолодел. Я рванулся к телефону, но вовремя остановил себя.
- Помнишь, мы покупали два сотовых? - спросил я Винни-Пуха. - Один я взял себе, другой должен был быть у тебя.
- А-а… Труба. Зачем, позвони так, дешевле обойдется.
- Давай тащи сюда, - не обращая внимания, потребовал я. Когда Винни-Пух принес мобильник, я набрал номер, который мне дал Навигатор.
Мы сидели на скамейке в Битцевском парке. День кончился, начинался вечер. Из-за деревьев в парке было уже довольно темно, народу не было совсем. Навигатор выглядел очень уставшим.
- Видите ли, Денис (я поморщился), у этой девушки, судя по всему, психическое расстройство. Она воображает себя вампиром.
Я вспомнил бутылки с красной жидкостью в холодильнике и передернул плечами.
- Ну а вам-то с этого что?
- Да, в общем, все бы ничего. Только она кровь пьет, Она пьет кровь живых людей, понимаете?
Тверская - одна из самых московских улиц. Говорят, у каждого города есть свой Арбат и своя Тверская. Но у них - своя, а московская - только одна. С особняками, по грудь вросшими в асфальт, с часовенками, театрами, фонтанами и памятниками. Неустанно обновляемая, она все та же. И эти камни, наследники великого пожара, видевшие Пушкина еще не из бронзы, а из плоти и крови. Что может быть прочнее вас, из-под седых бровей ветхих крыш наблюдающих за неоном, бетоном, стеклом и металлом своих могильщиков?
Девушка в короткой кожаной курточке, бредущая по камням мостовой, подставив светлые волосы робким каплям, падающим с неба, встречает улыбкой эти дома, словно старых знакомых. Она не замечает панельных исполинов в неоновых бейсболках - только этих сгорбившихся стариков, опирающихся на долгие тополиные палки. В них - эта улица, ее очарование, обаяние и неповторимость.
Что может быть красивее этой улицы, этого бульвара, этих деревьев, разукрашенных жемчужными каплями последнего летнего дождика? Но почему-то люди, спешащие вечером по мостовой, вливающиеся серыми потоками в подземные переходы не замечают этого, и сырость воздуха, мокрые брызги, сшибаемые ветерком с листьев, раздражают и злят их.
Эта сырость держится всю ночь, если дождь пройдет вечером. Неоновые вывески, как бы ярко они ни сверкали, не в силах осушить даже одной капли, заснувшей на листке тополя до утра.
Лиза сидела на сырой скамейке, как бы собираясь с мыслями. За ее спиной Тверская преображалась в свою ночную ипостась, и танки-джипы с тонированными стеклами, в которых отражаются вывески ночных баров, уже неторопливо Двигались по узким проулкам, словно купцы по торговым Рядам. Лиза встала и пошла им навстречу.
Под одну из мигающих вывесок над полуподвальной узкой дверью она спустилась. Народу в баре было немного - это один из тех баров, в котором контингент строго отсеивался. За столиками и у бара сидели скучающие парни, очень Разные, но с какой-то трудноуловимой общностью. Некоторые из этих парней непринужденно болтали с элегантно одетыми дамами среднего возраста, сохраняя при этом обреченную скуку во взгляде. Лиза огляделась, села за стойку бара и повернулась к среднего роста блондинчику, который в про страции пил апельсиновый сок и наблюдал свое отражение зеркале напротив.
- Сколько? - спросила она.
Парень очнулся и удивленно уставился на нее:
- Девочка, ты немножко ошиблась. Мы с тобой коллеги, Так что чеши отсюда, пока дядя Ваня тебя не просек. А вообще, мой тебе совет - найди себе хорошего…
- Сколько? - настойчиво повторила Лиза. Парень замолк. Потом вдруг рассмеялся:
- Ну, ты даешь, девочка! Извини, я, наверное, не догнал. - Он широко ей улыбнулся. - С тобой - бесплатно, Но сотню - дяде Ване.
- Идет, - ответила Лиза, взяла продолжающего уди ленно смотреть на нее парня под руку, стащила с табурета спросила: - Куда?
- Да тут рядом…
Парень поднял руку и сделал какие-то знаки в темны угол бара. Затем перегнулся через стойку, достал куртку сказал:
- Пошли, что ли…
Они вышли из бара и свернули за угол.
- Слушай, а зачем тебе?..
- А как насчет без вопросов? - оборвала его Лиза. Парень профессионально заткнулся. Но Лиза не удержалась погладила его по руке. Он понимающе кивнул.
Они вошли в довольно чистый подъезд старого большой дома, не такого старого, как многие дома на Тверской, не серого и мрачного. На втором этаже парень отпер дверь.
- Заходи.
В квартире Лиза огляделась. Ничего особенного тут не было: все с видимой чистотой, мебель - дешевая и легкая кровать большая и аккуратно застеленная.
- Пить будешь? - спросил он.
- Скажи-ка лучше, как тебя зовут?
- Дима, - ответил парень и обнял Лизу с намеком на нежность.
К двери бара подъехали два черных лакированных "мерседеса". Восемь дверей одновременно раскрылись, и из машин выбрались шестеро мужчин в аккуратных серых тройках. Четверо из них остались снаружи, а двое, расстегивая на ходу пиджаки, спустились вниз.
Дядя Ваня, огромный мужик в тугой кожаной куртке, похожий одновременно на боцмана и цыганского медведя, сидел в дальнем углу бара за персональным столиком и сонным взглядом тяжелых блестящих карих глаз поводил вокруг. Когда двое мужчин вошли в помещение, он резко сунул руку под крышку стола, но секунду спустя чутьем определил, что это очень серьезные люди. Один из "серьезных людей" остановился у входа, другой, не оглядываясь, уверенно направился к дяде Ване.
Минут через десять двое вышли на улицу, кивнули остальным четверым, расселись в машины. "Мерседесы" медленно тронулись с места и свернули за угол. Еще минуты через две на улицу вышел дядя Ваня, прислонился спиной к стене дома, достал сигарету, зажигалку, нервно закурил. Потом вдруг выплюнул сигарету и громко выругался.
У подъезда большого серого дома машины снова остановились, а люди в тройках снова вышли. Но внизу на этот раз остались двое. Четверо поднялись на третий этаж и замерли у двери в квартиру. Один из них, лет пятидесяти, с крупным лицом и седыми волосами, но подтянутый и спортивный, судя по всему, был главным. Он жестами объяснил, что нужно делать, и достал из наплечной кобуры странный пистолет. Пистолет казался пластмассовым в тусклом свете люминесцентной лампы, а угловатые фантастические формы наводили на мысль, что это игрушка.
Он поднял руку - двое приготовились - и махнул ею. Двое с разбегу врезались плечами в дверь - хлипкий замочек вылетел из старого косяка. Дверь слетела с петель, и грохот падения слился со звоном разбитого стекла.
Человек с пистолетом бросился к разбитому окну, глядя с третьего этажа на улицу, прицелился. Раздался легкий хлопок, потом еще один. Внизу из-за угла выбежали двое, дежурившие у подъезда с пистолетами на изготовку. -<
- Не стрелять! - заорал человек из разбитого окна. - Кровь, осторожнее! Кровь! Стекла собирайте!
Он разочарованно обернулся, покачал головой и посмотрел на Диму. Тот лежал на постели, закатив глаза, словно подернутые маслянистой пленкой. На его шее виднелись бурые потеки.
- Пакуйте, - устало сказал человек. - Рану не трогайте. Никаких химикатов. Вакуумно.
Через несколько секунд двое уже вносили светло-зеленый пластиковый чемоданчик. Они раскрыли его и достали целлофановый пакет. Развернув его, они осторожно упаковали в него Диму. Затем один присоединил к пакету небольшой баллон, раздалось шипение, и пакет словно впитался в фигуру Димы. Тот вяло дернулся и затих. Только раскрытый рыбий рот и выпученные глаза подсказали, что он затих навсегда.
Внизу двое, в резиновых перчатках, с пластиковыми контейнерами в руках, осторожно собирали с асфальта осколки оконного стекла. Человек, отдававший команды, подошел к ним, поднял вверх голову и долго смотрел в мертвую глазницу окна на третьем этаже.
- Эх, мать!.. - едва слышно произнес он. Мужчина в резиновых перчатках подошел к нему и тихо сказал:
- Есть пара образцов, Эдуард Фомич.
- Ну-ну. Что-нибудь еще?
- Куртку ее нашли. Больше ничего.
Человек вздохнул и безнадежно махнул рукой:
- По машинам. Отчаливаем, пока менты не объявились.
Тишина. Темнота. Правда, глаза давно привыкли и различают очертания предметов в комнате. Я лежу на кровати, подложив руки под голову, и пялюсь в потолок. Мне не спится. Я думаю об Альберте Вагнер. И не то чтобы мне эта дума доставляет удовольствие. Я представляю себе, как эта хрупкая, нежная, воздушная красавица обнимает меня, прижимается своими губами к моей шее, прокусывает вену и впивается…
Я с трудом поборол желание включить свет. Это хорошо, когда смотришь ужастик по телевизору или читаешь об этом в книжке. А когда это в жизни происходит…
Не происходит? Ну, значит, произойдет! Навигатор сказал, что я должен с ней познакомиться. Лично. А что он еще сказал?.. Да ничего, в общем. Сказал все, что знает. Вернее, он сказал, что передал мне все, что смог узнать сам. Из его уст эта фраза звучала как-то настораживающе. Я не понял, так ли все на самом деле, как он сказал, или это только "информация".
Черт бы его побрал совсем! Об эти тайны все мозги сломаешь, никаких нервов не хватит. Ну познакомлюсь я с ней, а дальше что? Он сказал - дальше будет видно. Блин.
Что мне снилось этой ночью, лучше не вспоминать. Удивительно, как это я ни разу не проснулся. Разбудил меня телефонный звонок.
- Она письмо прислала, - услышал я голос Винни-Пуха. На часах было десять утра. Еще спать и спать.
- Ну и?.. - сказал я тоном занятого человека, которого имели право побеспокоить, только если случилось землетрясение в Нурланде.
- Вот тебе и "ну и"! Она встретиться хочет.
Я похолодел. Нет, я все понимаю. Пусть она кровь пьет, пусть она хоть плеткой стегает и кожаные трусы носит, но ко всему надо подготовиться! Я собирался недельку так себя поподготавливать, потом, может быть, предложить ей встретиться. Потом, может быть, напиться и в самом деле встретиться. Но не так же! Не на следующее же утро!
- Еду, - сказал я и положил трубку.
"Любезный Альфред!
Как вы отнесетесь к идее совместной охоты? У меня непреодолимая жажда крови именно сегодня. И я хочу разделить эту жажду с вами. Ответьте на мое предложение сразу же, как только получите это письмо. Только "да" или "нет". С нетерпением жду".
Я тупо пялился на фразу "совместная охота". Потом до меня дошло, что мы играли в вампиров. Я мучительно почесал репу и позвал Винни-Пуха.
- Отвечай. Скажи, что я согласен.
Винни-Пух спихнул меня со стула и шустро защелкал клавишами, не глядя на клавиатуру:
"Милая Альберта, конечно, ДА!
Я "за" всеми своими конечностями, но позволю себе маленькую капельку дегтя в стройную бочку меда наших с Вами отношений. Меня восхищает Ваша решительность и смелость, я понимаю Вашу страсть к риску. Но призываю Вас как следует подумать, так ли уж необходимо это делать? Я забочусь не о себе, ибо буду крайне расстроен, если Вы измените свое решение.
Преданный Вам Альберт".
- Это еще зачем? - спросил я.
- Что именно?
- Зачем ты предложил ей подумать?
- Ну, понимаешь… - Винни-Пух хитро сощурился. - В интернетовской переписке есть своя этика. Если быстро согласиться, тебя могут принять за человека, хватающегося за любой шанс, а значит, неуспешного в этом деле по жизни. Надо дать понять, что для тебя важно не телесное, а духовное общение.
- Ну ты даешь! - Я постучал себя по голове. - Отсыпь мне немножко опилок.
Винни-Пух вдруг посерьезнел и внимательно на меня посмотрел.
- С радостью, - осторожно сказал он. - Только оплата вперед.
Я понял намек сразу. Они же не работают, ни Джулия, ни Винни-Пух. Имея на побегушках таких ценных сотрудников, я должен был бы сам помнить об оплате.
Я знал, что Винни-Пуху много денег давать опасно - он опять купит себе какую-нибудь фигню для компьютера. Поэтому я отмусолил, не доставая из кармана, одну бумажку из денег Навигатора и положил на клавиатуру:
- Хватит пока?
- Хватит, - спокойно сказал Андрей и убрал деньги.
Ответ пришел через четыре часа:
"Дражайший Альберт!
Согласна, я Вас совсем не знаю. Но если Вас так смущает это обстоятельство, можете выслать копию Вашего паспорта, свидетельство о рождении и четыре фотографии 8х12 с уголком. Или Вы опасаетесь за свои действия? Надеюсь, Вы не имеете привычки расчленять своих знакомых при первой же встрече…
Предлагаю Вам встретиться в клубе "Девятый круг" на Садово-Триумфальной. Жду Вас там в полночь. Я буду в черном, но чтобы вы легче смогли меня заметить, распущу свои волосы. Думаю, их цвет нет необходимости напоминать".
Расчленять… Надеюсь, у нее нету привычки набрасываться на людей при первой же встрече.
Сам не знаю почему, но я решил не говорить Винни-Пуху о том, что мне сказал Навигатор.
- Ну что? - спросил он.
- Вроде порядок. Встречаемся. - Я посмотрел на часы. - В полночь. Не слабо так, да?
С каждым часом мне делалось все неспокойнее. Где-то около девяти я не выдержал:
- Слушай, знаток вампиров. Что там от них защищает?
Андрей оторвался от компьютера:
- Ну, про серебряные пули и осиновый кол ты помнишь? Еще есть вроде чеснок и распятие. А зачем тебе? Ты что, боишься?
- Вот еще! - с излишней обидой отозвался я, - Просто для общего развития.
Ни чеснока, ни распятия у меня под рукой не было. Не говоря уж про кол и пули.
- Сегодня полнолуние, - вдруг сказал Винни-Пух.
- Ну и что?
- Не знаю. Просто это как-то должно быть связано с нечистой силой.
Я потерял предпоследние остатки решительности. Время неумолимо приближалось.
Тишина. Темнота. Лиза стоит посреди комнаты, в мерцающем свете почти полной луны, вытянув перед собой руки запястьями вверх. Ее глаза закрыты. Она дрожит.
Вдруг ее пробила жуткая судорога. Пытаясь задавить крик, рвущийся из горла, она падает на пол и обхватывает себя руками. Из плотно стиснутых губ прорывается мычание, нечеловеческое, незвериное. Ее тело, кажущееся таким беззащитным в центре большой пустой комнаты, крутят судороги, уже непрерывно следуя одна за другой. Поджимая ноги, стискивая руки, сжимая себя нечеловеческим усилием, она пытается унять спазмы. Бесполезно. Это сильнее ее.