"Одним из основных принципов практической логики, – отмечал автор письма, – является то, что, после исключения всего невероятного остаток, каким бы неправдоподобным он ни казался, должен содержать истину. Мы точно знаем, что поезд проехал через Кеньон-Джанкшн. Мы точно знаем, что до Бартон-Мосс он не доехал. То, что он мог свернуть на одну из семи доступных веток, является в высшей степени маловероятным, но тем не менее возможным. Совершенно очевидно, что там, где рельсов нет, поезд проехать не мог, следовательно, мы можем сузить поле поисков до трех открытых линий, а именно, ветки, ведущей к чугунолитейному заводу Карнстока, ветки, ведущей к шахте "Большой Бен", и ветки, ведущей к шахте "Упорство". Может быть, в Англии существует тайная организация шахтеров, что-то наподобие каморры, которая могла бы уничтожить и сам поезд, и его пассажиров? Это маловероятно, но допустимо. Признаюсь, что другого решения я не вижу и потому советую железнодорожной компании сосредоточить внимание на данных трех линиях и на рабочих, которые трудятся на этих предприятиях. Внимательное наблюдение за ломбардами этого района также может выявить немаловажные улики".
Предположение, выдвинутое признанным специалистом в подобных вопросах, вызвало немалый интерес и резкую критику со стороны тех, кто посчитал подобное заявление нелепым поклепом в адрес честных и достойных тружеников. Единственным ответом на эту критику стало предложение дать более правдоподобное объяснение загадке. Тут же последовало сразу две версии ("Таймс" от 7 и 9 июля).
В первой выдвигалось предположение, что поезд сошел с рельсов и погрузился на дно Ланкаширско-Стаффордширского канала, который проходит параллельно линии несколько сотен ярдов. Это предположение было тут же отброшено, когда выяснили глубину канала, которой явно не хватало, чтобы скрыть такой большой объект.
Второй корреспондент призвал обратить внимание на черный кожаный чемоданчик, единственный багаж пассажиров, и высказал предположение, что в нем могло находиться какое-нибудь новое, неизвестное взрывчатое вещество невиданной доселе силы, способное распылить поезд. Однако идея о том, что взрыв мог полностью уничтожить поезд и не затронуть рельсов была настолько абсурдной, что никто не стал рассматривать эту версию всерьез. Расследование безнадежно зашло в тупик, когда дело получило новое, совершенно неожиданное развитие.
Речь идет ни много ни мало о письме, полученном миссис Макферсон от ее мужа, Джеймса Макферсона – проводника исчезнувшего поезда. Письмо, датированное 5 июля 1890 года, отправлено из Нью-Йорка и достигло адресата 14 июля. Кое у кого зародились подозрения относительно его подлинности, но миссис Макферсон не сомневалась в том, что написано оно рукой супруга, а тот факт, что в конверт было вложено сто долларов пятидолларовыми купюрами, послужил достаточным доказательством, исключающим мистификацию. Обратный адрес в письме отсутствовал. Привожу его полностью.
"Дорогая жена,
Я много думал и понял, что не могу просто так о тебе забыть. То же самое касается и Лиззи. Я пытался, но у меня ничего не получается. Я высылаю вам немного денег, которые ты сможешь поменять на двадцать английских фунтов. Этого хватит вам с Лиззи, чтобы пересечь Атлантику. Комфортнее и дешевле плыть на гамбургском судне, которое заходит в Саутгемптон, чем на ливерпульском. Если вам удастся добраться сюда и остановиться в Джонстон-хаус, я попытаюсь послать тебе весточку и сообщить, как мы сможем встретиться. Сейчас, правда, у меня довольно большие проблемы. Мне очень больно думать о том, что я вас уже никогда не увижу. Поэтому пока на этом все. Твой любящий муж,
Джеймс Макферсон".
Поначалу у публики возникла надежда, даже уверенность в том, что это письмо поможет распутать все дело, тем более, что было установлено, что седьмого июля некий пассажир, по описанию очень похожий на пропавшего проводника, под именем Саммерса сел в Саутгемптоне на лайнер "Висла", курсирующий между Гамбургом и Нью-Йорком. Миссис Макферсон вместе с сестрой Лиззи Долтон отправились в Нью-Йорк и три недели прожили в Джонстон-хаус, но на связь с ними никто так и не вышел. Возможно, какое-нибудь опрометчивое замечание в прессе предупредило его, что полиция использует их в качестве наживки. Как бы то ни было, никакой записки он им не написал, сам не пришел, и женщинам ничего не оставалось, как вернуться в Ливерпуль.
На этом расследование застопорилось и оставалось в таком состоянии до нынешнего, 1898 года. Как ни удивительно, но за все эти восемь лет не обнаружилось ни единой новой улики, которая могла бы хоть немного приподнять завесу тайны над делом об исчезновении экстренного поезда, в котором ехали месье Караталь и его спутник. Попытки узнать что-либо о прошлом этих путешественников позволили выяснить, что месье Караталь был известным в Центральной Америке финансистом и политическим деятелем и что во время поездки в Европу ему крайне необходимо было попасть в Париж. Его спутник, который регистрировался в списках пассажиров под именем Эдуардо Гомеса, был человеком с темным прошлым. Он имел репутацию убийцы и бандита. Однако были выявлены факты, свидетельствующие о том, что он был искренне предан месье Караталю, и последний, будучи человеком физически слабым, нанимал его в качестве телохранителя. Можно добавить, что в Париже так и не удалось установить, что за срочное дело заставило месье Караталя так спешить. Этим исчерпываются все факты по этому делу, известные до появления в марсельских газетах недавнего признания Эрбера де Лернака, осужденного на смерть за убийство торговца по фамилии Бонвало. Его заявление (в точном переводе) звучит так:
"Я об этом рассказываю не из гордости и не для того, чтобы выставиться, поскольку, если бы это было моей целью, я мог бы рассказать еще о дюжине не менее замечательных дел. Я делаю это только для того, чтобы один господин в Париже мог понять, что я могу не только поведать о судьбе месье Караталя, но еще и рассказать, в чьих интересах и по чьему заказу все это исполнено, если в самое ближайшее время я не услышу об отмене моего приговора. Пока не поздно, прислушайтесь к этому предупреждению, господа! Вы знаете Эрбера де Лернака и знаете, что он слов на ветер не бросает. Так что поспешите, иначе вам же будет хуже!
Пока что я не буду называть имен (поверьте, услышав их, вы бы очень удивились!), а просто расскажу о том, как хитро я это провернул. Я не подвел тех людей, которые наняли меня, и уверен, что теперь они не подведут меня. Я очень на это надеюсь, и до тех пор, пока не буду точно знать, что они меня предали, эти имена – услышав которые, Европа содрогнется – названы не будут. Но если такое случится… Однако хватит об этом!
Короче говоря, в 1890 году в Париже проходил тот самый знаменитый процесс, связанный с политическим и финансовым скандалом. О том, каким грандиозным в действительности был этот скандал, могут рассказать только тайные агенты наподобие меня. На карту были поставлены карьеры и добрые имена многих высокопоставленных лиц Франции. Представьте себе кегли, такие ровные, строгие, прочные. И вот откуда-то издалека появляется шар – и бам-бам-бам! Все кегли уже валяются на полу. А теперь представьте себе некоторых из самых важных людей во Франции в виде таких кеглей. Для них этот месье Караталь был тем самым шаром, который замаячил вдалеке. Если бы он приехал – бам-бам-бам! В общем, было решено, что он не должен добраться до Франции.
Я не хочу сказать, что все они понимали, чем это закончится. Как я уже говорил, затронуты были не только политические, но и большие финансовые интересы, поэтому для ведения дел был сформирован специальный синдикат. Некоторые из его участников даже не понимали его истинных целей, но остальные все понимали прекрасно, и они могут не сомневаться, что их имена я не забыл. Им стало известно о готовящемся приезде месье Караталя задолго до того, как он выехал из Южной Америки, и они знали, что документы, которые он везет с собой, для них означают полный крах. Синдикат обладал неограниченными средствами. Понимаете, в прямом смысле неограниченными. Они искали агента, способного распорядиться этой гигантской властью. Им требовался человек находчивый, решительный, умеющий мгновенно приспосабливаться к обстоятельствам. Такие люди встречаются один на миллион. Они остановили выбор на Эрбере де Лернаке. И не прогадали.
В мои обязанности входило подыскать помощников, суметь распорядиться той властью, которую дают деньги, и сделать так, чтобы месье Караталь никогда не попал в Париж.
Я – человек энергичный, поэтому к работе приступил сразу же, как только получил указания, и шаги, которые я предпринял, были наилучшими из всех возможных для достижения цели.
Человек, которому я мог полностью доверять, был немедленно отправлен в Южную Америку, для того чтобы сопровождать месье Караталя в его поездке. Если бы он не опоздал, их судно так и не доплыло бы до Ливерпуля, но, увы! – оно уже было в пути, и мой агент не смог на него попасть. Я снарядил небольшой вооруженный бриг, чтобы перехватить его, но и тут мне не повезло. Впрочем, как и все великие организаторы, я был готов к неудаче, и у меня имелось несколько запасных планов. Какой-то один из них должен был сработать. Однако не стоит недооценивать трудности, с которыми мне пришлось столкнуться при организации этого дела, или думать, что обычное убийство решило бы все вопросы. Нам нужно было не только избавиться от самого месье Караталя, но и уничтожить его документы, а также устранить его доверенных лиц, если бы нам стало известно, что он успел кому-нибудь передать свои секреты. И не забывайте, что они были начеку и ожидали чего-то подобного. Это была поистине достойная меня задача, поскольку только я добиваюсь успеха там, где остальные лишь разводят руками.
К встрече месье Караталя в Ливерпуле я подготовился заранее. Для меня не упустить момент было очень важно, поскольку, как я подозревал, он договорился, чтобы в Лондоне ему выделили надежную охрану. В моем распоряжении было лишь время между тем, как он сойдет на берег в ливерпульском порту, и тем, когда прибудет на лондонский вокзал компании "Лондон энд Вест-коаст". Мы разработали шесть планов, каждый изощреннее предыдущего. Какой из них мы пустим в ход, зависело от его действий. Как бы он ни повел себя в Ливерпуле, мы были ко всему готовы. Если бы он решил там задержаться, мы знали, что делать. Если бы поехал обычным пассажирским поездом, экспрессом или спецрейсом – на каждый из этих вариантов у нас был разработан свой план. Все было предусмотрено, ловушки расставлены на всех направлениях.
Вы, конечно, понимаете, что в одиночку я бы со всем этим не справился. Что я мог знать об устройстве английских железных дорог? Но если у тебя есть деньги, ты найдешь преданных помощников в любой точке мира, и вскоре на меня уже работал один из умнейших людей Англии. Имен называть я не буду, но было бы несправедливо приписывать успех исключительно своим заслугам. Мой английский союзник был достоин работать со мной. Он прекрасно знал линию Лондон – Западное побережье, и в его распоряжении была группа рабочих, неглупых и преданных ему людей. Идея принадлежала ему, со мной он лишь согласовал кое-какие детали. Мы подкупили некоторых работников железной дороги, среди которых самым важным был Джеймс Макферсон (он считал, что именно его скорее всего назначат проводником на спецрейс). Смит, кочегар, тоже работал на нас. Мы попробовали найти подходы и к Джону Слейтеру, машинисту, но выяснилось, что он человек принципиальный и поэтому для нас опасный, так что мы отступились. Мы не были уверены, что месье Караталь поедет именно спецрейсом, но считали это самым вероятным, потому что ему нужно было добраться до Парижа как можно скорее. Поэтому именно к этому мы готовились тщательнее всего, и приготовления эти, вплоть до мельчайших деталей, были продуманы и закончены задолго до того, как пароход, на котором он плыл, достиг берегов Англии. Между прочим, на лоцманском катере, который подводил этот пароход к причалу, тоже находился мой агент.
Как только Караталь прибыл в Ливерпуль, мы уже не сомневались, что он почувствовал опасность и все время был настороже. С собой он привез охранника, опасного парня по имени Гомес. Этот человек имел при себе оружие и мог пустить его в ход при первом же подозрении. Именно в его руках находились бумаги Караталя, и он был готов защищать и их, и своего хозяина. Мы решили, что Караталь, скорее всего, посвятил в свои тайны Гомеса, поэтому устранить Караталя, не устранив Гомеса, было бы пустой тратой сил. Их должна постичь одна участь, так что они сами облегчили нам задачу, когда заказали спецрейс. Из трех работников на этом поезде два работали на нас. Денег, которые они за это получили, их хватило бы на то, чтобы жить припеваючи до конца своих дней. Не хочу сказать, что англичане – самая честная нация в мире, но я выяснил, что купить их стоит гораздо дороже.
Я уже упоминал своего английского агента (этого человека, несомненно, ждет большое будущее, если только его больное горло не сведет его в могилу раньше времени). Он отвечал за все приготовления в Ливерпуле, пока я сидел в гостинице в Кеньоне, дожидаясь секретного сигнала приступать к действию. Когда был заказан спецрейс, мой агент тут же телеграфировал мне и предупредил, когда все должно быть готово. Он сам под именем Хореса Мура обратился к начальству вокзала с просьбой организовать спецрейс, надеясь, что его посадят в поезд месье Караталя, а это при определенных обстоятельствах могло сослужить нужную службу. Например, если бы наш coup провалился, мой агент застрелил бы их обоих, а документы уничтожил бы. Однако Караталь был начеку и наотрез отказался от попутчика. Тогда мой человек покинул станцию, потом вернулся через другой вход, зашел в служебный вагон с противоположной от платформы стороны и поехал вместе с Макферсоном, проводником.
Однако вам будет интересно узнать, чем в это время занимался я. Все приготовления были завершены за несколько дней до самой операции, оставалось лишь нанести последние штрихи. Выбранная нами боковая ветка когда-то отходила от основной линии, но потом ее отсоединили. Нам требовалось лишь проложить несколько рельсов, чтобы восстановить соединение. Эти рельсы проложили, насколько это было возможно сделать, не привлекая внимания, так что теперь оставалось только присоединить их к основной линии и восстановить стрелки в их прежнем виде. Шпалы вообще оставались на месте со старых времен, а рельсы, стыковые накладки и заклепки были под рукой, мы сняли их с заброшенной ветки неподалеку. Я со своей небольшой, но умелой бригадой рабочих подготовил все задолго до того, как прибыл наш экстренный поезд. Когда же поезд прибыл, на небольшую боковую ветку он свернул так гладко, что оба его пассажира, похоже, даже не почувствовали толчка на стрелках.
Наш план состоял в следующем: Смиту, кочегару, вменялось в обязанность усыпить хлороформом Джона Слейтера, машиниста, чтобы он исчез вместе с остальными. Но в этом – и только в этом! – план наш дал осечку (я не говорю о предательском поступке Макферсона, который написал письмо домой). Наш кочегар оказался таким неуклюжим, что Слейтер во время борьбы вывалился из локомотива, и хоть нам повезло, что при этом он сломал себе шею, это стало единственным пятном на том, что, не случись этого, должно было стать настоящим шедевром, одним из тех, которые заставляют онеметь от восторга. Эксперту-криминалисту должно быть ясно, что Джон Слейтер – единственный изъян в нашей великолепной комбинации. Я, как человек, у которого за плечами столько триумфальных побед, могу себе позволить признать недочеты в своей работе, поэтому открыто признаю: Джон Слейтер – наше упущение.
И все же, как и планировалось, наш экстренный поезд оказался на небольшой ветке длиной два километра, то есть чуть больше одной мили, которая ведет, вернее, когда-то вела к заброшенной шахте "Отрадная", ранее одной из крупнейших угольных шахт в Англии. Вы спросите, почему никто не заметил поезда на старой линии, которая давно не используется? Я отвечу, что по всей длине она проходит по дну глубокой выемки, и для того чтобы увидеть поезд, нужно было подойти к самому ее краю. В это время на краю выемки находился лишь один человек – я. И сейчас я расскажу вам, что я видел.
Один мой помощник остался у стрелок, чтобы перевести поезд на другой путь. С ним были четверо вооруженных людей на тот случай, если поезд сойдет с рельсов (мы не исключали такого варианта, потому что стрелки были очень ржавые). После того, как поезд свернул, ответственность за операцию перешла ко мне. Я ждал на том месте, откуда был виден вход в шахту, и тоже был вооружен, как и двое моих помощников. Как видите, я учел все.
Как только поезд благополучно выехал на боковую ветку, Смит, кочегар, сбавил скорость, и сразу же снова запустил двигатель на полную мощность, а сам вместе с Макферсоном и моим английским помощником в это время спрыгнул с поезда. Может быть, это замедление насторожило путников, но только, когда их головы показались в открытом окне, поезд уже несся на полной скорости. Представляю себе, как они были поражены! Представьте себе, что бы почувствовали вы, если бы, выглянув из окна своего роскошного купе, увидели, что едете по старым ржавым рельсам, которые пожелтели и прогнили, оттого что по ним уже давно никто не ездит. Как, наверное, у них перехватило дыхание в тот миг, когда они поняли, что в конце этой жуткой колеи их ждет не Манчестер, а смерть! Но поезд несся на бешеной скорости, раскачиваясь и подпрыгивая на старых рельсах, колеса его жутко визжали. Я был недалеко от них, поэтому мог рассмотреть их лица. Караталь молился, по-моему, в руках он держал четки. Его спутник заревел, как бык, почуявший кровь на бойне. Он увидел нас на краю выемки и замахал руками как сумасшедший. Потом он сорвал с руки чемоданчик и вышвырнул его в окно в нашем направлении. Конечно, было ясно, чего он хотел. Они отдают нам документы и обещают молчать, если мы пощадим их. Что ж, я бы ничего не имел против, если бы мы могли что-нибудь изменить. Но дело есть дело, да и так же, как и они, мы уже были не в состоянии остановить поезд.