- Понимаю… - протянула Керрис и после небольшой паузы продолжила: - Надеюсь, вы понимаете, почему мы беспокоимся, узнав, что заокеанская колония располагает столь внушительным флотом боевых самолетов?
- Они выполняют сугубо оборонительные функции.
- Но столь же легко могут быть использованы и в целях агрессии?
- Согласен, - улыбнулся я. - Однако, поверьте, мы вовсе не стремимся к мировому господству.
Рори вздохнул и, сверля меня глазами-буравчиками, произнес:
- Надеюсь, Дэвид, вы понимаете стоящую перед нами дилемму? Мы - я хочу сказать наш народ - опасаемся, что с вашей стороны может исходить угроза. Да, мы путешествуем по миру, протягивая всем руку дружбы и предлагая установить торговые связи, включая обмен знаниями. Но при этом мы также даем всем знать, что являемся богатым сообществом, имеющим доступ к такому важному сырью, как уголь и лес. Мы…
- И вы опасаетесь, что какое-то другое сообщество в Европе захочет отнять у вас все ваше богатство, так? - закончил я.
- Да, такая угроза существует, - очень серьезно произнес Гэбриэл. - На нас тоже нападали пираты. Мы теряли друзей и родственников.
- Теперь вы понимаете, почему мы немного нервничаем, когда слышим о том, что у кого-то есть воздушный флот из истребителей и бомбардировщиков, - добавила Керрис.
- Ведь вы можете решить, что зачем торговать, если можно просто нас разбомбить и взять все, что надо, - буравя меня взглядом, заключил Рори.
- Такие действия противны нашему духу. Мы любим мир и тоже желаем наводить мосты.
- Рад это слышать, - с некоторым облегчением произнес Гэбриэл.
- Мы хотим заводить себе друзей, а не врагов, - улыбнулся Рори.
- Кроме того, - с нажимом сказал я, - наши самолеты, включая реактивные, не способны долететь до Нью-Йорка. Не та дальность полета.
- Следовательно, авианосцев у вас нет?
- Нет, - рассмеялся я. - Такой роскоши мы себе позволить не можем.
Все снова заулыбались.
- В таком случае мы, несомненно, станем лучшими друзьями, - сказал Гэбриэл, вставая с кресла. - И это следует отметить.
Он вернулся с виски, которое оказалось не только отличным по качеству, но и весьма мощным по произведенному эффекту. Я принял пару порций, и алкоголь, пробежавшись по жилам, ударил в голову. Я почувствовал себя смертельно усталым, что было вполне объяснимо после стольких ночей, проведенных в тесной кабине. Керрис первой заметила, как мой подбородок непроизвольно падает на грудь, и сказала, что каюта меня ждет, а потом даже проводила по коридору до самых дверей.
- Шкипер говорил, что мы к утру будем у острова Уайт, - сообщила она, стоя у порога маленькой, но уютной каюты с уже застеленной койкой. - А до этого вы сможете как следует выспаться. Словом, будьте как дома. Едва успев ее поблагодарить, я погрузился в прекрасный, без всяких сновидений сон.
Глава 11
Ночь
С корабля к отдаленной радиостанции на берегу понеслись сигналы. Берег ответил. Корабль передал информацию. Последовали вопросы. И затем поступил приказ. Но тогда я об этом ничего не знал. Пребывая в блаженном неведении, я крепко и сладко спал на своей койке под палубой.
Шум машин менялся, дрожь, которую передавали всему телу корабля пульсирующие цилиндры, становилась все сильнее и сильнее. Кочегаров подняли среди ночи и, не позволив перекусить, приказали спуститься вниз. Они не только поддерживали огонь в топках, но и посылали пламенные проклятия в адрес начальства, однако долг обязывал - им приказали держать давление пара в котле на максимально возможном для старой лохани уровне. Итак, кочегары непрерывно подбрасывали в топку уголь, и пароход шел все быстрее.
Об этом я тоже не знал, ибо спал сном младенца.
За трубой судна развевался огненный шлейф, искры ярко сверкали на фоне черного беззвездного неба. Те, кто стоял на падубе, могли видеть, как в обе стороны от форштевня разбегаются две белые волны, похожие в темноте на проведенные мелом линии. У самого носа корабля эти линии казались совершенно прямыми, но если оглянуться назад, было видно, что белые полосы изгибаются плавной дугой. Пароход менял курс. На борту судна находилось бесценное сокровище. Предмет оказался настолько ценным, что капитану было приказано не задерживаться ни при каких обстоятельствах, кто бы этого ни требовал.
Пребывая все в том же блаженном неведении, я встал с постели, натянул смешные, похожие на щенков-далматинцев шерстяные носки, влез в брюки, надел рубашку и прошел в пассажирский салон, где в полной мере насладился хрустящим поджаренным беконом, парой яиц и тостом. Завершался завтрак пончиками с великолепным сладким сиропом. Находясь в прекрасном расположении духа, я не придал никакого значения словам Гэбриэла.
- Кто-нибудь знает, почему шкипер так гонит это старое корыто? - войдя в салон и наливая себе кофе, спросил гигант.
Мужчины пожали плечами, не прекращая работать челюстями, Керрис не ответила, потому что живо заинтересовалась развитием инфраструктуры на острове Уайт.
Инфрастуктура! Я не знал, как это слово пишется, а меня спрашивают о ее развитии… Меня никогда не интересовало, сколько миль железнодорожных путей или магистральных водопроводов проложено на нашем острове. Будучи невежественным дурнем, я в тот момент полагал, что примерно через час мы достигнем острова и более компетентные обитатели колонии смогут полностью удовлетворить любознательность Керрис. Девушка, поняв, что от меня ничего не добиться, принялась заряжать восьмимиллиметровой пленкой взятую со склада кинокамеру, произведенную когда-то в Германии. Я с удовольствием следил, как ловко работают ее пальцы, вставляя пленку в лентопротяжный механизм между валиками и звездочками. Камере было по меньшей мере лет сорок, но она продолжала работать с точностью швейцарских часов. Первый за последние тридцать лет контакт между нашими народами будет запечатлен для вечности.
Вскоре я вышел на палубу. Матросы трудились, не поднимая головы и не покладая рук. На мостике, широко расставив ноги и заложив руки за спину, вглядывался в далекий горизонт капитан Шарпстоун. Шкипер стоял как скала, а глаза его казались стальными.
На фордеке я увидел небольшую четырехфунтовую пушку и пару крупнокалиберных пулеметов. Да, эти ребята хорошо подготовились к заходу в незнакомые воды. Солнце уже успело подняться довольно высоко над горизонтом. Или, вернее, не солнце, а то, что себя выдавало за дневное светило в эти темные времена. Больше всего это напоминало диск из оранжевой фольги, небрежно приклеенный к едва освещенному небу. Нам предстоял еще один мрачный и холодный день в самый разгар июня. То, что преграждало путь солнечным лучам высоко в небе, весьма эффективно действовало и на климат. Погода все больше и больше походила на зимнюю.
Неужели слова мистера Хартлоу, произнесенные перед смертью, оказались пророческими? Может, это и впрямь начало конца? Ведь недаром множество мировых религий предрекают: гибель мира начнется с прихода неестественной тьмы.
Если не будет света, фотосинтез прекратится. Растительный мир погибнет. Без растений вымрут все травоядные животные. Пищевая цепочка начнет рваться - звено за звеном.
От мрачных размышлений я дрожал сильнее, чем от холодного пронизывающего ветра.
Я стоял, облокотившись на фальшборт, и вглядывался в ржавые валы далеко на горизонте. Мне очень хотелось первым увидеть пологие холмы острова Уайт. Я представил, как приятно будет пройти по пирсу в город. Увидеть знакомые лица. Услышать голоса играющих на школьном дворе детей. Я уже видел себя дома в удобном кресле перед камином. Папа, мама и сестры, широко открыв глаза и замирая, внимают рассказу о моих героических похождениях. А за этим последует ночь "очищения" в городе. В компании с Митчеллом, естественно. В этот момент я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит.
- О, Керрис, простите. Я не заметил, как вы подошли.
- Мне не хотелось вас беспокоить.
- Вот-вот должен показаться мой дом.
- Вы что-нибудь уже увидели?
- Пока нет.
- Необходимо раздобыть для вас обувь. Не можете же вы предстать перед своими в этих дурацких носках. К тому же сейчас очень холодно.
- А я и не заметил, - ответил я, несколько покривив душою. - Готовьтесь к встрече. В порт явится весь город. Не каждый день к нам приходит пароход с американцами.
- Камера наготове. Я запечатлею на пленке ваш прекрасный профиль, как только мы ошвартуемся, - с улыбкой сказала она.
- Прекрасный профиль? - удивился я. - Боюсь, что от его вида треснет объектив.
- Вы в это время будете стоять вытянув шею, отыскивая среди встречающих супругу.
- А вот и нет. Я не женат.
- Ах вот как, - проронила Керрис и взглянула вперед по курсу. Ее длинные волосы развевались по ветру. - Вы знаете, а ведь Гэбриэл прав. Мы мчимся на всех парах. Шкиперу не терпится доставить вас домой живым и здоровым.
- Вы уверены, что он дал радиограмму на частоте, которую я вам сообщил?
- Естественно. Они страшно обрадовались, узнав, что вы живы.
Мы замолчали. Наступившую тишину нарушало лишь шипение разрезаемых форштевнем волн.
- Вы спасли девушку, - наконец произнесла Керрис, внимательно глядя на меня своими необыкновенными зелеными глазами. - Вас встретят, как героя.
- Героем я себя вовсе не чувствую, - ответил я, покачивая головой. - Совсем напротив. Мне становится очень скверно, когда я вспоминаю о Хинкмане.
- Тем не менее не забудьте подготовить торжественную речь. Островитяне, насколько я поняла из радиообмена, уже считают вас героем.
- Это скорее по праву рождения, а вовсе не из-за личных заслуг.
Керрис откинула упавшие на лицо волосы, которые в неярком красноватом свете стали совсем рыжими.
- Дэвид, вы либо очень скромны - невыносимо скромны, - либо в жизни вашей семьи есть какая-то огромная тайна.
Я снова облокотился на фальшборт и, глядя на пену у форштевня, произнес:
- Никакой великой тайны в нашем семействе нет. Если послушать, что говорят и пишут о моем отце на острове, то он выглядит почти полубогом.
- И от вас тоже ждут великих свершений?
- Вроде того.
- И вас это терзает?
- Вовсе нет, - улыбнулся я. - Отец - великий человек, но моя семья вовсе не желает видеть во мне второе издание Билла Мэйсена. А вот общественность ожидает от меня нечто подобное.
- Но, может быть, вы их и не разочаруете.
- Керрис, до сих пор мое самое большое достижение состоит в том, что я за два дня угробил два самолета. Да, все ждут, что я надену сапоги великана. Однако боюсь, что они слишком велики для моей ноги.
И я снова повернулся лицом к морю, успев заметить, какие у нее белые зубы и какую прекрасную форму имеют чуть пухлые губы.
- Только не подумайте, что я жалуюсь на судьбу, - добавил я и спросил: - А как ваша семья? В ней проводятся смотры достижений ее членов?
- Проводятся. Но боюсь, что за всеми членами семейства уследить невозможно.
- Неужели их так много?
- Да, очень.
- У моего приятеля Митчелла восемь братьев и две сестры. Не представляю, как он запоминает их дни рождения. Да что там дни рождения! Я был бы не в силах запомнить их имена.
- Думаю, что ваш приятель Митчелл еще легко отделался.
- Неужели у вас братьев и сестер еще больше?
- Хм-м… - Она улыбнулась, посмотрела на меня и сказала: - При последнем учете выяснилось, что у меня сто пятнадцать братьев и сто двадцать сестер.
Я подумал было, что она шутит, и громко расхохотался, но, взглянув на ее лицо, понял: это не шутка.
- Вот это да! - воскликнул я.
- А вы думали, что у вашего Митчелла забот полон рот, - уусмехнулась Керрис и, прикоснувшись к моему подбородку, добавила: - Если ваша челюсть опустится еще хотя бы на дюйм, придется латать палубу. - Она облокотилась на фальшборт рядом со мной, посмотрела в даль и спросила: - Ну и как, никаких признаков острова?
И тут я сделал маленькое открытие. Разные общества, пребывая в изоляции, развиваются по-разному. У нас появились Дома Материнства. В Нью-Йорке же количество детей в одной семье достигало нескольких сотен. Одному Богу известно, как им это удавалось. Но для меня было ясно одно - и мы, и они должны будем проявлять друг к другу максимум терпимости. И мы, и они обязаны принять чужой образ жизни без каких-либо предрассудков. В противном случае нас ожидают большие опасности.
Размышляя о том, как американцы перенесут шок от встречи с нашей уютной и очень домашней культурой, я машинально взглянул на солнце. И только в этот момент понял, что с нашим светилом что-то неладно. Очень, очень неладно.
Глава 12
Неожиданное осложнение
- Что случилось, Дэвид?
Я бросил на Керрис такой взгляд, что она невольно отшатнулась.
- Это судно, - прокричал я, - плывет совсем не в ту сторону!
- Что значит "не в ту сторону"? Мы везем вас домой.
- Вовсе нет, будь все проклято… И как же я сразу не заметил!
- Дэвид…
- Вот эта штуковина последние двадцать минут смотрит мне прямо в лицо.
- Дэвид, я не понимаю, о чем вы…
- Взгляните на солнце! - Весь трясясь от ярости, я ткнул пальцем в красный диск в небе.
- Ну и что же происходит с солнцем? Я не вижу…
- Я тоже до последнего момента не видел, - тяжело вздохнул я. - Послушайте меня, Керрис. Сейчас еще нет полудня. Солнце поднимается. Но поднимается за кормой судна! А должно подниматься впереди по курсу. Это означает, что мы идем на запад, а не на восток!
- Ничего не понимаю! Мы должны были доставить вас домой.
- Должны были! - чуть ли не выкрикнул я, бросив полный ненависти взгляд на мостик. - Однако, похоже, планы изменились.
- Дэвид?!
- Сейчас я выскажу этому капитану Блаю, или как его там, все, что о нем думаю!
Вне себя от ярости я взлетел на мостик.
- Доброе утро, мистер Мэйсен, - произнес капитан Шарпстоун, держа руки за спиной и глядя мимо меня. - Надеюсь, вам удалось выспаться? - Затем, повернувшись к стоящему за его спиной офицеру, скомандовал: - Скорость восемнадцать узлов, мистер Леман.
- Капитан Шарпстоун, - начал я, - что происходит?
- А происходит то, мистер Мэйсен, что мы идем с очень приличной скоростью. Больше ничего.
- Да, но не в том направлении.
- И в направлении я тоже не вижу никакой ошибки.
- Мы идем на запад?
- Скорее на северо-запад.
- Но почему? Ведь предполагалось, что вы доставите меня на остров Уайт.
- Планы изменились, сэр.
- Но к чему такая спешка? Разве нельзя было вначале забросить меня домой?
- Я получил приказ, мистер Мэйсен.
- Но мы были всего в каких-то двенадцати часах хода от острова. Почему бы…
- Когда ваш командир отдает приказ, мистер Мэйсен, вы ему повинуетесь, не так ли? Верховное командование приказало мне развернуться на хвосте и идти полным ходом домой. Я должен повиноваться. Неужели, сэр, вы считаете, что я похож на мятежника?
- Но вы могли бы связаться по радио с вашим начальством и объяснить положение. Если у вас недостаток топлива или пищевых припасов, то наша колония…
- Не знаю, мистер Мэйсен, может быть, у лиц вашей профессии принято задавать вопросы офицерам высшего звания, но у нас подобное поведение рассматривается как неповиновение, и посему оно для меня неприемлемо. - Взглянув на меня из-под своих внушительных бровей, он добавил: - Не сомневаюсь, что, как только появится возможность, будут приняты все меры, чтобы доставить вас к вашей семье целым и невредимым. А сейчас, с вашего позволения, мы идем курсом норд-вест.
- В Нью-Йорк?
Вместо ответа он через стекла мостика вгляделся в горизонт.
К моему рукаву прикоснулись чьи-то пальцы. Эта была Керрис. Кивком она показала, что мне следует оставить капитана в покое.
Скрипя зубами, я отправился вниз в пассажирский салон, где, к своему стыду, высказал ей все, что думал о полученных капитаном приказах. Учитывая мое состояние, высказывания были хорошо сдобрены славным английским сленгом.
Как бы вы поступили, узнав, что вместо дома вас везут в чужую страну? Подняли бы в одиночку мятеж?
Едва ли.
Тем не менее большую часть дня я расхаживал по палубе, злобно поглядывая на всех встречных. Керрис, Гэбриэл, Дек и девушка азиатского происхождения по имени Ким Со выражали мне сочувствие, но в то же время подтверждали, что капитан действительно получил приказ следовать домой. Капитан Шарпстоун, несмотря на свою суровость, оказался человеком слова. После ленча, состоявшего из ошеломляющих размеров бифштекса, мне предложили составить радиограмму в мой штаб.
Ощущая сильную тоску по дому, я написал, что со мной все в порядке, что планы изменились и что я вернусь в ближайшем будущем. После этого мне оставалось только попытаться получить от путешествия максимум удовольствия.
Вскоре я настолько привык к постоянному шуму машин, что вообще перестал его замечать. Мой первый день плавания закончился, когда кирпичного цвета солнце погрузилось в океан.
Надев новые ботинки, я вместе с Керрис прогуливался по палубе. Однако мы не выдержали холода и вскоре скрылись в уютном и теплом пассажирском салоне. Гэбриэл сидел за столом и делал какие-то записи, Рори машинально перебирал струны банджо. Мы с Керрис почти час играли в карты, еще не зная, какой сюрприз нас ждет.
В начале девятого в салон вошла Ким Со. Хитро улыбнувшись, она бросила взгляд через плечо. Я ожидал, что сейчас последует какая-то шутка, но, улыбнувшись еще шире, девушка провозгласила:
- Позвольте представить вам еще одного нашего гостя.
С этими словами она повернулась и протянула кому-то руку - кому именно, мы пока не видели.
Через порог робко переступила девушка лет пятнадцати. Широко улыбаясь, она обвела взглядом всех присутствующих. Увидела меня, вытянула указательный палец и со смехом воскликнула:
- Бум-бум! Бум-бум!
Дикарка с острова изменилась настолько, что я с трудом ее узнал. Чисто помытого ребенка нарядили в новое платье, а похожие на темный одуванчик волосы были со вкусом пострижены. Столь неожиданная трансформация привела меня в восторг. Ким ободряюще кивнула девушке и, обратившись к нам, сказала:
- А теперь познакомьтесь с Кристиной.
Некогда дикий ребенок погладил себя по щеке и пролепетал:
- Кис-тина. Кис-тина.
- Крис-тина, - медленно произнесла Ким и повторила: - Крис-тина.
- Кис-тина!
- Мы постепенно продвигаемся вперед, - с улыбкой сказала Ким. - Хотя и не так быстро, как хотелось бы.
На то, чтобы завоевать доверие Кристины, Ким потратила сутки. Она рассказала, что девочка радостно встала под душ и охотно переоделась в новое платье. Ким считала, что в нежном возрасте Кристина воспитывалась в цивилизованном обществе. Умывание, чистка зубов и уход за волосами были ей вовсе не чужды. Теперь она вернулась к людям и принялась изучать мир с удвоенной энергией. Несколько часов подряд она осторожно прикасалась к картинам, мебели и одежде, пытаясь вспомнить, как что называется.