И Сергей понял – выспаться ему не дадут. Пропала ночь! Но он решил, пока не выяснит толком, что к чему, не притронется к этой пьяной потаскушке, главное – дело!
Он оттолкнул её, сильно сжал руку у плеча.
– Ой! – страстно взвизгнула женщина.
– Спокойно! – остановил её Сергей. – Я любопытный демон. Расскажи-ка мне об этом, как его – Гардизе. Где он, в какой стране, на какой земле, кто тут живёт, кто чем занимается… и прочее.
Женщина кокетливо повела плечами, скорчила недовольно-игривую гримаску, просюсюкала:
– Потом, потом, мой пылкий кавалер… я горю, как адская жаровница, хи-хи! Ну же!
Сергей разглядел её получше. Она была значительно младше, чем показалось ему сначала – лет двадцати пяти, не больше. Но до чего же упитана, толста! Может, здесь это почиталось особым даром, принималось за особую стать?! Она была черненькая, с пухлыми влажными губками и синими глазищами в пол-лица. Вздёрнутый носик говорил о лёгком взбалмашном характере.
– Отвечай! – приказал Сергей сурово. И усадил её на широкую, застеленную слежавшейся соломой лавку.
– Какой противный демон, какой скушный, – обиженно протянула гостья. – Гардиз – это Гардиз, город и все, что вокруг города, понял? А живут тут всякие, дураки в основном! А бабы – точно, все дуры, я знаю, что говорю.
– Страна как называется? Континент?! Планета?!
– Чего-о?! Ты, небось, ненормальный демон.
Сергею уже надоело это выяснение – нормальный демон или ненормальный, он устал от него!
– Отвечай! – Он покачал кулаком перед самым носом пышнотелой красавицы.
И та струхнула, отпрянула к стенке.
– Не знаю я, ничего не знаю! Тут все живут. Чего прицепился!
– Вот все это, что больше и шире Гардиза, как зовётся? – Для выразительности Сергей развёл руками. – Земля?
– Совсем спятил?! – красавица хихикнула. – Где земля? Вокруг, что ли? Земля под ногами!
– А что вокруг?! – заорал ей в ухо Сергей. Он был вне себя.
Толстуха бросилась на него, обняла, впилась губами в его рот. Потом, когда долгий поцелуй закончился, она прошептала ему в ухо:
– Ах, я знала всегда, что демоны такие пылкие, такие страстные, просто жуть! Ты меня сжигаешь на неземном пламени. Жги, жги меня, мой милый демон! Какая нам с тобой разница, как зовётся вся гнусная земля вокруг, до самого конца света, до края, где стоят небесные павлины с хоботами, свисающими к спинам ардагурских броненосцев… Всякие дураки её называют Рогеда, ну и пусть, а я дальше стен Гардиза никуда не ходила, вот так. Жги меня, сожги совсем, мой милый инкубчик!
А чем, собственно, Рогеда хуже Земли? Ну чем? Наплевать на все! Права толстуха, она мудрей всех этих шаманов, в тысячи раз мудрее! С такими мыслями Сергей расстегнул платье на спине женщины, спустил широкие чёрные бретели с плечей – и в подземелье словно светлее стало от двух ослепительно белых колышащихся шаров. Он положил руку на один, нажал – и она утонула в податливой женской плоти. Толстуха сдавила ладошками его виски, потом её руки скользнули на шею, плечи. Падая назад, она потянула его за собою. В эти секунды Сергей уже не понимал, где он находится – на Земле, на Рогеде, или ещё где.
Он все же выскользнул из её объятий. Стянул с пышнотелой красавицы платье, под которым ничего больше и не было, сбросил с себя рубаху, штаны… И ринулся в это дрожащее и перекатывающееся горящее тело. А когда он утонул в нем, когда полные руки и ноги обвили его, Сергей почувствовал всей кожей – да, она принимает его за настоящего демона, она уже сейчас трепещет, отзывается на малейшее его движение каждой клеточкой, каждой жилкой, он почувствовал, как прокатываются внутри неё томные судороги, как она вздрагивает и замирает, выгибается и потягивается. Он слышал, как она стонет, хрипит, вскрикивает, задыхается от наслаждения. И все это удесятеряло его силы, вливало в тело жар и ещё большее желание, лишало разума. Он впивался руками в сочную мякоть, впивался, стараясь не оставить не обласканным ни кусочка кожи, он не боялся, что ей будет больно – чем сильнее и смелее были его руки, тем сладострастнее она билась под ним, тем горячее дышала в ухо, тем властнее впивались её губы в его тело. Он сам ощущал себя демоном – жестоким и всесильным, алчным, неутолимым, ненасытным. Он был палачом, терзающим свою жертву. И эта жертва требовала от него пыток, боли, терзаний, сладких мук! Она вбирала в себя своего палача, высасывала из него все соки, подчиняла себе, околдовывала и тем самым превращала его в жертву, обрекала его на бесконечную томительно-дивную пытку, мучила его и содрогалась от его мук. Вот на таком пыточном кресле-кровати Сергей готов был возлегать вечно, покуда хватало жизни в жилах. Эта пытка была по нему!
В тот момент, когда стон вырвался из его горла, а сам он впился зубами в её шею у плеча, когда все его тело сдавило, а потом вывернуло… на спину, голую спину упало что-то холодное и липкое. Это был финиш! Сергей свалился с извивающейся красавицы, грохнулся со скамьи наземь. Уставился в потолок. Там зеленело большое пятно. Ещё одна густая капля нависала над лежащей, готовилась оторваться… и оторвалась. Большой комок мерзкой зеленой слизи плюхнулся со звучным шлепком на роскошную белую грудь, чуть задержался на выпирающем подрагивающем соске. И сорвался, стек по белому боку, потом по слежавшемуся сену, шмякнулся на пол.
Женщина, дотоле молчавшая, пялившая глаза на Сергея, вдруг взвизгнула, поджала ноги, отпрянула к стене и замерла. Сергей не сразу сообразил, что она в обмороке. Он передёрнул спиной – слизь слетела с неё, поползла к уже лежащей в грязи. Следом плюхнулась последняя капля, слилась с предыдущими. И из образовавшейся лужицы высунулся мутный глаз.
– Ах ты тварь подлая! – заорал Сергей, не удержавшись.
Глаз моргнул чем-то морщинистым, набежавшим сбоку. И послышался виноватый гундосый голос:
– Да, переход не слишком удачный вышел!
Из лужицы высунулась голова, потом плечи, руки и наконец вся фигура зеленого. Сегодня он как-то особенно крупно дрожал, словно его била лихорадка. Голова тряслась на длинной хлипкой шее, отрепья-водоросли болтались зеленой вялой лапшой. Одна рука тянулась к самому полу и опиралась о него тыльной сторэной четырехпалой ладони.
– А у вас все женщины на уме? – иронически пропаусавил зелёный. – Все плоть тешите?! Экий вы, право, жизнелюб!
Сергей и разговаривать не желал с наглецом. В такой момент, так все испортить, так влезть! Слизняк паршивый! Гнида болотная!
– Тебя сюда, между прочим, не звали! – процедил Сергей, натягивая штаны.
– А мы и не нуждаемся в приглашениях, мой юный друг, – равнодушно сказал зелёный и уставился на бесчувственную толстуху. Та была необычайо хороша в своей наготе и безмятежности.
Если б не зелёная мразь, Сергей бы ещё долго наслаждался её телом – уж до самого прихода отца Григорио точно! Но судьба решила иначе. Зелёный вдруг стал уменьшаться в размерах, сжиматься. Зато глазища его набухали все сильнее, становились огромными, выпученными до невозможности. Сергей изогнулся и сбоку заглянул в них. Ему стало страшно, он даже отпрянул к стене. В мутных бельмах-белках зеленого появились крохотные красные огоньки, они словно вынырнули из глубин мозга, разгорелись, рассеяли муть. И вместе с тем они сохраняли холодность и отчуждённость змеиных глаз.
– Не надо! – закричал Сергей.
Но было поздно – из глаз псевдоинопланетянина вырвались два узких фиолетовых луча – будто скальпелями резанули они по сахарному телу женщины: отлетела голова – мячиком подпрыгнула на скамье, скатилась на пол, замерла с приоткрывшимся ртом, казалось, обида застыла на пухлых губках, глаза же так и не открылись. Осели вниз груди словно две спущенные футбольные камеры, вертикальная полоса прорезала торс, живот, распались бедра… и все застыло белым месивом. Ни капли крови не выступило из тела, ничто не запятнало ослепительной кожи. Сергей зажал рот рукой, чтобы не завопить. Он уже не мог контролировать себя.
С вытащенным из кармана шипом, зажатым в кулаке, он набросился сзади на зеленого. Удар был резок и силён. Но рука проскочила сквозь зеленую слизь, почти не задержавшись в ней. Сергей упал на колени, и опасаясь чего-то, перевернулся дважды вокруг себя, вскочил на ноги, упёрся спиной в стену, приготовился защищаться.
– Не нужно дёргаться, – прогнусавил зелёный, – вы же мне мешаете.
Сергей бессильно опустился на корточки, уставился на лежащую в грязи голову. Та вдруг приоткрыла огромные синие глазища, подмигнула лукаво, и изо рта совсем тоненько и игриво донеслось:
– На Рогеде вы, стало быть, на Рогеде.
Глаза тут же потухли, синь из них испарилась, а сами глазные яблоки вывалились жёлтыми шарами наружу. Изо рта свесился длиннющий синий язык – он был покрыт бородавками и влажен.
Сергея начало рвать. Он не мог сдержать мучительных позывов, тошнота подкатывала к горлу вместе с выпитым кислым винцом и проглоченной наспех баландой.
– Надеюсь, вы все поняли, милейший? – спросил зелёный.
Он уменьшился до карликовости, до размеров пятилетнего ребёнка. Зато глазища его были не меньше ламп-фар с бронетранспортёра 60 ПБ, на котором Сергею довелось немало поездить во времена службы в армии, даже больше! И была в этих глазах неведомая сила. Когда тело женщины оказалось изрезанным в крошево, лучи вдруг стали изумрудно-зелёными, и все обрубки, обрезки, огрызки, включая и голову, слились в изумрудном свете в один комок, вспыхнули, покрылись клубами дыма и исчезли. Лишь едкая гарь повисла в воздухе.
– Вот и все, – прокомментировал события зелёный. – И пусть она вам не морочит голову – гардизка, дальше стен никуда-а! Ложь все это! Профессиональный гинг с Цирцеи, вот так-то. Мы на этих гадинах собаку съели.
– Какой ещё гинг? – спросил Сергей, сжимая рукой горло и часто моргая мокрыми глазами.
– Самый обычный, выращенный из плоти рогедянки – им для этого всего две клетки нужно. Ну ладно – это скучные материи! К вам отношения не имеют. Они вас не за того приняли.
Сергей же, потеряв интерес к зеленому, смотрел на солому – по всем законам она должна была вспыхнуть ещё несколько минут назад. Но она лежала себе на скамье и была даже сыроватой на вид. Сергей сунул бесполезный шип в карман брюк. И тяжело вздохнул.
– Ну, теперь вы верите нам? – прослюнил в ухо зелёный. Он быстро увеличивался в размерах, начинал трястись. Отрепья-водоросли колыхались так, словно их раздувал ураган. – Даже бескровный искусственный гинг на поверку материальное вас, почтённый. Вы видели с каким трудом его берет луч лазера, это ж надо сколько мороки! А чтоб избавиться совсем, пришлось подключить аннигилирующие устройства – опять перерасход, опять мне в Осевое измерение придётся входить в четвертьплоскостном режиме… А вы ещё ругаетесь, обзываете по-всякому! Нехорошо, мой юный друг!
Сергей пожал плечами, он не мог вникнуть в происходящее. Ему хотелось домой. Но надо было держать слово, ведь хмурый отец Григорио надеется на него, ждёт. И Сергей прохрипел с мольбою:
– Тут есть один, тоже материальный, я ему в преисподнюю дорогу обещал указать, проводить, значит, пообещал. А куда я его провожу, я и сам чего-то заплутал… Может, подсобите?
Зелёный явно обрадовался. Он стек в лужу, потом выпростался из неё свеженьким эдаким огурчиком, даже симпатичным каким-то.
– Отчего ж не подсобить! – прогнусавил он бодренько. – подсобим! Спровадим, куда надо!
Сергей тут же пожалел о своей просьбе – ещё загубят отца Григорио, изверги! А ведь мужик тот неплохой, другой бы на его месте уже давно с испытуемого семь шкур содрал.
– Так вот, – продолжал зелёный, вытягиваясь и приседая. – Вы ведь сообразили под конец, что Рогеда это не Земля вовсе, верно?
– Верно, – согласился Сергей.
– А похожа ведь, похожа?!
– Это точно, похожа. Можно и спутать!
Зелёный впервые за все время осклабился – из под отрепьев-водорослей показались жёлтенькие остренькие зубки, эдаким рядком, штук в сорок. Но тут же водоросли все снова скрыли.
– А ведь Рогеда и её цивилизация – это одно из первичных отражений Основного мира. Понятно?
– Не очень.
– Я вам тогда не все сказал. Слушайте. Ведь отражения бывают разными – есть отражения объекта, а есть отражения отражений объекта, верно? Поставьте несколько зеркал под углами друг другу – и вы убедитесь в правильности модели. И каждое зеркало даёт хоть маленькое, но искажение. Тут как в вашей игре "испорченный телефон". Но это я к слову. А суть в том, что ваш мир – это одно из последних, одно из самых искажённых отражений. И потому все у вас неладно, все плохо! Вот сами вникните: ведь задумываете вы все хорошо, как надо, и законы у вас, что надо, и идеал в общем-то сумели смоделировать верный, точнее, уловить через ряд зеркал. Но за что ни возьмётесь, все наперекосяк – вот он эффект невидимых и неощутимых искажений.
– Есть тут что-то, – согласился Сергей, – это как постригаться перед зеркалом самому – обязательно куда-нибудь не туда ткнёшь или не то оттяпаешь!
– Точно! Вы более сообразительны, чем кажетесь на вид! Нечего и тыкаться, милейший, ну зачем отражению дёргаться и тыкаться, ежели оно лишь повторяет чьи-то движения?! Все равно ведь своих-то нету!
Зелёный перетёк на стену, расползся по ней, махал руками-тряпками, шевелил морщинистым лбом.
– Миров, повторяющих Основной мир, не счесть. И везде одно и то же. Правда, есть разброс во времени, свои детали… но все оттуда, из Основного. Доходит теперь?!
Сергей встал, опираясь на колени, потянулся.
– Значит, я или вот писарь Мартыний, скажем, всего лишь ваши отражения? Что-то не очень-то отражения похожи на оригинал. Вы себя когда-нибудь в зеркале видали?
– Причём тут я? Причём мы? – обиделся зелёный.
– А как же?!
– Ни черта вы не поняли! Я переоценил вас, рано ещё с вами связываться, и-эх!
– Значит, и у вас была Святая Инквизиция, заклинатели духов, пытки. Учение о Христе Спасителе, так? – гнул своё Сергей.
Зеленому такие вопросы явно не нравились. Он трясся пуще прежнего. Колыхал отрепьями, наливался гнусью и мерзостью, казалось его вот-вот прорвёт будто созревший нарыв или волдырь.
– Вы акцентируете внимание на второстепенных вещах, как же так можно?! – гнусавил он. – Опять вы переход срываете! Опять оператору мешаете!
Сергей напрягся. Оглянулся. И тут же под сводами темницы прогрохотал знакомый звериноподобный рык. Опять заплясали прямо в воздухе кровавые тени, замельтешили отблески. Никакой стены позади не было. Кошмарное существо на четырех упористых выгнутых лапах стояло в полумраке. И не просто стояло, а мелко вибрировало, гудело, словно перенасыщенный энергией аккумулятор и все его составляющие. В студенистой массе на этот раз не было глаз, масса колыхалась, выпучивалась, пенилась. Из неё выпадали чёрные капли, растекались в пыли и грязи пола темницы. Но видел Сергей совсем другое – лишь две задранные над студнем-головою ручищи и огромный сверкающий лезвием топор в них. Время словно спрессовалось, его не было. Был лишь этот топор и сам Сергей – беззащитный, дрожащий, маленький.
А когда прорезались в студне два красных безумных зрачка, Сергей завопил, что было мочи, и последним судорожным, безнадёжным и каким-то инстинктивным движением перекрестил четырехпалого урода. Жуткий, леденящий душу рёв вырвался из разверзшейся смрадной глотки… и все пропало!
– Ну вот, – грустно вздохнул за спиной зелёный. – Теперь уповайте на самого себя! Мы вам помогать больше не будем!
Сергей, ещё не прочухавшись, оседая у вновь появившейся заплесневелой стены, проканючил слезливо:
– А сами-то обещали, как же так?! Отца Григорио туда спровадить, а меня… А меня назад, к себе!
– Никто вам ничего не обещал, милейший. Над замкнутым циклом мы не властны! – прошипел зелёный как-то зло и строго. – Нечего других обвинять-то, когда сами виноваты.
Сергей понял, что дела его неважные, что на этот раз он не выкрутится – лучше б уж и впрямь, топором по башке! И все-таки перед смертью ему кое-что надо было выяснить.
– Откуда эти гады узнали про мою теорию происхождения одушевлённого человека? – спросил он напрямик.
– Вашу ли? – засомневался с ехидцей зелёный.
– Ладно, неважно чью. Откуда, я спрашиваю?! Они и в свитке своём записали все. Тут не может быть совпадений.
– Это все Барух проказник, – прогнусавил зелёный, – он, кому, же ещё в такие игры играть!
Барух Бен-Таал отдал тюремщику два звена от своей цепи, чтобы тот отвёз его в пещеру у моря. Тюремщик мог забрать и всю цепь, так же как и инквизиторы. Но Барух предупредил их, что по старому поверью, кто заберёт цепь силой, тот на ней и повесится к утру. Желающих рискнуть не оказалось.
– Да потише ты, черт старый! – ругался Барух на тюремщика.
Тот вёз теурга по разбитой гардизской дороге в своей одноколесной тачке с двумя длиннющими ручками. Дорога была усыпана каменьями и всякой дрянью. А теург не переносил после пыток ни малейшего толчка. Он орал на каждой колдобинке.
– Какой же ты колдун, дьявол тебя забери, – сокрушался добродушный тюремщик. – Колдун бы давно исцелил себя! Нет, ты городской сумасшедший, а никакой не теург! Видали мы заклинателей духов, видали!
Барух не спорил с глуповатым увальнем. Ему все уже осточертело в Гардизе. Вон! Вон отсюда! И никогда ни ногой! Этот мясник чуть не отправил его на тот свет! Эх, лишь бы до пещеры добраться!
– Ну ладно, дальше сам, – пробасил тюремщик, – доберёшься, тут близко. Нам туда запрещено! – И вывалил Баруха из тачки в пыль.
Барух полз долго. Полз, роняя капли все ещё сочащейся из-под повязок крови в пыль. Но он видел цель. И потому дополз.
У входа в пещеру, последний раз полюбовавшись жёлто-зелёным гардизским морем, плавными взмывами берегов и неторопливыми волнами, он поднялся на ноги, опёрся о стену.
– Вон! – проговорил он вслух со злобным выражением на лице. – Вон отсюда! – Последние слова прозвучали отнюдь не по-гардизски.
Переходник был запрятан под четырнадцатым камнем от входа. Барух два раза сбивался со счета. Но он начинал снова, он был упрямым. В голове все кружилось, глаза отказывались смотреть на белый свет даже в полумраке пещеры, перед ними все ещё плескались жёлтые волны.
– Пора! – проговорил Барух.
Он вытащил прибор. Приложил его к груди. Надавил на сердцевину сквозь тоненькую кожаную перепонку. Круглый переходник задрожал, пещера наполнилась гулом. На раны старика словно кипятком плеснули. Он скорчил гримасу, съёжился. И в тот же миг его выбросило в склепе, на широченной плите. Точность была невероятная! Барух расхохотался в голос. Он уже не чувствовал боли. Он торжествовал, ему опять удалось обдурить этих гардизских дураков!
Осмотревшись внимательнее, он убедился в своей правоте. Вход в инферно не был заперт. Он не успел замкнуть цепи, слишком быстро все произошло, слишком резвы оказались стражи! Они не знали, как запереть адские ворота, да и откуда им знать! Но золото позвонков они уволокли, утащили, корыстолюбцы, жлобы! Да знай они, что там, под плитами, сейчас золота в тысячи раз больше, в миллионы, они б с ума посходили от этого знания. Быдло! Дикари!
Сейчас Баруху не нужна была гексаграмма. При открытом входе переходник сам создавал микрополя, сам разрушал поверхностно-слабые связи, этого хватало.