1916 год. Измученная войной Российская империя на пороге новых потрясений. Английские Хранители и петроградские масоны, британская разведка и царская охранка - от этих сил зависит исход войны. Каждый шаг может изменить будущее. Могущественные артефакты ложатся на чашу весов истории - пророческие видения Николая II, убийство Григория Распутина, таинственная сила, вознесшая Александра Керенского на вершину власти. Герои романа вовлечены в водоворот событий, которые закончились крахом империи в безумные дни февраля 1917 года. Преодолеть паутину заговоров и хитросплетения обстоятельств удается не всем. Февральская революция свершилась. До октябрьского переворота осталось несколько месяцев…
Содержание:
Пролог 1
Глава первая. Незваный ленч 2
Глава вторая. Револьверы из прошлого 4
Глава третья. Последний настоящий алхимик 8
Глава четвертая. Туркестанский должник 12
Глава пятая. Охотник за вольными каменщиками 16
Глава шестая. Первый выстрел революции 20
Глава седьмая. Неоправданные ожидания 24
Глава восьмая. В лабиринтах отчаяния 29
Глава девятая. Зарево бунта 32
Глава десятая. Именем революции! 35
Глава одиннадцатая. Святые и грешники 38
Эпилог 43
Александр Сальников Революция 2. Начало
Пролог
Царское Село, Александровский дворец, 21 февраля 1916 года
За окном выли собаки. Их надсадный плач изводил Николая. Забирался в голову. Резал под веками белой болью.
Император потер виски.
Британский посол уже, должно быть, пил в ожидании третью порцию виски. Николай все не мог встать. Не мог выбраться из уютного кресла. Кот манил государя.
Проклятая фигурка лежала на столе. Дразнила надеждой. Сожми артефакт в кулаке - и все будет иначе. Твои труды не пропадут даром. Не будет больше комнаты с низким потолком. Не будет желтых обоев в полоску. Не будет хрипов умирающей семьи. Стеклянного взгляда Аликс. Пятен крови на полу и платье.
Скулы свело. Государь стиснул зубы и шумно задышал.
Рука потянулась к фигурке.
- Ну же, - прошептал Николай. - Прошу! Я так старался, прошу тебя!
Холодный металл коснулся кожи. Император на миг зажмурился. Под веками вспыхнуло алое и…
Государя швырнуло на пол комнаты. Кто-то в мохнатой папахе склонился над Николаем и взметнул трехлинейку, целя штыком в грудь.
Где-то справа истошно закричала Аликс.
Государь захлебнулся ужасом. Раньше видения появлялись беззвучно, будто картинки синематографа. Теперь кошмар обрел не только цвет, но и звук.
Щелкнул затвор.
Раздался надсадный кашель и хриплый голос произнес:
- Кончайте их уже…
Император скорчился на полу, дико закричал и…
Вновь оказался в кабинете.
- Ники? - в дверях стояла Аликс. - В чем дело? Тебя все заждались!
- Да-да, - украдкой пряча Кота в нагрудный карман белоснежного мундира, сказал государь. - Иду. Бьюкенен уже здесь?
- Он прибыл вместе с синематографистами. - Супруга настороженно смотрела на Николая. - Тебе дурно, Ники?
- Пустяки, - отмахнулся Николай. Привычная маска дружелюбия и спокойствия уже скрыла терзающие государя мысли. - Подарки готовы?
- Все в порядке. - Императрица потрепала мужа по щеке. - Золотой портсигар для капитана Бромхеда и три пары часов для господ из "Гомона".
- В таком случае - идем, дорогая. - Николай нехотя поднялся и вышел из кабинета.
Машинально кивая отдающим честь военным и лучезарно улыбающимся дамам, император вошел в ложу заполненного до отказа дворцового кинотеатра.
- Его императорское величество, император и самодержец Всероссийский, - торжественно объявили снизу.
Николай выглянул на мгновение в партер, и зрители тут же разразились овацией.
Отзвучали последние аккорды гимна, и в зале наконец-то погасили люстры.
Белый экран засветился. Пробежали обратным отсчетом цифры, и поперек полотна проступило затейливой вязью: "Англия в Великой войне". Демонстрация началась.
Черный автомобиль вез Георга V вдоль ликующих полков, шеренгами тянущихся до самого горизонта. "Снайпы" и "Трипланы" резали небо спиралями и восьмерками. Спускались на воду величественные линкоры. Государь смотрел на экран невидящими глазами. Все его мысли были о Коте.
С начала войны Николай не расставался с подарком Милого Друга. Смутные и обрывочные видения со временем обретали все большую силу и глубину. Чаще других приходили картины зверского убийства. Николай со всей семьей неизменно погибал в незнакомой комнате от рук заговорщиков.
Бывало, Кот показывал Николаю и другие события. Григорий, впервые выслушав путаную речь государя, покачал патлатой головой и молвил:
- Видать, помогает тебе котик, подсказывает. Ты сделай, как он хочет, папа. Тогда, глядишь, и сгинут убивцы. Не увидишь ты своей желтой комнаты боле.
Государь делал. Подчинялся Коту. Плясал под его дудку, как загнанная гамельнским крысоловом крыса. Кровавые образы будущего отступали на время, но возвращались с новой силой. Становились глубже, четче, отчаянней.
- Ники, - супруга вырвала Николая из раздумий. - Лента закончилась. Тебе пора на сцену.
Император провел ладонью по лицу и растянул губы в гуттаперчевой улыбке.
- Впечатлен! Весьма впечатлен! - повторил Николай, переложив с подноса в руки счастливому синематографисту последний подарок. - Картины эти, безусловно, имеют большой общественный интерес, дамы и господа! Демонстрация их среди русских войск для ознакомления с действиями союзной Англии будет крайне полезна!
Государь замер. Ему показалось, что Кот в нагрудном кармане кителя шевельнулся.
- Нашего великого помощника в ратном деле, - продолжил Николай, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. - Превратившегося из миролюбивой страны в сильный арсенал и военный лагерь!
Боль острыми иглами пронзила грудь императора. Казалось, это Кот запустил когти прямо в его сердце.
- Я убежден: ленты, привезенные капитаном Бромхедом, будут не только интересны на фронтах… - слова трудно давались императору. Он едва сдерживал желание вытащить из кителя фигурку и сжать в кулаке, - но произведут фурор и в столице. В одном из Императорских театров, - все же закончил Николай.
Чувствуя, как стекает с лица резиновая маска дружелюбия, спешным шагом покинул залу.
В кабинете по-прежнему слышался изнуряющий вой собак. На неверных ногах государь прошел к столу. Ослабшими пальцами вынул фигурку из кармана.
- Перестань играть со мной! - взмолился Николай и стиснул Кота в ладони…
Ледяная волна накрыла императора с головой. Сердце замерло и тут же отчаянно затрепыхалось. Ноздри и горло заполнила морская соль и вонь мазута. Темень обступила со всех сторон. Лишь наверху она переходила в серую мглу.
Николай замолотил руками и ногами, потянулся к свету и вынырнул.
Что-то сокрушительно грохнуло прямо перед государем. Ударило по перепонкам. Оглушило. Волна подбросила его тело, и Николай увидел надвигающуюся громадину крейсера. На борту его белыми размашистыми буквами значилось "Зейдлиц".
Пушечные жерла плюнули огнем еще раз. Государь повернул голову, вытянул шею. Гибнущий корабль он узнал сразу. Только что Николай видел на экране, как "Куин Мэри" спускают со стапеля. Теперь же на палубах линкора бушевал пожар. Раскуроченные орудийные башни молчали.
"Зейдлиц" синхронно повернул орудия. Но выстрелить не успел.
Справа расцвели гирлянды залпа. Студеное море накрыло звуками канонады. Сквозь серую хмарь проступили очертания идущих боевым порядком крейсеров.
"Зейдлиц" содрогнулся. В воздух полетели обломки. Гигантское облако черного дыма уперлось в низкое небо. Мачты крейсера сложились внутрь, форштевень зарылся в волны, ярко-красным огнем вспыхнула корма, и корабль полностью скрылся под водой.
Над пришедшей на помощь эскадрой трепыхались андреевские флаги…
Николай схватился за ворот и часто задышал. Что-то неуловимо изменилось вокруг.
Государь прислушался - кабинет наполняла тишина. Проклятые собаки наконец-то угомонились. Николай снял насквозь мокрый от пота китель и дернул за витой шнур колокольчика.
- Ваше величество? - заглянул в комнату флигель-адъютант.
- Сазонова и Григоровича ко мне, - приказал император. - Немедленно!
Дверь затворилась. Николай вытащил из-под недочитанного томика "The woman in a motor car" лист бумаги и снял золотую крышечку с чернильницы.
"Дорогой Джорджи", - вывел он на бумаге и задумался.
Для этого письма следовало выбрать семейную интонацию. Достучаться до чопорного родственника было нелегко.
Император тщательно зачеркнул написанное и начал заново: "Мой милый кузен!"
* * *
Ответа государь не получил. Балтийский флот весной шестнадцатого года так и не покинул баз. А в самом начале лета Королевский военно-морской флот Великобритании сошелся в холодных водах Скагерракского пролива с Флотом открытого моря кайзера Вильгельма.
Говорили, что победа осталась за англичанами, но верили в это далеко не все. Даже в Британском Адмиралтействе.
Глава первая. Незваный ленч
Англия, графство Глостершир, поместье Уинсли в Эшли, 30 июня 1916 года
Сэр Артур Уинсли-старший не читал газет до завтрака. Перешагнув через шестидесятилетний рубеж, он неожиданно осознал, что начинает получать особое удовольствие от простых радостей жизни, а потому вкушал их основательно и неспешно с методичностью истинного гурмана. И хотя с тысяча девятьсот четырнадцатого блюда от шеф-поваров столичной прессы не раз портили ему аппетит, их поглощение было подчинено неизменной упорядоченности: свежайшие яйца-пашот от "Морнинг пост", диетическая консервативная овсянка "Дейли телеграф" и в завершение - классический чай от "Таймс" с его сливками и джемом светских новостей.
Из поданных сегодня к столу лондонских известий интереса заслуживало лишь одно. Выдержанные в траурных тонах подробности гибели военного министра Великобритании фельдмаршала Горация Китченера.
История со взрывом крейсера "Хемпшир" шестого июня сразу привлекла внимание сэра Уинсли. Несколько строчек скупо сообщали британцам: "Хемпшир" затонул в прямой видимости скалистого берега, у команды практически не оставалось шансов на спасение: сильная волна вынудила корабли сопровождения повернуть назад. В живых остались двенадцать моряков, которые доставлены для дачи показаний, завершала статья "Дейли телеграф" от седьмого июля. "Морнинг" и "Таймс" были и того лаконичней.
Почти три недели спустя "Дейли" разродилась подробностями: водолазы осмотрели корабль и обнаружили значительные повреждения корпуса ниже ватерлинии. Двадцатидюймовая броня взрезана подводным взрывом.
Перевернув последнюю страницу, Уинсли зацепился взглядом за короткую заметку. Несмотря на ходатайства о снисхождении к сэру Роджеру Дэвиду Кейсменту, апелляция по смертному приговору отклонена. "Акт об измене" признан применимым, создатель военной организации "Ирландские добровольцы" будет лишен рыцарства и повешен за саботаж и шпионаж против британской короны.
Уинсли нахмурился. Двадцать четвертого апреля случилось немыслимое. В светлый праздник Воскресения Христова ирландцы вышли на улицы Дублина и провозгласили Ирландскую республику.
Пользуясь имеющимся влиянием и давними знакомствами, сэр Уинсли задал несколько наводящих вопросов в секретной службе. Там ему подтвердили - пьяный бунт может затянуться и шагнуть дальше предместий Дублина. Посоветовали избегать светских сборищ и крупных мероприятий, а еще лучше - на время покинуть Лондон, перебраться в поместье и выдать прислуге оружие.
Уинсли спешно уехал в Эшли и принялся выуживать информацию из газет. Невнятное чувство скрытой угрозы было сродни голоду, ворочалось и ныло где-то в районе желудка. Лишало покоя. Сосало под ложечкой. Изматывало.
Три месяца назад газетные статьи расставили все на свои места в деле Пасхального восстания, и ощущение недосказанности и потаенной угрозы прошло. Сегодня оно вернулось. Вместе с подробностями о гибели крейсера "Хемпшир".
Уинсли отодвинул газету, как пустую тарелку. Вторая статья о гибели фельдмаршала Китченера оставила дурное послевкусие - еще больше, чем первая. Захотелось перебить неприятный душок - сэр Уинсли кончиками пальцев подтянул к себе блюдо с корреспонденцией.
Писем было два. Первое заставило Уинсли-старшего непроизвольно скривиться. На лимонно-желтом конверте он сразу распознал почерк внука. Малыш Артур отчего-то до сих пор думал, что деду интересны его фронтовые будни, но тот запихнул нераспечатанный конверт в ящик стола. Старина Хоуп прочтет его позже и доложит хозяину, если у мальчишки и впрямь случилось что-то интересное. Второе письмо отливало кремовой начинкой десерта. Отправителем значилось Британское общество любителей крикета.
Сэр Уинсли снял с подставки письменного прибора нож для бумаг и неспешно вскрыл конверт. Пропустив витиеватую преамбулу, он перешел к сути. Общество любителей крикета приглашало его в Глостер на торжественную поминальную трапезу в честь годовщины смерти Уильяма Гилберта Грейса. Отдать дань его светлой памяти, а что вернее - пару сотен фунтов на развитие этого благородного спорта. Уинсли пробежался по списку приглашенных, отметив не без удовольствия десяток членов парламента и высших чинов военного министерства, и отложил письмо.
При всем уважении к почившему легендарному подающему ехать Уинсли не хотелось - слишком живо еще звучал голос агента секретной службы, напоминающий об ирландской угрозе: "Попомните мои слова, сэр! Эти бунтовщики еще попортят нам крови. Им не хватает не только винтовок, но и чести. Динамит и бомбы могут стать их главным оружием!"
Уинсли решил принести соболезнования вдове Вилли Грейса лично, а чек отправить по почте, приложив его к письму с вежливым отказом, ссылаясь на простуду, которая в такую погоду никого бы не удивила.
Мысли о погоде заставили сэра Уинсли поежиться. Сегодняшнее утро опять выдалось хмурым, от окна тянуло сыростью, и во время чтения Уинсли кутался в плед, ожидая, пока разгорится камин. Глядя на языки пламени, он не заметил, как погрузился в раздумья.
Что-то в этой истории с крейсером "Хемпшир" не давало Уинсли покоя. "Водолазы обнаружили значительные повреждения корпуса ниже ватерлинии. Двадцатидюймовая броня взрезана подводным взрывом…" - вспомнилось ему. "Корабль подорвался на мине, установленной германской подводной лодкой…"
Озябшими пальцами Уинсли потер переносицу. Как-то это все вызывало сомнения.
Смутное чувство надвигающейся угрозы всколыхнулось с новой силой. Взрыв артиллерийского погреба разворотил бы крейсер, как обжора устрицу, но газета писала четко - повреждения были только ниже ватерлинии. Уинсли прикрыл глаза. В тысяча девятьсот четвертом он волею Ордена и судьбы оказался причастен к одной тайной операции на Желтом море. Эскадренный броненосец "Петропавловск" пошел ко дну вместе с находившимся на борту русским вице-адмиралом. Японцы отдали за диверсию фигурку Ската, а Уинсли узнал о секретных разработках военного ведомства - акваланге и магнитной мине, которую можно установить на борт корабля снаружи. Похожая история. Но если тогда это было грязное, но влияющее на ход войны и, в конечном счете, полезное для Британии дело, то от теперешней трагедии с "Хемпширом" за версту несло изменой.
Уинсли встрепенулся. Что-то было еще. Неуловимое, пропущенное, совсем близкое. Кончики пальцев лихорадочно забарабанили по столешнице, будто выдавали аллегро на фортепьяно. Стало жарко. Не отрывая взгляда от разошедшегося пламени, Уинсли откинул плед.
"Так-так-так", - барабанили пальцы.
"Вау-вау", - подпевал ветер в каминной трубе.
И тут сэр Уинсли вспомнил. На фоне первых заметок о гибели фельдмаршала Китченера новость казалась неяркой, не требующей особого внимания, однако не пропала бесследно из памяти. Примерно в то же время на Юго-Западном фронте русские войска пошли в отчаянное наступление. Армии Австро-Венгрии и Германии несли тяжелые потери пленными и убитыми. На языке Уинсли даже завертелась необычная фамилия русского генерала, руководившего прорывом, но так и не сорвалась.
"Нужно непременно перечитать заметку, - подумал он. - Пусть Питер срочно несет подшивку "Дейли" из библиотеки". Рука потянулась к колокольчику. Но вызвать дворецкого сэр Уинсли не успел. Сквозь задернутые тяжелые портьеры в кабинет пробрался квакающий медью звук. Уинсли с удивлением прислушался. Звук настойчиво повторился. Это квакал клаксон автомобиля.
Сэр Уинсли нехотя поднялся и подошел к дышащему сыростью окну. У чугунных ворот имения из серой взвеси хмурого утра проступал черный силуэт "Роллс-ройса". Старый слуга Питер Хоуп, камердинер и дворецкий в одном лице, через прутья решетки общался с мокнущим под дождем шофером. В одной руке старик держал огромный зонт, заслоняясь от пригнавшего с Атлантики морось норд-веста, другой то указывал направление до развилки на Лондон, то тыкал за спину, где стояли вооруженные двустволками братья Лоусон, конюшенные рабочие. Шофер часто кивал, прятался в поднятый воротник и косился на конюхов, однако в машину не возвращался.
Зная старика Питера, сэр Уинсли настроился на долгое представление и хотел было даже забить трубку, но тут задняя дверца авто приоткрылась. Прошлепав ботинками по раскисшей глине, водитель наклонился к двери, обдав пассажира водой с фуражки. Тот сунул ему в руку бумажный прямоугольник.
Чем бы он ни был - бумажный прямоугольник произвел на Хоупа впечатление: конюхи закинули ружья за плечи, а ворота распахнулись. Машина пересекла двор, чинно обогнула круглую клумбу и остановилась у парадного крыльца имения.
Мокрый до нитки шофер снова выскочил под дождь и услужливо распахнул заднюю дверцу "Роллс-ройса". Из авто выкарабкался тучный джентльмен в черном котелке и черном же макинтоше до пят. Отвергнув предложенный зонт и локоть шофера, он, тяжело опираясь на трость, взобрался по ступенькам.