Глава 31
Озаренный янтарным пламенем дюжины свечей, Рикс методично просматривал документы Эшеров. Книги, письма и альбомы с фотографиями громоздились на столе. Он открыл заплесневелый том и понял, что это гроссбух. Записи в нем были сделаны твердым четким почерком. Там значились даты с 1851 по 1852 год и суммы денег, выплаченных различным кредиторам. Пороховой завод Брюстона в Питтсбурге получил двенадцать тысяч долларов. "Урии Хинду и компании" из Чикаго выплачено пятнадцать тысяч долларов.
Сталелитейному предприятию в Хоупуэлле досталось от Хадсона Эшера десять тысяч долларов. Подобные записи, сделанные убористым почерком, шли на протяжении многих страниц.
Рикс чувствовал себя выбитым из колеи, в глазах поплыло.
- Проклятье! - тихо сказал он и положил голову на стол, дожидаясь, чтобы дурнота прошла.
Он был все еще слаб после приступа и большую часть дня провел в постели. Мать забыла или простила его вспышку. Она велела Кэсс подать ему обед в комнату.
Но не только приступ поверг его в глубокую депрессию. Свою роль сыграло и то, что он нашел в Тихой комнате Кэт предмет, который сейчас лежал под его кроватью. Смертельно уставший Рикс предпочел не выходить весь обед из своей комнаты, чтобы не смотреть в глаза сестре.
"Что случилось с семьей, - спрашивал он себя, - какие еще глубины зла могут тут обнаружиться?"
Планы Буна по устройству на территории Эшеров парка развлечений с уродцами были отвратительны, но, так или иначе, это вполне в духе Буна. Однако то, чем занималась Кэт, оказалось абсолютно неожиданным. "Боже мой! - думал Рикс. - Конечно же, Уолен об этом не знает! Если он пронюхал, Боже, помоги Кэт!"
Рикс вернулся к работе. Изучение свидетельств прошлой жизни казалось теперь единственным, что могло отвлечь его от настоящего. Он просматривал записи, отмечая особенно крупные выплаты. Неоднократно напротив различных сумм значился пороховой завод. По-видимому, не будучи вполне доволен отношениями с Хоупуэллом, Хадсон обращался еще к семи сталелитейным компаниям. Даже жалованье слуг было записано на этих страницах до последнего цента.
Но на шестом упоминании "Урии Хинда и компании" Рикс остановился. Сумма была всегда одна и та же - пятнадцать тысяч долларов. Приличные деньги, даже пороховому заводу Хадсон платил меньше. "Что продавала ему эта компания?" - подумал Рикс. Не было никаких записей о том, какого рода делами они занимались.
Он дошел до конца гроссбуха. "Урии Хинду и компании" за 1851 и 1852 годы выплатили девять раз по пятнадцать тысяч долларов. Это была единственная фирма, упоминавшаяся так часто. Но что бы она ни продавала Хадсону, это затерялось в прошлом. Рикс отложил бухгалтерскую книгу и начал копаться в другой коробке.
Он развернул старую газету, так и норовившую развалиться от ветхости. Это был номер "Сент-Луис джорнал", датированный десятым октября 1871 года. Заголовок, набранный жирным шрифтом, возвещал: "СОТНИ ЖЕРТВ ЧИКАГСКОГО ПОЖАРА". И под ним мелкими буквами: "От огня погиб каждый десятый в городе. Интервью с уцелевшими. Неполный список разрушенных домов и учреждений".
Под заголовком был город в огне, вид с берега озера Мичиган. На рисунке сотни людей спасались от огромного пожара. В газете было собрано около двадцати интервью с уцелевшими, найденными в полевом госпитале. Среди их имен Рикс увидел знакомое - Райчес Джордан.
Рикс аккуратно разложил газету на столе и сел, чтобы прочесть рассказ женщины. Эмоционально, порой истерично Райчес Джордан поведала корреспонденту, что случилось 8 октября 1871 года. Рикс вспомнил, что та же дата стояла на надгробии Синтии Кордвейлер-Эшер.
Когда Рикс читал, несколько свечек вокруг него заискрились и затрепетали, и он тут же вообразил огромный город в огне. Мгновенно вспыхивающие дома, целые крыши проваливаются под огненным ураганом, земля трясется, когда тонны кирпича рушатся на улицы. Райчес Джордан говорила с ним из могилы, и Рикс услышал лавину криков и плача, стук копыт по мостовой и тревожный звон колоколов. Чикаго горел. Райчес Джордан вместе с Синтией и тринадцатилетним Ладлоу спасалась от огня в тряской карете, которой управлял Кейл Бодейн.
- Боже правый! - завизжала Райчес Джордан. - Мы перевернемся!
- Заткнись! - приказала Синтия. Сбоку ударил горячий ветер, карета страшно вздрогнула. Кейл с помощью кнута не дал арабским скакунам встать на дыбы. - Кейл хороший кучер, он вывезет нас отсюда.
Яростно звонили колокола. Клайборн-стрит была забита всевозможными каретами, повозками и фургонами. Бежали люди, таща за собой тюки, набитые добром из особняков на Клайборн-роу. В воздухе кружились зола и пепел. Казавшаяся жуткой оранжевая луна на западе, откуда начался этот пожар, освещала ночь. В небо взмывали огненные шары величиной с пароход и обрушивались на дома, распространяя пламя быстрее, чем люди успевали убегать. Сидя рядом с матерью, напротив Райчес Джордан, юный Ладлоу вздрагивал от взрывов. Их сила сотрясала землю так, словно весь город дрожал в предсмертной агонии.
Они бросили все и бежали в чем были. Когда огонь подступил к реке Чикаго, Синтия приказала слугам зарыть во дворе драгоценные камни, серебро и коллекцию картин из белого особняка, который когда-то унаследовала от Александра Гамильтона Кордвейлера. Огненные шары начали перелетать через реку, поджигая все, к чему прикасались, и Синтия велела слугам взять, что они хотят, и бежать. Было совершенно ясно, что огонь не удовлетворится амбарами и хижинами ирландцев - он доберется до Клайборн-роу и поглотит его с такой же жадностью.
- Я видела, что для пожара не существует препятствий! - сказала Райчес. - Я знала, что его не погасить! Узкая речка не сможет остановить такой огонь, нет, не сможет!
- Кейл довезет нас до гавани в целости и сохранности. - Синтия намеревалась сесть на свою личную яхту и плавать по озеру Мичиган, пока опасность не минует. - Как только мы выберемся из этого затора, Кейл сможет найти кратчайший маршрут.
- До озера больше мили, - тихо сказал Ладлоу. Он пристально смотрел в окно, на приближающуюся стену огня. Его лицо в отраженном свете было ярко-оранжевым, но глаза оставались темными. - Огонь быстро двигается, мама. Ветер слишком сильный.
Она сжала его руку и храбро улыбнулась.
- Все будет в порядке, Ладлоу. Райчес, прекрати хныкать и суетиться! Ты перевернешь карету!
Сквозь шум царившей вокруг неразберихи проникал свист кнута.
- Пошевеливайтесь, черт вас раздери! - орал Кейл. - Прочь с дороги!
- Мы успеем, - пообещала Синтия, но ее голос дрожал от неуверенности.
Что-то взорвалось через квартал или два, и Ладлоу до боли сжал ее руку.
Карета дернулась, остановилась и снова бешено рванулась вперед, мимо дерущихся людей и свалки из других карет.
Там, где улицы пересекались, валялись столкнувшиеся экипажи, и люди метались по обломкам. Взбесившиеся лошади брыкались и лягались: пепел жег им спины. Едкий, опаляющий легкие дым становился гуще, огненные шары взмывали вверх, как выпущенные из пушки снаряды.
В конце концов, вырвавшись из давки, Кейл Бодейн погнал карету с Клайборн-роу на Халстед-стрит, направляясь к берегу. Арабские скакуны вели себя послушно, но бока им жег пепел. Улицы были усыпаны горящим мусором. Бары были взломаны, из бочонков текло виски. Обезумевшие люди останавливались и пили, пока в спиртное не попадал огонь и оно не вспыхивало прямо им в лицо. Другие бежали за каретой, пытаясь уцепиться, но Кейл щелкнул кнутом, и лошади понеслись еще быстрее. Раздался выстрел, и пуля отколола щепку в дюйме от колена Кейла.
Но когда они сворачивали с Халстед-стрит на Гранд-стрит, им навстречу вылетел полный горящего сена фургон. Лошади несли, а поводья были в руках у обугленного трупа.
Арабы врезались в этих лошадей с такой силой, что затрещали кости, а Кейл Бодейн слетел с облучка, как камень из катапульты. Сама карета, не сбавляя хода, наскочила на обе упряжки и повалилась набок. Позолоченные колеса разлетелись в стороны.
- Боже милостивый! - закричала Райчес.
В лицо ей угодило колено Ладлоу - мальчика сдернуло с сиденья. Синтию бросило в другую сторону и ударило головой о резную деревянную стенку экипажа. После того как карета опрокинулась, покалеченные арабы тащили ее еще более тридцати ярдов. Пылающий фургон, накренившись, понесся вперед. Лошади, хотя и пораненные, были в состоянии бежать от огня.
На мостовую падал пепел, дымовая завеса стала темнее. После столкновения несколько отчаявшихся мужчин захватили трех арабов, которые еще могли стоять на ногах. Четвертый, с двумя сломанными ногами, распростерся на мостовой.
Неподалеку лежало тело Кейла Бодейна - ему размозжило голову о фонарный столб.
- Вылезай! - приказала Синтия рыдающей Райчес Джордан. - Скорее! Выбирайся через верх!
Райчес протиснулась в дверь кареты, которая была у нее над головой. Лицо негритянки было залито кровью, а передние зубы выбиты. Затем она нагнулась, чтобы помочь Синтии.
Вылез и Ладлоу. Через его лоб шла глубокая царапина, и был сломан нос.
- Миссис Эшер! Миссис Эшер!
Райчес схватила хозяйку за плечи. Левая половина лица Синтии стала багровой и быстро распухала. Из ушей сочилась кровь и капала на черный жакет.
- Со мной… все в порядке. - Ее голос звучал невнятно. - Мы должны… должны добраться до озера. Помоги мне… довести Ладлоу до воды.
- Мистер Бодейн! - позвала Райчес и увидела на мостовой Кейла. Его голова раскололась, как ореховая скорлупа.
- Райчес. - Синтия стиснула толстое запястье горничной. Райчес с ужасом увидела, что окровавленный левый глаз хозяйки начал вываливаться. - Ты… позаботься о Ладлоу, - сказала она с усилием. - Доведи его до озера. Лютер… будет знать… что делать. Лютер не… даст ему погибнуть.
Райчес поняла, что хозяйка имеет в виду Лютера Бодейна, сына Кейла, который остался на время этой поездки присматривать за Эшерлендом.
- Мы все должны добраться до воды, - твердо сказала она и помогла Синтии опуститься на землю.
Ладлоу, выкарабкавшись из кареты, стоял в оцепенении, глядя на труп Кейла. Мимо бежали люди, некоторые наступали прямо на тело.
Райчес спросила Синтию, может ли она идти, и Синтия кивнула. Поврежденный глаз ничего не видел, кожа вокруг него почернела. На них с шипением падал пепел, и Райчес пальцами стряхнула его с волос хозяйки, когда в них появились искорки.
- Нам нужно идти! - крикнула она мальчику. - Необходимо добраться до озера!
Райчес Джордан помогала Синтии идти вниз по Грандстрит. Ладлоу следовал за ними. Его лоб сильно кровоточил.
Они присоединились к толпе людей, которые, расталкивая друг друга, шатаясь и спотыкаясь, бежали к озеру Мичиган. Страшный грохот потряс улицу, и посыпались стекла, когда всего в квартале от них обрушился дом. Багрово-красные огненные шары свистели над головами. Толпа обезумела. Люди вламывались в лавки, хватали все, что могли унести, от пальто до скрипок. На бровке тротуара прыгала горящая полоумная женщина, нагруженная семью или восемью только что украденными норковыми манто. Кто-то столкнул ее в канаву, она упала в потоки виски и мгновенно сгорела.
- Смерть пришла! Господь прогневался на Чикаго! - орал голый мужчина.
Кожа Райчес покрылась волдырями. Негритянка, выплюнув два зуба, продолжала идти прямо вперед, крепко держа Ладлоу за руку, чтобы его не смело в сторону. Среди визга и крика раздался звук, который могла бы издать сотня паровозных котлов перед тем, как взорваться. Когда Райчес посмотрела назад, в небо взметнулась стена огня, чуть не ослепившего ее. Крыши домов поднялись в воздух и, кружась, скрылись из виду. Ладлоу ошеломленно глядел на пожарище, по щекам катились слезы. Она встряхнула мальчика, приводя в чувство, и потащила за собой.
Синтия Эшер соскользнула с плеча Райчес, и та едва успела ее подхватить.
- Мама! - сорвался крик с опаленных губ Ладлоу.
Он уцепился за талию матери, пытаясь ее поддержать. Люди грубо проталкивались мимо них.
Ладлоу посмотрел в искаженное, страшно распухшее лицо матери.
- Мой ангел, - прошептала она и коснулась его волос.
Потом кровь хлынула из ее ноздрей и левого глаза. Ладлоу заливался слезами. Райчес едва не упала в обморок, но удержалась на ногах. Почувствовав, что жизнь покинула Синтию Эшер, она отпустила труп, оттолкнув людей, которые шли слишком близко.
- Она умерла, - сказала Райчес мальчику. - Мы должны идти дальше.
- Нет! Нет! - закричал Ладлоу и рванулся к телу.
Когда Райчес попыталась оттащить мальчика, он яростно набросился на нее. Она размахнулась и ударила его кулаком в челюсть, а когда он упал, взяла на руки.
Со стонущим мальчиком на руках Райчес пробивалась к озеру. К тому времени как они достигли берега, их одежда превратилась в пропахшие дымом лохмотья. Люди сотнями бросались в маслянистую воду. Повсюду сновали лодки, подбирая пловцов. Большинство яхт уже украли со стоянок, а те, что остались, пылали. Райчес вошла в воду по шею, а затем смочила лицо и волосы Ладлоу, чтобы не загорелись.
Прошел почти час, прежде чем она наконец передала мальчика в руки солдат на пароме и вскарабкалась туда сама. Ладлоу в изорванной одежде и с обожженным лицом стоял у перил и наблюдал за разрушением Чикаго. Когда Райчес прикоснулась к его руке, он истерично вырвался.
"Боже мой", - подумала Райчес. Она поняла (о чем и рассказала несколько часов спустя репортерам) истинное положение дел: тринадцатилетний Ладлоу Эшер после смерти отца и матери получает в свое распоряжение все - поместье, семейное дело и весь остальной бизнес, прежде принадлежавший мистеру Кордвейлеру. Он станет самым богатым тринадцатилетним мальчиком в мире.
Горничная наблюдала за Ладлоу, ожидая, что тот заплачет, но он этого не сделал. Он молчал, неотрывно глядя на берег, где бушевал пожар.
Солдаты помогали мужчине и женщине подняться с весельной лодки на борт. Они были хорошо одеты, мужчина - в темный костюм с бриллиантовой застежкой, а женщина - в красное бальное платье. Мужчина смерил взглядом Райчес и Ладлоу и повернулся к солдату.
- Сэр, - осведомился он, - неужели мы должны делить судно с неграми и беспризорниками?
Рикс дочитал до конца рассказ Райчес и посмотрел на другие статьи. Чикаго горел в течение суток, и огонь уничтожил более семнадцати тысяч зданий. Сто тысяч человек остались без крова. Катастрофа была следствием по меньшей мере восьми поджогов. Пожарные реагировали медленно, так как были очень утомлены: за неделю перед Великим пожаром они выезжали примерно на сорок вызовов.
Он поднял взгляд на портрет задумчивого Ладлоу Эшера. В возрасте тринадцати лет побывать в аду. Как он сохранил рассудок?
Рикс нашел ответ на вопрос Дунстана о смерти Синтии Эшер. Завтра он привезет эту газету ему. Но трость - как и когда Ладлоу забрал ее у Рэндольфа Тайгрэ?
На следующей странице мелким шрифтом был напечатан список разрушенных пожаром фирм и учреждений. Они шли не в алфавитном порядке, и Риксу пришлось терпеливо читать, пока он не нашел то, что искал.
"Урия Хинд и компания. Торговля колониальными товарами".
"Магазин колониальных товаров? - подумал Рикс. - Хадсон Эшер всякий раз тратил пятнадцать тысяч долларов на колониальные товары из Чикаго? Почему он просто-напросто не покупал все это в Эшвилле?"
Рикс аккуратно сложил газету и встал со стула. Остальным вопросам придется пока подождать. Он задул все свечи, кроме одного канделябра, который прихватил с собой наверх.
Но когда он открыл дверь, золотистое сияние высветило Паддинг Эшер, томно лежащую на его кровати.
Она сонно улыбнулась, зевнула и потянулась. Из-за края простыни показались ее груди.
- Тебя долго не было, - хрипло сказала она. - Думала, совсем не ляжешь спать.
Он закрыл дверь, опасаясь, что кто-нибудь может их услышать.
- Тебе лучше уйти. Бун будет…
- Буна здесь нет. - Ее глаза вызывающе смотрели на него. - Старик Буни давно в своем клубе. Ты ведь не собираешься отвергнуть меня, как в прошлый раз?
- Паддинг, - сказал Рикс, положив свернутую газету на шкаф, - я думал, ты поняла, что я тебе говорил. Я не могу…
Она села, позволив простыне упасть. Ее груди полностью обнажились, и она облизнула губы.
- Видишь, как сильно ты мне нужен? - спросила она. - Только не говори, что ты этого не хочешь.
Ей льстило то, что она видела, глядя на себя при свечах.
В их свете она выглядела нежнее и уязвимее. Рикс начал возбуждаться. Она потянулась, как кошка.
- Ты ведь не боишься Буна? - поддразнила Паддинг.
Рикс покачал головой. Он не мог отвести от нее глаз.
- Бун говорит, ты не можешь удовлетворить женщину, - сказала Паддинг. - Якобы ты почти гомик.
Рикс опустил канделябр.
- Ну, давай, - настаивала она. - Посмотрим, на что ты способен.
Он хотел было приказать ей, чтобы ушла, но неожиданно не смог себя заставить. В уголках его рта заиграла тонкая улыбка. "Почему бы и нет", - подумал он. Это будет скверный поступок, но и со стороны Буна нехорошо было все эти годы обращаться с ним как с грязью, насмехаться и выкидывать всевозможные номера. Риксу выпал шанс отплатить брату той же монетой, а ведь он давно ждал подходящего случая.
Он заглушил тонкий протестующий голосок внутри себя.
- Почему бы и нет? - сказал он, и его голос прозвучал совсем незнакомо.
- Хорошо. - Паддинг игриво отбросила ногой простыню, и ее тело обнажилось для него. - Теперь задуй свечи, и приступим к делу.
Глава 32
За два быстро пролетевших часа Бун выпил в клубе несколько порций "Чивас ригал" и проиграл в покер семь тысяч долларов. До него дошло, что старые дружки сговорились его надуть. Когда они смеялись, хлопали его по плечу и подносили огонька, Бун молча обдумывал, как их уничтожить.
Около девяти он выехал на своем красном "феррари" на тихие улочки Фокстона и пронесся мимо встречного старенького пикапа. Со злости Бун ударил по гудку, и тот сыграл несколько тактов "Дикси". Когда машина с ревом вылетела за пределы Фокстона, Бун выжал акселератор до упора, и "феррари" рванул вперед как ракета.
Надо будет купить эшвилльский "Хайтс кантри клаб", решил Бун. За любую цену. Возможно, постоянные члены выставят в фойе его бюст. Самое меньшее, что они могут сделать, - это назвать клуб в его честь. Через несколько дней он будет одним из самых богатых людей в мире. "Дольше папа не протянет", - думал Бун. Но он испытывал смешанные чувства, потому что любил старика. Уолен научил его быть крутым. Он разъяснил сыну, что никому нельзя доверять и что все стараются прикончить друг друга. Когда Бун был моложе, они много говорили о том, что богатство делает человека счастливым. "Деньги - это власть, - часто повторял сыну Уолен. - Без них мир переедет тебя, как паровой каток". Он приводил Рикса в пример того, чего Бун должен избегать.
"Рикс, - говорил Уолен, - мечтательный трус, который никогда не вылезет из дерьма". Уолену доставляло удовольствие, когда Бун бил своего младшего брата.
Тем не менее что-то пугало Буна. Нечто, глубоко спрятанное от всех остальных. Он видел, как это что-то блеснуло в глазах Рикса несколько раз за последние дни. Ненависть и горечь так переплелись, что он мог совершить убийство. Рикс пытался заколоть его в столовой. Бун сожалел, что не дал ему при всех в зубы. Рикс, рыдая, выбежал бы из комнаты.