В одной из стен бассейна виднелись блестящие белые отверстия двух труб, достаточно больших, чтобы вместить двух пловцов, и я мысленно представил, как оттуда появляются чудовищные фигуры и... что?
Для чего, черт побери, это место предназначалось на самом деле? Что затевали глубоководные! Зачем им понадобился бассейн такого размера? Неужели Белтон прав во всех своих подозрениях? Возможно, это то самое место, где я мог все выяснить.
В выложенных кафелем стенах комнаты были двери, на каждой из которых висела пластиковая табличка с именем или названием. Двигаясь вокруг бассейна (за исключением сравнительно низкого потолка и отсутствия тумбочек для прыжков, он походил на маленький пустой плавательный бассейн после закрытия), я остановился, чтобы взглянуть на первую табличку. На ней было написано "Путх'уум-лахойе"! Неужели это действительно чье-то имя? Я толкнул дверь, но она оказалась заперта. Соседняя дверь, табличка на которой пока еще была пустой, оказалась чуть приоткрыта. Я вошел в среднюю по размерам комнату, заваленную ящиками, коробками и секциями металлического стеллажа, дожидающимися сборки. Однако там не нашлось ничего такого, что заинтересовало бы меня, поэтому я пошел дальше.
Потом в дальнем конце бассейна я увидел дверь, на которой значилось имя Семпла. Я вошел, включил свет... и ахнул от изумления при виде настоящей библиотеки оккультной и эзотерической литературы, втиснутой в этот крошечный закуток. Бессмысленно было пытаться хотя бы запомнить больше полудюжины заглавий с этих высоких, под потолок, стеллажей, не говоря уж о том, чтобы указать их все. Для меня они совершенно ничего не значили, как, вне всякого сомнения, ничего не значили бы для любого, кроме изучающего подобные науки. Хотя Семпл и говорил мне, что он именно этим и занимался, я никогда не думал о его увлечении. Но, как бы мне ни хотелось задержаться здесь подольше и заглянуть в некоторые из этих пугающих томов, я должен был найти Белтона.
Я поспешно двинулся дальше, тыкаясь в каждую дверь и заглядывая в те, что были открыты, не находя ничего особенно важного и все отчетливее ощущая стремительно сгущающуюся атмосферу ужасной опасности. Потом, я вернулся туда, откуда начал, и осмотрел несколько дверей, на табличках которых стояли незнакомые человеческие имена. По меньшей мере одно я знал - "Доктор Абрахам Уэйт", тот самый "доктор", который причинил мне столько зла. Кроме того, там были имена глубоководных, столь же нечеловеческие, как и почти непроизносимое "Путх'уум-лахойе". А потом мое внимание неожиданно привлекла табличка с именем, которое я немедленно узнал.
На табличке значилось просто "И. Щасков". Но тот Игорь Щасков, которого я знал, был русским биохимиком, чьи работы в определенных отраслях биологии, включая клонирование, принесли ему репутацию в своей области... В 1964 году он сбежал из Советского Союза, после чего исчез из виду. А теперь?..
Дверь комнаты Щаскова оказалась открыта, и я вошел. Меньше чем за минуту я удостоверился в том, что Белтон действительно был прав в своих подозрениях относительно стремлений и побуждений глубоководных. Комната оказалась не чем иным, как небольшой, но исключительно сложной и хорошо оборудованной лабораторией, и мне стало совершенно ясно, в чем должна заключаться работа Щаскова. Это была комната, где он пытался произвести целую армию абсолютно одинаковых глубоководных!
Я увидел достаточно. Теперь мне надо было срочно разыскать Белтона и выбраться из этого ужасного места. Я вышел из лаборатории Щаскова, подошел к главной двери, выключил свет, оставив лишь одну маленькую красную лампочку, свет которой привел меня в это место, и бесшумно выскользнул в коридор. Передо мной оказалась дверь третьей цистерны.
Я пересек коридор, толкнул незапертую дверь и вошел. Свет горел, и это было хорошо, потому что я не знал, где искать выключатель, а цистерна... пуста?
Нет, не пуста, ибо в одном углу беспорядочной кучкой валялась одежда Белтона. А на металлическом полу виднелись темно-красные пятна...
У меня по телу побежали мурашки, и я застыл, точно каменный, заметив краем глаза какое-то движение, настолько незначительное, что оно было почти незаметным. Что-то перебиралось через край углубления в металлическом полу, двигаясь по красному пятну на краю: моллюск, один из обладателей "уникальной" левосторонней раковины, с которой и начался этот кошмар.
На ногах, внезапно ослабевших, точно превратившихся в желе, я подошел к краю углубления. Оно было наполовину наполнено водой, в которой кишели моллюски. Прямо под моими ногами в воде слегка покачивался бочкообразный клубок улиток. На моих глазах кучка этих созданий отвалилась от полузатопленного предмета; отвалилась раздутой, красной и... и насытившейся!
Акклиматизация!.. Погружение в соленый раствор при контролируемой температуре!.. Подкормка высокопитательными веществами!
Видит Бог, если он вообще когда-нибудь существовал - безглазый, обглоданный кровавый комок плоти в воде был всем, что осталось от Джереми Белтона!
Глава 8
Изменившийся
Все остальное я помню смутно - безумный клубок воспоминаний, проплывающих перед моим мысленным взором, точно стробоскопический кошмар. Помню, как нашел металлическую лестницу, ведущую наверх, и дверь, открывшуюся на берег с южной стороны главного здания. Помню, как крался во мраке под насмешливо прищуренными звездами, желая добраться до скал южного мыса; как пробирался вокруг нагромождения валунов, пока они не остались позади, а потом плыл в холодной воде. Я вспоминаю, как луна серебрила воду, добавляя свой блеск к огню нездорового возбуждения, охватившего меня. И несмотря на то, что меня вела более сильная страсть, в ночном океане крылась почти гипнотическая притягательность.
Мое следующее воспоминание: я выбрался из воды на южной оконечности бухты, но лишь для того, чтобы тут же оказаться лицом к лицу с существом, которое угрожающе вырастало из мрака до тех пор, пока не нависло надо мной, точно покосившийся сталагмит из мыслящей слизи. Мириады глаз шоггота уставились на меня, его ложноножки жадно потянулись ко мне, окружая... и вдруг он отпрянул в испуге, немой и постоянно изменяющийся, хотя все еще таящий угрозу. Затем последовало... предупреждение. Точно для того, чтобы показать мне, что моя личность остается под сомнением, что это... это создание... сомневается в моей подлинности.
Шоггот потек вперед и окружил один из огромных камней, стоящих на берегу. Потом... послышалось шипение, сначала негромкое, но быстро переросшее в приглушенный, едва сдерживаемый рев. Я стоял, дрожа, чувствуя, как с меня капает соленая вода, заледенев от ужаса и глядя на силуэт шоггота, вибрирующий там, где его протоплазменное тело уничтожало массивный камень, заключенный внутри него.
Каким-то необъяснимым образом мне дали понять цель этого создания: продемонстрировать свою власть, свою ужасающую силу. И, точно клапан кита, верхушка шоггота открылась (не могу объяснить по-другому: в его поверхности образовалось отверстие или щель), и из этого пульсирующего отверстия с ревом ударила вверх зловонная струя раскаленных газов, смешанных с крошечными обугленными липкими осколками камня. С паром и шипением чудовищный фонтан дождем обрушился на берег. Я прикрыл голову руками, чтобы меня не задело раскаленными обломками, и попятился. Когда я ретировался, шоггот тут же закончил представление и потек обратно на свое место. Теперь там, где еще совсем недавно стоял валун, дымилось и булькало круглое озерцо черной смолистой жидкости, а от огромного камня не осталось и следа.
Не мешкая, я отступил еще дальше, а шоггот растаял в прибрежной тьме и исчез. Этот протоплазменный кошмар, точно так же, как и несчастный Белтон, принял меня за того, в кого я стремительно превращался: за глубоководного, которому он не мог причинить никакого вреда.
Избавившись от парализующего страха, я повернулся и бросился бежать. Тяжело дыша, я мчался, не разбирая дороги, вдоль берега под утесами, пока в конце концов не взобрался на старый разрушающийся волнолом Сиэма и оттуда - на набережную, где остановился и отдышался, оглядывая ночной берег. Потом я посмотрел внимательнее, вглядываясь в ночную тьму, не в силах поверить в свою удачу. В окне Сэма Хэдли горел свет, а его видавший виды старенький "Форд" стоял на тротуаре перед домом.
Моей единственной мыслью было убраться как можно дальше из Сиэма, дать себе немного времени, чтобы все обдумать и выработать надежные способы изложить мое дело властям. Долгая поездка в такси до Ньюквея дала бы мне время, чтобы собраться с мыслями, а оказавшись там, я мог сразу же отправиться прямо в полицию. Лучше всего будет сообщить о смерти Джереми Белтона. Это должно гарантированно привести к желаемому результату. Еще до утра лодочный клуб будет кишеть полицейскими, а планы глубоководных относительно "покорения" Англии будут сорваны!
Что же до того, что станет потом со мной... Только время могло показать это. У меня имелось несколько влиятельных друзей. Что можно будет для меня сделать, будет сделано. Я не мог, не осмеливался поверить в то, что нет никаких средств. Все можно будет... исправить. Я нерешительно дошел до дома Сэма, прошел по садовой дорожке и постучался в дверь. Внутри что-то зашевелилось, дверь открылась, и на пороге появился хозяин.
- Сэм, - сказал я. - Вы не представляете, как я рад, что вы еще не ложились! У меня есть для вас работа, и я заплачу вам вчетверо против вашей обычной таксы, если только вы...
И тут я запнулся, заметив тот молчаливый взгляд, которым он смотрел на меня, и его белое лицо в лунном свете, заливавшем крыльцо.
- Сэм? - забеспокоился я. - Что-нибудь слу...
Он шагнул в сторону, и в темном холле за его спиной внезапно показалась фигура, до того скрытая из виду.
Огромная ручища стремительно протянулась вперед, ухватила меня за плечо и рванула к себе. Я дернулся, но было уже поздно. За миг до того, как увесистый, похожий на палицу кулак опустился мне на голову, я вспомнил, что старый Джейсон Ридли говорил мне о Сэме и людях из клуба, когда я в последний раз пытался вызвать такси: "Сэм с них хороший кусок имеет". Потом владелец пудового кулака показался мне на глаза. Это был Сарджент. И то, как они с Хэдли стояли надо мной, сказало мне о том, что водитель на самом деле был на стороне глубоководных и что я снова оказался в их власти...
* * *
Каким-то образом мне удалось остаться в сознании, когда Сарджент и Хэдли подняли меня, потащили по садовой дорожке и вынесли за ворота, бесцеремонно затолкав на заднее сиденье старенького "Форда". Потом дверцы захлопнулись, и взревел двигатель. Еще через миг машина лихо развернулась на узкой дороге.
Раздумывать, на чем же я попался, не было нужды. Вне всякого сомнения, тело Семпла обнаружили там, где я бросил его, и глубоководные послали за мной Сарджен-та. На машине поездка оттуда до Сиэма была делом нескольких минут. Они позвонили Хэдли, он подъехал к клубу и забрал Сарджента, затем, вернувшись в дом Хэдли, эти двое просто сидели и ждали меня.
В голове у меня начало проясняться, но я лежал тихо и притворялся, что потерял сознание, одновременно нащупывая в кармане ржавую отвертку. Одно было ясно: будь что будет, но я не собирался возвращаться обратно в штаб врагов. Когда машина свернула влево и начала набирать скорость, я понял, что мы проезжаем Си-Лэйн, "главную улицу" Сиэма, ведущую на прибрежное шоссе, по которому можно доехать до Ньюквея. В конце Си-Лэйн, примерно в двухстах ярдах от деревни, находился Т-образный перекресток, где машина должна будет снова повернуть налево. Там, прямо напротив перекладины "Т", была старая глубокая заброшенная каменоломня, огороженная часть которой шла параллельно дороге на расстоянии примерно в тридцать ярдов. Я представил себе каменоломню, какой помнил ее по моим многочисленным прогулкам в этих местах, и в моем мозгу начал вырисовываться безумный план.
Осторожно, двигаясь как можно незаметнее и медленнее, я передвинулся так, чтобы увидеть, кто сидит за рулем. Машину вел Сарджент, и это как нельзя лучше вписывалось в мою схему. У меня имелись сомнения насчет того, смогу ли я сделать то, что задумал, с человеком, вне зависимости от его отношений с ужасными порождениями моря. Я подобрался и ждал, скорчившись в темноте машины, пока Сарджент не начал тормозить перед перекрестком.
Как только машина повернула налево и поехала быстрее, Хэдли случайно повернулся и посмотрел прямо мне в лицо. Его брови удивленно поползли вверх, и он завопил:
- Сарджент, он...
Но я уже обхватил правой рукой шею Сарджента, задрав вверх его подбородок, а левой приставил к горлу лезвие отвертки. Потом, когда он начал задыхаться и обеими руками ухватился за шею, я бросил отвертку, пихнул его к дверце, вцепился в руль и рванул его вправо. Машину вынесло на противоположную сторону дороги, взвизгнули покрышки, и "Форд" оказался на обочине.
Теперь Хэдли пытался отодрать мою левую руку от руля. Я от всей души врезал кулаком ему в лицо и удовлетворенно почувствовал, как под моим ударом с хрустом подались его зубы. В мечущемся свете фар, когда машина начала подскакивать на неровном склоне, мелькнула белая деревянная изгородь, и я понял, что время пришло. Откинувшись назад, я дернул за дверную ручку и выпрыгнул из машины.
Я покатился по густой траве, врезавшись, полуоглушенный, в изгородь на самом краю каменоломни. Я изо всех сил ухватился за железную стойку, но нижняя рейка подалась, и мои ноги соскользнули в пустоту. Я ухнул вниз, и руки приняли на себя вес моего тела. Подо мной разверзлась пропасть, которая внезапно расцвела ярким пламенем, когда оглушительный взрыв потряс ночь. Мой план сработал: машина проломила изгородь и рухнула на дно каменоломни. Выбравшись на безопасное место, я посмотрел вниз.
Машина вертикально стояла в море огня, а ее салон уже превратился в пылающий ад. Десятигаллонный бак Сэма Хэдли, очевидно, был полон до краев. Вряд ли кто-нибудь в деревне слышал этот грохот. Ближайший дом находился в двухстах ярдах отсюда, а стены каменоломни должны заглушить шум взорвавшегося бензина.
Я выбрался на дорогу, перешел ее и зашагал по Си-Лэйн назад. Моя левая лодыжка оказалась вывихнута, и я сильно хромал, но в остальном, похоже, остался цел. На этот раз удача меня не подвела. Теперь в голове у меня окончательно прояснилось, и я понял, что должен сделать. Дом деревенского констебля стоял прямо за крошечным полицейским участком в середине Си-Лэйн. В этой сонной маленькой деревушке с менее чем шестьюстами обитателями не существовало круглосуточного дежурства. Мне предстояло разбудить почтенного констебля, Уильяма Херста, а насколько я знал Билли, спал он крепко.
Меньше чем через пять минут я уже стоял, прислонившись к стене полицейского участка. Ничему еще в своей жизни я так не радовался, как этому полицейскому участку - скромному символу здравого рассудка. И снова моя удача не отвернулась от меня, ибо во всей деревне свет горел лишь в одном месте: желтый луч надежды просачивался из приоткрытой двери под старым голубым фонарем. Должно быть, Билли заработался над каким-то рапортом или чем-то в этом роде.
Потом я вспомнил свой последний разговор с пожилым полицейским. Он рассказывал мне, что через несколько недель должен уйти в отставку. Теперь на этом месте должен был сидеть новый человек. Но неважно, полицейский есть полицейский...
Несмотря на то, что мне пришлось пережить, я понимал, который сейчас час и как дико выгляжу я сам. Несомненно, мое состояние должно было лишь подтвердить мои слова. Так что я вошел в здание полицейского участка и подошел к конторке, за которой, как я знал, стоял старый дубовый стол. За столом, низко склонившись над кипой газет, сменщик Уильяма Херста нес свою одинокую вахту. Если он и слышал, как я вошел, то знака не подал. - Констебль, - позвал я, и мой голос прозвучал так хрипло, что я сам удивился. - Констебль, я хочу заявить...
И он взглянул на меня.
Его глаза расширились от удивления, а рот открылся. Затем, медленно поднявшись на ноги, он взял себя в руки. Полицейский оказался крупным мужчиной примерно моего возраста. Я не был знаком с ним, зато его облик узнал с первого же взгляда!
- Не ожидал вас встретить здесь, мистер Воллистер, - протянул констебль. - Вы хотите о чем-то заявить, верно? - он впился в меня глазами - немигающими глазами, которые казались чересчур большими и круглыми. В свете лампы они влажно сверкали над тонким носом и мясистыми губами, уголки которых приподнялись в ничего не выражающей улыбке.
Еще один из их "друзей" в деревне - изменившийся, который не дошел до конца!
Я попятился. Из моего горла, внезапно пересохшего, как пустыня, вырвался сдавленный хрип. С трудом нащупал я открытую дверь, а потом повернулся и выскочил на улицу. В панике помчался я по древним булыжникам Си-Лэйн, оттуда на Франт-Стрит и набережную, как сумасшедший, перепрыгивая через обрушившиеся обломки старого волнореза, чувствуя жгучую боль в вывихнутой лодыжке и совершенно не обращая на это внимания. Наконец я почувствовал под ногами мягкий прибрежный песок и свернул к дому.
Мне некуда было больше бежать. Сколько еще жителей деревни участвовали в заговоре глубоководных! Я не знал. В любом случае, неважно, к кому я обращусь за помощью, как только "констебль" поймает меня, он тут же положит конец любым "диким обвинениям", которые я могу выдвинуть. Так что мне оставалось только одно - бежать.
Я ни разу не остановился до тех пор, пока не добрался до основания лестницы, которая зигзагообразно поднималась по склону обрыва. Да и там остановился лишь из страха перед тем, что могу упасть замертво - сердце не выдержит. Но даже там, так близко к дому, я все еще был полон страхов.
Теперь я был объят ужасом! Ужас вплетался в легкий бриз, тянувший с моря, выглядывал из тени у подножия утесов, слепо смотрел вниз с бледного лица старой луны.
Подпрыгивая на здоровой ноге и поджимая вывихнутую, я как-то ухитрился взобраться по крутым ступеням и добраться до моего уединенного убежища. В тайничке я обнаружил свой ключ и вошел в дом. Судя по царившему внутри беспорядку, тут побывали гости, и я понял, что глубоководным не составит большого труда войти в дом. Быстро осмотрев все помещения, я убедился, что сейчас тут никого нет. Я направился прямиком к телефону... напрасная надежда!
Должно быть, произошел обрыв на линии. Нет, я обманывал сам себя. Линию намеренно перерезали как раз на тот случай, если я вернусь домой.
Я начал оглядываться по сторонам, думая, как лучше укрепить дом, ибо я знал, что скоро они придут за мной. При помощи молотка, гвоздей и крепких досок, принесенных из гаража, я принялся методично заколачивать двери и окна нижнего этажа. Я проработал весь остаток ночи и, наконец, когда на горизонте забрезжил рассвет, моя работа была завершена. Затем, не в состоянии ни секунды больше держать глаза открытыми, я рухнул на постель. Я настолько устал, что на этот раз меня не беспокоили ни сны, ни кошмары, а если они и были, то я не мог их вспомнить...