Я уверен, что де Керадель ничего не упустил. Он сказал:
- Вы принимаете объяснение доктора Лоуэлла?
Билл неуверенно ответил: "Нет… не полностью. Не знаю".
Бретонец замолчал, изучая его со странным напряжением. Потом сказал: "Ортодоксальная наука утверждает, что тень - это всего лишь уменьшение света в определенном месте, вызванное появлением материального тела между источником света и поверхностью. Тень не материальна. Она ничто. Так говорит ортодоксальная наука. Каким же было материальное тело, бросившее тень на четверых, если это не галлюцинация?"
Доктор Лоуэлл пояснил: "Мысль, коварно помещенная в человеческий мозг, может вызвать такую тень".
Де Керадель вежливо ответил: "Но доктор Беннет не принимает эту теорию".
Билл ничего не сказал. Де Керадель продолжал:
- Если доктор Беннет считает, что причина смерти тень, не признает галлюцинации и то, что тень отбрасывало материальное тело, тогда мы неизбежно придем к заключению, что он приписывает тени признаки материального тела. Тень откуда-то появляется, она преследует человека и принуждает его в конце концов убить.
А это предполагает познавательные способности и целеустремленность, волю и эмоции. Все это - в тени? Все это атрибуты материальных тел, феномены сознания, находящегося в мозгу. Мозг материален и находится в несомненно материальном черепе. Но тень не материальна, у нее нет черепа для размещения мозга; следовательно, у нее нет мозга и нет сознания. И опять следовательно - нет познавательных способностей и целеустремленности, нет воли и эмоций. И наконец, следовательно, у нее нет понуждений, стремлений, желаний пугать или принуждать материальное существо к самоуничтожению. И если вы все это не признаете, мой дорогой доктор Беннет, вы признаете… колдовство.
Билл спокойно ответил: "Если так, то почему вы надо мной смеетесь? Что такое ваши теории, которые вы сегодня излагали, как не колдовство? Может, вы обратили меня в свою веру, доктор де Керадель".
Бретонец неожиданно перестал смеяться. Он сказал: "Да? - и снова медленно: - Да! Но это не теории, доктор Беннет. Это открытия. Или вернее повторение открытий… неортодоксальной науки. - Вены у него на лбу дергались. Он добавил с явной угрозой: - И если именно я открыл вам глаза, то намерен завершить ваше обращение".
Я видел, как внимательно Лоуэлл смотрит на де Кераделя. Мадемуазель смотрела на Билла, и в глазах ее мелькали маленькие дьявольские огоньки: и в ее слабой улыбке я увидел угрозу и расчет. Над столом нависло странное напряжение, как будто что-то невидимое подготовилось к удару.
Нарушила молчание Элен, сонно процитировав:
- Поцелуй тени и благословение тени…
Мадемуазель рассмеялась: смех ее больше всего походил на плес маленьких волн. Но в нем были полутона, которые мне понравились еще меньше, чем угроза в улыбке. Что-то в этом было нечеловеческое, как будто волны смеются над утонувшим человеком.
* * *
Де Керадель быстро заговорил на языке, который я, казалось, узнаю, и в то же время не понимаю. Мадемуазель стала сдержанной. Она сладко сказала: "Простите, мадемуазель Элен. Я смеялась совсем не над вами. Я вдруг вспомнила нечто очень забавное. Когда-нибудь я вам расскажу, и вы тоже засмеетесь…"
Де Керадель прервал ее, тоже вежливо. "И вы меня простите, доктор Беннет. Вы должны извинить грубость энтузиаста. И его настойчивость. Я очень прошу вас, если это не нарушает, конечно, доверия между врачом и пациентом, рассказать о симптомах мистера Ральстона. Поведение этой… этой тени, как вы ее называете. Я весьма заинтересован… как профессионал".
Билл ответил: "Ничего не хотел бы больше. Вы, с вашим уникальным опытом, можете увидеть то, что укрылось от меня. Чтобы удовлетворить профессиональную этику, давайте назовем это консультацией, хотя и посмертной".
Мне показалось, что Билл доволен, что он добился чего-то, к чему вели его маневры. Я немного отодвинул стул, чтобы видеть одновременно мадемуазель и ее отца. Билл пояснил:
- Начну с самого начала. Если захотите, чтобы я что-нибудь разъяснил, прерывайте не стесняясь. Ральстон позвонил мне и попросил его осмотреть. Я уже несколько месяцев не видел его и не слышал о нем, думал, что он в одной из своих поездок за границей. Он начал неожиданно. "Что-то со мной неладно, Билл. Я вижу тень. - Я рассмеялся, но он оставался серьезен. И повторил: - Я вижу тень, Билл. И я боюсь!" Я ответил, все еще смеясь: "Если бы ты не видел тени, тогда действительно с тобой что-то неладно".
Он ответил, как испуганный ребенок: "Но, Билл, эту тень ничего не отбрасывает!"
Он придвинулся ко мне, и тут я понял, что он держит себя в руках исключительным усилием воли. Он спросил: "Я схожу с ума? Видеть тень - это симптом сумасшествия? Скажи, Билл, так ли это?"
Я ответил, что это вздор; вероятно, у него неважно со зрением или с печенью. Он сказал: "Но эта тень… шепчет!" Я сказал: "Тебе нужно выпить" и предложил ему. Потом продолжал: "А теперь постарайся точно описать, что ты видишь, и если можно, когда тебе в первый раз показалось, что ты видишь".
Он ответил: "Четыре ночи назад. Я был в библиотеке, писал…" Позвольте вам объяснить, доктор де Керадель, что он жил в старом доме Ральстонов на Семьдесят восьмой улице, жил один, если не считать Симпсона, дворецкого, унаследованного от отца, и полудесятка слуг. Он продолжал: "Мне показалось, что кто-то скользнул вдоль стены за занавес, закрывавший окно. Окно у меня за спиной, я был погружен в письмо, но впечатление такое яркое, что я вскочил и подошел к окну. Там никого не было. Я вернулся к столу, но не мог избавиться от чувства, что кто-то… или что-то находится в комнате". Он сказал: "Я был так встревожен, что отметил время".
- Умственное отражение зрительной галлюцинации, - сказал де Керадель. - Очевидное сопутствующее обстоятельство.
Билл заметил: "Возможно. Во всяком случае немного погодя движение повторилось, но на этот раз справа налево, в противоположном направлении. За последующие полчаса оно повторилось шесть раз, и всегда в противоположном направлении, то есть слева направо, потом справа налево и так далее". Он подчеркнул это, как будто считал очень важным.
- Он сказал: "Как будто она ткала". Я спросил, на что она похожа. Он ответил: "У нее нет формы. Она движение. Тогда не было формы". Чувство, что он не один в комнате, усилилось настолько, что спустя короткое время он ушел из библиотеки, не выключая огни, и лег спать. В спальне повторения симптомов не было. Спал он хорошо. И на следующую ночь его ничего не тревожило. И на следующий за этим день он почти забыл о происшествии.
В тот вечер он ужинал не дома и вернулся около одиннадцати. Пошел в библиотеку, чтобы просмотреть почту. Он сказал мне: "Неожиданно у меня появилось сильнейшее чувство, что кто-то смотрит на меня из-за занавеса. Я медленно повернул голову. И отчетливо увидел на занавесе тень. Вернее, тень переплеталась с занавесом, как будто ее отбрасывало что-то стоявшее сзади. По форме и размеру тень напоминала человека". Он подбежал к занавесу и рывком отодвинул его. За ним ничего не было, ничто не могло отбросить эту тень.
Он снова сел за стол, но по-прежнему чувствовал на себе чей-то взгляд. "Немигающие глаза, - сказал он. - Взгляд не отрывался от меня. Как будто кто-то постоянно находился на самом краю поля зрения. Если я быстро поворачивался, кто-то скользил за мной и смотрел уже с другой стороны. Если я двигался медленно, точно так же медленно двигалась и тень".
Иногда ему казалось, что он уловил это движение, увидел эту тень. Но она мгновенно растворялась, исчезала, прежде чем он мог рассмотреть ее. И тут же он чувствовал на себе взгляд с другой стороны.
"Оно двигалось справа налево, - говорил он, - и слева направо… и снова назад… и опять… и опять… все ткало… ткало…"
- Что ткало? - спросил я.
Он ответил просто: "Мой саван".
Он сидел в библиотеке до тех пор, пока мог выдержать. Потом сбежал в спальню.
На этот раз спал он плохо, ему казалось, что тень ждет его на пороге. Он прижался к двери, прислушиваясь. Но ничего не услышал. Тень не входила.
Наступил рассвет, и он крепко уснул. Встал поздно, играл в гольф, пообедал, пошел со знакомой в театр, а потом в ночной клуб. Несколько часов и не вспоминал о событиях ночи. Он сказал: "Когда я подумал об этом, то рассмеялся своей детской глупости". Домой он приехал в три часа ночи. Вошел. И, закрывая дверь, услышал шепот: "Ты сегодня поздно!" Слышал совершенно ясно, как будто шепчущий стоял рядом…
* * *
Де Керадель прервал: "Прогрессирующая галлюцинация. Вначале мысль о движении, потом форма становится отчетливее, затем звук. Галлюцинация прогрессирует от зрительной к слуховой".
Билл продолжал, как будто не слышал: "Он сказал, что у голоса было странное свойство, которое - я цитирую - "заставляет вас чувствовать отвращение, как будто вы рукой коснулись скользкого слизняка в саду ночью, и в то же время нечестивое желание слушать этот шепот вечно"". Он сказал: "Безымянный ужас и извращенный восторг одновременно".
Симпсон не выключал огни. Холл был хорошо освещен. Но никого не было видно. Однако голос звучал вполне реально. Ральстон несколько мгновений стоял, пытаясь справиться с собой. Потом вошел, снял шляпу и пальто и начал подниматься по лестнице. Он сказал: "Я случайно взглянул вниз и увидел тень, скользящую примерно в шести футах передо мной. Поднял глаза - она исчезла. Я медленно начал подниматься по лестнице. Когда смотрел на ступеньки, видел тень, идущую передо мной. Всегда на одном и том же расстоянии. Поднимал голову - ничего. Тень была резче, чем накануне. Мне показалось, что это тень женщины. Обнаженной женщины. И вдруг я понял, что шепчущий голос тоже принадлежал женщине".
Он пошел прямо к себе в комнату. Миновал дверь. Посмотрел вниз и увидел, что тень по-прежнему в двух шагах перед ним. Тогда он быстро шагнул назад, вошел в комнату, закрыл дверь и запер ее на ключ. Включил все огни и стоял, прижавшись ухом к двери. "Я услышал, как кто-то смеется, тот же голос, что шептал". А потом он услышал шепот: "Я буду ждать снаружи сегодня, сегодня, сегодня…" Слушал он с той же странной смесью ужаса и желания. Он хотел распахнуть дверь, и в то же время какое-то отвращение удерживало его. Он сказал:
"Я не выключил свет. Но это существо выполнило свое обещание. Оно всю ночь ждало у моей двери. Но не просто ждало. Оно танцевало… Я не видел его, но знал, что оно танцует и ткет… справа налево… слева направо… и снова… и снова… танцевало и ткало, пока не занялся рассвет… ткало мой саван, Билл…"
Я спорил с ним, примерно как вы, доктор де Керадель. Тщательно осмотрел его. Внешне ничего необычного. Взял образцы для различных анализов. Он сказал: "Надеюсь, ты что-нибудь обнаружишь, Билл. Если же нет, значит тень реальна. Я предпочел бы сойти с ума. В конце концов сумасшествие можно излечить".
Я сказал: "Ты не пойдешь домой. Живи в клубе, пока не получим результаты анализов. А потом, что бы они ни показали, садись на корабль и отправляйся в длительное путешествие".
Он покачал головой: "Я должен вернуться домой, Билл".
Я спросил: "Но почему, ради Бога?"
Он колебался, на его лице появилось выражение удивления. Потом он сказал: "Не знаю. Но должен".
Я твердо заявил: "Останешься на ночь у меня, а завтра уплывешь. Куда угодно. Я сообщу тебе результаты анализов и свои предписания по радио".
Он ответил удивленно: "Я не могу уплыть сейчас. Дело в том… - Он колебался… - дело в том, Билл… я встретил девушку… женщину… я не могу бросить ее".
Я смотрел на него, разинув рот. Потом сказал: "Ты хочешь на ней жениться? Но кто она?"
Он беспомощно смотрел на меня. "Не могу сказать тебе, Билл. Ничего не могу сказать о ней".
Я поинтересовался: "А почему не можешь?"
Он ответил с той же удивленной нерешительностью: "Не знаю, почему. Но не могу. Это кажется частью… частью того. Но… не могу тебе сказать". И на любой вопрос, касающийся этой девушки, он отвечал так же.
Доктор Лоуэлл резко сказал: "Вы мне ничего этого не рассказывали, доктор Беннет. Он больше ничего не говорил? Что не может ничего сказать об этой женщине? Что не знает почему, но не может?"
Билл ответил: "Больше ничего".
Элен холодно спросила: "Что вас так забавляет, мадемуазель? Не вижу в этом ничего смешного".
Я посмотрел на мадемуазель. Маленькие светло-лиловые искорки ожили в ее глазах, красные губы улыбались - жестокой улыбкой.
Глава VI
Поцелуй тени
Я сказал: "Мадемуазель - подлинный художник". Над столом повисло напряженное молчание. Его торопливо нарушил де Керадель.
- Что вы этим хотите сказать, доктор Каранак?
Я улыбнулся. "Подлинный художник радуется, когда искусство достигает совершенства. Умение рассказывать - это искусство. Доктор Беннет рассказывает превосходно. Поэтому ваша дочь, подлинный художник, довольна. Прекрасный силлогизм. Разве не так, мадемуазель?"
Она негромко ответила:
- Это вы сказали. - Но больше она не улыбалась, и в глазах ее появилось новое выражение. И в глазах де Кераделя тоже. Прежде чем он смог заговорить, я сказал:
- Всего лишь дань восхищения одного художника другим, Элен. Продолжай, Билл.
Билл быстро заговорил:
- Я спорил с ним. Дал выпить крепкого. Сослался на некоторые случаи галлюцинаций: Паганини, великий скрипач, временами видел теневую женщину в белом, она стояла рядом с ним и играла на скрипке, и он играл с ней дуэтом. Леонардо да Винчи считал, что разговаривал с Хироном, мудрейшим из кентавров, тем самым, что воспитывал молодого Асклепия. И десятки подобных примеров. Я говорил ему, что он вступил в общество гениев и что, вероятно, это значит, что от него тоже можно ждать чего-нибудь гениального. Через некоторое время он сказал, смеясь: "Ну, ладно, Билл, ты меня убедил. Но мне не нужно убегать. Наоборот, нужно идти навстречу и победить". Я ответил: "Конечно, если ты считаешь, что справишься. Это всего лишь одержимость, игра воображения. Попробуй сегодня ночью. Если придется туго, позвони мне. Я сразу приеду. И побольше выпей". Ушел он от меня в нормальном состоянии.
Он не звонил мне до второй половины следующего дня, а когда позвонил, спросил, что с анализами. Я ответил, что все анализы свидетельствуют о полном здоровье. Он негромко ответил: "Я так и думал". Я поинтересовался, как он провел ночь. Он рассмеялся и ответил: "Очень интересно, Билл. Очень. Я последовал твоему совету и напился". Голос его звучал нормально, даже весело. Я спросил: "А как же твоя тень?" - "Превосходно, - ответил он. - Я ведь говорил тебе, что это тень женщины? Так оно и есть". Я сказал: "Тебе лучше. Хорошо ли относится к тебе твоя женская тень?" Он ответил: "Скандально хорошо, и обещает быть еще скандальнее. Именно это и сделало ночь такой интересной". Он снова рассмеялся. И неожиданно повесил трубку.
Я подумал: "Ну, раз Дик может смеяться над тем, что еще день назад приводило его в ужас, значит ему лучше". И сказал себе, что дал ему хороший совет.
Но я чувствовал смутное беспокойство. Оно росло. Чуть позже я позвонил ему, но Симпсон ответил, что он отправился играть в гольф. Это казалось вполне нормальным. Да, все это лишь мимолетный случай, все нормализуется.
Да, я дал хороший совет, Какие… - Билл неожиданно прервал свой рассказ. - Какие мы иногда глупцы, доктора!
Я украдкой взглянул на мадемуазель. Ее большие глаза были широко открыты, смотрели нежно, но в глубине их таилась насмешка. Билл продолжал рассказ:
"На следующий день я получил еще несколько результатов, все хорошие. Позвонил Дику и сообщил ему. Забыл сказать, что я велел ему обратиться к Бьюканану. Бьюканан, - Билл повернулся к де Кераделю, - это лучший окулист в Нью-Йорке. Он не нашел никаких нарушений, и это устраняло многие возможные причины галлюцинаций, если это галлюцинации. Я рассказал это Дику. Он весело ответил: "Медицина - наука исключения, не так ли, Билл? Но если после исключения всего вы добираетесь до чего-то, о чем ничего не знаете, что вы тогда делаете, Билл?"
Странное замечание. Я спросил "Что ты этим хочешь сказать?" Он ответил: "Я всего лишь жадный искатель знаний". Я подозрительно спросил: "Ты много пил накануне?" - "Не очень". - "А как тень?" - "Все интереснее". Я сказал: "Дик, я хочу, чтобы ты немедленно приехал. Я тебя осмотрю". Он пообещал, но не приехал. Меня задержал тяжелый случай в больнице. Я освободился около полуночи и позвонил ему. Ответил Симпсон. Он сказал, что Билл лег рано и приказал его не тревожить. Я спросил Симпсона, как выглядит Билл. Нормально, даже очень весел. Но я не мог избавиться от необъяснимого беспокойства. Попросил Симпсона передать мистеру Ральстону, что если он до пяти часов на следующий день не приедет ко мне, я сам отправлюсь к нему.
Он приехал ровно в пять. Я сразу почувствовал, как тревога усиливается. Лицо его осунулось, глаза казались странно яркими. Не лихорадочными, скорее будто он принимал какой-то наркотик. Во взгляде оживленное выражение и в то же время легкий ужас. Я не выдал того шока, который произвела на меня его внешность. Сказал, что получил последние результаты и они все отрицательные. Он спросил: "Итак, я здоров? Ничего со мной неладного?" Я ответил: "Так свидетельствуют анализы. Но все же я хочу, чтобы ты для обследования на несколько дней лег в больницу". Он рассмеялся и ответил: "Нет. Я совершенно здоров, Билл".
Он сидел молча и смотрел на меня, в его слишком ярком взгляде смешивались оживление и ужас, и вообще он как будто намного превзошел меня в каком-то знании и в то же время ужасно этого знания боится. Он сказал: "Мою тень зовут Бриттис. Она мне сказала об этом прошлой ночью".
Я подпрыгнул. "Какого дьявола? О чем это ты говоришь?"
Он терпеливо повторил: "Моя тень. Ее зовут Бриттис. Так она сказала мне прошлой ночью, лежа рядом со мной в постели. Женская тень. Обнаженная".
Я посмотрел на него, а он рассмеялся. "Что ты знаешь о суккубах, Билл? Я полагаю, ничего. Хорошо бы Алан вернулся, он-то знает. У Бальзака есть отличный рассказ, я помню, но Бриттис говорит, что это не о ней. Сегодня утром я пошел в библиотеку и стал искать. Рылся в "Malleus Maleficarum""…
Я спросил: "А это что такое?"