- Рукой. Но после этого я с ним разговаривал, и агент Крайчек тоже…
- Агент Крайчек говорит, что вошел в комнату для допросов только тогда, когда увидел, что задержанный задыхается.
- Значит, он лжет. Я видел через стекло, как они беседовали.
- Факт останется фактом, - сказал Скиннер, - у нас мертвый подследственный и потерявший над собой контроль специальный агент.
- Я думаю, вопрос решенный… - начала было Хотрофф, но Молдер поднял руку: - А почему бы не взглянуть еще и в данные токсикологического исследования?
Скиннер перебрал листки.
- Здесь такого нет.
- Странно, правда? Учитывая, что я специально требовал его произвести…
- А почему, собственно? - Скиннер высоко задрал брови, и Молдер понял, что добился своего: заставил себя выслушать.
- Потому что Берри умер на моих глазах. Да, он умер от удушья. Но не от механической асфиксии, как нам хотят внушить. Я видел своими глазами, как умирает человек, подавившийся таблеткой аспирина. У него краснеет лицо, он скребет горло пальцами, выгибается… Так вот, Берри умер иначе. Он не мог ни шевельнуться, ни вдохнуть. У него наступил полный паралич. В том числе дыхательной мускулатуры. Когда я пытался прощупать его пульс, мыпщы на шее были мягкими, как медузы, а должны были быть судорожно напряжены! Это вам о чем-то говорит?
- Поясните, - сказал Скиннер.
- Смерть, по всем внешним признакам, была вызвана введением в организм жертвы какого-то курарепсдобного препарата.
- Вот как… - сказала Хотрофф почти растерянно. - Тогда почему экспертиза не стала заниматься этими исследованиями?
- Потому что дело Дуэйна Берри с сегодняшнего утра находится в юрисдикции министерства обороны.
- Ну и что? Военные патологоанатомы…
- Сделали то, что им велели. Даже тело уже кремировано!
- Не понимаю. Почему?
- Очевидно, потому, что военные знают, где находится Скалли, - и Молдер в упор стал смотреть на Курильщика.
Тот и бровью не повел.
- Молдер, поясните ваш странный вывод, - сказал Скиннер. - И второе: когда вы с Крайчеком пройдете детектор лжи…
- Да что тут пояснять… разве и так не понятно…
И специальный агент Молдер, кипя, покинул совещание у заместителя директора ФБР Скиннера без разрешения, не дожидаясь решения собственной судьбы и даже слегка хлопнув дверью.
В коридоре его ждал Кранчек.
- Ну?
- Ничего пока. Из пустого в порожнее… Вот что: дай-ка мне ключи от твоей машины.
- Зачем?
- Ехать.
- А как же детектор лжи? Нам надо пройти.
- Подождет…
Потому что пришла пора пустить в ход тяжелую артиллерию…
Особняк сенатора Ричарда Мэтисона Вашингтон, округ Колумбия
18 августа 1994 11 час. 48 мин.
На улице уже начинало парить, а на лестнице этого старинного особняка в колониальном стиле стояла легкая душистая прохлада - такая, какую не в силах дать самый лучший кондиционер.
В богатстве есть своя прелесть…
Молдер прошел половину лестничного марша, когда услышал встречные шаги.
Это был "X". Человек, который подхватил было упавшее знамя из рук Бездонной Глотки, но…
До Б.Г. ему было далеко. По всем параметрам.
- Сенатор не примет вас, агент Молдер, сказал он, остановившись. - Ни сегодня, ни завтра… Вы напрасно пробивались через пробки. Почему?
- Он был готов совершить это политическое самоубийство. Но я сумел его отговорить.
Молдер помолчал, собираясь с мыслями.
- У вас есть что-то на него?
- У нас на всех что-то есть, дорогой Молдер. И вопрос только в том, пускать ли это в ход. Так что вы оказались без поддержки в самый ответственный момент… Не могу сказать, что меня это радует, но успокаивает. Да, успокаивает. Вы просто не понимаете, на что замахнулись.
- А… вы тоже знаете. Вы тоже знаете об этом преступном сотрудничестве наших военных с… Ваш предшественник сумел бы мне помочь.
- В нынешнем положении - сомневаюсь.
- Я хочу получить один-единственный ответ. Зачем военным убивать Дуэйна Берри, если прятать нечего? Зачем идти на такое обострение?
"X" довольно долго молчал.
- Я скажу вам кое-что, дорогой Молдер. Политика на сегодняшний день единая у всех. Она заключается в короткой формуле: "Отрицать Все". Вы меня поняли?
"X" повернулся и пошел вниз по лестнице. Он шел медленно и тяжело…
Будто не спускался, а поднимался.
Молдер стоял на лестнице еще долго.
Что-то пульсировало в глубине сознания, пытаясь пробиться на поверхность, - не получалось. Потом он понял, что уже не стоит на лестнице, а сидит в машине Крайчека и роется по карманам, в поисках ключей, которые уже торчат в замке. Что-то страшно раздражало, отвлекало, мешало думать. Вообще нестерпимо было сидеть в этой проклятой машине - как будто наедине с…
Запах. Табачного перегара.
Он протянул руку и открыл пепельницу. Так. Три… нет, четыре окурка сигарет "Морли".
С громким щелчком мысли встали на свои места…
Итак, он опять остался один. Теперь уже полностью и окончательно один. Без помощи и без малейшей надежды на помощь.
Опять все так же, как тогда, в Чилмарке…
- …Слушай, Фокс, а обязательно нам смотреть эту гадость?
- Не переключай программу. В девять начнется "Волшебник".
- А мне мама разрешила смотреть кино. Зараза ты, - подумав, добавила она.
Физиономия у Фокса стала еще ехиднее:
- Она тут недалеко, у соседей, у Гобрандов. Можешь сбегать и спросить. Она тебе скажет, что я здесь главный.
Саманта вскочила и решительно направилась к телевизору, Фокс на четвереньках - вставать было долго - рванулся следом, но не успел. Сестренка одним щелчком сменила заунывных черно-белых стариканов на парня в одежде ковбоя и потрепанную лошадь.
Фокс молча поднялся с колен и задумчивой пожарной каланчой навис над сестренкой.
- Я. Буду. Смотреть. "Волшебника", - раздельно проинформировал он.
Ответный взгляд девочки, в котором отчетливо слышалось: "вот вымахал, дубина такая", - он пропустил мимо ушей, тьфу, то есть, проигнорировал - и пошел на кухню, за семечками, чтобы устроиться для просмотра со всеми удобствами.
И вдруг раздался резкий хлопок. Свет в доме разом погас.
- Ну во-от, - недовольно протянул Фокс. - Теперь пробки вырубились.
Но дело было не в пробках.
По полу прошла крупная дрожь. Затряслась мебель, стены, задергалась люстра. На каминной доске попадали фотографии в рамочках, запрыгали подсвечники, и одна свеча, розовая, подаренная Саманте на Рождество, раскололась вдоль. Половинки медленно развалились и опали по обе стороны медной лапы подставки.
За окном вспыхнул пронзительный молочно-белый свет, он бил сразу во все стороны, навылет прошибая жалюзи разноцветными лучами, но почему-то от него не становилось светлее…
- Фокс! - испуганно позвала девочка.
Он завертелся на месте. Люстра ходила ходуном, беспрестанно звякая стеклянными плафонами. Землетрясение?
Вилка телевизора со взрывом и вспышкой искр вырвалась из розетки. Так не бывает!
Он шагнул к завешенному окну. Мерцающий свет полосами лег на его растерянное лицо.
Что происходит? Все-таки землетрясение? Тогда надо хватать Саманту и бежать вон из дома…
Круглая медная ручка входной двери медленно повернулась сама собой. Раздался скрип. Дверь распахнулась, и сквозь нее ворвался поток хлещущего во все стороны пронзительно чужого света.
В слепящем потоке постепенно прорисовалась человеческая фигура. Отчетливей всего видны были ноги - длинные, тонкие, стоящие почему-то неуклюже, словно они неуверенно держались на земной поверхности…
Отчаянный визг вывел Фокса из столбняка. Мальчик обернулся. Его сестра, раскинув руки, висела в воздухе посреди комнаты на высоте своего роста, длинные волосы волной свешивались вниз, струясь с запрокинутой головы. Подол платья, облепил коленки сверху и тряпкой провис под ними…
Фокс как подброшенный рванулся вверх по стене - на стул, на спинку стула, на полку - к деревянной коробке на шкафу, задвинутой поглубже. Не удержал, она вывернулась из рук, грохнула об пол. Из-под отскочившей крышки вылетел отцовский пистолет… Фокс прыгнул на него сверху, потянулся к рукоятке…
И с новой силой ударил слепящий поток из дверей, фигура чужака на несколько секунд прорисовалась целиком. Он стоял - нет, словно висел, касаясь ногами земли, - на пороге, высокий, слишком тонкий для человека, с удлиненной, сплющенной с боков головой.
Фокс застыл, не в силах двинуть даже пальцем. Все силы его ушли на то, чтобы повернуть голову - и успеть увидеть, как Саманту втягивает в себя постепенно гаснущий световой квадрат, раскрывшийся на месте окна…
Вот тогда он впервые и ощутил настоящее бессилие - чувство, которое преследовало его всю дальнейшую жизнь. Невозможность помочь, невозможность объяснить - все это стояло в одном ряду. И сцеплены эти невозможности были между собой так прочно, что не оставалось сомнений: они - звенья одной цепи и вызваны одними причинами… только и это тоже невозможно было доказать.
Для себя Молдер уже давно уяснил: патологическое неверие подавляющего большинства человеческих существ в то, что контакт с иным разумом давным-давно состоялся, и состоялся совсем не так, как им, человеческим существам, хотелось бы, это неверие внушено именно иным разумом и поддерживается постоянной пиаровской кампанией в газетах и на телевидении; кампания проводится настолько грамотно, что стала самоподдерживающейся; противопоставить неверию, которое, в сущности, не что иное как "вера в отсутствие" - нечего. Даже самые четкие и прямые доказательства будут априорно, без всякого рассмотрения, отметаться с Насмешками…
Оставалось сжать зубы и копить, копить, копить, копить доказательства в смутной надежде на то, что будет наконец подобрана и водружена на место та самая последняя сказочная соломинка, которая переломит спину упрямому, недоверчивому верблюду…
Но запасы терпения у Молдера оказались хоть и велики, но вполне исчерпаемы, и приходилось время от времени - и все чаще и чаще - объяснять себе самому, что люди ни в чем не виноваты, они не ведают, что творят, их следует жалеть - и терпеливо, подобно тому, как капля воды точит дамбу…
Все это было в общем-то понятно. Укладывалось в голове. Но никак не укладывалось в сердце.
Молдер чувствовал себя бегуном на какую-то чудовищную дистанцию, который позабыл счет кругам и каждый ран пытается финишировать, но ему машут с трибун: еще, еще беги!..
И - никак не привыкнуть к предательствам. Хотя по форме своей они и не предательства вовсе, а так: следование должностным инструкциям.
Скорее, наоборот - помогая ему, люди нарушали закон. Специально написанный для того, чтобы никто не смел помогать таким, как он…
Сенатор Мэтисон вовсе не был обязан прикрывать его. И "X" вряд ли действовал по заданию своего прямого непосредственного начальства. Скшшер тоже не всегда вел себя, как последний засранец… хотя было всякое.
И еще: Молдер остро ощущал свою униженность и неполноценность. Противник полагал себя настолько неуязвимым, что готов был терпеть назойливую, но очень мелкую мошку, которая где-то вьется, вьется… да, терпеть, не замечать и даже не пытаться прихлопнуть. Иногда разве что дунуть, плюнуть, отмахнуться небрежно…
И что может сделать мелкая назойливая мошка в таких обстоятельствах? Отращи: вать жало или писать заметки в "Роллинг стоун"?
Если, допустим, Скалли похитили военные… так же, как и его самого в прошлом году…
И что ты сделаешь? Украдешь атомную бомбу и станешь всех шантажировать?
Вообще-то эта мысль приходила ему в голову и раньше. Заняться банальнейшим шантажом. Взять заложников. Заставить к себе прислушаться хотя бы такой страшной ценой. Почему "X" или какой-нибудь "Y-Z" могут вытворять что хотят, а Фокс Молдер - нет?
Но от этой затеи его все время, к счастью, что-то отвлекало…
Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия
18 августа 1994 13 час. 54 мин.
- Вы выдвигаете тяжелые обвинения, Молдер…
Замдиректора Скиннер тяжело опустился в свое кресло "Босс", и оно осторожно, шепотом, заскрипело.
- Вы утверждаете, что агент Алекс Крайчек был завербован некой сторонней организацией для наблюдения за вами и за всем расследованием но делу Дуэйна Берри… и кроме того, вы обвиняете его в саботаже, в нескольких предумышленных убийствах…
- Да, - сказал Молдер.
- Слишком много крови для такого маленького документа, вам не кажется? И вы понимаете, надеюсь, что все это, - Скиннер поднял бумажный листок за угол и пополоскал им в воздухе, - требует очень серьезного подтверждения фактами? Очень серьезными фактами, Молдер. Очень серьезными…
- Да, сэр, разумеется…
…Но как доказать, что последним словом Дуйна Берри было слово "яд"… Не было женщины, любившей Берри, и не было у них сына: Молдер. прочел тогда по губам: "poison", а не "my son"… легко ошибиться. Но теперь он точно знал, что не ошибся. Потому что утром нашли тело механика подвесной дороги. Он лежал с пробитой головой в придорожных кустах, слегка прикрытый ветками. И опять же не было прямых доказательств, потому что нельзя считать доказательством слишком честный взгляд и слишком ровный голос, когда тебе рассказывают о том, что вот: послышалась какая-то подозрительная возня за домом, побежал посмотреть, но там ничего не оказалось, а когда вернулся, механика уже не было на месте, и мотор канатки не работал, но он, Крайчек, разобрался - и запустил этот чертов мотор снова… а слишком уж ровный голос - слишком честный прямой взгляд. И это - все доказательства…
- Шеф, я сожалею. Я не должен был нарушать приказ.
…Еще бы. Скиннер отлично знал, кто такой Крайчек, но единственным способом мотивированно отодвинуть его в сторону, не допускать к Берри было приставить к чокнутому агенту Молдеру, предварительно приковав того к батарее парового отопления… Черт, Скиннер, почему ты на самом деле не приковал меня к батарее? Я бы поорал немного, подергался, а потом бы все понял! А сейчас - я понял, но понял слишком поздно, когда ничего не изменишь…
- Ладно, - сказал вдруг Скиннер совсем другим голосом. - Пригласите ко мне агента Крайчека, - это уже в микрофон селектора.
В ожидании он встал и подошел к окну.
Молдер заметил, что лицо Скинмера блестит от нота.
- Агент Молдер, сказал он, глядя сквозь стекло на то, что происходило за окном - Я не смогу вас защитить. Нам не избежать крупного скандала. Очень крупного скандала…
Он замолчал и молчал долго. Наконец, повернулся.
- Ладно. Какие у вас доказательства?
Молдер вынул из кармана пакетик с окурками.
- Вот. Это я нашел в пепельнице в машине агента Крайчека. Он не курит…
И - демонстративно опустил этот пакетик рядом с пепельницей Скиннера, который тоже не курил. В пепельнице лежали точно такие же окурки…
"Морли".
- Агент Крайчек был последним человеком, который видел механика подвесной дороги, позже найденного мертвым. А главное, на вершине горы я наблюдал взлет неизвестного вертолета. Агент Крайчек был единственным человеком, который мог сообщить своему патрону, куда мы направляемся и где, но моему мнению, находятся агент Скалли и Дуйэн Берри. Единственным, подчеркиваю…
- Кто его патрон, как по-вашему? Военные?
- Не знаю. Военные имеют к этому отношение, но, скорее всего, это некая подпольная организация, глубоко проникшая во все структуры власти - в том числе, в ФБР…
- А при чем тут агент Скалли?
- Скалли слишком близко подошла к ответу на какой-то важный вопрос… который, возможно, сама еще не сформулировала. На моем автоответчике осталось записанным начало ее рассуждений. Вы слышали…
- Да, я слышал.
- Вот поэтому ее и попытались убить. И, кроме того, чтобы помешать мне продолжить расследование…
- Вы считаете, что она мертва?
Молдер помолчал.
- Не знаю. Как, по-вашему, они готовы зайти настолько далеко?
- Я тоже не знаю… - покачал головой Скшшер.
- А что вы скажете про агента Крайчека? Что было бы мне полезно? Скиннер пожал плечами: - Все, что я…
Зазвонил телефон.
Скиннер поднял трубку: - Слушаю.
И действительно стал слушать, не подавая реплик, но постепенно меняясь в лице.
Потом он осторожно положил трубку на место и сел. Тяжело посмотрел Моддеру в глаза.
- Агента Крайчека нет на рабочем месте, - сказал он. - Дом, который он снимал, пуст. Домашний телефон его не обслуживается.
Молдер почувствовал, как накатывает горячая волна.
- И все? Пришил быстренько двоих-троих и упрыгал в терновый куст?
- Похоже, что так.
- Да кто они такие, черт возьми?! Убивают, разрушают, а мы ничего не можем с ними сделать? Кто они?!
- Забудьте об этом, агент Молдер. Никаких, "они" не существует. Это игра вашего воображения.
- Черта с два!
- Вы ничего не сможете!
- А вы? Вы хоть что-то можете? Или тоже…
Скиннер сидел бледный. Только на скулах вдруг обозначился лихорадочный румянец.
- Я могу сделать только одно, агент Молдер. С этого момента я возобновляю работу над проектом "Секретные материалы". Это как раз то, чего они опасаются больше всего на свете…
Молдер кивнул и вышел. Отчего-то сдавило горло.
В подвальном кабинете стоял едва уловимый запах плесени, сырости, затхлости.
Молдер осторожно обошел заваленный синими и зелеными папками стол и сел в кресло. Тончайший слой ныли на всем - словно не полгода отсутствовал хозяин кабинета, а всего каких-нибудь два-три дня.
Впрочем, по большому счету, так оно и есть…
Ибо что такое шаг или десять шагов в сравнении с путем… до Южного полюса?
До Луны? Или - до далеких жестоких звезд?
Если Берри прав… был прав, поправил он себя, увы - был… так вот, если Берри был прав, то получается, что интеграция иного разума в нашу жизнь куда более масштабна, чем казалось прежде. Что дело уже не ограничивается какими-то там взаимными обследованиями… нет - именно интеграция, а можно сказать и так: тихое вторжение. Поглощение нашей цивилизации цивилизацией иною, переделка, перестройка по какимто другим шаблонам, и все это делается достаточно медленно и методично, чтобы мы считали это нашими внутренними процессами, пусть не вполне понятными и логичными, но именно внутренними… и с какогото момента станет абсолютно все равно, осознаем ли мы это или не осознаем, потому что процесс станет необратимым…
Или уже стал?
Неизвестно. Скорее всего, еще нет, потому что они опасаются разоблачения.