– Кажется… я люблю апельсины.
Тот расхохотался. Но не обидно и не зло:
– Я рад. Этот плод вырос в Треттини и проделал путь через половину мира, чтобы вы смогли оценить его по достоинству.
– Вы путешествуете?
– О да. Я люблю познавать мир, сиора. Немного сражался, немного писал стихи, беседовал с интересными людьми. Вы удивитесь, но таких гораздо больше, чем мы с вами думаем. Я постоянно встречаю их на своем пути. Вот вы, например.
Она не удержалась и ответила на улыбку:
– У вас очень насыщенная жизнь, господин де Ровери.
– Прошу вас, называйте меня просто Мильвио. Официальное обращение оставим для врагов и спесивых глупцов. Думаю, ваша жизнь ничуть не менее насыщенна, чем моя, сиора Шерон. Уверен, у указывающей много интересных историй.
Она вздохнула:
– Возможно, для жителей материка это и так. Для нас же это рутина и выживание.
Его зеленые глаза лукаво блеснули:
– Многие отдали бы все за ваш дар.
– Неужели?
– Никогда не задумывались над этим? Магия ушла из нашего мира, остались жалкие крохи, которые и найти-то непросто. Асторэ уничтожены, эйвы сгинули в своих лесах, шаутты и мэлги, на наше счастье, лишь изредка появляются на Рубеже. Больше нет великих волшебников. Тион был последним из них. Все стало иным. Многие историки считают, что слишком уж обычным и пресным. Указывающие – одно из редких явлений, в которых живет старое волшебство.
– Указывающие и Летос. А также умершие ночью и синее пламя. Как я понимаю, эти историки живут прошлым, Мильвио. И совсем не думают о том, какая долгая цепь тысячелетних событий привела нас к такому существованию. Катаклизм был финальной точкой, и его присутствие до сих пор эхом отдается по миру. Интересно, они задумывались над тем, что совершили? – Ее голос прозвучал грустно.
– Они? – не понял Мильвио.
– Великие волшебники. Скованный. Тион. Все остальные. Игры с магией, непонимание, амбиции, нетерпимость, нежелание услышать друг друга. Их давно уже нет в живых, а мы до сих пор расхлебываем последствия их ошибок.
Слыша ее тон, собеседник стал серьезен и сказал негромко, но все так же певуче:
– Все началось еще до Тиона и Скованного. Вы правы. Но мы уже ничего не можем изменить. Это наше прошлое.
Она слушала его, хмурясь, глядя на свои башмаки:
– Все так, Мильвио. Но я бы с радостью обменяла свой дар на обычную жизнь для моих соотечественников. Чтобы никто не прятался по домам с наступлением сумерек, чтобы тот, кто умер ночью, не бродил среди живых, и чтобы никогда больше не видеть, как огонь становится синим. Вы тоже из тех людей, кто отдал бы все за такие способности, как у меня?
Светловолосый путник рассмеялся, и она подумала, что ей нравится, как звучит его смех.
– Я, сиора? О нет. Я из таких, кто никогда не хотел стать волшебником. От магии одни неприятности. Конечно, не всегда она зло. Указывающие тому примером, но… Хорошо, что волшебства осталось так мало.
Здесь она была с ним совершенно согласна.
Глава двенадцатая
Законы Летоса
Летос похож на тарелку из тонкого фальнского фарфора, которую с высоты уронили на грязную мостовую, и осколки разлетелись во все стороны. Герцогство, разбросанное по сотне мелких и крупных островов, являющихся жалкими клочкам былого могущества, чужакам кажется пустынным и разобщенным. Но стоит присмотреться, и становится понятно, что каждый из живущих здесь соблюдает законы и правила, которые не дают скатиться стране во тьму и ужас. Ибо это вопрос выживания.
"Жизнь Летоса". Книга мореплавателя и торговца Эрада аль-Дамини.
Год 886 с момента сошествия небесного огня
Вода была такого цвета, словно ее отлили из свинца. Тэо смотрел на море и чувствовал во рту привкус металла, думая о том, что создается впечатление: прыгни за борт – и ударишься о твердую поверхность.
Паром плыл по узкому фьорду с отвесными базальтовыми стенами, уходящими к сизым облакам. Со скал вниз срывались гремящие седые водопады, и холодные брызги воды долетали до пассажиров, а ветер, мечущийся где-то наверху, выл, как в каминной трубе, так жутко, словно сотни шауттов стояли на вершинах.
Лавиани тоже не нравился звук, Пружина то и дело видел, как она задирает голову, стараясь определить, где скрываются существа с зеркальными глазами.
Фьорд поворачивал на запад почти под прямым углом. Водяные колеса мерно чавкали, хрюли постанывали, но не устало, а от нетерпения, чувствуя близость человеческого жилья. Из воды к небу вырастала древняя стела, которую венчала каменная птица, самая большая из всех, что уцелели на Летосе.
– Альбатросы Скованного, – сказал Тэо неслышно подошедший Мильвио и оперся локтями о фальшборт. – Довольно величественное зрелище даже спустя века. Они попили много крови из Тиона и его сторонников. Каждый был крепче замка и опаснее целой армии. Прежде чем восставший ученик дошел до Талориса, ему пришлось уничтожить всех волшебных птиц.
– Уничтожить? Но этот цел.
– Магию, что жила в камне, – пояснил мечник. – Хотя, конечно, называть их работой Скованного – кощунство. Это произведение учеников Шестерых.
Альбатрос касался облаков спиной, Тэо даже не представлял, сколько весит каменное изваяние, которое было почти в два раза больше их парома.
– И что бы случилось, если бы асторэ сейчас появились здесь?
Зеленоглазый мечник посмотрел на акробата с иронией:
– Ты мне и скажи.
– В смысле?
– Да ничего бы не было, дружище! В птице же нет магии. Появись здесь асторэ, они могли бы делать все, что захотели. Петь песни, пить вино и радоваться жизни. В прошлые же времена альбатрос бы остановил их за пять лиг. Смотри! Наконец-то Арант!
Широкая, похожая на дубовый лист гавань казалась пустой и неприветливой. На ее берегах расположился самый большой город Летоса, окруженный с запада и востока синеватыми высокими сопками, далекие вершины которых уже успел покрыть белый налет снега – и сейчас они горели бледно-желтым из-за света клонившегося к горизонту, выглянувшего из-за облаков солнца. Ветер, не сдерживаемый преградами скал фьорда, носился над морем, словно одуревший от счастья пес.
Серые каменные дома с черными крышами и массивными дверьми и ставнями. Улицы уходили от воды вверх, к замку. Который даже спустя полтора тысячелетия с момента своей постройки был невероятно воздушен. Удивительные, темно-фиолетовые оттенки, высокие зубчатые стены с четырьмя тонкими башнями по углам. Пятая – самая высокая, такая высокая, что в пасмурные дни ее шпиль терялся в облаках, оказалась спиральной и словно выточенной из чистейшего льда.
– Местные говорят, что летом, когда солнце висит почти круглые сутки, башня напитывается теплом и светом, – сказал Мильвио, как и Тэо разглядывающий диво. – И во время долгих зимних ночей начинает сиять, словно настоящая драгоценность, отдавая городу солнечный свет. Сверху, должно быть, отличный обзор. Интересно, видно ли оттуда Талорис?
Тэо промолчал. Зато на вопрос ответила Шерон:
– Слава Шестерым, нет. Он севернее, и его скрывают сопки.
– Ну тогда жителям замка повезло, сиора. Лицезреть проклятую землю ежедневно куда хуже, чем сидеть на зябком сквозняке.
– Раньше гор не было. Они появились только после Катаклизма. В ту пору Арант был маленьким городком на Королевском тракте. В старых книгах пишут, что здесь росли чудесные вишневые сады. Благодаря магии они цвели по шесть раз в год. Войс, самый младший из учеников Скованного, очень любил это место и построил здесь свою башню. А потом и замок вокруг нее.
– То, что его создал волшебник, видно сразу, – негромко проронил Тэо. – Не представляю, каково это, жить выше, чем летают некоторые птицы?
Мильвио улыбнулся:
– Уверен, если бы по соседству стояла еще одна такая башня, ты бы натянул канат и повторил чудо, которое сотворил в Горном герцогстве. А насчет птиц… лучше подумать о том, каково это, каждый день подниматься и спускаться по бесконечным лестницам. Я бы, пожалуй, остался жить пониже.
Спустя несколько минут паром начал подходить к пристани, и Тэо отошел, чтобы взять свой вещмешок, валявшийся в ногах Лавиани.
– Мутный тип, – сказала та. И пояснила, поймав недоумевающий взгляд Тэо: – Ну, ваш новый дружок.
– В чем ты его подозреваешь?
– В том, что он лжет. Говорит, будто просто путешествует. Ты можешь в это поверить?
– Мы тоже, представь себе, путешествуем.
Она скривила кислую рожу:
– Не кажись глупее, чем ты есть. У каждого из нас есть цель. Я несколько дней торчала на этой шлепающей по воде посудине не ради прекрасных видов, мальчик. Те, кто приезжают сюда с материка, делают это не просто так. Кто здесь есть из чужаков? В основном торговцы, и оказываются они тут ради наживы. А этот… Мильвио на торговца не похож. Он убийца. Я таких носом чую.
Тэо посмотрел на мечника:
– Считаешь, он убивает за деньги?
– Что? А! Нет, конечно. Я считаю, он прекрасно умеет отправлять двуногих на ту сторону и знает, как управляться с железякой у себя за спиной. Но вряд ли делает это за марки. Исключительно ради торжества справедливости, и все такое.
– Нам-то какая разница? Он явно здесь не ради нас, – резонно возразил ей акробат.
– Мутный тип, – упрямо повторила та.
Они наконец-то причалили к высокому пирсу, сваи которого лизала морская вода. Скела тепло попрощалась с указывающей и, зардевшись, чмокнула Тэо на прощанье. Лавиани кисло улыбнулась на это и пошла вперед.
– Можем остановиться в замке, – предложила Шерон, когда та с ней поравнялась, и, увидев удивленный взгляд, сказала: – Это Летос. Указывающим везде рады. Даже за столом герцога. А вы мои спутники.
– Не стоит, девочка. Я бы предпочла гостиницу. Легко войти. Легко уйти. Да и господские перины не по моим костям. Знаешь хорошее место?
– Лучшая из четырех – "Селедочный король".
– Чудно! Я вас найду чуть позже.
Ни с кем не прощаясь, сойка скрылась среди встречающих паром.
– Не обращай внимания. Она всегда так, – сказал Шерон Тэо, и вместе они направились по пирсу в сторону главной городской улицы, когда их догнал Мильвио.
– Если вы ищете ночлег, то я с вами. Конечно, если не мешаю.
Тэо пожал плечами, девушка улыбнулась:
– Вы надолго в Арант?
– Корабль в Варен будет только послезавтра. Так что придется его дожидаться здесь.
Он предложил указывающей руку, и та, поколебавшись, приняла ее. Довольно быстро спутники оказались на площади, окруженной трехэтажными домами. Здесь, похоже, собралась половина города. В центре стоял свежесколоченный, возвышавшийся над толпой эшафот. На нем не было видно ни приговоренного, ни глашатая, ни охраны, ни палачей.
– Будет казнь? – спросил Тэо.
– Не здесь, – прошептала Шерон. – Тут лишь огласят приговор.
– Летос казнит своих преступников в море, – пояснил Мильвио. – Ты не знал? Все, что оно забирает, уже не возвращается обратно. Пускай сейчас день, но здесь иначе относятся к мертвым. А погибшие в море точно не станут заблудившимися.
– То есть человека утопят? – Спросил он это неодобрительно, хмурясь.
– Да. – Мильвио остановился. – Как это происходит, сиора?
Та ответила неохотно:
– Привязывают к ногам камень и кидают на глубину, подальше от берега. Это не дает возможности появиться заблудившимся, и уины в ненастье становятся благосклонны к тем, кто оказался далеко от суши.
– Довольно жестоко.
– Это наши законы. – Голос у Шерон был сухим. – Если преступник раскаивается, то его сперва оглушают. Да. Это плохо. Я не отрицаю. Но правила появились не просто так.
– И за что такая казнь? За убийство? – хмуро поинтересовался Тэо, сложив руки на груди.
– Сейчас судят не убийцу. – Шерон заметила возле эшафота двух людей в таких же алых плащах, что и у нее. – А куда худшего преступника.
– Что может быть хуже?
– Сокрытие заблудившегося.
– Вы шутите, сиора? – Мильвио поднял светлые брови. – Кто же в здравом уме прячет чудовище?
Тэо вспомнил трех братьев, которые бы прикончили его, если бы не появился шаутт.
– Такое случается. – Шерон был неприятен разговор о казнях, но она считала, что живущие на материке должны знать, как все происходит, чтобы о Летосе не множились безумные слухи. – Люди подвержены эмоциям. Когда умирает близкий человек, некоторые из них считают, что лучше пусть тот существует в виде заблудившегося, чем навсегда исчезнет из их жизни.
Мильвио присвистнул, а Тэо, помня волчьи зубы страшного старика и как тот рвался на цепи, спросил:
– И сколько же из тех, кто скрывает своих оживших мертвых, погибает от рук мертвых родственников?
– Многие. Заблудившиеся хоть и слепы, но сильны и опасны.
– Но ведь пламя синее! Фонари все покажут.
– Иногда первую ночь получается скрыть. А днем они перевозят его куда-нибудь подальше. В безлюдное место. Туда, где не горит огонь. Но рано или поздно их все равно находят. Или заблудившийся сбегает и убивает дюжину человек. А порой перерождается во что-то более страшное.
– Это случается часто?
Шерон пожала плечами и поежилась, словно от холода.
– Раз в десять лет кто-то делает попытку. Поэтому казнь нужна. Она сдерживает остальных от глупости. Нам обязательно смотреть?
– Нет.
– Я, с вашего позволения, задержусь, сиора, – решил Мильвио. – Догоню вас чуть позже.
На этот раз его глаза были необычайно холодны и серьезны.
Лавиани была осторожной лисой. Даже находясь на краю мира, она допускала мысль, что и здесь ее могут искать. Шрев всегда был упорным сукиным сыном. Она слишком хорошо его знала. Отступить он мог лишь в одном случае – если умрет. Не исключено, что будет искать ее даже здесь, в столице Летоса.
Поэтому она не спешила соваться туда, где ее вполне мог ждать расставленный капкан. Решила осторожно проверить все четыре городских гостиницы, покрутиться по улицам, а затем уже спать спокойно.
Оказавшись в толпе, дожидающейся казни, она не колеблясь стала ее частью, на ходу повязала на голову платок, сменила пружинистую, резкую походку на более спокойную, сгорбилась, опустила плечи. Людей было много, но стояли они неплотно, так что локтями работать не пришлось. Лавиани пробралась почти к самому эшафоту, чувствуя, как свежо и приятно пахнут светлые сосновые доски.
Пока ждали, когда приведут приговоренного, она не теряла времени. Крутила головой, стараясь разглядеть чужаков, разумно полагая, что приезжие, как и местные, не откажутся поглазеть на кровавое зрелище.
Увидела шестерых чужеземцев, в первую очередь отмечая их по одежде и лицам. Пятеро были из Варена и один из Тараша. Судя по всему – либо мелкие торговцы, либо моряки.
– Не время расслабляться, рыба полосатая, – сказала она себе.
В городе могли быть и другие "гости".
– Где ближайшая гостиница, друг? – спросила она у тощего мужика с впалыми щеками, который зевал рядом с ней.
Он прикрыл рот ладонью:
– "Песья нога"? Прямо за тем вон домом.
Гул и ропот стих. Четверо мужчин при кордах, с нашитыми на потертые куртки герцогскими альбатросами, привели на площадь обвиняемого.
Тот уже был немолод, с седыми редкими волосами и усталым, морщинистым лицом. Шел он прямо, ни на кого не глядя, держа перед собой связанные веревкой руки. Бежать человек не собирался.
Лавиани поразила толпа. Обычно, стоит появиться приговоренному, они свистят, улюлюкают, кидаются тухлыми овощами или навозом. Выражают свое презрение к нему. За то, что он совершил. За то, что попался. И конечно же радуются, что это не им сегодня ломают конечности, прибивают к колесу, рубят голову. Эти же встретили пока еще живого мертвеца гробовым молчанием. Они просто смотрели. Без злобы и ненависти. Но и без сочувствия. Молча раздаваясь в стороны, точно огонь, отступающий перед водой.
Указывающий в распахнутом алом плаще стал подниматься на эшафот. Следом за ним, подталкиваемый в спину стражей, тяжело ступая по деревянным ступеням, пошел узник.
Лавиани, понимая, что здесь делать нечего, выбралась из толпы, краем глаза заметив хмурого Мильвио. Тот стоял, сложив руки на груди, и смотрел на происходящее без всякого одобрения. Лицо у него больше не лучилось дружелюбием. На нем появилось суровое выражение, делавшее мечника по меньшей мере на пятнадцать лет старше его реального возраста.
Она быстро отвернулась, прошла мимо.
Череда полупустых холодных улиц с мшистыми камнями у обочины и закрывающимися лавками показалась ей невероятно шумной после той мрачной, ледяной тишины склепа, что растеклась на площади.
В "Песьей ноге" она без труда разговорила хозяина, наврав, что ждет друзей с материка. Но никто, кроме четырех моряков, здесь не не останавливался, и она поплелась к "Селедочному королю".
Идти пришлось в горку, и вскоре вся гавань, а также крыши приморского района оказались ниже, и открылся вид на сопки, стальную воду и далекую стелу с альбатросом.
По ее ощущениям, до темноты было больше часа, но вышедшие на улицы патрули уже зажигали фонари возле жилых домов и на всех перекрестках. Проверяли их, заливали масло.
От Лавиани не укрылось, что здесь, как и в Нимаде, много заброшенных зданий и пустых кварталов. Она проходила их быстро, хотя никакой опасности не было. В верхних частях города встречалось много запущенных садов и пустырей. Замок рос в размерах, а ледяная башня довлела над Арантом. Отсюда она уже не казалась хрупкой и воздушной. Ее густая тень накрывала несколько районов, точно гора, за которой спряталось солнце.
Двух чужеземцев она увидела издалека и сбавила шаг. Оба крепкие, тертые жизнью. При оружии. Один скучал, ковыряясь толстым пальцем в носу, другой торговался возле лавки. Ему приглянулась хорошо выделанная шкура скрэга. На материке такая вещь куда более редка, чем шкура карифского кота.
У нее была хорошая память не только на лица, но и на жесты. И голоса. Так что она узнала того, кто торговался. Именно он искал в Прибрежном акробата.
– Вот только этого не хватало, – прошептала сойка.
Если полудурки сцапают, а еще хуже – прибьют Тэо, ее работа будет не выполнена. Надо думать, шаутт за подобное не похвалит. Ей не хотелось вновь драться с ним, пускай на ее плече уже появилась первая бабочка.
– Рыба полосатая, – прошипела она. – Я что теперь, вечно буду разгребать чужую навозную кучу?
Выбор ей никто не предлагал. Понятно, что эта парочка остановилась в "Селедочном короле" и попросту пока разминулась с акробатом. Но уже через час они встретятся. К вящей радости одних и печали другого. Так что Лавиани взяла судьбу в свои руки.
– Эй, – сказала она им, избавляясь от своего южного акцента и копируя более тягучую речь Летоса, когда мужчины отошли от лавки на достаточное расстояние и сойка убедилась, что вокруг нет свидетелей. – Подождите.
На нее посмотрели с раздражением:
– Нищим не подаем. Ступай себе.
Лавиани заискивающе улыбнулась:
– Я слышала, вы ищете одного человека.
Они переглянулись.
– От кого слышала?