В голове не было ни единой своей мысли, Ольга растворялась в этом физическом блаженстве. Напившись молока, мальчик стал снимать с нее одежду. Мать не сопротивлялась. Когда он вытащил из штанов огромный, непропорциональный для его сложения член, Ольга зарыдала. От желания, стыда и страха одновременно.
* * *
Саша приехал в тот день в девять часов вечера. Он выглядел уставшим, глаза покраснели, лицо осунулось, словно он пил три или четыре дня подряд. Но Саша не принимал спиртного вовсе, бросил четыре года назад, после того, как чуть не сбил женщину с маленьким ребенком.
Ольга заметила это его выражение лица, и сердце у нее сжалось. Саша чересчур напрягался в последнее время. Он просто помешался на деньгах и почти жил в своей машине, на которой занимался частным извозом. Глядя на него, Ольга подумала, что в их жизни уже давно начали происходить нехорошие вещи, да только они вдвоем словно ослепли и не замечали очевидного.
– Привет, мышик, – сказал Саша, поцеловав ее в щеку.
В большой комнате видеокассета вошла в прорезь видеомагнитофона, и у Ольги сердце сорвалось в пустоту. Она нарочито громко рассмеялась, обняла его за шею, прижалась к груди.
– Саш…
– Поставь, пожалуйста, чай, пить хочется, – он снял куртку, повесил на крючок, стянул ботинки.
– Саш…
– М?..
Ольга взяла его за предплечье, и он только тогда взглянул на нее, удивленно поднял брови.
Она репетировала про себя большую, заготовленную заранее речь, однако сейчас ей казалось, что это все не более чем чудовищное вранье. Да так оно и было на самом деле. Ей стало страшно и стыдно. Ребенок вытворял с ней такое, о чем она не грезила в своих самых сексуальных сновидениях. И Ольге нравилось.
До сих пор она ходила точно пьяная. Волосы торчали в разные стороны, лицо горело.
– Саш, у нас гость. Ну, он пришел сегодня…
Кажется, ребенок, сидящий в большой комнате, рассмеялся. Ольга затараторила.
– Это мой… племянник, его мои родители отправили к нам погостить… я согласилась. Пусть он у нас поживет некоторое время.
– Что? – спросил Саша. – Ты о чем? У тебя же нет племянников…
– Есть. Как это нет? – Ольга изобразила самое натуральное изумление. Оказывается, она отлично может вешать лапшу на уши.
– Обыкновенно – нет. У брата твоего же нет детей.
– Не у Игоря, а у других!
Саша посмотрел в сторону дверного проема, кусая губы. Отсюда не видно телевизора и кресла напротив него, но можно было заметить разноцветные сполохи от экрана.
– У кого? – спросил Саша.
– Это не родной мне племянник. Двоюродный.
– Почему отец с матерью себе его не взяли? Они ведь одни живут.
Ольга улыбнулась. Страх делал ее гораздо более талантливой.
– Ну я не знаю, а просто попросили… Ну раз просят… Я его видела как-то, когда ему было полтора года.
– А сейчас сколько?
Саша не был склонен так легко сдаться. Он смотрел на Ольгу со злостью. Вторжение в их частную жизнь ему вовсе не нравилось.
– Сейчас семь лет, – сказала Ольга.
Она ненавидела врать, особенно близкому человеку, однако иного выхода не было. Мальчик убедил ее рассказать Саше эту историю, а остальное, по его словам, он берет на себя.
– А как его зовут?
– Миша, – Ольга еле выговорила это слово, показавшееся ей мерзким на вкус, отвратным, как забравшийся в рот таракан. У этого чудовища вообще не должно быть имени.
Саша кивнул, кусая губы в еще большем раздражении.
– Тебе-то самой это надо?
– Ну…
– Где он будет спать?
– Раскладушку поставим в большой комнате – нет проблем.
Саша положил ладони ей на плечи.
– Как это нет проблем? Для тебя нет? А еда? А одежда?
– Но Саша!.. Он же мой родственник.
– Не знаю. Ничего не знаю.
Он обошел ее, Ольга схватила Сашу за рукав.
– Он все равно останется, а потом родители скажут, когда Мише можно будет уехать.
– Эта идиотская история меня не устраивает, – проворчал Саша и высвободил руку. Взгляд, которым он наградил Ольгу, говорил, что его так и распирает от ярости.
Она в оцепенении смотрела, как Саша входит в большую комнату. Ольга закрыла рот рукой. Со стороны казалось, что она сдерживает рвоту. Отчасти так оно и было.
– Привет, – сказал Саша. Ольга похолодела. В его голосе была тщательно скрываемая злость, ревность, даже ненависть. Да и могло ли быть по-другому? Все это дело шито белыми нитками.
Ольга боялась заходить следом, стояла в прихожей и прислушивалась.
– Привет, – сказал мальчик.
– Как поживаешь? – спросил Саша.
– Нормально. Можно, я буду мультики смотреть?
– Да… – Саша замолчал. Ольга видела его тень на стене, подвижную в облаке цветных бликов от телеэкрана, сгорбившуюся. – Как поживаешь-то? – Уже гораздо тише, без звенящего возбуждения.
– Хорошо. Я останусь с тетей Олей пожить, да ведь? Мне разрешили…
Саша не сразу ответил, будто раздумывал, что предпринять. Ольге почудилось, что в этот момент закачался сам дом. Что там в комнате происходит? Что ребенок с ним сделал?
Если сейчас взять и убежать из дома, бросить этот кошмар и забыть? К родителям или брату, а там им все рассказать от начала до конца. Они смогут ее защитить, разве нет?.. Дом есть дом…
Но Ольга сомневалась, что это выход. Ее "дитя" последует за ней хоть на край света. Она чувствовала между ним и собой какую-то неизвестную, потустороннюю связь… через Виталия, через тот кошмар, который преследовал ее семью много лет назад. Все это составные части единого целого, но Ольга не видела остальных фрагментов. Если бы она смогла дотянуться до прошлого… Лучше бы не стало, определенно, но хотя бы яснее…
Комната появилась в их доме неожиданно. В буквальном смысле из ниоткуда.
Тогда им пришлось вести с ней борьбу не на жизнь, а на смерть.
Теперь Ольге придется смириться с фактами. Муж вернулся и изнасиловал ее, чтобы появилось это существо – мертвое и живое одновременно.
Ольга предпочитала об этом не думать. Пусть он будет племянником. Так удобней и легче.
Она заглянула в комнату и увидела, что Саша стоит возле кресла, а мальчик смотрит на него снизу вверх. И улыбается. Эту устрашающую нечеловеческую гримасу Ольга уже наблюдала сегодня и помнит ее отлично. Между Сашей и маленьким чудовищем перекинулся невидимый крепкий мостик. Мальчик подчинял его своей воле, чтобы подавить в зародыше всякое сопротивление и заиметь верного союзника. Ольга поняла, что Саша больше не станет возражать.
Она подошла ближе, ступая как по горячим углям. Казалось, ступни жжет по-настоящему.
Саша повернулся к ней с улыбкой. Глупой, вовсе не той, настороженно-злой, с которой входил в комнату.
– Все нормально, – сказал он. Саша почесал затылок, улыбка слезла с губ, лицо приобрело прежнее усталое выражение.
– Нормально? – переспросила Ольга. – Саша, как ты себя чувствуешь?
Мальчик засмеялся над чем-то в мультфильме, а потом метнул на мать предостерегающий взгляд.
– Отлично, пить хочется, чаю хочу. Пойдем.
Они вышли из комнаты, мальчик провожал их глазами, откровенно торжествуя. Ольга представила себе, как его тело растет в коробке из-под обуви, потом разрывает ее и вылезает на свет. Там же, на свалке, оно продолжает расти и приобретает за несколько дней облик семилетнего ребенка, оставаясь при этом мертвым.
– Что ты с ним делала? – спросил вдруг Саша, когда они очутились на кухне.
Ольга, не понимая, посмотрела на него.
– У него следы на шее, – сказал Саша. – Как будто его душили.
– Я не знаю про это ничего. Я ничего не делала, – ответила Ольга.
Саша сел за стол, положил руки на столешницу и стал смотреть перед собой в пустоту. Ольга, сдерживая слезы, принялась готовить чай. Мальчишка что-то с ним сотворил, превратил в зомби. В здравом уме Саша не согласился бы на эту авантюру. Будь все по правде, никакого племянника здесь не было бы и в помине. И речи быть не могло.
Ольга сделала чай, а когда повернулась, Саша все так и сидел не моргая. Она позвала его, и тогда он зашевелился.
Ребенок сделал телевизор погромче. Хохот заполнил квартиру. Ольга ощутила прилив омерзения. Она села рядом с Сашей, поставила перед ним чай, положила свою ладонь на его руку, сжала огрубевшие пальцы. Он кивнул, словно отвечал на какой-то вопрос. Наверное, все понимал, но не мог не подчиняться приказам этой твари, что смотрела мультфильмы.
Через минуту Саша удивленно воззрился на нее и спросил:
– А что случилось?
Ольга ушла из кухни.
* * *
Это происходило в среду, а сегодня, в субботу, Ольга поняла, что подходит к самому краю.
Дом стал тюрьмой, проклятием для них двоих, смрадным местом, где идет противоестественная жизнь. Ребенок тянул из взрослых соки и набирался сил. В сравнении с тем, как мальчишка выглядел при первой встрече, сейчас он поправился и даже подрос.
Она положила порцию пельменей на тарелку.
– Мама!
– Да, – ответила Ольга.
– Кусок масла! – крикнул ребенок.
– Да, – сказала она.
Взяв пачку сливочного масла, Ольга отрезала от него кусок и бросила на пельмени. Масло стало таять.
В среду они с Сашей легли спать словно чужие. Ребенок расположился в большой комнате на раскладушке, которую достали с антресоли. Ольга укрылась одеялом, пытаясь выработать план действий на завтра. На работе ей нужно вернуться в прежнюю колею, сыграть свою роль на отлично, иначе не избежать вопросов, косых взглядов, попыток докопаться до правды. Альбина способна извести ее своим любопытством. В этом она походила на Веру, которую обычно интересуют любые подробности из чужой жизни.
Ольга мысленно подготавливала себя к рабочему дню и прислушивалась к звукам в квартире. Дверь в спальне они оставили открытой – на всякий случай, сказал Саша. Ольга опасалась, что ребенок полезет к ней ночью. Захочет пососать грудь или еще что похуже. Предугадать реакцию Саши на это она не могла при всем желании. Воображение оказалось бессильно.
Может быть, реакции не будет вообще. Это значит, что Ольга беззащитна перед этим существом.
Зашумел на кухне холодильник. Часы тикали на тумбочке со стороны Ольги, и звук казался оглушительным. Каждый нерв был натянут до предела. Она почувствовала, как сильно забилось сердце, и осторожно повернулась на правый бок, чтобы видеть дверной проем. Фигура Саши частично загораживала обзор, но Ольга видела достаточно.
Она закрыла глаза, настраиваясь на сон в полной уверенности, что справится с завтрашним днем. До сих пор это удавалось, нужно только сосредоточиться и представить себя разведчиком на вражеской территории. Собранность и хладнокровие – залог выживания.
Холодильник снова зашумел спустя несколько минут. Саша захрапел, но тут же затих. Опять наступила тишина, в которой Ольга услышала, как чудовище приближается к спальне.
Отчетливые осторожные шаги, кожа соприкасается с половым покрытием, сцепляется, расцепляется. Пауза, а потом снова. Ольга задрожала, зажмурилась, но не могла так лежать долго.
Ей пришлось все-таки открыть глаза, и она увидела в не очень густой тьме силуэт стоящего в дверях ребенка. Не заметить его фигуру было невозможно – зрачки горели зеленым огнем. Не очень ярким, но Ольге они показались направленными прямо на нее прожекторами. Мальчишка стоял держась одной рукой за косяк, а другой сжимая огромный член. Существо было голым.
Оно ухмылялось, лицо дергалось, словно с ним случился припадок. Ольга чуть не кричала. Издав тихую трель, обозначающую смех, ребенок начал мастурбировать. Длинный скользкий язык гулял по губам. Ольга вспомнила, как чудовище присасывалось к ее груди, тянуло молоко. Так чудовище питалось ее жизненной силой.
Сперма брызнула из его члена на ковер, Ольга не могла на это смотреть и сунула голову под подушку. Она лежала, не шевелясь, минут сорок, пока не поняла, что ребенок ушел.
Утром Ольга отправилась на работу и хорошо справилась с данным самой себе заданием. Похоже, никто ничего не заподозрил…
Она вошла в комнату и поставила перед креслом на табурет еду для ребенка. Мальчишка засмеялся, взмахнул рукой, в которой держал пульт, и ударил им Ольгу по ягодицам. Она отпрянула в сторону.
– Перестань меня бить, у меня повсюду синяки!
Она вдруг услышала свой голос со стороны и не узнала его. Так кричала сварливая злобная старуха. Эти скрипящие интонации, хрип, высокие истеричные нотки – просто сбывшийся кошмар, в котором Ольга превращается в безумно лопочущую старую развалину.
Мальчик захохотал ей в лицо.
– Не расстраивайся, дура. Ты мне нравишься и с синяками.
– Прекрати. А то перестану кормить!
– Не перестанешь, – сказал ребенок, принимаясь за еду. Он не хотел пользоваться вилками или ложками, а запихивал еду в рот руками. Суп, например, хлебал прямо из тарелки, словно собака. Перед телевизором, вокруг табуретки, на которой он ел, было полно пятен от пищи. Ковер покрылся запекшейся коркой грязи.
Ольга повернулась уйти, но ребенок схватил ее за подол халата.
– Мама, ты непослушная и нехорошая. Ты меня не любишь. В твоей голове настоящая помойка. Надо бы ее расчистить. Залог здоровья – чистота!
Ольга отмахнулась, не желая слушать этот бред. Она слышала подобные сентенции много раз начиная со среды. Существо не отличалось умением держать язык за зубами. Иногда мальчишка принимался петь какие-то дикие песни – его собственные переделки музыки, услышанной по телевизору или в видеофильме. Или же говорил, изображая различные персонажи, подражая, весьма скверно, их голосам.
В целом мальчишка вел себя смирно, если не учитывать его нечеловеческие выходки. Ольга подумала, что могла бы со временем притерпеться к нему и, кто знает, может, и полюбить. Забыть, от кого и как ребенок родился. Сделать вид, что все в полном порядке.
Уходя на работу, Ольга спокойно оставляла его в одиночестве. Она знала, что ребенок не сделает ничего, чтобы выдать свое местонахождение, не пошлет никакого сигнала во внешний мир. Ощущение такое, что он скрывался здесь. Можно было не опасаться поджогов и затопления нижних этажей или еще каких-нибудь чрезвычайных происшествий. Ее "сын" проводил время в счастливом ничегонеделании и с этой точки зрения был неопасен.
Но это, конечно, только на первый взгляд. Чем он по-настоящему занимался, когда был один, неизвестно. Ольга подозревала, что из квартиры он все-таки куда-то уходит, и ему это вовсе несложно.
Ольга сделала ему большую чашку кофе с молоком и сахаром и ждала, когда он позовет. Мальчик кончил смотреть мультики, поставил какой-то фильм. Ольга забрала у него тарелку, заметив, что физиономия ребенка перепачкана растаявшим маслом.
– Иди умойся.
– Не хочу, – сказал он.
– Ты, как свинья, грязный.
– Не пойду.
– Я сама тебя умою, – сказала Ольга, злобно глядя на него.
– Сука.
В нее полетел пульт от телевизора, она увернулась. Подняла пульт с пола и представила, как бьет им существо по голове. Однажды Ольга убила его, сумеет и второй раз. Так почему не сейчас?
Мальчик показал ей зубы, оскалился, точно пес, но сейчас Ольга почему-то не испугалась.
– Пошла вон, неблагодарная, – зашипел ребенок.
– Я вытру, – произнесла Ольга с улыбкой. Она уже понемногу научилась его обманывать, скрывать свои истинные эмоции, которые чудовище могло почувствовать. Ольга сняла с плеча кухонное полотенце. Мальчик подставил лицо, чтобы она вытерла с него масло. Она разглядывала смуглую синеватую кожу и ощущала, как тошнота подползает к горлу. Черные глаза изучали в ответ ее улыбку.
– Вот и все. И нечего психовать.
– Сучка.
– Не ругайся на мать, – сказала Ольга.
И ушла. Мальчик занялся своим кофе, а она вновь очутилась в ванной комнате. Из зеркала на нее смотрело изможденное, усталое лицо, однако в запавших глазах было что-то незнакомое. Какие-то скрытые мысли, идеи, планы. Ольга до конца не понимала, что это значит. Уже не первый раз ребенок отказывался от умывания. За все время, пока он здесь, он ни разу не подошел к ванной или раковине на кухне. Ни разу она не слышала, чтобы он спускал воду в унитазе. Мальчишка вылетал из туалета словно ошпаренный, оставляя резкий запах мочи. Память о рождении?
Ольга начала умываться прохладной водой.
Он боится ее.
Не моется сам, не моет руки и тело.
Что будет, если насильно затащить его в ванную? Ольга задрожала. Она не решалась дальше обдумывать свои догадки, боясь, что они окажутся неверными.
Как можно воспользоваться этим обстоятельством?
– Мама! Бутерброд дай! – завопило чудовище из комнаты.
Промокнув лицо полотенцем, Ольга отправилась привычным маршрутом на кухню.
Глава 9
Федор увидел, что глаза у жены заплаканные, и обнял ее, едва переступив порог.
Людмила спрятала лицо у него на груди, а он поверх ее головы осмотрел прихожую и коридор, прислушиваясь к звукам в квартире. По всему было ясно, что обстановка изменилась. Воздух стал плотнее, тяжелее и давил на плечи.
Людмила дрожала
– Что-нибудь было?
– Нет. Но я вся на нервах, мне постоянно что-то кажется, у меня в голове какое-то сумасшествие, – прошептала она сквозь слезы. Так тихо, что муж ее едва понял.
Началось.
То, чего боялся Федор, вплотную подошло к порогу их дома. Теперь поздно укорять себя за промедление, настало время поглядеть правде в глаза.
Высокопарно и глупо, подумал Федор. А что мы можем сделать реально?
Людмила, чуть успокоившись, посмотрела на него.
– Успокойся. Мне все обсудим. Мы много видели и знаем достаточно. Раньше мы с этим справились, мы победили…
– Но в чем дело? Я толком не понимаю. Или вспомнить не могу! – сказала Людмила.
Федор запер входную дверь, а потом отвел жену в комнату и посадил в кресло напротив себя. По пути он много чего успел передумать, давя на газ и рискуя, превысив скорость, попасть в аварию. Перед глазами до сих пор крутились какие-то светящиеся спирали, и дышалось с трудом.