Тогда я решил съездить в Лиходеевку, но сначала побольше разузнать о самой деревне. Опять архивы… Сведений довольно мало, но каждый попадавшийся документ был весьма любопытен. Вот, например. - Митя кивнул на давешнюю дореволюционную карту уезда. - Почему Лиходеевка стоит как бы в центре нескольких помещичьих владений, а сама никому не принадлежит? Оказывается, дело в том, что населяли ее однодворцы, довольно своеобразная группа русского свободного крестьянства. Некогда их относили к низшему дворянству, но матушка Екатерина Вторая особым указом перевела их в крестьяне. Однако однодворцы былых вольностей не забыли и с простыми крепостными не больно-то якшались.
Было их в Лиходеевке, согласно ревизской сказке 1858 года, 48 душ мужского пола. Еще более интересный документ - рукописный сборник легенд и преданий нашей губернии, собранный и записанный семинаристом Лаврентием Воздвиженским. Эта толстая амбарная книга в коленкоровом переплете, исписанная каллиграфическим почерком, попалась мне среди книг и документов бывшей Архангельской церкви. Архив церкви находится, кстати, в вашей библиотеке, Валентина Сергеевна.
Так вот, там говорится, что при царе Федоре Иоанновиче, сыне Ивана Грозного, в наш уезд было сослано несколько представителей знатных дворянских семей, обвиненных в ереси и колдовстве. Лишены они были всех своих земель и добра, но не сожжены, как полагалось, - нравы при Федоре Иоанновиче стали помягче. Именно они и основали Лиходеевку. Видимо, кое-какие средства у них остались, потому что поставили они себе крепкие усадьбы и зажили на свой манер, тихо, но независимо.
Из той же книги следует, что Лиходеевка издавна пользовалась недоброй славой среди окрестного населения.
"В божьем храме редко кто из них бывает, - пишет семинарист, - а в самой деревне церкви нет". Хотя он оговаривается, что все жители Лиходеевки крещены по православному обряду. Семинарист Лаврентий, видимо, знал больше, чем написал в своем труде, но по каким-то причинам об этом не распространялся.
Валентина Сергеевна слушала этот рассказ сначала с напряженным интересом, но постепенно вся эта старина стала ей надоедать. За окном давно, стояла теплая августовская ночь. С улицы налетели ночные бабочки и кружились возле настольной лампы. Выло тихо и уютно, а все эти ужасы, казалось, существовали только в воображении. Она поднялась и, взглянув на часы, сказала:
- Ну что ж, товарищи, мне пора. Поздно уже. Спасибо за интересный рассказ, но никакой ясности он не внес: колдуны, зомби - все это…
Но Воробьев не дал ей договорить.
- Сядьте! - сказал он властно. И Валентина Сергеевна невольно подчинилась. - Вы, Валентина Сергеевна, и не подозреваете, в какой переплет попали. Насколько это серьезно. Верите вы или не верите, конечно, ваше дело, хотя после того, что с вами произошло, нужно быть полным кретином, чтобы отрицать очевидное. Я еще не дорассказал всей истории.
Напоминание об опасности подействовало на библиотекаршу, как ушат холодной воды.
"Ладно, - решила она, - дослушаю, глупости до конца, раз уж сама напросилась".
- Итак, продолжаю. - Митя потушил окурок в пепельнице и отхлебнул из стакана холодного чаю. - После всех изысканий надо было ехать в Лиходеевку. Мне очень хотелось это сделать, но что-то постоянно мешало. То разные житейские заботы, то еще какие-то мелочи. Иногда мне казалось, что некий внутренний голос шепчет: не езжай, Митя, не езжай… Я человек не суеверный, однако, по правде сказать, было как-то не по себе.
И тут случилось довольно странное происшествие.
Как-то в музей зашел пожилой гражданин странной наружности. В руках у старика был сачок для ловли бабочек, еще один сачок болтался за спиной. На боку висели жестяные коробки, какие-то морилки. Одет он был в просторный парусиновый костюм. Дополняла наряд широкая, соломенная панама. Когда потом мы шли по улице, ребятишки бежали за ним следом.
Диковинный человек представился профессором-энтомологом Викентием Аркадьевичем Струмсом.
Наш бдительный директор перво-наперво потребовал у него документы. Они оказались в полном порядке: командировочное удостоверение, паспорт, еще какие-то бумаги. Были и рекомендательные письма из очень солидных учреждений с просьбой оказывать В. А. Струмсу всяческую помощь. Пока директор рассматривал бумаги, раздался звонок. И по почтительному тону директора можно было понять, что на том конце провода кто-то из начальства. Разговор, видимо, шел все о том же Струмсе, потому что, положив трубку, директор рассыпался перед профессором мелким бесом.
Из разговора выяснилось, что наш новый знакомый - специалист по ночным бабочкам. И что, как ему стало известно, в наших местах встречается редчайший подвид - бабочка "мертвая голова".
- А где же водится этот подвид? - встрял в разговор я.
- Здесь, не очень далеко от города, есть деревня Лиходеевка, так, по моим сведениям, где-то возле нее, - ответил Струмс.
Упоминание о Лиходеевке разожгло мой интерес невероятно.
- А откуда у вас эти сведения? - спросил я профессора.
- Да вот из этой книги, - И он достал из полевой сумки - что бы вы думали - "Сонмище демонов черных и белых" отставного майора Кокуева.
Прочитав заглавие книги, оттиснутое золотом на черном переплете, я чуть со стула не свалился.
- Вот видите, - профессор раскрыл книгу и показал рисунок гигантской бабочки, - автор утверждает, что изображение в натуральную величину. И я ему верю, да, верю! - Он запальчиво повысил голос. - Особенности рисунка доказывают, что рисовал он с натуры. Подвид нигде пока не описан, и я надеюсь…
Тут он остановился и перевел дух.
- Ну ладно, об этом потом. Одним словом, я прошу вашей помощи. - Он посмотрел на директора. - Помогите мне добраться до Лиходеевки.
- Нет ничего проще, - сказал директор. - Даю в ваше распоряжение Митю Воробьева. - Он кивнул в мою сторону. - Завтра же и отправляйтесь.
Я проводил профессора до гостиницы. Мы обо всем договорились. В конце же я набрался смелости и попросил у него на одну ночь книгу, за которой я так долго и безуспешно охотился. Струмс внимательно посмотрел на меня, но книгу дал, попросив, как можно бережнее с ней обращаться. На прощание еще раз внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что он совсем не тот, за кого себя выдает.
Схватив драгоценную книгу, я побежал к себе. И, надо сказать, она действительно была необычной. Долго рассказывать обо всем, что там написано. Сделана она была в виде дневника. Автор передавал читателю все свои переживания, настроения и т. д. Кроме того, он увлекался магией, и страницы переполняли различные мистические пассажи. Больше всего на меня произвел впечатление один из фрагментов. По смыслу он был кульминационным. У главного героя (или у автора) была возлюбленная, как он пишет, "девица небесной чистоты". Называл он ее по-разному: то Суламифь, то Изольда, то Женевьева. Однако в одном месте текста стоит совершенно конкретное имя - Дарья Михайловна Сурина - дочь соседского помещика. Так вот, можно понять, что Суламифь-Даша отставным майором не интересовалась. Он же сгорал от любви. Просил ее руки у отца и получил отказ: видимо, был незавидным женихом. Впрочем, обожание на расстоянии нравилось Кркуеву, совпадало с его рыцарским идеалом.
Однако драма переросла в трагедию. Дарья Сурина внезапно заболела и вскоре скончалась.
Потрясенный Кокуев чуть не лишился рассудка. Но задумал оригинальный ход. У него были знакомства среди колдунов деревни Лиходеевка. Кстати, о своих связях с нечистой силой майор пишет весьма осторожно, не называя имен и не вдаваясь в подробности. Можно, однако, понять, что вопросы волшебства, чародейства и магии интересовали его чрезвычайно и что он не жалел на овладение ими ни времени, ни средств.
Одним словом, нечистая сила пошла навстречу несчастному. Тут-то и начинается самое интересное. Церемония воскрешения Дарьи Михайловны Суриной описана очень подробно.
Прошло четыре дня с момента погребения. Дело было летом, по-моему, в августе. Кладбище находилось вдалеке от деревень и усадеб на ничейной земле. Издавна хоронили там окрестных помещиков.
Кокуев был извещен заранее и пришел на кладбище еще засветло. Он долго стоял у свежей могилы, где была похоронена его возлюбленная. Потом присел поодаль и стал ждать.
До темноты никто не появлялся. Но как только стемнело, майор почувствовал на кладбище какое-то движение. Постепенно он стал различать невдалеке от свежей могилы темные силуэты. Вспыхнул костерок. В его свете Кокуев увидел трех женщин и старика с длинными седыми волосами и бородой. Женщины сбросили одежду.
Дальше следует описание ритуала, почти полностью совпадающее с рассказом Валентины Сергеевны. И заклинания, и зеленый столб света… Однако самое интересное случилось дальше. Земля, как пишет Кокуев, расступилась, и появилась усопшая. Женщины упали на колени и запели какую-то странную жалобную песню. Старик же подошел к майору, взял за руку и подвел к ней. Кокуев на протяжении всей процедуры хотя и испытывал сильнейшее потрясение, но сохранил присутствие духа. Теперь же силы оставили его, он едва держался на ногах. Мертвая стояла, закрыв глаза, и выглядела совершенно как при жизни, только была очень бледна. От нее шел тяжелый запах свежей земли. Наконец она открыла глаза и впилась безжизненным взглядом в майора. Тот окаменел, не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Внезапно мертвец поднял руки, точно хотел обнять Кокуева. Этого отставной майор уже не вынес. Он потерял сознание. Воробьев приостановил свой рассказ и вновь закурил.
- А что было дальше? - с живейшим интересом воскликнула Валентина Сергеевна.
- Вот видите, вы уже и увлеклись, - засмеялся Забалуев.
- А дальше… он пришел в себя в какой-то крестьянской избе. Утром. Тут же находился и давешний седобородый старик. Он кратко объяснил Кокуеву, что своим обмороком тот все испортил. И что возлюбленной больше никогда не увидит. "А если бы ты не сомлел, - закончил старец, - то мог бы обрести неслыханную радость". - Воробьев глубоко затянулся. - Было там еще много чрезвычайно интересных мест, например, рассказ о том, как с помощью волшебства майор пытался искать клады и как почти нашел один. Словом, всего не перескажешь.
- Однако какое поразительное сходство с рассказом Валентины Сергеевны, - заметил Забалуев.
- Да, сходство несомненное. - Митя потушил папиросу и посмотрел на Петухову, - На следующее утро я уже возле гостиницы поджидаю Струмса. Мы условились встретиться в восемь… И ровно в восемь выходит Викентий Аркадьевич, а рядом с ним здоровенный малый, обвешанный сумками и рюкзаками. Увидел Струмс меня, махнул этак небрежно рукой, подзывая, а сам - к "Победе", что стояла у гостиницы. И детина с сумками за ним.
- Знакомьтесь, Митя, - говорит Струмс, - это мой ассистент Николай Егорович Белов, можно просто Коля.
Коля молча сует мне руку, грузит вещи в "Победу", садится за руль, и мы трогаемся. Вернул я ему книгу и вопрос задаю:
- А сами-то вы, Викентий Аркадьевич, что думаете обо всей этой истории?
- Что думаю? А ничего… Приедем на место, там и думать будем.
И вот мы в Лиходеевке. К моему удивлению, остановились не в деревне, а, отъехав от нее с полкилометра, заехали в лес и расположились на небольшой уютной поляне. Коля достал из багажника палатку, да какую-то хитрую, какой я никогда не видел. Яркую, просторную, с тентом, матрацы надувные. Словом, все иностранное. Быстренько, сноровисто все установил. Загляденье.
- Поживем денек-другой на природе, - говорит Струмс. - Чем в душной избе с тараканами да клопами, лучше на свежем воздухе, вон кругом какая благодать.
Перекусили наскоро. А потом профессор с ассистентом в лес собрались. Взяли свои сачки для ловли бабочек, снасть всякую.
Потом гляжу - у Коли какая-то штука вроде миноискателя, с наушниками, только компактнее.
- А это что, - спрашиваю, - у вас такое?
- Это, - говорит Струмс, - прибор для определения геомагнитных полей.
- Так вы же не физики.
- Не физики, - подтверждает профессор, - но чтобы вы знали, молодой человек, именно в местах геомагнитных аномалий и водится бабочка, которую мы ищем. Такова особенность вида "мертвая голова".
Ну что ж, объяснили мне популярно, я и доволен. Перед уходом профессор мне говорит:
- Вы, Митя, далеко от машины не уходите, мало ли что…
- А я, Викентий Аркадьевич, в деревню хотел сходить.
- Зачем это?
- Ну так, поговорить с местными жителями, поглядеть, что за Лиходеевка такая.
- Вот что, Митя, - говорит профессор, - мы с вашим директором договорились, что вы полностью поступаете в мое распоряжение. Так вот я очень прошу, даже настаиваю, выполняйте то, что я вам сказал, без меня никаких самостоятельных вылазок не предпринимайте.
- Да что за таинственность такая! - возмутился я.
- Я настаиваю, - тихо повторил профессор, и было что-то такое в его тоне, что я замолчал.
Тут подошел ассистент Коля, молча, как-то сбоку посмотрел на меня, точно примеривался, как бы половчее ударить.
- Вы не обижайтесь. - Профессор потрепал меня по плечу. - Вы нам скоро понадобитесь и не пожалеете, что поехали.
Ушли они. "Эге, - думаю, - да они меня вместо сторожа взяли". Но делать нечего. Походил по полянке, залез в палатку, повалялся на надувных матрацах. Взял книжку, почитал…
Стемнело, тут и они появились. Профессор идет веселый. Напевает что-то.
Я с расспросами не лезу, тоже молчу. Разожгли костерок. Достал Коля провизию, гляжу, коньячок появился. А вечер тихий, одним словом, удовольствие полное.
- Ты бы, Митя, без лирики, - перебил рассказчика Забалуев, - время позднее, Валентина Сергеевна устала.
- Нет, нет, Митя, рассказывайте все, что считаете нужным, - воскликнула Валентина Сергеевна. Она настолько заинтересовалась, что забыла обо всем на свете.
- Продолжаю. Так прошло два дня. Струмс и Коля с утра уходили в лес, возвращались затемно, ничего определенного не рассказывали. Мне чертовски надоело такое времяпрепровождение. Тем более ни одной живой души за это время в лесу не встретил. Но я молчал.
На третье утро профессор приказал мне идти с ними. Конечно, не приказал, а попросил, но все равно сказано это было человеком, привыкшим повелевать. Я давно понял, что и Струмс, и Коля, конечно, не энтомологи, но, кто они на самом деле, определить не мог.
Утром мы отправились в путь. На этот раз никаких сачков не взяли, а кроме давешнего прибора, похожего на миноискатель, прихватили два небольших ящика, наподобие тех, в которых носят геодезические инструменты. Кроме того, из багажника "Победы" Коля достал две саперные лопатки и тоже взял их с собой.
Идти пришлось довольно долго, примерно часа полтора. Мои попутчики дорогу знали хорошо и уверенно шли через лес. Лето было в самом разгаре, и среди травы и опавшей хвои мелькали кустики земляники со спелыми сочными ягодами. Наконец лес поредел, и мы вышли на огромную поляну. Я сразу понял, что перед нами кладбище, то самое, описанное в "Сонмище демонов черных и белых". Да, да, Валентина Сергеевна, именно на нем вы и были. Но только подошли к нему с другого края, со стороны болота.
Итак, вот оно, таинственное кладбище, место жутких происшествий. Признаюсь, я испытывал не совсем приятное чувство, ступая на его территорию. Однако мои спутники никаких эмоций не выражали. Они молча шагали среди могил и надгробий.
Я поотстал. Кругом было столько интересного. Ходил среди запустения, пока не услышал окрик:
- Эй, Митя, давай сюда!
Мои товарищи стояли возле приземистого кирпичного строения, оказавшегося склепом дворянского рода Кокуевых. Среди имен, высеченных на черной мраморной доске, было и имя моего знакомца: "Иван Аполлонович Кокуев - майор от инфантерии, герой Крымской кампании".
- Вот где похоронен отставной майор Кокуев, - сказал Струмс. - В месте так любезном его меланхолической душе. А возлюбленная его, девица Дарья Сурина, совсем недалеко лежит.
- Может, с нее и начнем, Викентий Аркадьевич? - спросил Коля.
- Пожалуй… - Профессор задумчиво посмотрел по сторонам.
- Что все-таки происходит? - не выдержал я. - Мы что, пришли ловить сюда бабочек? Неужели именно здесь водится "мертвая голова"?
- Может, мертвая, а может, и не мертвая, - рассеянно сказал профессор, - сейчас проверим.
- Викентий Аркадьевич, надо бы ему объяснить, - неожиданно сказал молчун Коля.
- Конечно, конечно, - спохватился Струмс. - Так вот, товарищ Воробьев, вы, конечно, догадывались, что мы не энтомологи, хотя, надо признаться, бабочки - моя страсть. Работаем с Николаем Егоровичем, - он кивнул на ассистента, - как бы вам сказать… в одном научно-исследовательском учреждении, занимающемся некоторыми… ну, скажем, парапсихологическими проблемами. Все легенды, поверья, считаем, имеют под собой вполне реальную почву. Мы с товарищем Беловым с помощью приборов обнаружили на этом кладбище семь мест, где по нашим предположениям могут находиться так называемые биороботы. Конечно, слово "биоробот" в данном случае не совсем точно передает суть явления, но, на мой взгляд, оно все же лучше звучит, чем чуждое нашему слуху слово "зомби".
Итак, здесь под землей лежат объекты, чья жизнедеятельность замедлена почти до нуля, но с помощью особых условий их можно реанимировать. Условия нам неизвестны. Кто этим занимается, догадываемся.
Потрясенный услышанным, я не знал, что и сказать. Молча взял саперную лопатку и поплелся за ними.
И вот мы стоим перед памятником девицы Суриной, покосившейся дорической колонкой из белого мрамора. Мы с Николаем взялись за лопатки. Почва оказалась песчаной, и работа двигалась быстро, однако прошло не меньше двух часов, пока докопались до гроба. Наконец, вылезли из ямы, закурили. Струмс, не принимавший участия в раскопках, сидел тут же на чурбане.
- Ну что, будем вскрывать, Викентий Аркадьевич? - спросил Коля.
- А нельзя ли выволочь гроб наверх? - спросил Струмс.
- Нет, вряд ли, совсем трухлявый, да и не подцепишь.
- Ну тогда ломай крышку, Коля.
Коля взял небольшой ломик и снова спустился в могилу. Раздался хруст. Мы сгрудились у края могилы и заглянули внутрь. Я, естественно, ожидал увидеть скелет, но в первый момент увидел словно густую кисею, закрывавшую верхнюю половину тела умершей. "Плесень", - наконец понял я.
- Коля, одень перчатки и респиратор! - крикнул профессор.
Было исполнено. Ассистент осторожно снял шапку плесени, и мы увидели то, что некогда было лицом молодой красивой девушки.
Может быть, вы видели в археологических музеях мумии? Так вот лицо трупа было лицом мумии. Видом и цветом оно напоминало большое печеное яблоко. Но была в нем одна странность. Первой ее заметил Коля. С воплем: "Она смотрит, она смотрит!" - он в ужасе выскочил из ямы.
Действительно, у мумии были широко раскрыты живые глаза.
- Спокойно, Коля! - закричал Струмс. Он тоже заметно побледнел, но держался относительно спокойно.
Как выглядел я, сказать не могу, но, думаю, не лучше ассистента, который был совершенно серый.
Струмс достал мощный фонарь и посветил в яму. Электрический свет блеснул в широко раскрытых глазах. Мертвец смотрел на нас. Взгляд пустой, и можно было подумать, что глаза сделаны из стекла.
В первую минуту у меня мелькнула такая мысль.