Просто пойти туда… Нанести визит… Возможно, это будет своего рода безмолвная дань памяти маленькой Дейрдре. Нет, не стоит стараться связать все эти события воедино. Но ведь упоминание о дьяволе, сорвавшееся с уст ребенка, все эти годы эхом отдавалось в ушах священника: "Стоит вам увидеть того человека – и вы пропали!"
Отец Мэттингли решился. Он надел черный плащ, черную рубашку, пасторский воротничок и вышел из прохладной благодаря кондиционеру комнаты дома приходского пастора на раскаленную зноем узкую мостовую Констанс-стрит, стараясь не обращать внимания на траву, пробивавшуюся сквозь каменные ступени церкви Святого Альфонса, и на разрисованные стены старой школы.
Не глядя по сторонам, старый священник быстрым шагом прошел по Джозефин-стрит и завернул за угол. Перед его мысленным взором одна за другой мелькали картины прошлого. Миновав всего лишь пару кварталов, отец Мэттингли очутился как будто совсем в другом мире: палящее солнце исчезло вместе с пылью и уличным шумом.
Окна, закрытые ставнями, тенистые террасы… Негромкий шелест воды, струящейся из разбрызгивателей на газонах, раскинувшихся за узорчатыми оградами. Густой запах суглинка, на котором растут тщательно ухоженные кусты роз.
Все это замечательно, но что он скажет, когда придет туда?
Жара сегодня не столь уж и изнурительная для здешнего августа. И все же молодой священник из Чикаго был прав: выходя из дома, чувствуешь себя очень легко, но постепенно твоя одежда все тяжелеет и тяжелеет…
Знать бы, что думает эта молодежь о царящем вокруг запустении. Что толку рассказывать им о том, как все здесь когда-то было. Но сам город и этот старый квартал – они остались такими же прекрасными, как и прежде.
Наконец над кронами деревьев показалась стена дома Мэйфейров, вся в ржавых потеках, с облупившейся краской; двойные трубы на крыше словно упираются в плывущие облака. Такое впечатление, что плети растений, обвивающие старое здание, тащат его в глубь земли. Со времени его последнего визита прибавилось ржавчины на розетках ограды. А сад превратился в настоящие джунгли.
Священник замедлил шаги – ему действительно не хотелось переступать порог этого дома. Едва ли порадует глаз и заросший сорняками сад, где олеандры и китайские ягоды безуспешно борются с травой, выросшей едва ли не в человеческий рост. Отцу Мэттингли неприятен был вид гниющего во влажном климате Луизианы дерева террас, вся краска с которых облезла.
По правде говоря, ему неприятно было даже находиться в этом тихом, пустынном квартале, где единственными живыми существами, казалось, оставались лишь насекомые и птицы, а деревья и кусты почти полностью заслоняли собой солнечный свет и голубизну неба. Скорее всего, когда-то здесь было болото. Рассадник зла.
Нет, он не должен так думать. Что общего у зла с Божьим творением – землей – и всем, что произрастает на ней, даже если это джунгли запущенного сада Мэйфейров?
И все же священнику постоянно вспоминались весьма странные рассказы о женщинах этого рода, которые ему довелось неоднократно слышать в течение многих лет. Как еще называть колдовство, если не поклонением дьяволу? И что считать худшим грехом: убийство или самоубийство? Да, зло прочно обосновалось здесь. Отец Мэттингли вновь слышал шепот маленькой Дейрдре. Прислонившись к чугунной ограде, он пристально всматривался в нависавшие над головой черные ветви дубов и как будто кожей ощущал окутывающую это место атмосферу зла.
Священник отер платком лоб… В те давние времена маленькая Дейрдре призналась на исповеди, что видела дьявола. Отец Мэттингли слышал сейчас ее голос столь же ясно, как несколько десятков лет назад. Он слышал звук ее шагов, когда малышка выбегала из церкви – прочь от него, от того, кто оказался не в силах ей помочь.
Но все это началось раньше – в один из неторопливо тянувшихся дней… Точнее, в одну из пятниц. Сестра Бриджет-Мэри позвонила и попросила кого-нибудь из священников поскорее прийти на школьный двор. Опять из-за Дейрдре Мэйфейр.
Отец Мэттингли тогда только что приехал на юг после окончания семинарии в Кёрквуде, штат Миссури, и еще ничего не знал о Дейрдре.
Он довольно быстро нашел сестру Бриджет-Мэри. Монахиня стояла на асфальтированном дворе позади старого здания приходской школы. Каким европейским показалось тогда ему это место, печальным и по-странному привлекательным: потрескавшиеся стены, чахлое деревце и деревянные скамейки вокруг него.
В тени здания дышалось легко. И тут молодой священник увидел плачущих маленьких девочек, которые сидели на скамейке. Сестра Бриджет-Мэри держала за запястье одну из них – бледную, буквально белую от страха и дрожащую. Но даже в испуге она была красива: пропорционально сложенная хрупкая фигурка, огромные голубые глаза на худеньком личике и черные волосы, длинными завитками спускающиеся вниз и подрагивающие у щек.
Весь пол вокруг скамейки был завален цветами: крупными гладиолусами, белыми лилиями, листьями зеленого папоротника и даже большими, удивительной красоты красными розами – словно из дорогого цветочного магазина. Но такое количество…
– Вы видите это, отец? – воскликнула сестра Бриджет-Мэри. – И у них еще хватает наглости утверждать, будто это ее невидимый друг – должно быть, сам дьявол – прямо у них на глазах рассыпал цветы по земле и даже вложил ей в руки! Маленькие воровки! Да они просто украли цветы из алтаря церкви Святого Альфонса!
Девочки подняли страшный крик. Одна даже затопала ногами. И все хором с какой-то непонятной злостью не переставали повторять:
– Мы видели, видели, видели!!!
Они хором всхлипывали и буквально задыхались от слез.
Сестра Бриджет-Мэри прикрикнула на девочек и велела им немедленно замолчать. Потом встряхнула ту, которую держала за руку, и потребовала от нее чистосердечного признания. Но девочка молчала и словно бы пребывала в шоке. Обратив умоляющий взгляд на отца Мэттингли, она стояла с широко открытым ртом, но при этом не издала ни звука.
– Подождите, сестра, прошу вас, – с этими словами священник осторожно высвободил руку девочки из цепких пальцев монахини. Малышка изумленно глядела на него и почти не сопротивлялась. Отцу Мэттингли хотелось взять ее на руки и стереть с личика грязные потеки от слез. Но он сдержал свой порыв.
– Ее невидимый друг! – продолжала клокотать монахиня. – Знаете, отец, он находит все потерянные вещи. Представляете, этот дружок даже сует ей в карман мелочь на конфеты! И они все набивают себе рты всякими сластями. Уж будьте уверены, деньги тоже ворованные.
Девочки зарыдали еще громче. Только тут отец Мэттингли заметил, что невольно топчет цветы, а маленькое бледнолицее создание молча и внимательно наблюдает, как его ботинки давят белые лепестки.
– Отпустите детей, пусть они идут в школу, – велел он монахине.
Главное сейчас – взять инициативу в свои руки. Только тогда он сможет вникнуть в смысл того, о чем говорит сестра Бриджет-Мэри.
Когда взрослые остались одни, монахиня продолжила свой рассказ, показавшийся отцу Мэттингли совершенно фантастическим. Дети упорно твердили, что видели, как цветы плыли в воздухе, и уверенно заявляли, что видели цветы в руках Дейрдре. При этом они не переставая хихикали и говорили, что волшебный друг Дейрдре всегда их смешит. А еще этот друг умел найти пропавшую тетрадку или карандаш. Стоило лишь попросить Дейрдре – и он приносил ей потерю. Так обстояли дела. Эти девчонки даже утверждали, что видели его своими глазами: такой симпатичный молодой человек, темноволосый, с карими глазами. Обычно он появлялся возле Дейрдре, но не более чем на секунду.
– Придется отослать ее домой, – сказала сестра Бриджет-Мэри. – Она постоянно выкидывает такие штучки. Мы вынуждены звонить ее старшей тете, Карл, или другой тете, Нэнси. На какое-то время это прекращается. Но потом все начинается снова.
– Но вы-то сами не верите…
– Тут, отец, как говорят, поди разбери. Либо в девчонку вселился дьявол, либо она дьявольски врет и заставляет других верить в свои россказни – она как будто околдовывает окружающих. Ее нельзя оставлять в нашей школе.
Отец Мэттингли сам отвел Дейрдре домой. Они неторопливо шли по этим же улицам и за всю дорогу не произнесли ни слова. Мисс Карл уже успели позвонить на работу, и она стояла рядом с мисс Нэнси на ступенях своего огромного дома, поджидая девочку.
Как привлекательно выглядел тогда этот дом, окрашенный в темно-фиолетовый цвет: зеленые ставни с белыми филенками, чугунные решетки, покрытые блестящей черной краской, позволявшей яснее видеть изящную розетку узора. Плющ и другие вьющиеся растения радовали глаз яркостью и разнообразием цветков и зеленью листьев… Теперь они превратились в отвратительного вида дебри.
– Все дело в ее слишком богатом воображении, святой отец, – в голосе мисс Карл не слышалось и следа тревоги. – Милли, нашей Дейрдре сейчас не помешает теплая ванна.
Девочка молча скрылась внутри дома, а мисс Карл пригласила отца Мэттингли в стеклянную беседку, чтобы за плетеным столом угостить кофе с молоком. Мисс Нэнси, простоватая и угрюмая, поставила перед ними чашки и подала серебряные ложечки. Это был первый его визит в дом Мэйфейров.
Веджвудский фарфор с золотой каймой. Льняные салфетки с вышитой на них буквой "М". Какой остроумной женщиной показалась ему Карлотта. В шелковом, явно сшитом на заказ костюме и гофрированной блузке она выглядела безупречно. Волосы с проседью аккуратно убраны назад, а губы слегка тронуты бледно-розовой помадой. Своей понимающей улыбкой она сразу же расположила к себе священника.
– Избыток воображения, святой отец, это, можно сказать, проклятие нашей семьи, – говорила она, наливая из двух небольших серебряных кувшинов горячий кофе и горячее молоко.
– Мы видим странные сны, нас посещают видения. Наверное, нам следовало бы заниматься поэзией или живописью. А я вот, видите, корплю над бумагами в адвокатской конторе. – Мисс Карл негромко, без напряжения рассмеялась. – Как только Дейрдре научится отличать фантазии от реальности, у нее все будет хорошо, – добавила она.
После кофе мисс Карл показала отцу Мэттингли комнаты первого этажа. Их сопровождала мисс Милли – удивительно женственная, с рыжими волосами, крупными старомодными локонами, окаймлявшими лицо. Подойдя к одному из окон, мисс Милли приветственно помахала старой мисс Белл, срезавшей розы большими садовыми ножницами с деревянными рукоятками. Священнику бросились в глаза украшавшие ее пальцы кольца с драгоценными камнями.
Карлотта сообщила, что дальнейшее воспитание и обучение Дейрдре доверят сестрам монастыря Святого Сердца, как только в их школе появится свободное место. Она искренне сожалела о том, что произошло, и заверила святого отца, что пока Дейрдре, разумеется, останется дома, коль скоро на этом настаивает сестра Бриджет-Мэри.
Священник попробовал возразить, но вопрос был уже решен. Разве сложно будет подыскать для Дейрдре гувернантку, умеющую ладить с детьми?
– Наш род очень древний, – рассказывала мисс Карл, пока они, минуя густую тень террас, возвращались в двухсветный зал. – Мы даже не знаем точно, сколько веков он существует, и теперь никто не может назвать имена всех предков, изображенных на фамильных портретах.
Голос Карлотты звучал жизнерадостно и в то же время утомленно.
– Достоверно известно лишь то, что семья переселилась сюда с островов, с плантации на Сан-Доминго. А в далеком прошлом наши предки жили где-то в Европе, но никаких конкретных сведений об этом не сохранилось. Наш дом полон реликвий, но с чем или с кем они связаны, нам не известно. Иногда все это представляется мне огромной тяжелой раковиной, которую я, словно улитка, вынуждена таскать на спине.
Слегка коснувшись рукой клавиш рояля и струн арфы, мисс Карл призналась, что не испытывает особого интереса к такого рода вещам, однако по иронии судьбы ей приходится быть хранительницей всех этих "фамильных ценностей". Словно в подтверждение слов сестры, мисс Милли с улыбкой кивнула.
А теперь, с позволения святого отца, продолжала тем временем мисс Карл, она должна вернуться на работу – клиенты ждут. Проводив священника до ворот, она еще раз поблагодарила его за заботу.
Таким образом, странный инцидент был исчерпан, и маленькая девочка с бледным лицом и черными кудряшками покинула приходскую школу при церкви Святого Альфонса.
Но отцу Мэттингли по-прежнему не давало покоя необъяснимое появление цветов на школьном дворе, да и вся эта непонятная история в целом.
Разве можно вообразить, чтобы маленькие девочки перелезли через перила алтаря в столь огромном и величественном храме, как церковь Святого Альфонса, и украли оттуда цветы. Даже отпетые уличные хулиганы, которых было немало в годы детства самого отца Мэттингли, не осмелились бы на подобную выходку.
Интересно, а что думает обо всем этом сестра Бриджет-Мэри? Что, по ее мнению, произошло на самом деле? Неужели дети действительно украли цветы? Прежде чем ответить, невысокая, коренастая, круглолицая монахиня долго изучающе смотрела на священника и наконец отрицательно покачала головой.
– Отец, Бог мне свидетель, эти Мэйфейры – проклятое семейство. Много лет назад бабушка этой девчонки – ее звали Стелла – рассказывала точно такие же истории. Эта Стелла Мэйфейр обладала таинственной властью над окружающими. Некоторые монахини до смерти боялись осенить ее крестным знамением и называли не иначе как ведьмой – такое отношение к ней сохранилось и до сих пор.
– Ну, мне кажется, это уж слишком, сестра, – резко прервал ее отец Мэттингли. – Мы же с вами не на туманных дорогах Типперэри, где бродит призрак Петтикот Луз.
– Значит, вы слышали о ней, святой отец? – засмеялась монахиня.
– Да, десятки раз. У меня мать ирландка, и мы жили в нижней части Ист-Сайда.
– Ну что же, тогда позвольте вам рассказать, что однажды эта Стелла Мэйфейр взяла меня за руку, вот так, – монахиня показала, как именно, – и стала рассказывать о моих личных секретах, которыми я не делилась ни с одной живой душой по эту сторону Атлантики. Клянусь вам, отец, это происходило не с кем-то, а со мной. Еще дома я потеряла дорогую для меня, памятную вещицу – цепочку с распятием. Помню, я тогда рыдала как маленькая. Так вот, Стелла Мэйфейр в точности описала мне, как выглядит эта цепочка, и в заключение добавила: "Сестра, а ведь вам очень хочется вернуть ее". В течение всего нашего разговора она продолжала держать меня за руку и ласково улыбалась, совсем как ее внучка Дейрдре – скорее невинно, чем лукаво. "Я верну вам эту цепочку, сестра", – пообещала Стелла. "Взяв в пособники дьявола, ты это имеешь в виду, Стелла Мэйфейр? – ответила ей я. – Нет уж, благодарю покорно!" Но далеко не все сестры, работавшие в приходской школе, обладали твердостью характера. Поэтому Стелле без труда удавалось одерживать над ними духовную победу и каждый раз так или иначе добиваться своего. Так продолжалось до самой ее смерти.
– Все это предрассудки, сестра! – убежденно произнес отец Мэттингли. – Хорошо, а как насчет матери маленькой Дейрдре? Уж не хотите ли вы сказать, что и она была ведьмой?
Сестра Бриджет-Мэри покачала головой.
– Нет, Анта – пропащая душа – была застенчивой милой девочкой, она, похоже, боялась даже собственной тени. Полная противоположность ее мамаши Стеллы – та буйствовала, пока ее не убили. Да, отец, она умерла не своей смертью. Вы бы видели лицо мисс Карлотты на похоронах Стеллы! То же выражение на ее лице было и двенадцать лет спустя, когда хоронили Анту. Что касается самой Карлотты, то, пожалуй, более умной девчонки в школе Святого Сердца не было. Она – хребет всей семьи. Но ее матери было на нее наплевать. Мэри-Бет Мэйфейр заботилась только о Стелле. И старый мистер Джулиен, дядюшка Мэри-Бет, – тоже. От них только и слышалось: Стелла, Стелла, Стелла… А когда бедняжка Анта, которой и всего-то было двадцать лет, вдруг выпрыгнула из окна на чердаке дома и разбила голову о камни, они заявили, что она просто сошла с ума. Представляете?!
– Такая молодая… – прошептал священник.
Он вспомнил бледное испуганное личико Дейрдре Мэйфейр. Сколько же было этой малышке, когда ее юная мать совершила столь ужасный поступок?
– Ее похоронили в освященной земле. Да смилостивится над нею Господь. Разве дано кому-либо судить о состоянии рассудка такого человека? Когда Анта рухнула на камни террасы, ее голова буквально раскололась, словно арбуз. А Дейрдре, совсем крошечная, надрывалась от крика в своей колыбельке… Но временами даже Анта вызывала у людей страх.
Отец Мэттингли спокойно внимал повествованию монахини. Такого рода истории он постоянно слышал в родном доме – они отражали свойственное ирландцам стремление излишне драматизировать любые мрачные события, их чрезмерное пристрастие к трагедиям. По правде говоря, он уже начинал терять терпение и хотел спросить сестру о…
Но тут зазвенел звонок. Дети начали торопливо выстраиваться парами, чтобы идти на занятия. Сестра Бриджет-Мэри тоже направилась было к дверям школы, однако внезапно остановилась и обернулась к отцу Мэттингли.
– Расскажу вам один случай с Антой, самый удивительный из известных мне. – Голос монахини звучал приглушенно, но священник отчетливо слышал каждое ее слово, поскольку в школьном дворе к тому моменту воцарилась тишина. – В те дни сестры сходились к трапезе в полдень. И пока читались благодарственные молитвы, дети во дворе были тише воды, ниже травы. Нынче такого почтения уже не встретишь, но тогда это было в порядке вещей. И вот как-то весной в эти благословенные минуты одной злой и нечестивой девчонке по имени Дженни Симпсон взбрело в голову напугать несчастную тихую Анту найденной под забором дохлой крысой. Едва ее увидев, Анта душераздирающе закричала. Не думаю, отец, что вам когда-либо доводилось слышать подобный вопль. Мы выскочили из-за стола и бросились на улицу. Глазам нашим предстала удивительная картина отпетая мерзавка Дженни Симпсон лежала на земле, ее лицо было залито кровью, а крыса выскользнула из ее рук и перелетела через забор! Скажете, это сделала Анта? Такая же хрупкая малютка, как ее дочь Дейрдре? Ничего подобного! Это сделал все тот же "невидимый друг", сам дьявол, который всего неделю назад заставил цветы лететь прямо в руки Дейрдре.
Отец Мэттингли засмеялся:
– Неужели вы думаете, сестра, что я только вчера родился и способен поверить в подобные россказни?
Монахиня тоже улыбнулась. Однако по опыту священнику было хорошо известно, что ирландки способны одновременно и смеяться над такого рода историями, и верить в их абсолютную правдивость.
Семейство Мэйфейр вызывало у отца Мэттингли неподдельный интерес, как способно привлекать к себе все сложное, непонятное и в то же время изысканное. Все произошедшее со Стеллой и Антой стало уже далеким прошлым и воспринималось теперь как не более чем романтическая история.
В следующее воскресенье отец Мэттингли вновь нанес визит Мэйфейрам. Его опять угостили кофе и приятной беседой. Обстановка вокруг ни в коей мере не соответствовала тому, что рассказывала сестра Бриджет-Мэри. Где-то играло радио, и до священника доносился голос Руди Вэлли. Старая мисс Белл поливала сонно росшие в горшках, равнодушные ко всему орхидеи. Из кухни ароматно пахло жареной курицей. Такой приятный, милый дом.
Хозяева пригласили отца Мэттингли присоединиться к ним за уже красиво накрытым к воскресному обеду столом, на котором лежали стянутые серебряными кольцами плотные полотняные салфетки. Но священник вежливо отказался. Мисс Карл выписала чек для прихода и подала ему.