Глава 17
Сонные и разморенные долгим перелетом на юг, за экватор, над Амазонкой, с посадкой в Рио, мы ехали в поезде, который вез нас по длинному черному туннелю под заросшей тропическим лесом горой Корковадо. Это великолепие – гранитный Христос с распростертыми руками на вершине горы – я должна была увидеть собственными глазами, прежде чем покинуть страну.
Теперь я носила с собой скрипку все время в новом мешке с красной бархатной подкладкой, набитой для мягкости ватой, надевая шнурок на плечо.
Мы не торопясь могли осмотреть все здешние чудеса – и Сахарную гору, и старые дворцы Габсбургов, которые приехали сюда, спасаясь от Наполеона, пока он обстреливал Вену Стефана.
Что-то коснулось моей щеки. Я почувствовала чей-то вздох, у меня побежали по спине мурашки. Я не шелохнулась. Вагон продолжал раскачиваться.
Когда мы выехали из туннеля, воздух стал прохладней, перед нами открылось огромное небо потрясающей голубизны.
Как только мы окунулись в гущу Копакабаны, меня охватил озноб и показалось, будто рядом находится Стефан; я почувствовала, как что-то легкое мазнуло меня по щеке, и крепче прижала к себе скрипку в мягком бархатном одеянии, стараясь побороть этот нервный приступ и оглядеться вокруг. Копакабана оказалась густо застроена высоченными зданиями и низенькими магазинчиками, гудели уличные разносчики, толпились усталые туристы. Все это напоминало Оушен-драйв на Майами-Бич, или деловую часть Манхэттена, или Маркет-стрит в Сан-Франциско в полдень.
– Какие деревья! – воскликнула я. – Смотрите, здесь повсюду такие огромные деревья.
Они стояли прямые, зеленые, раскинув фестончатые кроны, как зонтики, под которыми можно было укрыться от невыносимой жары. Еще ни разу в таком густонаселенном городе я не видела столько деревьев – они были повсюду, росли на грязной мостовой, в тени небоскребов, среди гудящей толпы.
– Это миндальные деревья, мисс Беккер, – пояснил наш гид, высокий гибкий юноша, очень бледный, со светлыми волосами и полупрозрачными голубыми глазами. Звали его Антонио. Он говорил с тем же акцентом, что я слышала в своем сне, португальским акцентом.
Мы оказались там. Мы оказались в том самом месте, где было пенящееся море и мраморный дворец. Но когда же я их увижу?
Я почувствовала, как в меня ударила огромная теплая волна, когда мы свернули на пляж; море в тот день было спокойным, но это было то самое море из моих снов, никаких сомнений. Впереди и позади нас возвышались горы, отличавшие этот пляж от других многочисленных пляжей города Рио-де-Жанейро.
Наш сладкоголосый гид, Антонио, рассказывал о многочисленных пляжах, протянувшихся далеко на юг, и что это второй по величине пляж в городе с населением одиннадцать миллионов. Горные пики поднимались прямо от земли. В крытых соломой хижинах продавали прохладительные напитки. Автобусы и автомобили, с трудом протискиваясь, искали место для парковки, и если какое вдруг освобождалось, то мчались туда наперегонки. А море, море оказалось безграничным сине-зеленым океаном, хотя на самом деле это был залив, и там, за горизонтом, были другие горы, которых мы не могли видеть. Красивейшая бухта, созданная самим Богом.
Розалинду захлестнули чувства. Гленн принялся щелкать фотоаппаратом… Катринка с легким беспокойством наблюдала за бесконечной вереницей одетых в белое мужчин и женщин, бродивших по широкой ленте бежевого песка. Я в жизни не видела такого широкого и красивого пляжа.
В том сне я мельком видела узорчатую тропинку – этот странный рисунок, как я теперь убедилась, был выполнен мозаикой.
Наш гид, Антонио, рассказывал о человеке, построившем всю длинную авеню вдоль пляжа с этими мозаичными узорами, которыми можно было любоваться даже с воздуха. Он рассказывал о многочисленных местах, куда мы могли бы пойти, о теплом море, о праздновании Нового года и карнавале, тех особых днях, которые мы обязательно должны увидеть воочию.
Машина свернула налево. Перед нами возник отель. Дворец Копакабана – величественное семиэтажное белое здание в старом стиле, с широкой террасой на уровне второго этажа, отделанной римскими арками. Несомненно, за этими огромными арками скрывались и обычные комнаты, и бальные залы. А красивый оштукатуренный белый фасад был полон британского достоинства.
Барокко, его последние слабые отголоски, здесь, среди современных высотных домов, обступивших его со всех сторон, но не смевших прикоснуться к нему.
В середине круглой подъездной аллеи сгрудились миндальные деревья с широкими зелеными блестящими кронами, не слишком высокие, словно сама природа сдерживала их бурный рост. Я оглянулась. Деревья протянулись вдоль всего бульвара по обе стороны. Такие же прелестные деревья, как те, что росли на главных магистралях. Деревья, сколько глаз хватало. Я вздрогнула, держа в руках скрипку.
А какое небо над морем, как быстро оно меняется, как мчатся по нему облака. О Господи, какой высокий небосвод.
– Нравится здесь, дорогая?
Я похолодела. Тут же деланно рассмеялась, почувствовав, как он прикасается ко мне. Словно костяшки пальцев тронули мою щеку. Потом кто-то дернул меня за волосы. Мне это не понравилось: "Не смей дотрагиваться до моих длинных волос. Это моя вуаль. Не трогай меня!"
– Гони прочь плохие мысли! – сказала Роз. – Здесь такая красота!
Мы двигались по классической подъездной аллее, развернулись перед главным входом, и к нам вышла менеджер – англичанка по имени Фелис, очень хорошенькая, очаровательная, очень вежливая, как все англичане, в присутствии которых мы кажемся грубиянами.
Я вылезла из машины и прошла немного назад по дорожке, чтобы рассмотреть как следует фасад отеля.
Над главной аркой я увидела окно.
– Это ведь мой номер, да?
– Да, мисс Беккер, – ответила Фелис. – Он расположен прямо по центру здания. Президентский люкс, как вы просили, у нас есть люксы на том же этаже для всех ваших гостей. Идемте, я знаю, вы, должно быть, устали. Сейчас для вас поздняя ночь, а здесь у нас середина дня.
Розалинда приплясывала от радости. Катринка заметила поблизости ювелирный магазин, где торговали драгоценными бразильскими изумрудами. Я увидела, что к отелю пристроены и другие магазины: например, маленькая книжная лавка с португальскими книжками.
К нашим чемоданам слетелась целая толпа носильщиков.
– Чертовски жарко, – сказал Гленн. – Идем же, Триана, идем внутрь.
Я стояла как примороженная.
– Почему бы и нет, дорогая?
Я смотрела на окно, то самое окно, которое я видела во сне, когда впервые появился Стефан, и я знала, что если выгляну из этого окна, то увижу пляж и волны, сейчас это были маленькие волны, но скоро они вырастут и появится та самая пена. Все как во сне, без преувеличений.
Да, таких огромных бухт или заливов я никогда не видела, даже Сан-Франциско нельзя было сравнить с этим местом по красоте и масштабу.
Нас провели внутрь отеля. Войдя в лифт, я закрыла глаза. Почувствовала его рядом с собой, почувствовала его руку.
– Итак? Почему именно здесь? – прошептала я. – Чем это место лучше других?
– Друзья, моя дорогая.
– Триана, прекрати разговаривать сама с собой, – сказал Мартин, – а то все решат, что ты действительно не в себе.
– Какое это теперь имеет значение? – поинтересовалась Роз.
Мы разбрелись по номерам, нас проводили, направили, предложили холодные напитки, нас обласкали.
Я прошла в гостиную президентского люкса. Сразу направилась к маленькому квадратному окошку. Оно было мне знакомо. Я знала, как действует его щеколда, и распахнула окно.
– Друзья, Стефан? – переспросила я, стараясь говорить как можно тише, словно бормотала благодарственную молитву. – И кто же они такие, эти твои друзья, и почему здесь? Почему я видела все это, когда ты впервые пришел ко мне?
Ответа не последовало, в комнату ворвался лишь чистый морской бриз, запах которого ничто не способно перебить, ветер пронесся мимо меня, коснулся мебели, темного ковра, хлынув оттуда, где кончался огромный пляж и где лениво бродили темные фигурки, шагая то по песку, то по мелкому прибою. В небе висели тяжелые облака.
– Ты все мои сны знаешь, Стефан?
– Ты отобрала у меня скрипку, дорогая. Я не хочу причинять тебе боль, но я должен ее вернуть.
Остальные занимались багажом и разглядывали виды из своих окон; в гостиные потянулись тележки из обслуживания номеров.
Я подумала, что в жизни не вдыхала такой чистый чудесный воздух, я смотрела на воду, на крутую гранитную гору, поднимавшуюся на фоне голубого неба. Я смотрела на идеальную мерцающую линию горизонта.
Ко мне подошла Фелис, менеджер. Она указала на горы вдалеке. Начала перечислять названия. Внизу ревели автобусы, подъезжавшие к пляжу. Это не имело никакого значения. Так много людей было одето в просторную белую одежду с короткими рукавами, что казалось, будто это национальный наряд. Я видела представителей всех рас с разным цветом кожи. Откуда-то сзади доносилась тихая португальская песня.
– Не хотите, чтобы я взяла скрипку и…
– Нет, скрипка всегда остается при мне, – ответила я.
Он рассмеялся.
– Вы слышали? – спросила я у англичанки.
– Что слышала? Когда мы закроем окна, в комнате станет очень тихо. Вы будете приятно удивлены.
– Нет, я имела в виду голос, смех.
Гленн тронул меня за локоть:
– Не думай об этих вещах.
– Мне очень жаль, – сказал чей-то голос.
Я повернулась и увидела темнокожую красивую женщину с волнистыми волосами и зелеными глазами, в которой смешалось несколько рас, создав невообразимую красоту. Она была высокая, с длинными распущенными по плечам волосами, как у Христа, руки обнажены, белозубая улыбка, губы подкрашены кроваво-красной помадой.
– Жаль?
– Мы не должны сейчас об этом говорить, – поспешно вмешалась Фелис.
– Газеты уже обо всем узнали, – сказала богиня с волнистыми волосами, сложив руки так, словно молила меня о прощении. – Мисс Беккер, это Рио. Люди здесь верят в духов и очень любят вашу музыку. В страну ввозятся тысячи ваших записей. Люди у нас глубоко религиозны и не хотят никому зла.
– Что проникло в газеты? – встревожился Мартин. – То, что она остановится в этом отеле? Что вы имели в виду?
– Нет, все и так знали, что вы поселитесь в этом отеле, – ответила высокая темнокожая женщина с зелеными глазами. – Я имела в виду печальную историю о вашем умершем ребенке, душу которого вы хотите здесь найти. Мисс Беккер…
Она протянула руку и крепко сомкнула пальцы на моей руке.
Я почувствовала ее теплое прикосновение, но по мне пробежала ледяная дрожь, а когда я взглянула в ее глаза, то сразу ослабела.
Все же во всем этом было нечто завораживающее. Завораживающее своим ужасом.
– Мисс Беккер, простите нас, но мы не сумели пресечь слухи. Мне очень жаль, что мы причиняем вам боль. Внизу уже собрались репортеры…
– Ну и что? Им придется уйти, – сказал Мартин. – Триана должна поспать. Мы летели сюда больше девяти часов. Ей нужен сон. Концерт назначен на завтрашний вечер, ей едва хватит времени на…
Я повернулась и взглянула на море. Потом с улыбкой обернулась к молодой женщине и взяла ее за руки.
– Вы религиозный народ, – сказала я. – Здесь смешались католическая, африканская и даже индийская религия, как я слышала. Как называются ритуалы, которые до сих пор практикуются в вашей стране? Никак не могу вспомнить.
– Макумба, Кандомбле… – Она пожала плечами, испытывая благодарность за мое прощение. Фелис, британка, стояла чуть поодаль, ей было явно не по себе.
Я была вынуждена признать, что, куда бы мы ни поехали, как бы мы ни веселились, кому-то непричастному всегда приходилось испытывать неловкость. Теперь этим человеком оказалась англичанка, испугавшаяся, что на меня посыплются оскорбления, что было само по себе невозможно.
Так уж и невозможно? Ты действительно думаешь, что твоя дочь здесь?
– Это ты мне скажешь, – прошептала я. – Она не входит в число твоих друзей, даже не пытайся заставить меня думать так. – Я смотрела вниз и произносила это себе под нос.
Остальные удалились. Мартин проводил их.
– Так что мне сказать этим проклятым репортерам?
– Правду, – ответила я. – Старая подруга сообщила, что Лили возродилась в этом городе. – Я вновь повернулась к окну, подставив лицо блаженному ветру. – Господи, взгляни на это море, взгляни! Если Лили суждено было вернуться, во что я не верю, так почему не сюда? Кстати, ты слышишь их голоса? Я когда-нибудь тебе рассказывала о бразильских ребятишках, которых она любила? Они жили по соседству с нами в те последние годы.
– Я видел их, – ответил Мартин. – Я был там. Ты говоришь о семействе, что приехало из Сан-Паулу. Не хочу, чтобы ты расстраивалась из-за этих вещей.
– Скажи журналистам, что мы ищем Лили, но вовсе не надеемся найти ее в каком-то здравствующем человеке, скажи им что-то хорошее, скажи им нечто такое, что поможет заполнить муниципальный зал, где мне предстоит играть. Ступай же.
– Все билеты проданы, – сказал Мартин. – И я не хочу оставлять тебя одну.
– Я все равно не усну, пока не стемнеет. Здесь слишком яркий свет, слишком много красоты и великолепия. Мартин, ты устал?
– Нет, не очень. Почему ты спрашиваешь? Чем бы ты хотела заняться?
Я подумала.
Рио…
– Мне хотелось бы подняться в горы, в тропический лес, – ответила я, – забраться на вершину Корковадо. Небо здесь такое чистое. Мы ведь успеем до темноты? Я хочу увидеть Христа с распростертыми руками. Жаль, мы не можем увидеть его отсюда.
Мартин обо всем договорился по телефону.
– Какая чудесная мысль, – сказала я, – что Лили якобы вернулась в этот мир, чтобы прожить долгую жизнь в таком красивом месте, как это. – Я закрыла глаза и представила ее, мою крошку, лысенькую и улыбающуюся, уютно устроившуюся у меня на ручках, такую толстенькую и пухленькую в своем платье в клеточку с белым воротничком, что мы звали ее "кубышечкой".
Я так ясно услышала ее смех, будто она сидела верхом на Льве, который растянулся на спине на прохладной траве розария в Окленде. Катринка и Мартин в тот день взяли в руки фотоаппараты и щелкнули нас. У нас до сих пор сохранилась фотография – наверное, она у Льва – Лев лежит на спине, а Лили сидит у него на груди, задрав улыбающееся круглое личико в небо. Катринка тогда сделала много чудесных фотографий.
О Господи, прекрати.
Смех.
– Как бы ты ни старалась, тебе не удастся представить все в розовом цвете: слишком много боли, к тому же ты думаешь, что, возможно, она ненавидит тебя, раз ты позволила ей умереть, как и своей матери, наверное. Не забывай, что ты оказалась на земле духов.
– Ты черпаешь свои силы в этом месте? Ты глупец. Скрипка моя. Я лучше сожгу ее, чем позволю тебе вновь завладеть ею.
Мартин произнес мое имя. Он стоял за моей спиной, наблюдая, как я разговариваю с пустотой, или, может быть, ветер заглушил мои слова.
Машина была подана. Нас ждал Антонио. Нам предстояло доехать до трамвая. С нами отправлялись двое охранников, оба из бывших полицейских, нанятых для нашей безопасности; трамваем мы должны были проехать по тропическому лесу в гору и проделать пешком последние метры к подножию статуи Христа, стоявшей на самой вершине горы.
– Ты уверена, – спросил Мартин, – что не слишком устала для подобной поездки?
– Я так взволнована. Мне нравится этот воздух, это море, все вокруг…
Антонио сказал, что у нас еще полно времени до отхода трамвая. Смеркаться начнет только часов через пять. Но небо затягивают облака, оно темнеет – не самый удачный день для поездки на Корковадо.
– Это мой день, – сказала я. – Поехали. Я сяду с вами спереди, – сказала я нашему гиду. – Хочу увидеть все, что только можно.
Мартин и двое охранников сели сзади. Едва мы отъехали от обочины, как я заметила вездесущих репортеров, увешанных камерами, они столпились в дверях отеля, затеяв жаркую перепалку с англичанкой Фелис, которая даже виду не подала, что мы находимся в нескольких метрах.
Ничего особенного не могу сказать о трамвае, разве только что он был очень старый, как деревянные трамваи Нового Орлеана, и что его тянули в гору, как фуникулерные вагоны в Сан-Франциско. Кажется, я слышала, что временами на них опасно ездить. Но сейчас это не имело значения. Мы бросились к вагончику трамвая, когда тот как раз собирался отъехать от остановки. Внутри оказалось совсем немного народа, по большей части это были европейцы. Я слышала, что люди разговаривали на французском, испанском и мелодичном ангельском языке, который наверняка был португальский.
– Боже мой, – сказала я, – мы въезжаем прямо в лес.
– Да, – откликнулся наш гид Антонио. – Этот лес протянется до самой вершины. Он очень красив, но раньше его здесь не было…
– Расскажите, – попросила я и с удивлением, высунувшись в окно, дотронулась до голой земли, настолько близко мы от нее проезжали, а еще я трогала папоротник в расщелинах и разглядывала деревья, склонившиеся над рельсами.
Пассажиры весело болтали и улыбались.
– Видите ли, когда-то здесь была кофейная плантация, но потом в Бразилию приехал один богач, увидел эту гору и решил, что сюда нужно вернуть тропический лес, что и было сделано. Это совсем молодой лес, ему только пятьдесят лет, но это наш тропический лес в Рио, он посажен для нас. Вот видите, этот человек проследил, чтобы все тщательно сделали.
Лес выглядел таким же диким и не испорченным цивилизацией, как любой тропический рай, который я когда-либо видела. Сердце громко стучало.
– Ты здесь, сукин сын? – прошептала я Стефану.
– Что ты сказала? – переспросил Мартин.
– Я сама с собой, молюсь на удачу.
– Ох, эти вечные твои молитвы.
– Что ты хочешь этим сказать? Смотри, земля красная, абсолютно красная!
Мы поднимались, медленно описывая дугу за дугой среди плотно стоящих сонных деревьев.
– Кажется, начинается туман, – сказал Антонио с печальной улыбкой, словно извиняясь.
– Не важно, – сказала я. – И так все прекрасно, таким видом можно любоваться при любой погоде, вы не считаете? А когда я поднимаюсь, как сейчас, все выше и выше в гору, к небу и Христу, то могу не думать о прочих вещах.
– Это полезно, – сказал Мартин и закурил сигарету. Катринки рядом не было, чтобы велеть ему загасить ее. Антонио не курил и не был против, кажется, его даже удивило, когда Мартин спросил, разрешено ли здесь курить.
Трамвай сделал остановку, подобрав пассажирку с многочисленными свертками. Это была темнокожая женщина в мягких бесформенных туфлях.
– Значит, у него маршрут как у обычного трамвая?
– Ну да, – пропел Антонио, – некоторые люди работают на горе, другие просто приезжают сюда, а еще здесь есть одно очень бедное поселение…
– Из одних лачуг, – сказал Мартин. – Я слышал об этом, но мы туда не пойдем.
– Конечно, нам это и не нужно.
Снова зазвучал смех. Очевидно, никто больше его не слышал.