Управляющий ящером боец, полуобернувшись, кивнул, но это означало лишь, что он слышит, а знает ли в лицо нужного человека и сможет ли его опознать с приличного расстояния - неизвестно.
В подобной воздушной погоне мне прежде не приходилось принимать участие. Крылатое пресмыкающееся шло сквозь воздух, как охотящаяся акула - сквозь морские глубины, оно не беспокоило и не могло беспокоить себя соображениями удобства наездников, свободно валилось набок, ныряло и даже срывалось в "бочку". А мне оставалось терпеть.
В таком состоянии я совершенно не воспринимал что-либо происходящее вне границ моего тела. Вот то, что от валёжки мутит, заметил. И что по лицу хлещет ветер, упругий, как резина, выжимающий слёзы даже из век, и что ремни больно врезаются в тело - тоже. Да и что тут остаётся, как не довериться ребятам, "пилотирующим" эти живые истребители? В мгновения просвета я замечал, что ящеров в воздухе прибавилось, и плотную группу беглецов охватили почти со всех сторон. Собственно, напрашивающаяся тактика.
Теперь, когда противник осознал, сколь явно проигрывает в численности, он мигом разбил группку, и его ящеры плеснули в разные стороны, видимо, также избрав единственный выход для себя в сложившейся ситуации. Твою мать! Попробуй различи в подобных обстоятельствах, который из разлетающихся ящеров несёт нужного мне врага… Тот, на котором ехал я, вдруг опрокинулся набок, нырнул мордой вперёд, и я бы отправился в свободный полёт, если б не оказался пристёгнут. Интересно, кто и когда меня успел пристегнуть? Я не помню, чтоб сам этим занимался.
Ящер мчал сквозь закат. Ого, уже к вечеру дело? Надо заканчивать с погоней, местные ночи совершенно не годятся для погонь, мир будто чернилами заливает, и никаких надежд, что взгляд привыкнет к этой мгле.
Вершник рвал поводья с такой яростью, будто надеялся задушить своё средство передвижения. Стоило отдать должное и самому пресмыкающемуся - оно рвалось вперёд с примерным усердием. А может, из-за терзавших его трензелей так старался? Животному ведь как осознать, что от металла, рвущего щёки, не улететь, как ни старайся? Совсем как человеку, бьющемуся в тине кредитов, хватающему новые, чтоб расплеваться со старыми, и только сильнее вязнущему… Да ладно, это осталось в далёком прошлом. В далёком, недосягаемом прошлом…
Несколько мучительных минут, полных вспышек дурноты, и мы настигли удирающего во все крылья противника, лихо подрезали его. Ящеры затанцевали в воздухе. Передо мной замелькали рвано запечатлевшиеся в восприятии обрывки увиденного, картинки, будто мозг решил ради экономии перейти в режим слайд-шоу: крыло, взметнувшийся хвост, искажённое лицо вершника, изо всех сил тянущего поводья… Раз вижу лицо, значит, не свой "пилот"… Чешуйчатый бок и изгиб седла, размытые силуэты людей, темные на фоне закатных красок.
Ремни я отстегнул за миг до того. Прыжок же совершил, совершенно не понимая, зачем я это делаю. Опять тело, заточенное воинской выучкой, как клинок оселком, сработало помимо сознания. Уже только в полёте подумал, станут ли меня ловить сопровождающие вершние? Тут высоты хватает, время у них будет. В следующее мгновение со всего маха я врезался в человеческое тело, ногой врубил чисто потому, что иначе было не приземлиться, не потеснить жертву, а ребром ладони добавил уже для верности, целенаправленно и от души. Третий удар опять же получился едва осознанно, но и обойтись без него было никак. Я вцепился в обмякшее тело, чтоб не соскользнуть с ящера, и рывок получился очень приличным.
Ремни выдержали.
Что ж, офицер, в которого я влетел, пребывал в глубокой отключке, и поддерживала его только высокая лука седла. Решение было очевидным. Я знал, как и куда нажимать, чтоб расстегнуть ремни, даже если они затянуты вокруг чужого пояса, и успел уцепиться за луку седла, когда бесчувственный враг улетел в бездну вместо меня. Повернувшись ко мне, Аллех попытался вынуть из ножен меч, и не справлялся. Лицо у него было искажено до того, что сперва мне показалось, будто я ошибся. Нет, не ошибся. Вот он, нужный мне человек. Теперь - дело.
Я подогнул колено и захлестнул ремень с замком вокруг него - пристёгиваться как положено времени не было. Парировал наручем удар его меча, неверный и ослабленный. У меня преимущество, я к нему лицом и намного подвижнее. И бить можно, не стесняясь. Всё равно он сейчас умрёт, раз уж Аштия дала добро на расправу.
В отсутствии рамок, поставленных приказом, я вдруг почувствовал себя по-настоящему свободным, ликующим этой свободой существом. Правда, какая уж тут свобода. Но возможность вломить, защищая свою жизнь, и не сдерживаться при этом - уже облегчение. Следующий выпад снова пришлось отбивать запястьем, на этот раз с подвывертом, потому что Аллех полоснул посильнее, и такой удар уже способен был расколоть наручь.
Рука сама выдернула из-за пояса нож. Нож против меча - хиловато, но не в нашей ситуации. Аллех был вынужден сечь за спину, ремни не позволяли нормально развернуться. При следующем взмахе я подцепил ножом гарду и выдернул меч из его рук. Металл блеснул оттенками заката, метнувшись в пустоту.
И мы сцепились врукопашную.
Нож я выронил - Аллех умел вести себя с противником, замахивающимся ножом. Руки у него оказались жёсткие, хватка - как колодки. Я вырвался, но он снова вцепился. Что уж тут, ему ведь тоже жить хочется. И шансов, как представляется, у него побольше. Он-то ведь пристёгнут, а я так…
- Твою мать, - простонал я, перехватывая своего противника за загривок.
На минуту мы застыли, тягаясь силой, глаза в глаза. Я видел дикий желтоватый блеск его зрачков, прожилки и краски заката, переливающиеся на белках. В его глазах было столько жизни, сколько я давно уже не видел в чужом взгляде. Даже во взгляде собственной жены. Она, казалось, всегда боялась показать мне что-то лишнее, сдерживалась, уходила в себя. А здесь была ярость, пыл, бешенство, но не из тех, которые порождает гнев, а просто страсть. Страсть к бытию.
В этот миг мы, кажется, даже ощутили сродство. Я видел, он всё понимает. И слова Аштии в свой адрес из моей памяти будто целиком забрал, снял копию, сфотографировал. И, пожалуй, именно в этот момент моя ненависть к Аллеху умерла. Как бы там ни было, мы просто играли на разных сторонах поля, и к своему проигрышу бывший офицер Генштаба отнёсся так, что это вызывало уважение. Пусть не к самому человеку, но хотя бы к его позиции.
Мы пыхтели, пытаясь заломать друг друга, а ящер тем временем нёсся вперёд сквозь стремительно гаснущий закат. Собственно, до полной темноты оставались сущие мгновения, но сейчас секунды тянулись дольше, чем иной раз приходилось терпеть минуты. И каждый миг был спором с вечностью за ошмёток жизни. Но Аллех едва ли успел это оценить.
Я подумал так в тот момент, когда левая рука на миг освободилась, прошлась по замочкам ремней. Рванул на себя противника, и тот, потеряв равновесие, перекосился, заскользил и в следующий миг оказался беззащитен перед моим напором. Свободным коленом я добавил инерции начавшемуся движению его тела и стряхнул врага, сам едва не уехал туда же, следом за ним. Меня удержал ремень, больно перетянувший ногу.
Ещё сколько-то мгновений он жёстко цеплялся за луку седла, а потом пропал в ночной бездне, схлопнувшейся, как створки устрицы. Закат канул в темноту, будто камень, брошенный в торфяную воду. Здесь всегда так. Господи, как я соскучился по белым ночам… Расцепив ремень вокруг колена, я перебрался на то место, где до меня сидел Аллех. Выдернул из-за сапога ещё один нож и приложил лезвие к горлу вершника.
- Ты жить хочешь? - не придумал ничего более умного, и не успел пожалеть о сказанном, потому что меня, видимо, сразу поняли.
- Разумеется, - крикнул тот, но звук снесло, и я услышал его едва-едва. - Я готов сдаться.
- Поворачивай в Вальгрев. За меня сторонники покойного Атейлера много не дадут. А я тебя отпущу на все четыре, как только высадишь меня близ замка. Понял?
- Понял.
В темноте вспыхивали колеблющие, крохотные, как звёзды, огоньки, они пропадали и снова светили. Я похлопал вершника по плечу и показал в эту сторону - он снова понял без пояснений, и ящер пошёл в рассеянное облако огненных мух, пропадающих и снова появляющихся. Эти искорки оказались магическими факелами, которые несли бойцы, собравшиеся обратно в группу, едва землю укрыла ночь. Кто из врагов сумел уйти, тому повезло (может быть, временно, может быть, до первой, невидимой в темноте горы или высокого дерева, однако ж пока повезло). Остальных перебили, как смогли.
Если бы не факелы, отыскать обратный путь или хотя бы "общество" соратников было бы нелегко. Офицер, опознавший меня даже в темноте, поспешил отрапортовать как положено. Чуть позже от него я услышал, что на волю просочились лишь два ящера, у остальных экипажи уничтожили подчистую. Эти сбежавшие не составляли для нас проблемы, приказ ведь, по сути, был выполнен. Аллех мёртв. Конечно, утром для верности надо будет поискать тело. Но упасть с такой высоты и выжить - нереально.
Вальгрев выступил из темноты в венце пламени - насколько же красиво, просто глаз не оторвать! Свет заливал замок от нижнего кольца стен и до шпиля донжона. Тут-то без проблем можно сориентироваться, понять, где ты и кто рядом, найти место приземлить ящера.
- Командир обещал, - произнёс, обернувшись, вершник.
- Да, помню. Приземляйся перед воротами. И можешь идти куда хочешь.
Он вздрогнул плечами, будто в благодарность. Может, действительно с благодарностью. У парня, может быть, другого шанса и не будет. Весь поток ящеров рванул за моим - наверное, со стороны это выглядело круче, чем пролёт авиации на параде… А может, я перебираю. Приземляться я не любил намного сильнее, чем стартовать - к горлу подкатывало по-настоящему. Потемнело перед глазами, а когда рассеялось, пресмыкающееся уже уверенно стояло лапами на земле.
- Всё нормально. - Я отмахнулся от своих сопровождающих, явно кинувшихся выяснять, что за подстава, и кому бить морду. - Нормально. Всё по плану. Иди, парень. Я его отпускаю. Кто меня в замок довезёт?
- Госпожа Солор велела господину Серту немедленно явиться для доклада.
- Понял.
Вершника, готового управлять моим средством передвижения, отыскали очень быстро. Через несколько минут я уже поднимался по мраморной лестнице, великолепной в своей сдержанной роскоши. Старая лестница, заслуженная, сразу видно, что мрамор здесь положили никак не меньше, чем сто лет назад. Интерьеры тоже восхищали. Видимо, прежние владельцы Вальгрева приложили немало усилий, чтоб сделать своё семейное гнёздышко уютным и завидным, а последний постарался отлакировать до совершенства.
Всюду были следы боя, и, хоть никто не громил интерьеры целенаправленно, в схватке есть дела и поважнее, чем следить, не раскокал ли ты зеркало, не своротил ли комод, не поцарапал ли резную дубовую панель. Да, изрядно придётся приложить усилий, чтоб привести тут всё в порядок. Хотя бы просто вещи поднять с пола. Проходя по галерее, я рефлекторно нагнулся, чтоб поднять с затоптанного ковра что-то лёгкое и воздушное. Я не я, если это не женская шмотка. Повертев в пальцах шёлковый предмет одежды, кинул его в одно из кресел, лежавших на боку у стены.
Аштия ждала меня в хозяйском кабинете. Здесь уже кто-то потрудился: мебель стояла на своих местах, пол протёрли то ли от крови, то ли от грязи, в камине уютно, но очень уж жарко пылал огонь, даже занавески выглядели целыми и не опалёнными. А может, тут особо никто и не дрался, потому то и выбрали это помещение, чтоб разместить здесь госпожу? На столе перед женщиной вместо бумаг и деревянных табличек теснились блюда с лакомствами, два кувшина, кубки (почему-то несколько), ваза фруктов. Леди Солор, подняв руку, устало приветствовала меня. Бледноватая, но довольная.
- Садись. Ешь. Голоден?
- Спасибо. - На меня только потянуло ароматом угощений, и голод буквально перехватил дух. Я поспешно придвинул к себе блюдо с кусочками мясного рулета и принялся усердно орудовать крохотной вилочкой. Когда очень хочется есть, ничто не может стать помехой, даже скромные размеры столовых приборов. В конце концов, я не на приёме во дворце, могу и пальцем себе помочь.
- Ну?
- Я скинул его с ящера. Сдёрнул с седла и уронил на землю. С очень большой высоты.
- Он тебя видел?
- Да, мы практически побеседовали. Взглядами.
Её светлость приподняла бровь и несколько мгновений разглядывала моё лицо. Так смотреть умела только она. Под этим взглядом становилось не по себе, казалось, будто душу выворачивает наизнанку. Да уж, это ведь надо уметь вот так распотрошить собеседника за мгновение! Леди Солор это удавалось почти так же легко, как и организовывать людей под своим началом.
- Хорошо. Тело Аллеха я поручу отыскать. Его нужно похоронить на семейном кладбище… Да, войди!
- Хочу сообщить, госпожа, - шагнув в комнату, доложил офицер. - Семья Вальгрев: супруга Аллеха и четыре его дочери - не найдена. Точно так же, как и двенадцать офицеров, служивших предателю. Разумеется, кто-то из них был на двух ускользнувших ящерах, но не все двенадцать. Штаб предполагает, что в замке должно быть потайное помещение, а может быть, и целая система подземных зал. Видимо, семья и приближённые лорда Вальгрева скрываются там. Видимо, нужно…
- Не нужно, - прервала Аштия.
- Госпожа?
- Не надо. Не надо вести поиски, пусть всё остаётся, как есть. Приказываю вывести армию из Вальгрева, оставив лишь минимальный гарнизон, - её светлость подождала, пока офицер покинет кабинет, и сказала, повернув ко мне голову: - У меня не было претензий к семье Аллеха. Только к нему самому. Пусть спасаются.
Глава 7
Замок за замком
Что уж там господин Лагрой сказал Аштии по поводу Вальгрева и его владельцев, так и осталось для меня тайной. Меня никуда не вызывали и ни о чём не спрашивали, что можно было воспринять с одним только облегчением. Правда, на чувство успокоения едва хватало времени и сил. После взятия Вальгрева цели назначались штабом уже не по одной, а по три-четыре, и россыпью, в разных областях графства. И почти в каждом штурме принимали участие мои ребята. Только не все скопом, а относительно маленькие их отряды. И я оказался вдруг в положении руководителя, который просто физически не способен всюду за всем присмотреть. Единственный выход - разорваться на десяток кусков.
Даже не смешно.
Теперь все, за чьи способности я так или иначе мог поручиться, получили редкий шанс. Мне требовалось всё больше командиров, способных проконтролировать ход операции, выполнение приказа и сохранение как можно большего числа бойцов хотя бы в относительной целости. Даже Седара, абсолютного новичка в армии был вынужден опробовать, и с удовольствием убедился, что он очень прилично справился с заданием. Даже мой бабальён под предводительством Энии Одей был задействован по полной.
Особенно большую роль он сыграл в штурме крепости Лах, представлявшей нечто среднее между женским монастырём и закрытой школой благородных девиц. Помимо наличия в его стенах множества знатных девчонок, он ещё отличался стратегически значимым расположением и использовался мятежниками как опорный пункт. Но и девиц ведь никто не отменял. Присутствие при штурме такого места большого числа женщин-бойцов решало разом несколько серьёзных проблем морально-нравственного и традиционалистского свойства. Само собой, бойцовские качества бывших гладиаторш тоже имели огромное значение.
Я рад был убедиться, что госпожа Одей оказалась на высоте, и подчинённые ей девушки - тоже.
По Империи прокатилась волна казней, в большинстве своём довольно изощрённых и жестоких. Ни на одной из них я не присутствовал (разве что насильно бы заставили, разве нормальный человек пошёл бы на такое зрелище добровольно?), но слышал о многих. И не мог не оценить эту акцию устрашения.
Образ императора в глазах имперцев располагался примерно там же, где можно представить себе бога, и его персону ужас, негодование и упрёки подданных цепляли лишь отчасти. Если же было на кого переложить ответственность, то и тем более. Но репутация Руштефа Лагроя, едва зародившись, поднималась теперь над ним, словно чёрные крылья ангела зла, и я начинал лучше понимать решение, принятое государем по совету Аштии. Она по-прежнему гнула спину перед Главнокомандующим, и лишь мне (ну и, может, ещё паре доверенных) было ясно, почему это делается столь непринуждённо.
Впрочем, сам Лагрой, кажется, не возражал против своей специфической, всё крепнущей репутации. Более того, он, кажется, ею наслаждался. Поглядывал по сторонам со зловещим спокойствием, в котором можно было прочесть самодовольство, было бы только желание. Кроме того, в духе внезапно дорвавшихся до власти и упивающихся ею людей он требовал оказывать себе наивысшие почести, какие только могли полагаться главнокомандующему императорской армии.
Меня пред светлые очи не допускали - чином не дорос, хотя сейчас уже по собственным ощущениям здорово поднялся. Один из приближённых Аштии вполне ясно намекнул: мне нужен свой штаб. Формировать его предстояло не только из тех людей, которые были у меня в распоряжении, но и из опытных штабистов, которыми располагала госпожа Солор.
У меня возникало ощущение, что я присутствую при рождении чуть ли не нового рода войск, и, набравшись решимости, предложил Фахру поименовать его привычно для себя: спецназ. Начальник отдела оперативного планирования, вынужденный временно возиться и со мной, обещал подумать.
В числе прочего мне был частично подчинён Сушмал Шерналь, крупный генштабист, отвечавший за все разновидности вершних и наземных ящеров, находящихся на вооружении имперской армии. А это уже был своего рода этап. Шерналь, аристократ и опытный снабженец, занимал в Генштабе положение, пожалуй, даже более высокое, чем, к примеру, Ниршав. И сейчас я напрямую мог приказывать ему, сколько и каких ящеров мне нужно, а он обязан был обеспечить. Работали на меня и другие штабные величины, но эта - самая значительная.
Я начинал ощущать себя крупной шишкой. Особенно этим мыслям приятно было предаваться на укутанной ночью полянке посреди приграничного маженвийского леса. Тысяче моих бойцов предстояло войти в "гармошку" и выйти из неё вблизи Увеша. За самыми знающими охотниками, в частности, за Альшером, было послано, вот-вот прибудут. Уже скоро должны появиться.
Перед рассветом должен будет открыться проход - и сразу отправимся. А пока можно перекусить - когда ещё представится возможность сделать это без спешки и с относительным комфортом. Поедая кашу, пахнущую дымком, я праздно огорчался, что на родине армию прошёл не в спецназе, а погранцом. Сейчас бы не ломал голову, о чём ещё можно позаботиться, что не забыть, а точно знал.
- Командир, приземлился вершний.
- Наши охотники прибыли?
- Нет, посланник императора.
- Ого! - Я отставил миску и поднялся.