Тогда Маша подсела к старшей сестре и зашептала ей на ухо:
– Дождь ведь не такой уж и сильный. Давай наденем резиновые сапоги, плащи с капюшонами и сходим к нашим куклам. Иначе мы умрем от тоски. А так принесем сюда парочку, покажем родителям. Будет хоть чем заняться.
Ане идея сестры понравилась.
– А что, – обрадовалась она, – давай сходим.
И девочки стали собираться. Они достали резиновые сапоги, полиэтиленовые плащи и стали одеваться.
– Вы это куда намылились? – недовольно спросила их мама.
– Так сходим погулять, – неопределенно ответили девочки.
– Но ведь дождь на улице.
– Что мы сахарные что ли? – буркнула в ответ Аня. – Не растаем.
– Не растаем, – поддакнула Маша.
– Мы ведь только в сад сходим, посмотрим, как растут деревья.
– Да пусть сходят, – поддержал девочек папа. – Чего им тут киснуть?
– Ну, идите, – вздохнула мама. – Но только не надолго. И не вздумайте выходить за пределы участка. Еще чего с вами случится.
– Да что с нами может случиться? – закричали сестры и выбежали в сени, вскоре за ними хлопнула и входная дверь.
Некоторое время они постояли на крыльце под навесом. Дождь все-таки лил проливной. Наконец Аня сказала:
– Ну что побежали?
И первая прыгнула под дождь. Брызнула из-под ее сапожек вода, затем девочка забежала под навес, обошла стоящий под ним жигуленок и подошла к калитке, ведущей в сад. Оглянулась. Маша была рядом с ней. Девочки взялись за руки и вышли в сад. Здесь они сразу почувствовали всю прелесть гуляния под дождем, потому что трава была густая и высокая, и вода с нее проливалась даже в сапоги. Подвизгивая и подпрыгивая и выискивая места, где трава пониже, и нет крапивы, которая хоть и мокрая, а все равно кусалась, они прошли сад насквозь, и вышли к огородной калитке.
Старая засохшая яблоня лежала прямо перед калиткой, загораживая проход. Сестрам не без труда удалось перелезть через нее, не зацепившись и выйти в огород. Здесь трава была уже не такая высокая, но зато дождь усилился, и стало холодно.
– Может, вернемся? – вдруг предложила Маша.
– Да мы уже почти пришли, – возразила Аня, взяла сестру за руку и чуть ли не поволокла ее за собой.
– Аня, погоди, не так быстро! – жалобно кричала Маша. – Я же упаду.
– Да ладно, мы уже пришли, – сказала Аня и вдруг резко остановилась, Маша даже стукнулась носом в ее спину и ойкнула. – А где же…
– Что где? – спросила Маша, выглядывая из-за ее спины. – Ой, а и правда, где он?
Сарая на том месте, где они нашли его утром, не было. Даже когда они обошли яму и поднялись на пригорок, то за ним увидели только пустоту. Аня почувствовала, как сестра крепко вцепилась в ее руку. Ей и самой стало не по себе. Сестренки посмотрели друг другу в глаза. На лицах обоих читалось величайшее удивление.
– А разве так бывает? – спросила Маша.
– Что бывает?
– Ну что утром сарай есть, и в нем куклы, а потом его вдруг нет.
– Нет, – уверено ответила Аня, – так не бывает. Может быть, мы что-то перепутали? Может быть он был в другом месте?
Они окинули огород внимательным взором, но нигде никакого сарая, а также любого другого строения, не было.
– И папа говорил, что он никакого сарая в огороде не видел, – в сильной растерянности пробормотала Маша.
– Что же он нам приснился? И куклы тоже приснились? И этот, как его там, фонограф тоже приснился?
Маша покачала головой:
– Нет, фонограф был. Он до сих пор рядом с телевизором стоит. Ведь стоит?
– Стоит, – подтвердила Аня.
– А где же тогда сарай с куклами? Ведь он тоже был.
– Был.
Девочки еще некоторое время стояли и растерянно оглядывались вокруг себя, надеясь, что все разъяснится. Но все было напрасно. Огород был пуст, и только проливной дождь обильно омывал его невозделанную и заросшую бурьяном землю.
Чувствуя, что они уже начали промокать, девочки нехотя повернули обратно.
Дело явно шло к вечеру. Небо стало совсем темным и непроницаемым. Уже шагов через пятьдесят ничего нельзя было разглядеть. В душу заползло какое-то тяжелое и непонятное уныние.
– Жалко, – вздохнула Маша, когда они уже были в саду и направлялись к дому. – Жалко, что мы утром не взяли хотя бы пару кукол. Ведь верно?
Аня в ответ только вздохнула. Она ломала голову, размышляя над происшествием. И ничего толком понять не могла.
– Маша, тебе не кажется, что слишком много вокруг таинственного и непонятного? – спросила она, наконец.
– Кажется, – согласилась Маша. – Но только я совсем ничего не понимаю.
– Вот и я тоже ничего не понимаю.
Когда они уже покидали сад, Аня вдруг остановилась, оглянулась и посмотрела старую засохшую яблоню, которая одиноко лежала у входа в огород. Маша последовала ее примеру, и обе девочки замерли оттого, что они увидели.
На темных останках дерева сидели птицы. Черные большие вороны. Сидели так густо, что буквально облепили все ветки яблони. Они сидели молча, не издавая ни звука и глядя на девочек маленькими блестящими как бусинки глазками. А дождь поливал их, и птицы были жалкие и несчастные. И тем не менее они не улетали, а словно чего-то ждали.
– Чего это они? – удивилась Маша. – Почему тут сидят? Под дождем. Почему не летят в свои гнезда.
– Мне кажется, что они ждут, – глухим голосом ответила Аня.
– Чего ждут?
– Они ждут, когда освободится дом, – еще более глухим голосом повторила Аня.
– От кого освободится? – не поняла Маша.
– От кого, от кого? От нас!
17
Когда они вернулись домой, то за окнами стало совсем темно. В комнате уже горела лампочка. Мама что-то готовила на плитке, папа возился с фонографом.
– Ну что, нагулялись? – не отрываясь от своего занятия, спросил он, когда девочки отряхиваясь от воды, вошли в дом.
Сестры промолчали.
– Куртки где повесили? – спросила мама и тоже не подняла голову от плиты. – И сапоги где оставили?
– Сапоги мы оставили на крыльце, – усталым голосом ответила Аня. – А куртки повесили у порога на гвоздике.
– Молодцы, – похвалил папа. – А я вот тут с фонографом вожусь. Никак понять не могу, почему он не заводится. Вроде бы и пружина на месте, и механизм целый, а все одно не идет.
Тогда Маша прямо от порога подошла к отцу, заглянула ему в глаза и твердым голосом сказала:
– Папа, мы должны сейчас же отправиться домой!
– Вот как? – папа с удивлением воззрился на дочь. Словно в первый раз ее увидел. Куда?
– Домой. То есть в город. К нам домой.
– Ты это серьезно?
– Да, я говорю это серьезно. Очень серьезно. Уж ты поверь.
– Я целиком и полностью с ней согласна, – поддержала сестру Аня.
Папа удивился еще больше:
– А разве не вы всю зиму твердили о том, что хотите все лето провести в деревне? Просто все уши прожужжали. Не хотели, чтобы я продавал дом.
Девочки на какое-то мгновение замялись.
– Вам что погода не нравится? – продолжал удивляться папа. – Так она скоро наладится. Завтра проснетесь, за окном будет солнце светить. Можно и на речку, и в лес. Да хоть куда!
– Ну, папа! – воскликнула Аня. – Дело совсем не в этом.
– А в чем же?
– Этот дом, он нехороший! – выдохнула старшая дочь. – Очень нехороший. Нам здесь не нравится.
Папа так и сел. Мама тоже прекратилась возиться с ужином и смотрела на дочерей с еще большим, чем у отца удивлением. А девочки заговорили наперебой:
– Здесь снятся нехорошие сны!
– Потому что раньше жила ведьма!
– Да, да. Об этом все знают! Вся деревня.
– И люди пропадали! Во время войны.
– Это нам дядя Архип рассказал.
– А еще утром был сарай, там были куклы. Очень красивые. А вечером, мы пошли, а сарая уже нет.
Папа слушал их, слушал, а потом схватился за голову:
– Вы думаете, я хоть что-нибудь понял из всего того, что вы тут наговорили?
Аня и Маша замолчали.
– Ты нам не веришь? – спросила Аня и умоляюще посмотрела на отца.
– Что значит, не верю? Как можно верить, если вообще ничего не понимаешь.
Тогда девочки стали рассказывать ему все по порядку. С самого начала, про все свои сны, про Дениску и дядю Архипа, пока не дошли до того момента, как они утром нашли в огороде сарай с куклами, который сейчас куда-то пропал.
– Да не было там никакого сарая, – воскликнул папа в этот момент. – Я же раза три осматривал огород. Не было так сарая. Не было. И никакой черной свиньи я тоже не видел. Это у вас разыгралось воображение. Наверно от свежего воздуха.
Но тут вмешалась мама. Весь разговор она слушала молча, очень внимательно и не разу не перебила.
– Погоди, – остановила она папу, – погоди. А ведь я тоже видела сегодня ночью сон.
Тут настала пора удивляться девочкам.
– Ты? Ты тоже видела сон?!!
– Да, – задумчиво сказала мама. – Сон. Очень странный сон. И кстати, во сне я видела кукол. Очень красивых кукол.
– Ты ничего не путаешь? – спросил папа, подозрительно глядя на маму.
– Нет. Сначала я видела наш дом, а вокруг него ходили какие-то люди. С детьми. И они заходили в дом, а потом исчезали, а вместо них появлялись куклы. Много кукол. И все очень красивые. И мы тоже пошли в дом. И ты, Коля, и вы девочки тоже. И вдруг всех вас не стало. А в углу появились новые куклы. Похожие на вас. И я плакала, и ничего не могла сделать.
Муж и дочери слушали ее, затаив дыхание. У мамы было такое странное и печальное лицо. Глядя на нее, девочкам вдруг тоже захотелось плакать.
– И что же, – шепотом, глотая подступавшие к горлу слезы, спросила Маша, – потом ты тоже стала куклой?
Мама посмотрела на нее.
– Что? – переспросила она и вздрогнула.
Маша повторила свой вопрос.
– Нет. Я не стала куклой, – мама огляделась по сторонам. – Я встретила женщину, которая превращала людей в куклы и ударила ее топором по голове, после чего разрушила весь дом и вывела вас на улицу. Так что это был хороший сон.
– Белиберда какая-то, – пробормотал папа.
От всех этих рассказов всем стало как-то не по себе. Жутко.
– Пожалуй, нам и в самом деле лучше всего уехать отсюда, – сказала вдруг мама.
– Да что вы сговорились что ли? – возмущенно воскликнул папа. – Куда мы сейчас поедем? Машина не заводится. Дорога раскисла под дождем. До трассы сейчас только на тракторе можно добраться. Да и ночь уже. Как вы это себе представляете?
– Давай пойдем пешком! – жалобно глядя на отца, чуть ли не простонала Маша. – Мне здесь страшно.
– Но ведь дождь за окном!
– Ну и пусть!
И все трое они начали уговаривать папу покинуть дом.
– Бред какой-то! – он пытался отбиться от них. – Вы даже сами не понимаете, что говорите. Успокойтесь. Давайте включим телевизор, посмотрим "Разочарованных и отчаявшихся" и успокоимся. Мыльная опера – лучшее лекарство против страха.
Он быстро взял со стола пульт и включил телевизор. Но никаких "Разочарованных и отчаявшихся" на экране не было. Все та же бесконечная синева и молчание.
– Да что же это за безобразие? – возмутился папа. – Неужели антенну ветром сбило?
Но тут вдруг на экране появилось изображение, и пробился звук. Только это был не бразильский сериал. Вместо дона Родригеса и Клотильды во весь экран торчала голова какого-то неприятного кудрявого дядьки в круглых очках, который что-то испуганно бормотал дрожащими толстыми губами. Карпухины прислушались, и до них долетели бессвязные слова:
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
– Что такое? – воскликнул папа. – Это же Петькин! Ну да, точно, Петькин.
– Какой еще Петькин? – спросила мама.
– Ну, нотариус, который мне завещание открывал и вводил в наследство. Да точно, это он. Интересно, как он тут оказался.
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! – как заведенный бормотал все те же слова Петькин. – Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
И вдруг его лицо стало меняться. Оно почему-то раздулось, как резиновый шар, затем оцепенело и начало уменьшаться. Оно уменьшалось до тех пор, пока не стало каким-то маленьким и кукольным. Тут вдруг до всех дошло, что случилось. Петькин прямо на их глазах превратился в куклу. Симпатичный толстенький фарфоровый мальчуган с большими стеклянными глазами, в которых все еще оставался испуг, неподвижно смотрел с экрана телевизора.
Вдруг что-то затрещало, защелкало, звякнуло, и из часов на простенке, вновь, как в самый первый их день здесь, вылезла кукушка. Но куковать в этот раз она не стала. Что-то в ней захрипело, заскрежетало, щелкнуло, и кукушка свалилась на бок, и так и осталась висеть, безвольная и жалкая. А на часах стрелки уже показывали двенадцать часов.
Затем громко, так что все вздрогнули, щелкнул телевизор, и экран погас. Неприятно запахло паленой проводкой.
Карпухины волей неволей придвинулись друг к другу.
– Что это? – тихо спросила Аня.
– Кажется, начинается, – тихо ответила мама.
– Я боюсь! – пискнула Маша.
– Проклятье, – выругался папа, – что все это значит?
Все четверо разговаривали очень тихо, словно боялись кого-то разбудить. Затем они снова замолчали, и сразу же раздался новый громкий щелчок. Семейство опять вздрогнуло. Никто сразу не понял, что это за щелчок, и откуда он раздается. И вдруг Маша показала пальцем на фонограф:
– Смотрите! Это оттуда!
Старинный прибор щелкнул еще раз, и вдруг все увидели, как что-то в нем тихо заскрипело и закрутилось. Рычажок с толстой острой иголкой сам собой опустился на свинцовый валик и мягко зашуршал. Из трубки послышалось шипение.
Карпухины, как зачарованные смотрели на фонограф и не могли сдвинуться с места. Их ноги словно приковало к полу.
А шипение тем временем сменилось неприятным пронзительным скрежетом, в котором с трудом проявлялся человеческий голос, выкрикивающий непонятные слова. Голос был женский. Пронзительный и визгливый. Он быстро проговаривал слова, которые складывались в похожие на стихи строчки. Затем их стало возможным разобрать. Это были примерно такие стихи:
"Гости званные, долгожданные!
Гости пришлые, гости вечные!
Раз сюда пришли, и три дня провели,
Ночи три проспали, сны увидали,
Значит здесь теперь вы навеки вечные,
Души ваши, да теперь мои,
А тела пусть да будут,
Мне игрушками!"
Три раза прогрохотал эти странные стихи фонограф, затем раздался громкий, режущий уши хохот.
– Да ведь это она заклинание читает! – вдруг воскликнула мама. Она подбежала к столу и столкнула фонограф на пол. Тот упал и рассыпался на детали, которые покатились по полу, и мама стала ожесточенно топтать их. Но хохот не прекратился, а стал еще более громким.
– Поздно, – голосом полным отчаяния, произнесла Аня, и чувствуя, как по ее лицу текут слезы, она обняла младшую сестру, и прижала ее к себе. Маша тряслась от ужаса и тоже плакала.
А хохот не умолкал. Он доносился до них со всех сторон и был торжественно ликующим.
– Да что же это такое! – воскликнул папа. – Что происходит?
Тут мама опомнилась, перестала топтать останки фонографа и закричала:
– Что же вы стоите? Бежим!
И первая бросилась к двери. Папа и девочки сбросили с себя оцепенение и последовали за ней.
Здесь их ждала первая неожиданность. Дверь даже не шелохнулась, когда они ударили в нее все вместе, чтобы открыть. Она стояла крепкая и недвижимая, как каменная стена. Папа только расшиб себе плечо, когда пытался ее выбить.
Мама лихорадочно оглядывалась, потом рванулась к печке и вернулась с топором в руках. Молча протянула его отцу. Тот схватил топор и стал бить им под двери. Но дверь не поддавалась его ударам, а топор отскакивал от нее, как от железа, и после ударов на ней не оставалось даже царапин. Дверь была, как заколдованная. Вернее, именно так. Она и была заколдована.
Хохот тем временем прекратился и сменился хрипом, который постепенно перешел в свиное хрюканье.
– Давайте через окно! – предложила мама.
Они уже кинулись было к окну, как вдруг за одним из них зловеще вспыхнули два огонька. Показался темный ушастый силуэт.
Аня сразу же вспомнила и огоньки, и силуэт. И она знала, что последует дальше. Поэтому она даже не закричала, когда окно разбилось, и в нем показалась огромная черная свиная морда.
Зато в один голос завизжали мама и сестра.
Свинья зарычала, и стала протискиваться в комнату. Усеянная острыми зубами пасть ее щелкала и полыхала пламенем.
Сны превращались в реальность.
18
Папа вдруг испустил яростный крик и кинул в свинью топор. Ну, совсем, как индеец. Топор пару раз перевернулся в воздухе и глубоко вошел свинье прямо в рыло. Раздался такой оглушительный визг, что люди вынуждены были зажать уши. Аня прижала к себе Машу так, чтобы та не видела, что произойдет дальше.
Фонтан черной крови взметнулся к потолку. Пламя в пасти чудовища погасло, оно прекратило визжать, потом хрюкнуло и безвольно повисло на подоконнике.
Наступила тишина. Никто не ревел, никто не визжал, и никто не хохотал. Карпухины медленно приходили в себя.
– Папа, ты убил ее? – жалобно всхлипнула Аня.
– Кажется да, – стирая с лица пот, ответил отец и сделал шаг вперед по направлению к поверженному монстру. Но тут мама схватила его за руку.
– Коля, не подходи к ней! – отчаянно проговорила она.
– Надо же проверить, сдохла она или нет, – пробормотал папа.
Он медленно и осторожно стал приближаться к окну.
Аня во все глаза смотрела на отца.
– Все кончилось? – жалобно спросила Маша, не отрывая лица от ее груди.
– Кажется да, – прошептала Аня.
Маша с трудом повернулась и тоже поглядела на отца. Тот уже был около свиньи.
– Кажется, она сдохла, – сказал он и посмотрел на свою семью потрясенным взглядом. После чего взялся за ручку топора.
Свинья вздрогнула.
Мама, Аня и Маша закричали от ужаса.
– Ничего страшного, – сказал папа, вытащил топор из свиной головы и брезгливо бросил его на пол. Он повернулся к жене и дочерям. – Это просто конвульсии.
Но тут женщина и девочки вновь завизжали от ужаса. Они увидели, как за спиной отца, свинья вдруг поднялась, распахнула вспыхнувшие глазки, а ее передние ноги с копытами вдруг удлинились и потянулись к нему.
– Коля! – закричала мама.
– Папа, беги! – зарыдала Маша.
– Что? – удивленно спросил папа и повернулся.
Он не успел ничего сделать, потому что свинья крепко схватила его, обняла, глаза ее при этом опять загорелись желтым торжествующим светом, хрюкнула и с диким хохотом уволокла свою жертву за собой. Через мгновение ее уже не было в окне. С грохотом захлопнулись наружные ставни.
Все произошло очень быстро. Остальные Карпухины, успели только закричать. На то, чтобы что-либо сделать, у них просто не хватило времени.