Лишь у самого края озера Анатолий Сигизмундович обнаружил клочок пепельной шерсти, намокший и слипшийся. Он не был уверен, что шерсть принадлежала Патти. Но торопливо, пока не заметила жена, втоптал её в прибрежную грязь.
Затем сказал спокойно и рассудительно:
- Скажи, Наденька, а у нее… хм… В общем, у нее не было течки?
Супруга задохнулась негодованием. Какие еще течки у её девочки? Несмотря на горячую любовь к Патти, в некоторых физиологических особенностях сучьего организма мадам Казицкая не разбиралась абсолютно. В диетах для собак, кстати, тоже - недаром юная болонка напоминала кусок сала, переваливающийся на четырех ножках.
Муж, стараясь выражаться обтекаемо, пояснил, что в иные периоды своей жизни собаки склонны забывать о хозяевах, влекомые инстинктом продолжения рода.
Мысль о том, что сейчас её девочка занимается продолжением рода под каким-нибудь деревенским плебеем-кобелем, привела мадам Казицкую в ужас.
- Анатолий, мы никуда не едем! Мы будем спасать Патти!
Супруг вздохнул. Трёхсотлетие, пожалуй, отменилось. Но предстоящее развлечение ничуть не лучше… Он тоскливо посмотрел на озеро. Поодаль от берега что-то будоражило поверхность воды, явно что-то живое. Похоже, рыбы тут полно, подумал Казицкий. Не иначе карпов разводят, недаром ограду возводить начали… Крупные, ишь как воду колышут… Рыбалкой Анатолий Степанович никогда не увлекался, но в последнее время все чаще подумывал: может, стоит заняться? Целый день на природе, в тишине, вдали от жены и паскудной собачонки… Заманчиво.
- Ну что ты стоишь, Анатолий? Делай что-нибудь!
Он снова вздохнул и поплелся делать что-нибудь…
Поверхность озера тем временем успокоилась. Лишь кое-где зеркало воды морщила рябь. Легкая рябь…
Тот, кто сидит в пруду - III.
Леша Виноградов. Лето 2000 года
Она меня отравила, думал Лёша, понуро сгорбившись за рулем и напряженно сощурившись - старые очки оказались на пару диоптрий слабее, чем нужно, и глаза отчаянно болели. Точно отравила, других вариантов быть не может. И точно она - работала ведь фармацевтом, прежде чем податься в эту непонятную многоуровневую торговлю.
ЛСД или другие синтетические аналоги - все симптомы налицо, один к одному: яркие и совершенно жизненные галлюцинации наяву, другими людьми, естественно, никак не видимые…
Но зачем?
Избавиться от надоевшего зятя могла и проще - выгнать из квартиры, и все дела, Лёша у нее не прописан…
Побоялась, что уйдет и Ирина?
Хм-м… Все, конечно, может быть… Уговорить развестись с загремевшим в дурдом мужем, наверное, проще. В четверг, после эпопеи с насосом, Лёша вполне созрел для психушки…
А что будет сегодня при виде проклятой ямы? Телефон под рукой, недолго вызвать спецтранспорт - и в Саблино с песнями… Или куда там сейчас буйных возят…
Женщины щебетали о своем на заднем сиденье и не обращали на его молчаливые раздумья никакого внимания - то есть вели себя вполне естественно, не проявляя ни малейшего подозрительного любопытства. Тёща живописала подробности недельного отдыха на даче у подруги, жена задавала заинтересованные вопросы, параллельно с неприязненным любопытством поглядывая в окно - в Спасовку ехала в первый раз, да и вообще за городом бывала редко.
Судя по мимике, окрестные пейзажи Ирину раздражали - хотя, похоже, её бесил субботний вояж еще задолго до выезда из дома.
Инициатором поездки выступала Елизавета Васильевна, всерьез заинтересовавшись идеей сплавить молодую чету в деревню. Посему, закончив описание отдыха, она, наоборот, начала вслух восхищаться открывающимися видами. Тёщу умиляло все: и живописно разваливающиеся избушки; и, напротив, выросшие на задах старых участков новенькие двух-трехэтажные виллы с готическими башенками; и торопливо пересекшая дорогу стайка белых гусей; и невысокие сельские водонапорные башни, в местах побогаче - крашенные серебрянкой, в остальных- буро-ржавые; ветеранам Второй мировой они наверняка напоминали немецкие гранаты с длинной ручкой, а психоаналитику-фрейдисту Саульскому… ну, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов…
Голову Лёше сверлила странная мысль: наверное, его чувства, когда ногу сдавила тугая петля проволоки, были сродни ощущениям водных обитателей, накрываемых розовой марлей Лёшиного сачка. Тогда, в далеком детстве… Интересно, сходят с ума тритоны и жуки-плавунцы? Все может быть… Если есть какая-то нервная деятельность, какие-то поведенческие реакции - отчего бы не быть и их расстройствам… Но вот тёщами шныряющая в воде мелочь не отягощена, это точно.
Ладно, мрачно подумал Лёша, дорогую тёщу недолго проверить, есть у меня одна идея…
* * *
Женщины выгрузились из машины и медленно двинулись по участку, продолжая гнуть начатую еще в дороге линию: тёще всё нравилось, а её дочь воротила от всего нос, один раз даже довольно ехидно намекнув, что они с мужем, так уж и быть, готовы уступить столь приглянувшуюся дорогой маме недвижимость - в обмен на городскую жилплощадь, разумеется…
Лёша благоразумно не вступал в дискуссию, отперев дом, держался поодаль и, нервно переступая с ноги на ногу, выжидал: пойдут к водоему или нет?
Не пошли - постояли на крыльце и зашли внутрь дома, продолжая о чем-то спорить… Он опасливо выглянул из-за дальнего угла сарая - у пруда все мирно и спокойно, ничего подозрительного. Правда, имеет место маленькое изменение в окружающем пейзаже - неизвестно куда испарился весящий два центнера насос-"лягушка".
Исчезновение поначалу не произвело особого впечатления - насос, как и Лёшин мохнатый приятель Бобик, вполне мог быть плодом заботливо подсыпанных тёщей в сахарницу галлюциногенов… (Точно! Именно в сахарницу - гости к ним не ходят, а Ирка в своей борьбе за здоровый образ жизни к "белому яду" не прикасается.)
Потом, однако, Лёша кое-что вспомнил. Вернулся к "четверке", пошарил в бардачке. Достал сложенный вчетверо лист тонкой желтоватой бумаги - товарно-транспортную накладную на "лягушку". На вид - совершенно реальная бумага, шуршит в руках, на галлюцинацию никак не похожа, печать вот круглая: ЗАО "ЛенспецСМУ-25", в углу три масляно-грязных отпечатка пальцев, оставленных перевозившим агрегат шофером…
Спрашивать жену или тем более тёщу, видят ли они сей документ, не хотелось - первый шаг к психушке, понятное дело.
Лёша оторвал краешек накладной, свернул трубочкой, чиркнул зажигалкой… Поколебавшись немного, сунул в желтый огонек палец - заорал, уронил мини-факел, затоптал торопливо, долго дул на вполне материальный и жутко ноющий волдырь. Разозлился сам на себя: совсем ты, мужик, дошел! Да сперли твой насос, обычное дело. Увидели, что плохо лежит, - и укатили ночью, в хозяйстве вещь полезная…
Злость на себя, на жену, на тёщу, на проклятого прудового жителя нарастала, и он торопливо пошагал к крыльцу, пока не прошел боевой запал этой злости…
- Алексей, вы не видели мою сумку? Она лежала здесь, на крыльце… - Тёща вышла из дома с недовольным выражением лица, похоже, так и не договорившись ни о чем с дочерью.
- Я… Её… - промямлил Лёша, вытирая холодную испарину со лба, - я её туда… к пруду снес…
- Зачем? - Тёща удивилась совершенно искренне.
Понятно… Всё правильно, почем ей знать, где и откуда полезут вызванные её отравой призраки - из пруда или из городской канализации…
- Я… ну думал… может, перекусим… ну на свежем воздухе…
- Зря вы так думали, - ледяным тоном отрезала Елизавета Васильевна, обладавшая незаурядным даром без единого грубого слова дать Лёше почувствовать, какой он кретин, дебил и полный дегенерат… И уверенной, быстрой походкой пошла за сумкой, не снисходя до просьбы принести обратно.
Лёша злорадно смотрел на её летний брючный костюм и шляпу с неимоверно широкими полями. По случаю выезда в безлюдное загородное местечко теща позволила себе некую экстравагантность в наряде, и сказать, что цвета её одежды были кричащими, - ничего не сказать. Они не просто кричали - они истошно вопили, пронзительно свистели, подпрыгивали на месте и размахивали конечностями. А воздействием на сетчатку глаза не многим уступали светошумовой гранате "Заря".
Если тот, кто сидит в пруду, реагирует на внешние раздражители не только в лице Лёши, то… Но и он внес свою маленькую лепту - осторожно положив на дальнем берегу сумку и отойдя на безопасное расстояние, зашвырнул в пруд два кирпича…
Тёща обходила пруд, стараясь не наступить на кучки гниющих водорослей. Лёша, затаив дыхание, следил за нею и сам не знал, чего хочет больше - чтобы все оказалось его горячечным бредом или…
* * *
- Мама?!
Ирка все-таки что-то услышала, находясь в доме. Плеск воды? Сдавленный крик, перешедший в бульканье?
- Виноградов, где мама?
Глаза её метались по участку, как два напуганных крысенка.
Он медленно повернулся к жене, выпрямившись во весь рост, развернул плечи и ответил после тяжелой паузы:
- Разве я сторож маме твоей? И у меня есть имя.
Сделал три уверенных шага к крыльцу и повторил раздельно:
- У меня. Есть. Имя.
Ирина смотрела на мужа сейчас (и всегда!) сверху вниз, она вообще была на четыре сантиметра выше, но под его давящим взглядом из-под очков сжалась, ссутулилась, отступила назад, сказала неуверенно, прислонившись к двери:
- Ты чего, Вино… Лёша?
- Ничего, все в порядке, - жестко улыбнулся он углами губ, поднимаясь по ступеням. - Пошли в дом. В наш дом.
* * *
Конечно, ничего этого не было. Все это Лёша представил, пока тёща возвращалась от пруда с сумкой. А Ирка действительно выскочила на крыльцо с ледяным лицом. Лёша попытался принять тот суровый и мужественный вид, который только что вообразил: напряг скулы, стиснул кулаки и распрямил узкие плечи- и тут же скривился, сдавив невзначай ноющий волдырь ожога.
Ирина не обратила никакого внимания на его мимические попытки, прошла к машине, не глядя ни на мать, ни на мужа.
- Запирайте дом, Алексей. Мы уезжаем. - Елизавета Васильевна явно не собиралась посвящать его в подробности разговора с дочерью и в детали принятых (или отложенных?) решений.
- Но ведь… мы ведь еще… постройки… теплица, фундамент для бани… - залепетал Лёша вовсе уж невразумительно.
- Мы уезжаем, - повторила тёща с плохо скрытым презрением.
Если бы кто-то сказал этой высокой, моложавой, абсолютно спокойной женщине, что зять подозревает её в отравлении (его? этого слизняка?) - она смеялась бы долго, весело и искренне. Ну и возомнил зятек о себе; да чтобы растереть такого в порошок, достаточно одного слова и короткого взгляда - а потом хорошенько проветрить комнату…
* * *
С этим надо кончать. С этим надо кончать, - твердил Леша про себя два последних дня. Не конкретизируя, впрочем, с чем надо кончать: с такой вот непутевой семейной жизнью, с осточертевшим обществом тещи или с тем, кто живет в пруду. Наверное, он имел в виду всё сразу. Но начать решил именно с пруда.
Последняя попытка должна стать окончательной. Довольно. Хватит. Где бы ни была проклятая яма - в его мозгу или на дедушкином огороде - сегодня и сейчас он с ней покончит. Убьет всех таящихся на дне призраков и засыплет самосвалом песка, если надо - двумя самосвалами. А потом разберется и с другими проблемами. Пришло время.
Он поднес огонек зажигалки к кембрику, плотно набитому спичечными головками - в воде такая штука горит никак не хуже бикфордова шнура. Кембрик исчезал в недрах толстой трубы - корпуса старого автомобильного насоса. Чтобы снарядить это оружие возмездия, пришлось вспомнить все навыки пиротехника-любителя времен средних и старших классов (а нынешние, ха! - так вот не смогут, куда уж им, избалованы китайскими ракетами да петардами…).
Но основная убойная сила отнюдь не в насосе, он только должен привести в действие главное оружие - плотно забитый, загерметизированный корпус с четырех сторон сжимали крутые бока здоровенных, двадцатипятилитровых бутылей толстого стекла. Бутылей с концентрированной серной кислотой - центнер с лишним чистого олеума. Или не олеума? С химией у него в школе обстояло еще хуже, чем с геометрией, но не надо быть Менделеевым, чтобы понять: такая доза убьет и растворит всё, что угодно. И кого угодно.
Как он дрожал, покупая эти четыре бутыли! Почему-то Лёша считал, что такое количество кислоты может понадобиться частному лицу для одной-единственной надобности: растворить в ванной и спустить в канализацию нечаянно образовавшийся в собственной квартире (всякое в жизни бывает!) криминальный труп… Надо думать, менеджеры фирмы "Балт-Реактив" придерживались схожих жизненных принципов - и наотрез отказывались продавать кислоты частным лицам.
По счастью, почти на каждом рынке есть неприметный ларечек с надписью: "Печати, штампы, бланки". Приобретенную там за смешную сумму доверенность несуществующей фирмы Леша протягивал дрожащей рукой и заказывал товар прерывающимся голосом. Казалось, где-то под столом сработает потайная кнопочка, и суровые парни в камуфляже поволокут Виноградова А.Н. на предмет выяснения причин потребности в таком количестве убийственной жидкости… И он (а что еще делать?) пригласит их на берег маленького такого, но оч-чень уютного водоёма…
Обошлось. И через весь город кислоту он довез без приключений.
…Содержимое кембрика вспыхнуло, огонь пополз внутрь пластиковой трубки, выбрасывая наружу искры и вонючий сизый дымок - "раз…" сказал про себя Лёша и поспешил (стараясь, однако, не слишком топать) к другому, снабженному противовесом, концу деревянной конструкции, отдаленно напоминающей не то самый древний из шлагбаумов, не то журавль над деревенским колодцем.
Старина Архимед не подвел, закон рычага сработал без осечки - чудовищный заряд, раза в полтора тяжелее своего создателя, осторожно проплыл по воздуху и застыл над самой серединой пруда; аккуратно, без плеска, коснулся поверхности и медленно погрузился почти полностью, над поверхностью торчал лишь дымящийся кембрик.
"Двенадцать… тринадцать…" - дрожащей рукой Лёша выдернул заранее воткнутый в дерево конструкции скальпель. Полоснул по натянутому струной нейлоновому шнуру - тут же, не ожидая падения на дно заряда и реакции на это тех, кто сидел в пруду, - бросился бежать. Не в слепой панике, как в прошлый раз, - заранее выбранным и выверенным маршрутом.
Оказавшись в безопасном удалении, выглянул из-за угла сарая, продолжая отсчитывать секунды. Сработало на тридцать пятой.
Пуф-х-х-х!!!
Не очень эффектно, взрыв сквозь толщу воды донесся негромким глухим хлопком, но бутыли он наверняка разнес, и Лёша знал - сейчас там, у дна, царил ад.
Поверхность вздулась огромным пузырем, потом вздыбилась концентрическими кругами - может, действительно на дне подыхал кто-то большой, а может, просто затихала ударная волна взрыва - отсюда, издалека, разобрать оказалось трудно. Но скоро всё успокоилось - ни единой капли не выплескивалось над зелеными берегами…
Вот и всё.
Так просто. Больше в пруду никто не сидит. Можно зарывать. Ничего и никого живого в этой луже теперь нет. Поделись улыбкою своей - дурацкая песенка крутилась в голове победным маршем.
Лёша улыбнулся - именно так, как не получилось у него в субботу на глазах у жены. Ну, с женой и тещей разговор еще будет…
Выждав для гарантии несколько минут, он направился к пруду неторопливой и уверенной походкой человека, хорошо сделавшего главное и трудное дело…
…Он не ошибся - действительно, ничего живого в пруду не уцелело, а что уцелело - в мучениях издыхало. Но главного Лёша никак не ожидал - пруда как такового тоже не осталось.
Воронка - без воды. Крутые склоны покрыты липкой грязью. Там бьются умирающие, с разъеденной чешуей и выжженными глазами рыбы (надо же, водились ведь и вполне крупные!) - разбрасывают в стороны брызги ила и воды, ставшей внезапно такой жгучей и ядовитой. Одни из рыб замирают навсегда, другие скатываются вниз, на дно… нет, дна у воронки не осталось (или никогда не было?), вместо него- ровный, чуть больше метра в диаметре, круг бездонного на вид провала. Или норы. Или шахты. Или дыры, ведущей непонятно куда и непонятно зачем…
Это куда же я прожег… - оторопело подумал Лёша, затрудняясь определить, что именно он прожег. И тут пришел звук, пришел оттуда, снизу, из глубин дыры, - звук напоминал шкворчание масла на раскаленной сковородке… Если вылить цистерну масла на сковороду с футбольное поле размером.
Бежать!!! - Команда мозга не успела дойти до мышц, все произошло слишком быстро.
В верхней, кое-как освещенной дневным светом части шахты возникла бурлящая, пузырящаяся масса. Не вода, воды в этой жиже было мало - слизистое, неоднородное месиво. Казалось - там мелькают в безумном танце и извивающиеся куски чего-то еще живого, и только что ставшего мертвым, и бывшего мертвым всегда - а может, это лишь казалось. Долго рассматривать не пришлось - чудовищная пушка выплюнула чудовищный заряд. Кошмарный гейзер взлетел над воронкой и тут же опал. Горячая, обжигающая слизь хлынула во все стороны.
Возвращаются назад не только улыбки. Заряды кислоты - тоже.
…Наверное, он рефлекторно успел прикрыть лицо ладонями… или очки спасли глаза… - и Лёша продолжал видеть, несмотря на дикое жжение на лице и руках, залитых кипящей грязью. Инстинктивно рванулся туда, где виделось спасение - к бочке, к старой железной бочке с дождевой водой - скорей окунуться, скорей смыть проклятую гадость, разъедающую одежду и кожу…
До бочки десяток шагов, не больше, но ему казалось, что бежит целую вечность - земля то уходила вниз, то резко бросалась навстречу. Ноги подкашивались, как после непомерной дозы спиртного. Он рухнул на четвереньки, продолжая попытки доползти, добраться, ничего не получалось, и тут сошедшая с ума земля нечаянно помогла - вздыбилась, опрокинула бочку навстречу.
Он жадно нырнул в хлынувший благодатный поток, на секунду позабыв обо всем, что творилось вокруг, - смывал ядовитую слизь и срывал расползающуюся под руками одежду, спасительная река иссякала, он зачерпывал уже с земли жидкую грязь, втирая её в горящее огнем лицо, но это была целительная грязь, спасающая, умеряющая невыносимое жжение…
Когда он наконец смог взглянуть вокруг? - кто знает, секунды не исчезли, просто потеряли всякое значение… - но кипевшее буйство неведомых сил всё еще продолжалось… Сначала в глаза бросились последствия землетрясения (землетрясения? - да чёрт его знает, он никогда не попадал в землетрясения, но ничего иного на ум не приходило, да и некогда ломать голову).
Вставшая дыбом земля, столь удачно опрокинувшая бочку, так и осталась вздыбленной - в виде вала, покрытого глубокими трещинами и разрывами дерна, широкого и невысокого вала - больше всего увиденное напоминало след исполинского, со слона размером, крота, проползшего у самой поверхности.
Вал проходил как раз под старым домом - точнее под той грудой обломков, что осталась от него и от сарая; лишь на отшибе, чуть в стороне, как гнусная издевка стояла совершенно целая дощатая уборная… Плодовые деревья, по корням которых прошел вал, наклонились в разные стороны, два огромных старых тополя у дороги рухнули; асфальт проезжей части вспух неровными, словно обгрызенными, плитами… Там же, у выкорчеванной колонки, бил из разорванной трубы чистый и звенящий родник…