- И каково же оно?
- Единение в духе.
- Звучит устрашающе.
Он еле заметно раздраженно вздрогнул:
- Возрождение душевной силы.
Я кивнул, словно сверяясь со списком.
- Обуздание земной тавматургической потенции.
Это звучало в самом деле внушительно, хотя черт его знает, что означало. Я почувствовал, что хорошо бы спросить.
- Если не пройти через все ступени синерджистского развития, - сказал Майкрофт, отвечая на мой вопрос, - то нет надежды понять это. Например, вы допускаете, что огромные источники энергии валяются прямо у нас под ногами?
Я уловил беспокойство на лицах остальных присутствующих, но Майкрофт сохранял невозмутимость.
- Конечно, - ответил я. - Все признают, что в земле заключены колоссальные энергетические ресурсы. В этом предположении нет ничего удивительного.
- Я говорю о гораздо более тонкой, неосязаемой энергии, Майк, но такой же реальной. Нематериальной, но безграничной по своим запасам. И мы, человечество, почти - почти - забыли, как пользоваться этой силой.
Познание себя, единение, возрождение, потенция, тавматургическое (тавматургическое?), неосязаемое, невещественное (всегда хорошее), а теперь, конечно, человечество - все эти глубокомысленные (и типичные) слова вы найдете в книгах по религии или оккультизму, они звучат прекрасно, но заставляют почесать в затылке, потому что не понимаешь, о чем же, собственно, идет речь.
- Вы окончательно меня запутали, - прямо сказал я.
Майкрофт снова улыбнулся бесящей меня улыбкой, и я подумал, что мое тупое непонимание явилось для него облегчением, как будто из-за моих провокаций он слишком о многом проговорился, а теперь может снова отступить. Очевидно, его философию полагалось принимать гораздо меньшими дозами.
Но Мидж оказалась более настойчивой.
- И подобным образом вы сумели так быстро вылечить Майка - слив свою волю с этой особой силой? Силой духа, Божественного Духа, о котором вы упоминали?
Я отхлебнул вина.
- Ах, такая молодая и такая догадливая! - по-отечески похвалил ее Майкрофт. - Но это не совсем так. Человеческая воля может быть и сама по себе очень могучей.
Мидж как будто растерялась, и мне захотелось быть к ней поближе. Я подумывал, как она отнесется, если я предложу гостям пройтись.
Что-то ударилось снаружи об окно - возможно, птица, а возможно, потерявшая ориентацию летучая мышь, - и Кинселла расплескал свое вино. Он и его друзья повернулись к окну, но Мидж по-прежнему не спускала глаз с синерджистского лидера.
- Когда мы... когда мы разговаривали раньше, на прошлой неделе в Храме, вы сказали мне, что наш индивидуальный дух не теряет своего потенциала, даже если тело умирает и даже если духом пренебрегали во время жизни тела.
Он медленно кивнул.
- И вы говорили, что мы, мы сами можем добраться до душ этих умерших.
- Под руководством, - сказал Майкрофт. - Но к чему такая боязливость? Почему вы так боитесь сказать вслух о своих надеждах? Мы говорили о ваших родителях, и я заверил вас тогда, что душ их можно коснуться. Эта часть человека никогда не умирает.
- Так вы поможете мне?..
- Мидж! - Я не хотел, чтобы она продолжала.
- Нет, Майк. Если это возможно, то я этого хочу. Больше всего! - Она снова повернулась к Майкрофту.
- И что это даст? - спросил я. - У тебя только еще больше будет разрываться сердце, разве ты сама не понимаешь?
- Я понимаю вашу заботу о Мидж, - прервал меня Майкрофт. - И именно из-за вашей любви к ней вы должны поддержать ее в этом. Я вижу, вам известно, что она ощущает глубокую потребность помириться со своими родителями.
- Помириться? - Я посмотрел на Мидж, и она потупилась.
Майкрофт тоже наблюдал за ней. Он приоткрыл рот в беззвучном вздохе понимания, потом снова откинулся в своем кресле.
- О чем это вы?.. - Я наклонился и взял Мидж за подбородок, заставив посмотреть мне в лицо.
- Майк, я...
Она отвернулась.
- Вам будет легче, если отвечу я? - проговорил Майкрофт. - Я не знал, что вы не доверили свои переживания Майку, но теперь понимаю. Иногда легче открыться сочувственному незнакомцу, чем любимому человеку.
- Мидж, если есть что-то, что я должен знать, я бы предпочел узнать это от тебя, - настаивал я. - И лучше бы мы были при этом наедине.
Джилли прижала руку Мидж своей, и тут заговорил Кинселла:
- Все это звучит гораздо драматичнее, чем есть на самом деле, Майк. По нашему мнению, чувство вины у Мидж не имеет под собой основания, но его нужно раскопать и выбросить, пока оно не нанесло действительного вреда Мы можем помочь ей в этом.
- Вины? Что вы болтаете? - Я оглядел их в замешательстве, в раздражении и довольно злобно.
Мидж резко повернулась ко мне и руками вцепилась мне в ноги.
- В тот день, когда хоронили отца, когда я оставила маму одну дома - я знала, Майк, я знала, что она наложит на себя руки! Она много раз говорила об этом, еще до его смерти, ей была ненавистна мысль, что она обуза для нас обоих. Когда он умер, мысль о самоубийстве все больше и больше поглощала ее, она думала об этом день и ночь! Но спокойно, без истерики, без эмоций. Она была такой грустной, Майк, но никогда не позволяла себе жалеть себя. И беспокоило ее только одно: что своей немощью она губит мою жизнь! И когда в то утро я оставила ее одну - одну в холодном, пустом доме! - я чувствовала это так сильно, так мощно, но не вернулась. И не попыталась остановить ее!
Я неистово замотал головой.
- Ты не могла знать, что она покончит с собой, Мидж. Да, ты могла что-то заметить, поскольку она была так отчаянно несчастна и страдала от физической боли, но ты не протянула ей те таблетки, ты не завязала ей на голове тот пластиковый мешок! Не могу поверить, что все эти годы ты обвиняла себя.
- Я понимала, что, возможно, удобный случай мог подтолкнуть ма...
- Возможно! Это не то же самое, что знать наверняка. Это был ее выбор, как ты не понимаешь!
Да и ради Бога, что было в этом плохого? Тебе не кажется, что твоя мать достаточно настрадалась? Все, что она сделала, - лишь проявила к себе немного милосердия.
- Это не так просто.
- Ничто не бывает просто. Но даже если ты так чувствовала свою вину, почему ты пошла к этим людям и рассказала им? Господи, Мидж, что было плохого в том, чтобы рассказать мне?
- Я крепилась... Я слишком долго крепилась. - Она еще крепче сжала мои ноги. - Это знание никогда так тяжело не давило на меня до последнего времени, Майк. Только поговорив с Майкрофтом, я поняла, что эта вина таилась во мне так долго.
Друг Майкрофт. Я холодно посмотрел на него.
И получил некоторое удовлетворение, заметив, что он действительно заволновался. Я тогда ошибочно заключил, что он начинает опасаться моего гнева.
И тем не менее у него хватало слов.
- Я просто хотел понять природу глубоко укоренившейся в Мидж печали и, возможно, разрешить ее внутренние сомнения. Разве вы не видите, что ей нужно наше руководство?
- Я вижу, что вы заставили ее поверить в это. Все, что ей нужно, она получит от меня.
- Это не та помощь, какую можем оказать мы.
Он отвлекся, оглядев комнату.
- Что вы можете? - отрезал я. - Спиритический сеанс - этим вы поможете ей?
- У нее уникальный дар...
Его голос затух, когда раздался чей-то стон. Нейл Джоби на полу разодрал воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха. В комнате было душновато но не до такой степени.
- Майк, ты неправильно его понял, - сказала Мидж, искренними глазами смотря на меня. - Синерджизм - это ответ, если правильно применить его. Если...
- Боже, ты действительно влипла в это дерьмо!
Она отпрянула, словно я ударил ее.
Я поскорее изменил тон:
- Выслушай меня: если бы в тебе и было чувство вины за смерть матери, то вина-то минимальна. Боже, я знаю тебя лучше всех, и ты никогда не скрывала от меня эту историю. А этот тип... - я ткнул пальцем в Майкрофта, - заставил тебя преувеличить в душе твою вину. Разве ты не видишь, как он действует? Тут нет ничего нового - большинство религиозных безумцев давят на чувство греховности у людей, которое сами же и вызывают.
Но Мидж мотала головой, отказываясь слушать.
- Ты ошибаешься, - повторяла она - Ты ошибаешься...
Что-то заставило меня взглянуть на Майкрофта, и я уловил в его улыбке торжество. Но тут же он привычно изобразил дружелюбие, словно прощая меня за глупость.
- Сукин сын, - спокойно проговорил я.
Фужер опрокинулся, и по ковру разлилось вино.
Кинселла посмотрел на пятно, а потом на своего лидера и ментора.
Но и Майкрофт уже не выглядел таким уверенным.
Окна дребезжали, и теперь внимание всех обратилось к ним. Я заметил, что Джоби смертельно побледнел и по-прежнему задыхается.
Наверху заскрипели стропила.
Резкий звук так напугал Джилли, что она вскочила и посмотрела на потолок.
- Снаружи сильный ветер, - сказал я, не чувствуя к ней особой враждебности.
Но Джилли словно не была в этом уверенна.
Я указал Майкрофту на Джоби:
- Надеюсь, он не заблюет ковер.
Теперь и входная дверь за прихожей затряслась в раме.
Майкрофт встал, подошел к младшему товарищу и положил ладонь ему на лоб. Он что-то тихо пробормотал, но как я ни силился, не смог разобрать ни слова.
Джоби шумно прокашлялся и нашел в себе силы подняться на колени. Кинселла, сам трясясь, подхватил своего друга сзади и помог встать.
Даже Джилли покачивалась.
Майкрофт расположился перед Мидж и рассматривал ее, теперь чуть прикрыв глаза. Неужели действительно это лицо когда-то показалось мне кротким? Гадким его сделали не только тени, но и само выражение. Проявился мистер Хайд.
Его медленные слова, произнесенные тихим голосом, пронизывали:
- Помни, мы помогли вам. Поверь в возрождение духа, пойми, что для человеческой воли существует мало барьеров.
Я бы не удивился, если бы он протянул ей свою визитную карточку.
Майкрофт оторвал глаза от Мидж и осмотрел комнату еще раз, задержавшись на окнах, а затем возобновил осмотр, его глаза не пропускали ничего.
До нас донесся другой звук, он шел откуда-то сверху - приглушенный стук, почти что легкая вибрация, то учащающаяся, то замедляющаяся, то более громкая, то затихающая.
Бешеное хлопанье крылышек.
Поняв, откуда исходит шум и кто его производит, я занервничал вместе с гостями.
- Майкрофт, - сказал Кинселла, и в его тоне слышалась мольба, - пора уходить.
Джоби, заметно обмякший, явно был согласен с этим. Казалось, у троих синерджистов иссякали силы, все трое очень побледнели.
Оконные рамы так сотрясались, что я подумал, они сейчас разлетятся. Теперь и я вскочил на ноги, и только Мидж продолжала сидеть.
- Я провожу вас, - сказал я.
Майкрофт обернулся ко мне, в его взгляде не было никакой враждебности, он просто оценивал.
- Вы не должны мешать ей, - сказал он.
- Чего я не пойму - почему вы так заинтересовались Мидж? - ответил я, невольно ощущая какую-то дрожь. - Вы всегда устраиваете такие происшествия, чтобы обратить нового члена?
Внешне его манеры были непринужденны, даже небрежны, но выдавали его глаза, которые все время бегали, стреляя туда и сюда, как у исследователя джунглей, ожидающего из зарослей отравленной стрелы.
Мидж, сгорбившись на диване и обхватив руками колени, проговорила:
- Может, вы прекратите говорить обо мне, будто меня здесь нет? Майк, существуют вещи, которые тебе неинтересны и в которых ты ничего не понимаешь, так что, пожалуйста, не вмешивайся. Эти люди - мои друзья, наши друзья, и они заботятся о моем душевном спокойствии.
- А я, думаешь, не забочусь?
- Так покажи это! Помоги мне!
- Мы поговорим об этом, когда они уйдут, - проговорил я с большим спокойствием, чем ощущал.
- Да, поговорите, - сказал Майкрофт, снисходительный ублюдок. - Майк имеет право на собственное мнение. Нетрудно понять его скептицизм, учитывая плохую рекламу и предубежденность, которые навлекают на себя секты, подобные нашей. Как они ни искажают истину, многие наши члены мирятся с этими предрассудками и терпимы к ним. Мы научились терпению.
Но мое терпение иссякло. Я подошел к двери и встал там с недвусмысленным предложением.
Майкрофт улыбался, но я видел в его улыбке жестокость. Он нагнулся к Мидж и коснулся ее лба, как раньше проделал это с Джоби.
Бешеное, хотя и приглушенное хлопанье сверху было трудно не замечать, и в комнате стало вдруг очень жарко и душно, несмотря на ветер на улице, который чуть не высаживал окна.
Я резко обернулся, когда входная дверь за прихожей вдруг затряслась на петлях и запорах.
Встревоженный, я попятился, но синерджистов это вывело из оцепенения. Трое младших членов сбились вместе, и Майкрофт жестом скомандовал им следовать за ним. Они прошли мимо меня, как отряд скаутов, спешащих домой, Кинселла и Джилли поддерживали Джоби. Я не без удовольствия заметил, что даже их вожак слегка увял в душной атмосфере.
Летучие мыши в мансарде к этому времени совершенно обезумели, и я подумал, что причиной их беспокойства мог быть странный шторм, пронесшийся под навесами крыши и создавший на чердаке вихрь. Мне казалось, что я слышу слабый писк, но отнес это на счет разыгравшегося воображения.
Майкрофт задержался у двери в прихожей, и на мгновение я подумал, что он собирается выйти через нижнюю дверь, но он обернулся к Мидж и проговорил:
- Я готов быть твоим союзником в любое время, когда понадоблюсь, когда ты найдешь в себе мужество. А чтобы найти, нужно искать.
Она смотрела на него, маленькая, растерянная, ее руки по-прежнему обхватывали колени, но в ответ не сказала ничего.
Потом Майкрофт прошел в прихожую и без колебания дернул входную дверь. Дверь открылась.
Я ожидал, что сейчас внутрь ворвется шквал, и приготовился. Но ничего не было. Даже легкий ветерок не пошевелил мои волосы.
Майкрофт шагнул в ночь, остальные столпились у него за спиной, словно боясь отстать, а я поспешил к двери, чтобы запереть ее. Но прежде, чем сделать это, я посмотрел, как гости преодолевают каменные ступени; темнота замедляла спуск. Не предвидь я вызванных этим для меня же самого неудобств, я бы пожелал, чтобы хоть один из них упал и сломал ногу.
Синерджисты скрылись за поворотом, и я немного расслабился, более чем довольный, что не вижу их больше. Но удивленно моргал в темноте, не понимая, как все так быстро успокоилось. Насколько я мог видеть, не шевелилась ни травинка, не колыхался ни листочек. Воздух был мягок и свеж, было приятно дышать.
А когда я снова вошел в дом, заперев за собой дверь, то даже летучие мыши утихомирились - сверху не доносилось ни звука.
И только тяжелый, затхлый запах тревожил меня.
Призраки
Но это было еще не все в ту ночь.
Когда позже я проснулся, в спальне было очень темно, тени смешались между собой, и некоторые части мебели стали больше, чем были на самом деле, превратились в зловещие силуэты, которые не просто замерли, а словно затаились.
Мидж сидела на кровати рядом, и меня разбудило то ли ее движение, то ли созданное ею поле напряжения, потому что она не прикасалась ко мне и не звала.
Меня охватила тревога, и, не таясь, я приподнялся на локте. Когда я прикоснулся к Мидж, ее рука была одеревеневшей и неподатливой, а кожа покрыта пупырышками.
- Что случилось? - прошептал я настойчиво, сам не понимая, почему шепчу.
Мидж ответила не сразу.
Я потянулся к выключателю на лампе, но Мидж меня остановила.
- Они были здесь, - прошептала она. - Ах, Майк, они были здесь.
Я повернулся к ней и в темноте схватил за плечи.
- Кто был? О чем ты?
Она задрожала в моих руках.
- Я чувствовала их обоих. - В ее шепоте слышался какой-то неуверенный трепет. - Я чувствовала, что могу протянуть руку и потрогать их. Они были здесь, в этой комнате.
- Мидж, о ком ты, черт побери?
Я услышал, что она плачет, но когда заговорила снова, в ее голосе не было печали.
- Мама... и отец. Они пытались что-то сказать мне. Им нужно, понимаешь?
Я прижался к Мидж, и моя кожа тоже покрылась пупырышками.
День рождения
Наутро я проснулся не сразу.
Все еще с мутью в голове, я повернулся на бок, чтобы прижаться к Мидж. Но ее не было.
Приподняв тяжелые, как гаражные ворота, веки, я скосил глаза, чтобы убедиться в том, что уже сказало прикосновение (или отсутствие такового). Дальнейшие мысли потекли более лениво, им понадобилось время, чтобы собраться, но воспоминания о предыдущей ночи и о случившемся после ухода Майкрофта наконец прогнали последние остатки дремоты.
Я повернулся на спину и уставился в потолок. Холодный свет дня и все такое прочее: тревожные эпизоды ночи, оба, теперь казались нереальными. По размышлении не создавалось впечатления, что синерджисты представляют серьезную опасность; я хочу сказать: и я, и Мидж не настолько наивны, чтобы попасть под их влияние, мы не дети, чтобы воспринять этот смехотворный культ. Мы взрослые, и нам не так просто что-то внушить. И все же Майкрофт не на шутку охмурил Мидж, это не вызывало сомнений, и я понял, что этот человек не так прост, что при первой встрече я недооценил его харизму. Может быть, это и способствовало совращению - его заурядность, отрицающая всякую возможность шарлатанства.
После его довольно-таки позорного отбытия прошлой ночью Мидж и я были слишком взвинченны, чтобы спокойно обсудить происшедшее и к чему оно может привести. Когда я еще раз повторил, что в самом Грэмери происходит что-то неладное, Мидж сказала, что слишком устала для дальнейших препирательств и ложится спать.
Я пошел за ней, призывая посмотреть на вещи здраво (здраво? То, на что я предлагал посмотреть, мне самому казалось безумием!), но она не захотела. Назвала меня зашоренным. Это действительно вывело меня из себя - ведь именно она-то и не хотела видеть все чудеса, происходившие вокруг нас! Взять хотя бы эту ночь с воющим ветром, сотрясавшим весь коттедж, с летучими мышами, устроившими бурю в мансарде, - и все улеглось, как только Майкрофт открыл дверь, чтобы уйти. Возникает вопрос: а был ли ветер-то? Может ли ночная буря так мгновенно затихнуть? А посмотреть, как это место влияет на синерджистов! Боже, Джоби чуть не грохнулся в обморок прямо у нас на глазах, а Кинселле уже второй раз пришлось бежать из Грэмери. Я продолжал, и продолжал, и продолжал еще, пока в конце концов сам не выбился из сил. Я вывалил все: и загубленную картину, и галлюцинации Боба - и мои галлюцинации, Боже! - исцеление дрозда, доверчивость птиц и зверей, очевидное возрождение сада. Даже нашу головокружительную любовь (до недавнего времени), даже великолепный пейзаж на мольберте (пока он не был погублен) и даже мою вдохновенную игру на гитаре. Я вытащил на свет все, что мог припомнить.
Но это было все равно что говорить с зомби. Мидж ничего не желала знать.