Рассматривая альбом, я почувствовал себя окончательно сбитым с толку. Я не понимал, к чему мне все это. И в то же время, разглядывая изображения воинов, ряды маленьких фигурок с чеканными жесткими профилями, с мечами и щитами в руках, я понимал, что рисунки эти навсегда останутся в моей памяти. Не зная, что сказать, я хранил молчание.
– Думаю, каменный круг был местом, где пикты поклонялись своим богам. Черт с ним, со Стонхенджем. Впрочем, как знать. Не исключено, что каменный круг воздвигли племена, о которых нам почти ничего не известно. Не исключено даже, что это дело рук маленького народа.
– А кому сейчас принадлежит долина? – поинтересовался я.
На этот вопрос мой собеседник не мог ответить с уверенностью. Он сообщил лишь, что земли были очищены по распоряжению правительства Англии, а их несчастных, едва ли не умиравших от голода обитателей переселили в иные места – как утверждали, ради их же блага. Конечно, все это было прискорбно. Весьма прискорбно. Кстати, многие местные жители переселились в Америку, заметил профессор и поинтересовался, не доводилось ли мне слышать что-либо об изгнании горцев. Я заверил его, что ничего не знал об этом трагическом эпизоде.
– Я рассказал вам все, что знал сам, – завершил профессор свою речь. – К сожалению, больше ничем помочь не могу. Не скрою, мне хотелось бы располагать более полными сведениями.
– Вы непременно получите такую возможность. Я предоставлю в ваше распоряжение средства для дальнейших исследований, – пообещал я.
Потом я попросил профессора сопровождать меня в Доннелейт. Однако новый мой знакомый наотрез отказался, объяснив свой отказ тем, что прогулки по горам ему давно уже не по силам.
– Я люблю эту долину, – сказал он. – Но в последний раз я был там много лет назад, с одним из агентов амстердамского ордена, человеком блестящего ума и самой широкой образованности. Звали его Александр Каннингем. Разумеется, он оплатил все расходы, связанные с нашим путешествием. Мы провели в долине целую неделю. Не скрою, мне порядком там надоело и я был рад вернуться к цивилизации. А во время прощального обеда, состоявшегося здесь, в моем доме, между нами произошел довольно странный разговор.
"Вы нашли наверху то, что искали?" – поинтересовался я у Каннингема.
"Нет, не нашел, – ответил он. – И благодарю за это Бога, если только он существует".
С этими словами он вышел, но потом вдруг вернулся.
"Позвольте дать вам один совет, дружище, – сказал он, пристально глядя мне в глаза. – Помните, что все легенды, связанные с горной долиной, следует принимать всерьез. А еще помните, что история замка Гламз – не повод для шуток. Маленький народ по-прежнему живет в горной долине и, если в том будет надобность, вполне может созвать ведьм на шабаш".
Естественно, я осведомился, о какого рода надобности может идти речь. Но на этот мой вопрос Каннингем ответил молчанием. Мне показалось, он и сам этого не знал.
– А что за история замка Гламз?
– О, видите ли, над семьей Гламз тяготеет проклятие. И когда они рассказывают о нем новому наследнику, он навсегда утрачивает способность улыбаться. Об этом немало написано. Когда-то я и сам побывал в замке Гламз. Так вот, возвращаясь к тому ученому из ордена Таламаска… Он, знаете ли, поразил меня своим усердием и научным пылом. Мы с ним неплохо провели время в долине, любуясь луной.
– Однако пресловутый маленький народ вам увидеть не удалось?
Профессор долго молчал.
– Признаюсь, кое-что любопытное я все-таки видел, – наконец заговорил он. – И уверен, это были не эльфы. В какой-то момент на опушке леса появились крошечные мужчина и женщина, довольно уродливые на вид. Похожи на тех бедолаг, что просят милостыню на улицах. Когда я рассказал об этом моему другу из Таламаски, он был просто вне себя. Страшно досадовал, что не видел их собственными глазами. Но, увы, больше они ни разу не показались.
– Однако вы-то их все же видели! Так, значит, выглядели они ужасающе?
– Откровенно говоря, это зрелище заставило меня содрогнуться. – Профессор тряхнул головой, словно отгоняя неприятное воспоминание. – Не слишком-то я люблю об этом рассказывать. Поймите, друг мой, для нас эльфы отнюдь не те забавные безвредные создания, какими их принято считать. Они демоны природы, духи лесов и лугов, могущественные, опасные, способные на жестокую месть. Поверьте мне на слово, в той горной долине вспыхивают по ночам таинственные огни. Они то и дело вдруг, без всякой на то причины, загораются у самого горизонта. Я желаю вам успеха, однако вынужден, к сожалению, отказаться от чести сопровождать вас в этой экспедиции. Тем не менее я буду счастлив оказать вам посильную помощь и немедленно приступлю к поиску и сбору всех материалов, которые могут вас заинтересовать, дабы предоставить их в ваше распоряжение.
Тепло простившись с профессором, я отправился домой, в нашу прекрасную квартиру в Новом городе.
Мэри-Бет еще не вернулась. В полном одиночестве я сидел в гостиной, располагавшейся между нашими спальнями, потягивал шерри и записывал все, что мне удалось запомнить из рассказа профессора. В комнатах было прохладно. Я не сомневался, что изрядно замерзну в горной долине, и все же должен был туда отправиться. В том, что неведомый святой и загадочный маленький народ, обитающий в горах Шотландии, связаны между собой, я был уверен.
Вокруг стояла тишина. И вдруг мною овладело знакомое ощущение. Я понял, что Лэшер близко. Он был здесь, в комнате, совсем рядом со мной. И он читал мои мысли.
– Ты здесь, любимый? – беззаботно спросил я, записывая последние слова.
– Значит, теперь тебе известно имя, – раздался в моем сознании безмолвный голос.
– Да, Петир ван Абель. Но имени святого я по-прежнему не знаю.
– Петир ван Абель, – неспешно повторил он. – Я помню Петира ван Абеля. Петир ван Абель видел Лэшера.
Судя по всему, дух пребывал в спокойном и задумчивом настроении. Беззвучный его голос звучал четко и был красив, как никогда.
– Расскажи мне о нем, – попросил я.
– Я расскажу тебе о нем на священном каменном круге, – пообещал дух. – Мы отправимся туда вместе. Я все время пребываю там. И ты должен пойти туда.
– Ты все время находился там, в горах? Но как это понимать? Значит, ты мог быть там и одновременно с нами?
– Да, – последовал ответ, сопровождаемый тяжелым вздохом. Но мне показалось, что сам он далеко не уверен в истинности своего утверждения. Судя по всему, это было нечто выходившее за пределы его понимания.
– Не упрямься, дух, скажи мне, кто ты такой? – взмолился я.
– Лэшер, вызванный Сюзанной, ведьмой из горной долины, – с готовностью сообщил он. – Ты меня знаешь, Джулиен. Я так много для тебя сделал.
– Скажи мне, дух, где сейчас моя дочь, Мэри-Бет, – потребовал я. – Надеюсь, ты не бросил ее на произвол судьбы в этом паршивом городе? Сам знаешь, она способна на рискованные затеи, которые могут завести слишком далеко.
– Позволь напомнить тебе, Джулиен, что все ее затеи на редкость разумны. Однако сегодня я оставил ее, дабы позволить ей потешить собственную плоть, а не разум.
– О чем это ты?
– Она нашла красивого молодого шотландца, который достоин стать отцом новой ведьмы.
Услышав это, я буквально впал в бешенство и как ужаленный подскочил на месте.
– Говори, где Мэри-Бет? – взревел я.
А в следующую секунду до меня донеслось ее беззаботное пение и звук ее легких шагов по коридору. Дверь отворилась, и Мэри-Бет появилась на пороге. Она была очень хороша: на щеках играл свежий румянец, волосы свободно рассыпались по плечам.
– Наконец-то я на это решилась, – радостно возвестила она, танцующей походкой подходя ко мне и целуя в щеку. – Почему у тебя такой дикий взгляд?
– Кто этот человек? – задал я встречный вопрос.
– Тебе не стоит даже думать о нем, Джулиен, – пожала она плечами. – Я никогда больше и не взгляну в его сторону. Ну, скажем… лорд Мэйфейр. Вполне достойное имя, не правда ли?
Некоторое время спустя, убедившись, что Мэри-Бет действительно беременна, мы отправили домой полное лживых измышлений письмо, где сообщили, что отцом будущего ребенка является некий лорд Мэйфейр из Доннелейта и что бракосочетание упомянутого лорда и Мэри-Бет состоялось в Доннелейте. На самом деле ни жениха, ни свадьбы, ни города не существовало.
Однако я забежал далеко вперед. Впрочем, должен отметить, в тот самый момент, как Мэри-Бет сообщила мне о произошедшем, я понял, что совокупление, на которое она решилась, обязательно будет иметь желанные последствия. По ее словам, избранник ее был истинным шотландцем – черноволосым, обаятельным, сладострастным и очень богатым. Что ж, подумал я, возможно, это не такой уж плохой способ выбрать отца своему будущему ребенку.
Обуревавшие меня чувства – боль, страх, ревность, стыд – я, конечно, всеми силами попытался скрыть от Мэри-Бет. Ведь мы с ней привыкли ни в чем не стеснять свободу друг друга. Я не хотел предстать перед ней косным и ограниченным ревнивцем, опасаясь, что она попросту поднимет меня на смех. К тому же мне не терпелось отправиться в Доннелейт.
Пока я рассказывал Мэри-Бет о том, что мне удалось узнать, наш преданный дух оставался в стороне и не вмешивался в нашу беседу. Воистину в ту ночь он пребывал в удивительно мирном и благостном настроении. Постепенно мы тоже успокоились. Но тут с улицы донеслись встревоженные голоса. Прислушавшись, я понял, что один из местных лордов только что убит.
Я не скоро услышал его имя, которое, впрочем, не сказало мне ровным счетом ничего. Кроме одного: я узнал, как зовут отца ребенка Мэри-Бет.
Однако вернемся в Доннелейт. Позвольте мне рассказать о совершенных там открытиях.
* * *
В горную долину мы отправились на следующий день, наняв две большие кареты. В одной разместились мы и наш багаж, в другой – несколько слуг, без помощи которых мы не могли бы обойтись в этом рискованном путешествии. Сначала мы двинулись на север, в Даркирк, где переночевали на постоялом дворе. Поутру мы продолжили путь уже верхо́м. Следом шли две лошади с поклажей. Нас сопровождали и двое местных жителей, тоже верхом.
Мы с Мэри-Бет обожали лошадей, и верховая прогулка по холмистой местности была для нас обоих истинным удовольствием. Лошадей мы выбрали превосходных, запасом провизии располагали вполне достаточным. Впрочем, вскоре почтенный мой возраст начал о себе напоминать: суставы предательски заныли, а конечности затекли. Проводники наши были молоды, так же как и Мэри-Бет. Все тяготы пути они переносили с легкостью. Мне приходилось страдать в одиночку, замыкая процессию. Однако окружавшие нас холмы, поросшие густыми лесами, радовали взор, небо над головой сияло чистотой и синевой. Красоты пейзажа заставляли меня забыть об усталости, и, несмотря на свои преклонные лета, я чувствовал себя счастливым.
Великолепие природы, которое нам довелось увидеть, воистину поражало воображение! Как прекрасна Шотландия! Но нам приходилось спешить, чтобы добраться до долины засветло. При этом двигались мы почти наугад. Когда я ощущал, что нам необходимо повернуть в ту или другую сторону, я сообщал об этом проводникам, и, как правило, мы полагались на подсказки моей интуиции. В полдень мы остановились на привал, перекусили и продолжали путь почти до самого заката.
Последние лучи солнца догорали в небе, когда мы прибыли в долину, точнее, оказались на склоне, ведущем в нее. Выехав из густых зарослей шотландских сосен, дубов и ольхи, мы очутились на горном выступе, откуда открывался вид на замок, стоявший над озером. Колоссальная каменная громада, зияя провалами окон, возвышалась над сверкающим зеркалом воды. А в долине нам удалось разглядеть высокие обветшалые арки разрушенного собора и простой, без всяких украшений, каменный круг. Вопреки разделявшему нас значительному расстоянию он был виден удивительно отчетливо.
Несмотря на то что сумерки сгущались с каждой минутой, мы решили продолжить путь. Зажгли фонари и двинулись вниз, минуя небольшие рощи. Вскоре мы оказались на травянистом ковре долины, однако не стали разбивать лагерь, а направились прямиком к развалинам города, точнее, к остаткам деревенских домов, некогда его окружавших.
Мэри-Бет выразила желание остановиться на ночлег непосредственно внутри языческого каменного круга. Но наши проводники-шотландцы решительно воспротивились этому. Более того, предложение Мэри-Бет привело их в негодование.
– Это колдовской круг, мадам, – заявил один из них. – Вам не следует здесь останавливаться. Можете не сомневаться, маленький народ отомстит тому, кто осмелится это сделать.
– Эти шотландцы такие же сумасшедшие, как и ирландцы, – усмехнулась Мэри-Бет. – С таким же успехом мы могли бы отправиться в Дублин. И тут и там только и разговоров что о ведьмах, гномах, эльфах и феях.
Услышав ее слова, я невольно содрогнулся. Теперь мы были в самом центре широкой долины. Деревня оказалась разрушенной до основания. Я понимал, что наши палатки и фонари будет видно издалека. И неожиданно мною овладело пронзительное чувство собственной беззащитности.
"Лучше бы мы поднялись наверх, к развалинам замка", – подумал я. И только в этот момент осознал главную причину своего беспокойства: за весь день дух ни разу не дал о себе знать. Мы не ощущали его близости, его прикосновений, его дыхания.
Чувство страха росло, становилось все острее и настойчивее.
– Приди ко мне, Лэшер, – прошептал я, неожиданно отчего-то испугавшись, что он покинул нас, дабы совершить нечто ужасное, причинить вред тем, кто был нам дорог. А что, если мы имели несчастье вновь вызвать его гнев?
Однако Лэшер откликнулся на мой зов, причем довольно быстро. С погасшим фонарем в руках я брел по высокой траве, с трудом переставляя одеревеневшие от долгой верховой езды ноги. И тут прохладный ветерок коснулся моего лица, а травы пригнулись к земле, образовав огромный круг.
– Я вовсе не сержусь на тебя, Джулиен, – услышал я его исполненный боли и страдания голос. – Мы на нашей земле, на земле клана Доннелейт. Я вижу то, что видишь ты. Это зрелище исторгает слезы из моих глаз, ибо я помню то, что некогда произошло в этой долине.
– Расскажи мне о том, что здесь случилось, – попросил я.
– Ты сам знаешь. Здесь стоял великолепный собор. Кающиеся грешники и недужные толпами приходили сюда, преодолевая все трудности нелегкого пути, дабы поклониться святой гробнице. Вокруг собора раскинулся город, где бурлила жизнь. И едва ли не во всех городских лавках продавалось изображение… изображение…
– О каком изображении ты говоришь?
– Не все ли равно? Я знаю лишь, что буду рожден вновь и уж никогда более не утрачу плоть. Знаю, что отнюдь не являюсь рабом истории. Скорее меня можно назвать рабом собственных устремлений. Ты понимаешь, в чем тут разница, Джулиен?
– Если тебе не трудно, выражайся менее туманно, – попросил я. – Это как раз тот случай, когда твои слова приводят меня в недоумение.
– Ты слишком чистосердечен, Джулиен, – заявил призрак. – Так и быть, постараюсь объяснить тебе. Прошлого не существует. Не существует вообще. Есть только будущее. И чем больше мы узнаем, тем сильнее убеждаемся в том, что благоговение перед прошлым – это всего лишь предрассудок. Ты делаешь все, что в твоих силах, дабы твоя семья процветала. И я тоже делаю все от меня зависящее. Я хочу, чтобы могущественная ведьма наконец даровала мне плоть. Ты хочешь, чтобы твои дети и дети твоих детей обладали богатством и властью.
– Да, это так, – ответил я.
– Это все. Больше ничего не существует. Больше нечего желать. И это ты привез меня сюда, в это место, которое я никогда не покидал, дабы я это понял.
Я стоял под темнеющим небом. Передо мной расстилалась огромная равнина, посреди которой возвышались руины собора. Слова призрака глубоко врезались мне в память, и я знал, что они останутся там навечно.
– Кто научил тебя этому? – спросил я.
– Ты сам и научил, – последовал ответ. – Ты и тебе подобные научили меня желать и стремиться к своей цели, вместо того чтобы горевать и сетовать на судьбу. А сейчас благодаря мне ты слышишь зов прошлого. Но это обманчивый зов.
– Это ты так думаешь, – возразил я.
– Нет, поверь мне, прошлое и в самом деле не имеет смысла, – изрек он. – Что проку в этих старых потрескавшихся камнях? Они ничего не значат.
– Позволено ли мне будет осмотреть собор? – спросил я.
– Конечно, – ответил он. – Если хочешь, зажги свой фонарь, чтобы лучше видеть. Но помни: тебе все равно не дано увидеть собор таким, каким видел его я.
– Ты ошибаешься, дух, – покачал я головой. – Всякий раз, когда ты входишь в меня, ты оставляешь мне частицу своих воспоминаний. Я уже видел этот собор многократно. Я видел, как верующие толпятся у его дверей, видел, как горят свечи, видел рождественские гирлянды из еловых ветвей, которыми украшены его стены…
– Замолчи! – резко оборвал он, и я ощутил, как он налетел на меня, подобно порыву ветра, и едва не сбил с ног.
Я опустился на колени. Жестокий порыв стих.
– Благодарю тебя, дух, – смиренно произнес я. Затем вытащил спичку, зажег ее, бережно прикрывая ладонью, и засветил фонарь. – Разве ты не хочешь рассказать мне о тех далеких временах?
– Я расскажу тебе о том, что вижу сейчас. Я вижу своих детей.
– Ты имеешь в виду нас? – осведомился я.
Но более он не произнес ни слова, хотя и последовал за мной сначала по высокой траве, потом по каменистой, ухабистой земле, чтобы оказаться наконец у развалин храма. Я остановился перед разрушенными арками некогда гигантского нефа.
Господи, сколь великолепен был этот собор в прежние времена! В Европе мне уже доводилось любоваться готическими храмами, подобными этому. Судя по круглым аркам и обильной росписи, создатели собора отнюдь не стремились к строгому соответствию канонам римского стиля; но, без сомнения, некогда это сооружение поражало своим величием и изяществом ничуть не меньше, чем знаменитые соборы в Шартре или в Кентербери.
– Но где же витражные окна? Неужели от всей этой красоты не осталось даже осколка? – прошептал я.
В качестве печального ответа порыв ветра пронесся по долине, пригнув высокие травы, а потом по разрушенному нефу, и я вновь ощутил его прикосновение, на этот раз полное ласки. Луна в небе поднялась еще выше, и звезды изливали на землю свой холодный свет.
Внезапно в самом дальнем конце нефа, там, где находилось круглое окно-розетка и возвышался лучше всего сохранившийся фрагмент арки, я различил зримое воплощение духа. Он показался мне невероятно громадным, темным и полупрозрачным. Он чернел подобно грозовому облаку на фоне неба и хранил безмолвие, то сжимаясь, то расширяясь вновь, а потом вдруг рассеялся без остатка, превратившись в ничто.
Перед моими глазами вновь было лишь ясное ночное небо, в котором сияла луна, а вдали виднелись силуэты поросших лесом гор. Повсюду царил покой, в воздухе ощущался холодок и какая-то особая, звонкая пустота. Мой фонарь горел ровно и ярко. Я был совершенно один. Развалины собора словно выросли, стали еще громаднее, и я ощутил себя карликом – ничтожным, никчемным и несчастным. Я опустился на землю и сел, подтянув к себе колени и опустив на них голову. Вглядываясь в темноту, я всей душой желал, чтобы мною вновь овладели воспоминания Лэшера.