Циклодол - препарат, снимающий побочные действия галоперидола. После приема циклодола наступает легкое опьянение, и многие из больных ухитряются не проглотить утром таблетку, приберегая ее "на потом", а после обеда принимают сразу две и получают "кайф". Таблетки циклодола стали здесь единицей обмена и взаиморасчетов. Не беда, что обслюнявленные "цикли" переходят изо рта в рот. Медперсонал об этом знает, но при выдаче лекарств больше контролирует прием галоперидола, поскольку имеет свою выгоду, участвуя в бартерных и денежных операциях с участием циклодола. Я как-то поинтересовалась у Магды, не отразится ли негативно на ее здоровье прием галоперидола без циклодола.
Магда хихикнула: "От "галочки" только цицьки хорошо растут!"
- Нет у меня ничего. Отстань, а то Божене скажу! - С Магдой иначе нельзя, если почувствует слабину, будет канючить целый день.
Она испуганно замолкает и отворачивается. Пользуясь этим, достаю иголку и быстро втыкаю ее в бедро. От острой боли, пронзившей чуть ли не до сердца, подскакиваю на месте и сжимаю зубы, чтобы не застонать. Это метод варварский, но весьма эффективный. В голове проясняется, словно я выпила чашечку крепкого кофе. Только постоянно ведя борьбу с отупляющим влиянием лекарств, мне удается оставаться самой собой.
Хочется вернуться в коридор, но наступило время "тихого часа" и появление в коридоре грозит отправкой в изолятор. А я им сыта до не хочу. Вытягиваюсь на кровати и даже не пытаюсь заснуть. Под подушкой лежат афоризмы Шопенгауэра из больничной библиотеки, но читать нельзя - это наказуемое нарушение больничного распорядка.
В левом углу палаты Галя вполголоса завела бесконечный диалог с собой, из которого не понять ни слова. У нее довольно редкое заболевание со звучным названием - болезнь Пика, проще говоря, атрофия мозга. Ей лет сорок, при прогрессирующем слабоумии она еще довольно прилично себя ведет, ей не требуется посторонняя помощь. Мне ее жаль: это заболевание чаще встречается у людей старшего возраста, а она далеко не старая женщина. Вначале, как только я поселилась в этой палате, ее невразумительное бормотание действовало мне на нервы, теперь привыкла. Галя - старожил палаты, дольше нее тут никто не находится. Ее соседки, пятидесятилетние сестры Лера и Кристина, - "маньячки". Это страшное на первый взгляд слово обозначает маниакально-депрессивный психоз.
Сон все не приходит, хотя ночами, как и большинство пациентов больницы, страдаю от бессонницы, вызванной регулярным приемом аминазина. Его аналог, но без такого побочного действия, - азалептин, можно достать у медсестер за деньги, но с финансами у меня проблема.
Лежу, бездумно устремив глаза вверх. Без сомнения, нейролептики влияют на мыслительный процесс, ведь, сколько ни пытаюсь, не могу найти ответ на злободневный вопрос, сформулированный еще русским классиком: "Что делать?"
Возможно, в этом виноваты не лекарства, а безысходность моего положения, зависимость от чужой воли? Как можно строить планы, не зная, сколько еще придется находиться в больнице? Удивительно, но я не чувствую особой ненависти к Вике, по чьей вине здесь оказалась. Она лишь исполнитель: Мануель воспользовался тем, что она ревновала Егора. Под влиянием препарата, который она подсыпала мне в кофе, я устроила дебош в кафе, несла чушь. Многое из того, что я наговорила, не контролируя себя, не было болезненным бредом. Но как иначе могли воспринять мои слова о том, что я путешествовала во времени и общалась со многими историческими личностями в Средневековье? И с вредоносными астральными сущностями "энерджи", внедряющимися в тела людей для достижения своих коварных целей? Неудивительно, что, придя в себя после нескольких дней безумия, я оказалась пациентом психиатрической больницы. Мне был поставлен диагноз: шизофрения с параноидальным бредовым синдромом.
За всем этим стоит мой бывший шеф - Мануель. Поскольку я желала выйти из-под контроля, он отправил меня в психиатрическую больницу, расположенную далеко от Киева, изолировав от друзей. Очень скучаю по Егору, Марте, подругам, друзьям, безумно хочется увидеться с ними. Вначале я не имела возможности подать им весточку о себе, а когда подружилась с медсестрой Соней, постеснялась это сделать. Не хочу, чтобы они увидели меня слабой, беспомощной, в окружении психически больных людей.
Чувствую, что впадаю в истерику из-за неопределенности будущего, с трудом подавляю ее. Время тут тягучее, как резина, болезненна его медлительность. До сегодняшнего разговора с лечащим врачом я надеялась, что еще немного - и меня выпишут, и не потребуется прибегать к чьей-либо помощи. Сейчас у меня такой уверенности нет.
Хоть и очень не хочется, необходимо позвонить Марте и рассказать о своем бедственном положении, попросить о помощи. Но разве она в силах мне помочь? Да и в чем помочь?
Сознание затуманивается, мысли путаются - это циклодол начинает действовать. Чувствую расслабленность и легкую эйфорию, веки тяжелеют, и я уже не в силах их открыть.
"Циклодол, циклодол, ты даришь сон!"
Чувствую, что-то очень важное прошло мимо моего сознания, но уже плыву, качаясь на волнах невидимого эфира в окружении разноцветных шариков.
- А-а-а! - орет над ухом женский голос, полный животного страха, и я, как пружина, подскакиваю на кровати.
На соседней кровати Магда, выпучив глаза, словно жаба, снова пронзительно вопит, и это вконец изгоняет из меня сон. В палате становится шумно: от такого крика только мертвый не проснется.
- Что с тобой? - интересуюсь на правах ближайшей к ней соседки.
- Э-э-э… - Магда блеет и стучит зубами, указывает дрожащей рукой на Любу, кровать которой стоит почти у выхода.
Та, проснувшись, приподнялась и испуганно смотрит в нашу сторону.
- Поясни толком, что случилось?!
- Э-э… Там был черт! - выдавливает из себя Магда.
- Что он там делал? - Не знаю, злиться или смеяться над ней.
- Он стоял над Любой и крестил ее.
- Ч-черт - крестил?! - Еще немного, и я расхохочусь. Хотя что тут смешного? "Лечение" привело к тому, что у меня бывают резкие перепады настроения. Когда это замечаю, стараюсь сдерживать эмоции.
- Теперь Люба умрет, - спокойно поясняет Магда и зевает.
Ее глаза вдруг делаются сонными, она не похожа на человека, который пару секунд назад орал как резаный.
В палату вбегает медсестра Божена, обводит всех ядовитым взглядом.
- Что случилось?! Почему не спите?!
- Магда черта увидела, - ябедничает Кристя.
- Она сказала, что я умру! - Дрожащая от страха Люба натянула одеяло чуть ли не до подбородка, видимо, рассчитывая, что оно убережет ее от нечистой силы.
- Успокойся, с тобой ничего не случится. - Медсестра поворачивается к Магде. - Если еще раз озвучишь свои фантазии, то отправишься в изолятор!
- Я в самом деле видела черта! Он парил над спящей Любой и черной волосатой рукой перекрестил ее.
- Какой он был: с рожками и хвостиком?
- Большой, черный, а лица не разглядеть. Хотите поклянусь, что так и было?
- Поклянешься, как иначе. Подымайся! Пойдем чертей изгонять.
- Не надо! Не хочу в изолятор! - визгливо кричит Магда.
- Мне позвать Степана?!
- Хорошо, я пойду с вами, Божена Ильковна. Вы ничего плохого мне не сделаете?
- Всем спать, тихий час еще не закончился! Магда, за мной!
Медсестра молча направляется к двери, а за ней с обреченным видом плетется Магда.
"Черт привиделся! Увлечение циклодолом и прочими подобными препаратами Магду до добра не доведет. В этом виноваты и ее сердобольные родственники, исправно снабжающие ее "карманными" деньгами", - думаю я, поворачиваюсь на бочок и неожиданно быстро засыпаю.
Неувядающая песня "Все могут короли" Пугачевой врывается победным маршем в сон, сообщая об окончании тихого часа. Для большинства больных наступает время ничегонеделания, и лишь немногие, в том числе и я, работают, причем только по желанию, - это так называемая трудотерапия. Есть группа, вырезающая замысловатые фигурки из старых газет, и группа, которая занимается стихосложением и рисованием. Я же тружусь на участке, примыкающем к больнице, бóльшую часть которого занимает старый сад. Нашу группу прозвали "огородники". Физический труд и возможность шесть раз в неделю бывать на свежем воздухе позволяют поддерживать себя в форме. Характерные последствия приема нейролептиков - ригидность конечностей, дрожание пальцев. Слава Богу, у меня этого нет.
К торцу больнички примыкает небольшой сад, деревья здесь посажены в форме буквы "п". Сад окружен с одной стороны старинной решетчатой оградой и с двух сторон - кирпичной стеной. Наше поле деятельности: три десятка старых фруктовых деревьев, почти не плодоносящих, и небольшой огород, снабжающий кухню овощами. Под руководством завхоза Яноша Давыдовыча я, еще три женщины и Рома из мужского отделения занимаемся прополкой, окучиванием, опрыскиванием и прочими сельхозработами. Я получаю удовольствие от физического труда, а еще эта работа навевает фантастические мысли о побеге.
Свобода рядом - надо только перелезть через трехметровую кирпичную стену. Не такая уж стена высокая, достаточно подкатить к ней садовую тележку и, подпрыгнув, подтянуться. Но легкость побега лишь видимая. Каким образом попасть в сад ночью? Бежать днем - безумие: поймают задолго до того, как успею добраться до села, через которое проходит автомобильная дорога и до которого четыре километра. Большинство младшего медицинского персонала - из окрестных сел, и маловероятно, что беглец из "дурдома" сможет рассчитывать на помощь и содействие их односельчан.
Сегодня у меня задание подвязывать помидоры, занятие это кропотливое и неспешное. Продвигаюсь между рядами кустов, некоторые уже вымахали метра на полтора в высоту и увешаны мясистыми плодами, пока еще зеленого цвета.
Раздается нетерпеливый автомобильный сигнал. Я вижу, как в конце сада охранник открывает ворота, рядом с ним - двое незнакомых санитаров, видимо, из мужского отделения. Въезжает старенький микроавтобус мышиного цвета с пятнами ржавчины на кузове и направляется к больничному моргу, расположенному в бывшей часовне. Место крайне неприятное и зловещее.
Из микроавтобуса выходят несколько человек, среди них замечаю молодую женщину в черном платке. У меня сжимается сердце и по спине бежит холодок. В последнее время я часто вижу этот похоронный автомобиль, знаю, что через несколько минут санитары вынесут из морга гроб с покойником. Но почему это зловещее авто зачастило в больницу? Здесь что, эпидемия?
- Кто-то умер в мужском отделении? - не выдержав, интересуюсь у Яноша Давыдовича, который стоит рядом и тоже смотрит на приезжих.
- Нет, покойник не из наших. Новый КПК предусматривает обязательное проведение судебно-медицинской экспертизы для определения причины смерти усопшего, хоть бы ему и сто лет было. Районный морг не справляется с таким количеством умерших, поэтому подключили наших врачей и задействовали больничный морг. Феликс Маркович имеет опыт проведения судебно-медицинских экспертиз, вот он этим и занимается. С актом вскрытия родственники умершего едут в прокуратуру, и там выдают разрешение на захоронение. Столько волокиты и нервов! Видишь, как поздно приехали за телом? Солнце зашло, так что хоронить будут только завтра, а как оно сохранится в такую жару без холодильной камеры? Бальзамирование не особенно поможет.
- Спасибо, но эти подробности можно было опустить.
- Извини, я думал, что у тебя нервы покрепче, - улыбается завхоз.
Ему лет сорок, это крупный мужчина с удивительно холеными руками. Фигура у него очень представительная, а внешность серенькая, обычная, лицо с мелкими чертами - словом, человек из толпы. У него выпуклый лоб с залысинами, а остальное как-то проходит мимо внимания. Даже не могу точно сказать, какой у него цвет глаз - то ли темно-карие, то ли черные. Но человек он очень порядочный, добрый и ко мне относится с симпатией. Постоянно поощряет наш коллектив "огородников" разными угощениями: чаем, сладостями, фруктами, сигаретами - тех, кто курит.
- Со здоровой психикой и нервами здесь не находятся, - парирую я.
У Яноша Давыдовича дергается лицо, а я возвращаюсь к своей работе, больше не гляжу в сторону открытых ворот и морга.
- Все, кончай работу! - подает команду завхоз, и наша команда направляется в больницу. Для меня возвращение в палату - это как оказаться в тюремной камере.
Физическая работа на свежем воздухе меня взбодрила, и это отражается на моем облике. Иду пружинистым шагом по коридору, впереди вижу санитара Степана и не прижимаюсь, как обычно, к стене, а прохожу рядом. Вдруг правую ягодицу обжигает, резко оборачиваюсь и вижу довольно ухмыляющуюся физиономию - он ущипнул меня!
- Задок у тебя что надо - откормила на больничных харчах!
Со всей силы влепляю ему пощечину, и щека у него становится свекольного цвета.
- Ах ты сука!
Степан сильно размахивается, бьет, но его кулак попадает в пустоту. Я перехватываю его запястье, чуть тяну на себя, его тело по инерции устремляется вперед, теряет устойчивость. Резко дергаю его руку вниз, помогаю ей сделать оборот в сто восемьдесят градусов, и стокилограммовый Степан неожиданно для себя делает кульбит через голову и с грохотом пушечного выстрела растягивается на полу. Все это происходит так неожиданно и быстро, что я сама не сразу осознаю, что произошло.
Лежа на полу, слегка оглушенный Степан ошалело смотрит на меня, но вижу, что начинает приходить в себя. Тренер по рукопашному бою был бы очень доволен выполненным мною приемом айкидо, а ведь считал меня в этом искусстве посредственностью, отмечал, что не имею боевой злости. Мне вспомнилось: когда отрабатывали приемы айкидо и джиу-джитсу, сама не раз приземлялась "мельницей" на маты, и внутренности срывались со своих мест, сознание туманилось.
Степан поднимается довольно неуклюже, видимо, падение было болезненным, оно и понятно: не на мат же, а на деревянный пол. Продолжаю стоять перед ним, хотя вижу, что его глаза, как у быка, наливаются кровью бешенства. Странно, не чувствую страха, хотя здравый смысл подсказывает, что нужно бежать подальше и надежно укрыться. Маловероятно, что мне снова удастся применить прием против этого здоровенного верзилы, теперь он настороже и не даст застать себя врасплох.
- Сука, ты у меня попляшешь! - Степан сатанеет, он готов броситься на меня, а я продолжаю стоять, как в столбняке, не веря в происшедшее.
- Успокойся! - Между нами возникает Янош Давыдович, он на полголовы ниже Степана, но сложением ему под стать.
Лапа Степана тяжело ложится на плечо завхоза, и кажется, что сейчас завяжется драка. Не думаю, что интеллигентный Янош Давыдович сможет противостоять наглому бузотеру Степану.
- Ты хочешь, чтобы я рассказал главврачу о твоем поведении? - холодно и спокойно произносит Янош Давыдович, при этом его лицо остается бесстрастным.
В хладнокровии завхозу не откажешь. Пятерня Степана, сжав клещами плечо Яноша Давыдовича, тут же его отпускает. Санитар, багровый от злости, делает шаг в сторону, освобождая проход завхозу и мне. Я не смотрю на Степана, но ощущаю его ненавидящий взгляд. Не сомневаюсь в том, что санитар, дождавшись подходящего случая, отомстит мне. Здешнее бесправие больных и всесилие персонала этому благоприятствуют. Завхоз провожает меня до палаты.
- Спасибо, Янош Давыдович.
- Глупо. Очень глупо. - Осуждающе покачав головой, завхоз уходит.
Вижу, он вернулся к Степану и что-то тому втолковывает. Санитар с хмурым видом молча слушает, глядя в сторону. Завхоз ему не начальник, но обещание пожаловаться главному врачу наверняка действует отрезвляюще. Вдруг Степан ловит мой взгляд, глазки его мстительно сужаются. Я скрываюсь в палате.
Понимаю: что бы ни говорил Янош Давыдович Степану, он своего унижения не простит. Я не ожидала помощи от завхоза, так как тут между больными и медперсоналом лежит пропасть. Сколько ни жалуются больные главврачу на грубое отношение медработников, тот никак не реагирует. Другое дело, если жалоба исходит от кого-то из персонала, пусть и завхоза. Поэтому Степан испугался, ведь больница - практически единственное место работы для жителей ближайших сел.
У Яноша Давыдовича странная и длинная фамилия - Сарканифог, в ней мне слышится что-то греческое. Когда я сказала об этом Соне, та заявила, что я ошибаюсь, фамилия эта венгерская, как и у Мартина. Западная часть Украины длительное время была под властью королевской Польши, затем императорской Австро-Венгрии, и здесь произошло смешение многих национальностей.
В палате почти все пациентки посчитали нужным подойти и похвалить меня за этот поступок. Даже Галя пробормотала что-то невразумительное, глядя мне в глаза.
- Иванка, ты такая молодчага! - Лера восхищенно смотрит на меня. - Так этой скотине и надо!
- Теперь будет знать, как лапать! - поддерживает ее Кристина. - Вон, гляди, какой синяк он мне поставил. - Она поднимает полу халата и поворачивается задом, демонстрируя огромное фиолетовое пятно на ягодице.
Отовсюду сыплются жалобы на грубияна Степана, который никому не дает проходу. Как будто теперь я их защита и в любой момент могу наказать санитара. Размякшая от похвал и умиротворенная, словно совершила нечто грандиозное, сродни победе Давида над Голиафом, я возвращаюсь к чтению Шопенгауэра.
Что-то острое кольнуло меня в шею, и я чуть не вскрикнула. Боль освободила от наваждения воспоминаний. Не сразу поняла, что нахожусь не в психиатрической больнице, а у Соломии дома, лежу в мягкой удобной постели; свежие простыни пахнут лавандой, а подушка - просто прелесть. Виновником боли оказался анкх - египетский крестик из белого металла с кольцом сверху, на длинной серебряной цепочке. Отвечая в больнице на вопросы любопытных, я называла его своим оберегом, талисманом.
Но это не оберег, а уникальный прибор, который позволяет перемещаться во времени. Как и другим адептам школы Шамбалы, мне были открыты многие тайные знания, но не устройство и принцип действия анкха, позволяющего эмиссарам времени перемещаться в прошлое. Анкх - это по сути уникальный механизм, перемещающий астральное тело человека во времени. Впрочем, "механизм" - слишком грубое слово для этой небольшой изящной вещицы. При ее изготовлении применены технологии, о которых ученые даже не догадываются.
В середине прошлого столетия астрофизик Козырев проводил эксперименты с вогнутыми спиралевидными зеркалами, с помощью которых, как он считал, можно воздействовать на время. Участники эксперимента, проведшие в окружении подобных зеркал долгие часы, начинали чувствовать себя участниками давних исторических событий. Эксперименты Козырева и его последователей показали, что этот непонятный эффект может быть опасен, и опыты были прерваны. Согласно козыревской теории, внутри зеркального помещения изменялась плотность времени, и это способствовало обострению сверхчувственного восприятия. Выдвигались гипотезы, что таким образом у человека активизировалась родовая память и он словно смотрел старую кинохронику. Ведь признать, что таким образом отделялась от материального тела его астральная оболочка и перемещалась в прошлое, для ученых-материалистов советской формации было немыслимо - это было из области фантастики.