Часть вторая. Психоимперия
Ужасы, порождаемые нашей рафинированной цивилизацией, могут оказаться еще более угрожающими, чем те, которые дикари приписывают демонам.
Карл Густав Юнг. Подход к бессознательному
Глава первая. Прибытие
Die Todten reiten schnell.
1
Они оба неистовствовали в постели: он – потому что надеялся на снисхождение, если сумеет угодить; она – потому что беспредельная власть над любовником дополнительно возбуждала ее. Она знала обо всех его желаниях. Самых тайных. Самых грязных. О том, о чем он сам не догадывался... Она проникала глубже, чем скальпель нейрохирурга и интуиция матери... Она была агентом кошмара, происходившего наяву.
Он мощно атаковал ее сзади, пока она не начала кричать от боли и наслаждения. Она воспользовалась тонким синтетическим шнурком, и он не мог кончить уже в течение часа. Эта сука по-настоящему терзала его, но он не смел задушить ее, хотя нежная шея была так близко... Во-первых, за ними наверняка следило недремлющее око телекамеры, во-вторых, ему самому слишком хотелось жить.
...Она выскользнула из-под него, толкнула двумя руками в грудь и опрокинула на спину. Ее жадный рот обнял пылающую плоть и почти сразу же довел мужчину до исступления. Она и сама стонала, как дьявольское эхо его нестерпимого желания. Ее ногти прочертили кровавые полосы на его груди и животе. Она выдохнула крик, такой дикий, что погасли пылавшие в комнате свечи... Потом она, наконец, рванула за конец шнурка, и любовник излился прямо на ее лицо и грудь, покрывая ее и без того гладкую кожу органическим лаком...
Он был в изнеможении, но она не давала ему опомниться. Новые игры, новые эксперименты. Жестокий урок со шнурком повторился еще дважды... Он чувствовал, что она пьет из него не только жизненную силу, но и остатки рассудка. Он уже не был уверен в том, что все это – не предсмертная галлюцинация, пока ее таз танцевал над гибким жалом его языка.
Потом он придавил ее в последний раз, почти расплющив на лиловых подушках, и вонзался в нее в бешеном ритме, а руки сминали грудь проклятой твари... Он начал с криком освобождаться от семени, когда ее рука, исполосовавшая ягодицы, скользнула в сторону и извлекла на свет кривую сверкающую иглу с мутным острием. Мужчина даже не почувствовал некоего подобия комариного укуса в спину, прежде чем умер. Мгновенно и безболезненно. Но его тело жило...
Она отбросила иглу и закричала вместо того, который умолк навеки. Неописуемый момент! Мертвец оставался твердым и все еще содрогался, лежа на ней. Эти мгновения показались ей секундами... Она испугалась, вспомнив легенды о зомби, которых якобы создают в тайных монастырях технов... О, дьявол! О, наслаждение! Она отбросила дурацкую мысль и не менее дурацкий страх. Этот удовлетворитель был далеко не первым, скончавшимся в ее постели, но как долго она ощущала его в себе! В этом было что-то мистическое... Неужели в будущем она сможет...
* * *
Женщина с трудом перевернула мертвеца на спину и отодвинулась в сторону. Почти сразу же она заснула, блаженно закатив глаза. Во сне ее прекрасное лицо казалось по-детски беззащитным. Она и была ребенком, сломавшим надоевшую игрушку...
Свечи погасли, но наступившая темнота не была абсолютной. Вокруг головы спящей разливалось слабое сияние ауры неопределенного цвета...
2
Он гнал машину всю ночь и не свалился от усталости только потому, что музыкальная шкатулка непрерывно воспроизводила грохот барабанов вуду, записанный в монастырском хумфо. Мистические вибрации наполняли мертвеца энергией, высасывая ее прямо из черного воздуха ночи. Звезды прокалывали небеса, но он тупо глядел вперед, на метавшуюся в лучах фар ленту дороги. Изредка сквозь грохот прорывался голос третьего настоятеля, читавшего, а вернее, выкрикивавшего заклинания, и тоскливые стоны монахов-зомби.
Незаметно подкрался рассвет, и тот, кого при жизни называли Рудольфом, стал искать место для молитвы и восстанавливающей мантры. Лучшее из таких мест общеизвестно – свежая могила, но где найти свежую могилу внутри имперских границ?.. Справа от дороги возникла заброшенная деревня. Он остановил на обочине свой старый "гранд чероки", заглушил двигатель и прислушался.
Ветер гудел в проводах; даже птицы еще не проснулись. Ни одного человека на многие километры вокруг. Дома зияли окнами, пустыми, как открытые гробы, и пыльный смерч пьяно переползал дорогу.
Рудольф завел двигатель и загнал "чероки" на местное кладбище. Склон холма был обращен к западу. Идеально.
Он вышел из машины, разрыл руками землю на ближайшей могиле и сложил в образовавшуюся яму свои фетиши. Маленький детский череп. Засушенную кисть девственницы. Связанные в пучок перья черной курицы. Он отряхнул руки и огляделся по сторонам. Нечто внутри него запечатлевало мельчайшие подробности ландшафта на тот случай, если придется сюда вернуться... Потом он повернулся своим красивым гладким лицом к западу и начал молиться барону Самеди – Духу Смерти и Тьмы, хозяину зомби и значит, своему хозяину.
Он просил барона Самеди защищать его и впредь, охранять от влияния психотов и осчастливить покоем после того, как придется отдать свою вторую жизнь. Честное слово, он просил не так уж много, если учесть то, что ему предстояло сделать.
Помолившись, он забрался в джип с легким сердцем и прозрачным мозгом. Не было причин для страха – все еще впереди... Он врубил на полную громкость "Voodoo Chile" Хендрикса и начал раскачиваться в унисон с гитарными рифами. Мертвый-мертвый Джими отдавал ему силу своего экстаза сквозь десятилетия собственного небытия.
* * *
Через пару часов день вступил в свои права – обычный осенний день 2029 года. Мелкие брызги сыпались с серого неба, смазывая безрадостный пейзаж. Обнаженные деревья царапали сучьями низкие облака.
Рудольф снова остановился и достал из кармана старую бумажную карту 1984 года, не рассыпавшуюся только потому, что она была запаяна в прозрачный пластиковый конверт. Его многосуточные скитания подходили к концу. До резиденции графа фон Хаммерштайна, губернатора центрально-европейской провинции, расположенной в городе, который когда-то назывался Клагенфурт, оставалось около тридцати километров. С возвышенности, на которой находился "чероки", было видно небольшое поселение технов, обозначенное на карте непонятным Руди сочетанием слов Санкт-Фейт.
Несмотря на то, что клан Хаммерштайна формально владел огромной территорией от Средиземного моря до границы с северо-европейской провинцией, проходившей на пятидесятой широте, множество очагов сопротивления все еще существовало под самым носом у графской охранки. Малая численность семьи и распыленность сил не позволяли психотам раз и навсегда избавиться от техно-банд, которые, впрочем, были не в состоянии нанести им сколько-нибудь серьезный ущерб.
По данным настоятеля Эберта из уже бездействующего монастыря в Хайнбурге, служившего перевалочной базой зомби, в Санкт-Фейте находился один из тайных центров сопротивления. Очень маленький и пассивный. Всего около двух десятков человек, занятых на местной фабрике по переработке сельскохозяйственного сырья...
Психоты тоже хотели жрать и все еще нуждались в дешевой рабочей силе. Рудольф подумал о них с ненавистью. Надменные существа, забывшие, кому они обязаны своим величием. Кучка человекообразных, предавших свой род... Зомби сжал кулаки. Ногти глубоко врезались в кожу, но он не почувствовал боли. Это было одно из его преимуществ, которое могло легко превратиться в недостаток, как только полицейские эксперты доберутся до него...
Он уставился на белые пальцы, ставшие еще белее за последние несколько дней и приобретавшие теперь неприятную синеву под ногтями. Это напомнило ему о том, как мало у него времени, а еще – о мести. Он знал, что Хаммерштайны убили его мать, а может быть, и его самого. В этой части его знания были расплывчаты до неопределенности, а настоятель старательно умалчивал о событиях, непосредственно предшествовавших гибели Руди, опасаясь за его рассудок. Психическая травма смерти – одна из самых сильных и может соперничать по степени разрушительного влияния на сознание только с травмой рождения...
Рудольф бросил взгляд на циферблат механических часов "сейко". Если данные Эберта верны, появления пленных "железноголовых" нужно было ожидать с минуты на минуту.
Пару недель назад здешние техны проявили неожиданную активность и с помощью автоматической мины с усыпляющим газом захватили несколько психотов. Только осведомленный человек мог оценить коварство настоятеля – ведь почти самоубийственный для технов приказ поступил из монастыря в Хайнбурге – и Рудольф знал об этом. Нападение на психотов, среди которых были высокопоставленные члены местной администрации, каралось смертью. Расследование уже закончилось, и с юга к Санкт-Фейту приближалась танковая колонна.
Рудольф подоспел чуть раньше, то есть, для него все складывалось как нельзя более удачно. Внедрение в клан обойдется очень дорого. Он знал, что сегодня его собственный успех будет стоить жизни нескольким технам.
Провокация была грязной, но не ему осуждать интриги тех, кто напрямую общается с духами. Святая цель оправдывала все, даже смерти верных людей. В конце концов, он и сам был мертвецом, однако все еще сражался... Он извлек из походного рюкзака полевой бинокль и стал рассматривать поселение Санкт-Фейт.
Так и есть. Несколько легковых машин и микроавтобус "тойота", явно предназначенный для перевозки пленных. Пятеро технов, вооруженных автоматами Калашникова и, возможно, пистолетами. Никто не суетился. Двое внимательно изучали окрестности. Вероятно, появление "чероки" не осталось незамеченным. Плевать, уже ничего не изменишь. Для эвакуации у них осталось не более получаса.
Наконец, Рудольф увидел "железноголовых", которых выводили из подвала. На каждом была сеть, а на голове – экранирующий колпак, за что, собственно, пленные и получали презрительную кличку... Шесть человек, движения которых были затруднены двадцатью килограммами лишнего веса. Ему предстояло спасти хотя бы одного из них, а лучше – всех шестерых. Очень трудно, но возможно.
Он начал готовиться к миссии. К сожалению, никакой магии. Предстояла грубая и опасная резня. Он расстегнул куртку, джинсовую рубашку "левис" и нащупал пальцами еле заметную трещину на груди над правым соском. Она выглядела, как шрам, оставшийся после тонкого разреза. Ее прекрасно маскировали волосы.
На самом деле это была одна из типичных штучек, которые можно приобрести в "Жидкой Стене". На теле зомби был устроен потайной карман между двумя слоями отмирающей кожи, достаточно вместительный для того, чтобы Рудольф мог спрятать в нем несколько дюймовых золотых дисков с записями барабанов вуду. Мистические вибрации на все случаи жизни: с их помощью он мог сделать "бери-бери", сохранять неутомимость и заниматься любовью всю ночь, похищать тени и наводить порчу, мог заставить говорить отрезанную голову; у него были барабаны для бамбуше и соответствующих похорон жертвы боко...
С этим грузом он чувствовал себя сильнее – эдаким посланником с того света...
Края кармана сомкнулись, снова превратившись в едва заметный шрам. Теперь обнаружить посторонние предметы под кожей зомби можно было только на ощупь, но он не собирался никого подпускать к себе так близко.
Он извлек из рюкзака несколько гранат и дымовых шашек, еще не зная, что именно ему пригодится. Готовый к бою "кольт коммандер" сорок пятого калибра покоился в плечевой кобуре. Автомат Калашникова лежал на сидении пассажира. Жаль было расставаться с машиной и огнестрельным сокровищем, но придется пожертвовать всем этим, если он хочет, чтобы его легенда выглядела правдоподобно.
"Железноголовые" уже погрузились в микроавтобус, и небольшая колонна двинулась навстречу Рудольфу вверх по дороге. Впереди – "опель-сенатор", за ним "тойота", позади потрепанный "форд-скорпио". Не густо. Техны беднели; промышленность, пришедшая в упадок, уже давно выпускала одни только мелочи вроде спичек. Почти все, чем владели люди, было наследием прошлого.
Чувства зомби, за исключением ненависти, атрофировались. Сейчас он не испытывал ни грусти, ни угрызений совести. Он выждал, пока колонна достигла середины подъема, и резко нажал на педаль газа.
"Чероки" рванулся с места.
3
Марта Хаммерштайн, дочь графа Теодора фон Хаммерштайна и один из лучших агентов имперской контрразведки, проснулась в отвратительном расположении духа. Всю ночь ей снились кошмары. Пришлось потрудиться, чтобы отделить вещие сны от наведенных, а сообщения, поступившие по альфа-сети, – от флюктуаций некросферы. Она не чувствовала себя отдохнувшей, хотя предстоял тяжелый день.
Рядом с нею лежал уже остывший любовник-техн. Она позвонила слугам и велела вынести труп из спальни. Бедняга не мучился. Она развлекалась с ним до полуночи; потом – едва ощутимый укол и все. Что ж, ночь, проведенная с дочерью графа, стоит дорого. Техн знал, на что шел. Она считала, что он сделал правильный выбор. Вряд ли государственный преступник получил бы большее удовольствие, медленно подыхая на урановых рудниках... Но как любовник он был хорош. Просто великолепен. Гораздо лучше высокородного, но худосочного Макса Вернера из ближневосточного отделения имперской канцелярии, которого прочили ей в мужья. Да, правы были древние – аристократия вырождается... Марта понежилась в кровати еще немного и выбросила техна из головы.
Потом встала и, не одеваясь, отправилась в душ, чтобы смыть с себя высохшее семя мужчины, который был мертв уже несколько часов. Далее – комната для медитаций и психотренинга. Ей требовались минимальные усилия, чтобы держать себя в форме. Она была очень способным психотом. Опорой нового порядка. Надеждой Империи.
Она попрактиковалась в создании зрительных иллюзий и телекинезе. Небольшие легкие шары слушались ее неплохо, чего, к сожалению, пока нельзя было сказать о людях. Но и так прогресс был колоссальным. Всего два поколения, совершившие невообразимый рывок и изменившие лицо мира! Чего же тогда ожидать от ее потомства? При этой мысли ей самой становилось не по себе. Атавистический пережиток. Ее охватывал вульгарный трепет, присущий технам...
Она прогнала недостойное чувство и занялась у-шу, наслаждаясь совершенством своего гибкого стройного тела. Хаммерштайн знала, что красива, сильна и сексуально притягательна. Она умела использовать мужские инстинкты, была сладострастна, как кошка, но ее сердце всегда оставалось неуязвимым и холодным.
Накинув прозрачный халат, Марта подошла к огромному панорамному окну, чтобы выпить чашку обжигающего кофе. Она рассматривала огромный пустой город с верхнего этажа своего семиэтажного дома. В пределах прямой видимости находился отцовский дворец – здание, производившее тяжеловатое и мрачноватое впечатление. Сквозь пелену унылого дождя деревья казались глянцево-черными, а тротуары и мостовые – неразличимой иллюзорной мозаикой, вроде той, которая возникала перед ней в первый момент телепатической связи...
Возможно, эротоманы из полицейского управления сейчас рассматривали ее из своих окон в бинокли и подзорные трубы. Хаммерштайн это нисколько не заботило. Она давно свыклась с ролью любвеобильной и беспечной самки, позволявшей легко входить в доверие к кому угодно – от глав семейств до прыщавых подростков. Ей выбалтывали то, что тщательно скрывали от верных жен. В ее красивой породистой головке скопилось столько грязи, что хватило бы на десяток умудренных жизнью стариков. Таким образом, Марта была ценным приобретением для контрразведки, но работала в собственное удовольствие и только на себя. Об этом знал и ее отец, считавший дочь идеальным психотом, в отличие от сына и прямого наследника, который, к безграничному сожалению графа, прослыл мягкотелым импотентом.
...Марта включила музыку, чтобы расслабиться, – не идиотскую какофонию технов, пригодную разве что для животного возбуждения, а плавные акустические пьесы, исполняемые исключительно на деревянных духовых. Музыка успокаивала ее и восстанавливала некий баланс на неуловимой границе мозг – психо. Сейчас она чувствовала себя полностью удовлетворенной. Еще достаточно времени оставалось до того момента, когда прозвучит некий сигнал, и голос, обладателя которого она даже не знала, попросит ее приехать в определенное место.