Бабай - Борис Левандовский 6 стр.


Глава 5
АТАКА ШУТЛИВЫХ ОБОРОТНЕЙ

1

…Время было слишком позднее, чтобы рассчитывать на внезапный визит кого-нибудь, например, докторши, которую он мог бы попросить оставить свет включенным на ночь, – Назар с возрастающим волнением обдумывал способ, как бы не остаться одному в темноте.

Изолятор произвел на него тяжелое впечатление с первого взгляда, однако теперь, когда он обнаружил эти послания, – стал навевать еще более зловещие чувства. К тому же, следует добавить, Назар ни на секунду не забывал о минувшей ночи дома, и поэтому прекрасно отдавал себе отчет, что в подобном месте может запросто случиться все, что угодно.

Истории белобрысой медсестры о мертвецах, тянущих за собой по лестнице выпущенные кишки, были здесь ни при чем. Просто, как и все дети, он небезосновательно полагал, что темнота делает его более уязвимым. Это было то самое врожденное чутье, которое сохраняется до глубокой старости благодаря урокам, усвоенным в детстве.

Некоторое время он бессильно наблюдал, как изолятор постепенно погружается во мрак, окутываясь в густеющую паутину теней, словно ее плели сотни загадочных невидимых существ. И вдруг с несказанным облегчением вспомнил о светильниках для чтения, висевших над каждой кроватью. И, не сдержав восторга, даже позволил себе громкий хлопок в ладоши, который рикошетом отбился от потолка и оставил неприятный звон в ушах.

Когда Назар взялся за выключатель светильника над своей кроватью, его внезапно посетила мерзкая мысль, что лампочка могла в нем давно перегореть, равно как и в остальных светильниках – не слишком-то похоже, чтобы здесь это кого-нибудь особенно волновало.

Но, к счастью, все оказалось в порядке – его "кабинку" и находящуюся рядом с окном часть изолятора залил вполне удовлетворительный свет.

Затем Назар вставил на место тумбочный ящик и вернулся к прерванному занятию. Проблема с темнотой была разрешена, а следовательно, перестала заслуживать дальнейшего внимания. Назар перешел в соседнюю "кабинку", где, включив еще один светильник, вытащил следующий ящик.

Как того уже следовало ожидать, он был испещрен посланиями не меньше. Разница состояла лишь в яблочном огрызке, который присох к задней стенке и захрустел как крекер, когда Назар его отодрал, чтобы тот не мешал читать.

Первое, что он здесь прочел, было:

"Я Антон, мне 11 лет. Когда меня привезли сюда мне здесь тоже не понравилось. Тут решетки на окне и двери закрываются на замок как в тюрьме. И еще я боюсь засыпать потомучто всегда снятся плохие сны. Хочу домой к Лиле и Кипарису. 14 октября 82 года"

Затем Назар просмотрел еще несколько подобных посланий.

А потом увидел одно, которое его даже развеселило:

"Все вы трусы и сыкуны! Мне здесь совсем не страшно! Я не боюсь, не боюсь не боюсь"

Прочитав все послания, Назар обнаружил признание в любви безымянной девочки некоему Диме, которое находилось на задней внешней стенке ящика и его было возможно увидеть только одним образом – вытащив ящик целиком. Быстро, однако, выяснилось, что Назар был далеко не первым, кто его нашел. Рядом с трогательным признанием другой рукой и, судя по всему, гораздо позднее было дописано: "Потрахай меня", а чуть в стороне находилась еще одна приписка – "ДИМА – ЭТО Я".

Назар засмеялся, но сразу умолк. А потом целую минуту с бухающим сердцем сидел на кровати с ящиком на коленях. Все громкие звуки изолятор разламывал так, что у Назара создалось впечатление, будто с ним одновременно засмеялся кто-то еще.

Успокоившись, он перешел в третью "кабинку". Здесь его особое внимание привлекло послание, написанное очень аккуратным почерком синей шариковой ручкой:

"Всем привет! Оказывается нас здесь целая компания, ха-ха! Меня зовут Марина. Вчера исполнилось пятнадцать лет – попасть сюда было отличным подарком к дню рождения… Кажется, у меня что-то с легкими. Я даже не знаю, зачем все это пишу, ведь по-правде меня никто не слышит. Все это самообман. Ау? Вот, никого. Мне тоже тут немного жутко. Как глупо, зачем писать? О! Привет всем, кто придет ПОТОМ! Да, и еще. Для чего тут на окне решетка – это камера для преступников? Меня это тоже покоробило. (В конце почерк внезапно утратил свою каллиграфическую аккуратность) Господи, здесь целый день не с кем поговорить!!!"

В остальных ящиках Назара ожидала та же картина: они были исписаны посланиями давних постояльцев – точнее, подневольных заключенных – изолятора, как древние скрижали, пронесшие через время тайны ушедших поколений. Постепенно ему начало мерещиться, что он видит множество детских лиц, наслаивающихся одно на другое, может уловить тихий шепот десятков голосов, полных страха и одиночества, словно весь изолятор наполнился призраками. Призраками заточенных здесь до него детей.

Именно это и потрясло Назара – странный, почти пугающий сдвиг во времени – когда он обратил внимание на даты, стоявшие в конце некоторых посланий. Те, кого он естественно воспринимал как своих ровесников, давным-давно уже превратились во взрослых людей. А кое-кто был даже старше его родителей. И в одночасье они навсегда остались бродить в этих стенах теми самыми испуганными детьми, чьи послания из года в год жили здесь своей причудливой загадочной жизнью.

Он переходил из одной "кабинки" в другую, зажигая новые светильники и оставляя включенными те, что зажигал раньше, отчего изолятор приобрел мрачновато-феерический облик: в нем так и не появилось никаких намеков на перенасыщение яркостью ламп, будто каждая "кабинка" существовала как бы по отдельности, удерживая свет внутри себя. Изолятор напоминал застывший кадр из некоего фантастического фильма о потерпевшем крушение корабле пришельцев.

2

Чтение посланий так заворожило Назара, что он перестал обращать внимание на температуру, которая начала вновь у него подниматься. Когда очередь дошла до последней, восьмой, "кабинки", его уже заметно шатало. А когда он выдвинул тумбочный ящик, из-за пляшущих в глазах темных оспинок он лишь целую минуту спустя сообразил, что то, что он пытается прочесть – посланием не являлось.

Во всяком случае, это не было обычным посланием:

Страшный бука приходил -
Тоню с Митей утащил.
Он опять придет, лохматый,
И задушит маму с папой…
На ночь свет не выключай –
Под кроватью ждет…

– Бабай… – произнес вслух Назар очевидную концовку, которая то ли намеренно, то ли по иной причине не была дописана. А затем снова перечитал странное стихотворное шестистрочие, чем-то напоминающее по ритму детскую считалочку, где последнее слово обычно громко выкрикивается. Только это было длиннее знакомых Назару четверостиший – в шесть строк.

Сперва он подумал, что это написал кто-то из взрослых, но, присмотревшись внимательнее, пришел к выводу, что, скорее всего, считалочку оставил ребенок. Буквы были старательно выведены химическим (или чем-то вроде того) карандашом – настолько, что вблизи казались не написанными, а нарисованными.

Остальных посланий в последнем ящике Назар читать не стал, просто вставил на место. Когда он это делал, его руки тряслись от усилившегося озноба.

А потом Назар вдруг понял, что в изоляторе он уже не один.

3

Похоже, кто-то прятался в туалете.

Схватившись за трубчатую спинку кровати, Назар изо всех сил вслушивался, что происходит за слегка приоткрытой, дверью туалета.

Стрелки внутренних часов указывали на половину первого ночи.

"Самое место и время…" – прошептал некто в его сознании.

"Кабинка", которую Назар обследовал последней, в своем ряду была самой ближней к входной двери изолятора и располагалась почти напротив туалетной. Однако, кроме постоянного хлюпанья в бачке унитаза, он больше ничего не уловил – ни единого подозрительного звука. Возможно, тот, кто находился в туалете, выдал себя случайно и теперь затаился.

"Но… ведь оно ХОТЕЛО, чтобы я его услышал", – с внезапной четкостью осознал Назар.

Через несколько минут он уже готов был поверить, что ему просто показалось, когда тот же посторонний звук раздался снова. Теперь не было сомнений, что это находится с наружной стороны двери изолятора. На миг Назар испытал даже облегчение, что не оказался заперт наедине с тем,что могло поджидать его в туалете. Дверь изолятора выглядела по крайней мере надежно.

Звук повторился.

Назар вздрогнул, но, тем не менее, ему достало смелости выйти из "кабинки" и, осторожно ступая, приблизиться к массивной желтовато-белой двери.

Когда он остановился, одна из паркетин скрипнула под ногой, заставив его покрыться новой порцией холодной испарины. Звук тут же повторился опять и… уже не прекращался. Казалось, кто-то снаружи елозит плечом, тяжело напирая на дверь изолятора.

– Кишки… – утробно прошипел голос по ту сторону. – Возьми мои кишкии-и…

В этот момент Назар услышал, как двумя или тремя этажами ниже тронулся лифт. Он приближался. Тот, кто находился за дверью, умолк. Однако Назар чувствовал, что говоривший продолжает оставаться на месте, и с замиранием ожидал, когда лифт поравняется с их этажом и поравняется ли или пройдет мимо. Или остановится по дороге.

Это была чертовски шумная и медленная колымага. У Назара пронеслась любопытная мысль, что увидит старик-лифтер, если они поравняются?

Ужасный лифт наконец остановился – на его этаже – заскрежетав как древнее металлическое чудовище, пробудившееся ото сна, послышался скрип раздвигаемых створок.

Но за считанные мгновения до того Назар различил топот удаляющихся от двери изолятора шагов, стихших в направлении входа в детское отделение, а затем мягко хлопнул уплотнитель.

И еще ему показалось, что уходили двое.

4

Что бы не означал этот будоражащий визит к двери изолятора, Назар испытывал безотлагательную потребность сперва оказаться в постели и лишь затем обдумать, что произошло в эти последние пять минут. Его колотил такой сильный озноб, будто в палате настал лютый мороз.

Но не успел он сделать и трех нетвердых шагов в направлении своей "кабинки", как в дверь изолятора легонько постучали.

Назар ухватился для равновесия одной рукой за ребро ближайшей перегородки и повернул голову, глядя на большую белую дверь. Потом до него дошло, что у разгуливающих мертвецов вряд ли принято стучаться. Но, похоже, это не был и кто-то из медперсонала, поскольку у них находился ключ от замка, да и к чему им являться в такое позднее время и спрашивать его позволения войти?

– Чего вам нужно? – собравшись духом, крикнул Назар.

– Мальчик, ты меня слышишь? – ответил негромко старик-лифтер.

Конечно же, это мог быть только он.

– Вы… – Назар шагнул обратно к двери, удивленно отмечая, как появление лифтера придало ему сил, – Вы видели что-нибудь? Видели ИХ?

– Ты имеешь в виду тех двух медсестер? – по интонации старика Назар догадался, что тот усмехается.

– Медсестер… Вы сказали?.. – к такому повороту он оказался совсем не готов, хотя это было очевидно с самого начала.

С ним как по нотам разыграли комедию… Тем более одной из медсестер время от времени ничего не стоило наблюдать за ним с игровой веранды, откуда весь изолятор при включенном свете просматривался как на ладони. Вряд ли бы он так глупо купился, если бы не высокая температура и множество прочитанных посланий – Назару хотелось провалиться ниже подвала от досады и стыда. В воображении моментально возникла картина, как белобрысая и ее напарница корчатся сейчас от хохота: "Представляешь, что подумал тот маленький придурок, с места боялся сдвинуться, только таращился на дверь и гадил в штаны! Интересно, куда он теперь их денет?"

– Да, а кто же еще. Я случайно заметил, как они торчат здесь, когда поднимался, и сразу подумал, наверняка занимаются какой-нибудь пакостью. Например, пугают маленького мальчишку. Я прав, они это делали?

– Да… – еле слышно отозвался Назар.

– Не думай, что ты трус. Каждый мог бы испугаться на твоем месте. Не бери в голову, это просто две молодые стервы бесятся со скуки. Хотя я уверен, что ни одна из них ни за что на свете не согласилась бы сама остаться здесь на ночь. Это как пить дать.

– Почему? – удивился Назар.

Он уже подошел к двери вплотную и вдруг обнаружил, что начинает втягиваться в разговор, который еще минуту назад казался совершенно не возможным. Тем не менее, это было именно так. К тому же, старик говорил с ним доброжелательно и, похоже, абсолютно искренне.

Однако на миг Назар усомнился: не является ли тот еще одним Шутливым Оборотнем, только более изощренным. Эта мысль едва не заставила его оборвать разговор, выкрикнув напоследок нечто грубое, и отправиться в постель. Действительно, зачем старому хрычу возиться с каким-то незнакомым мальчишкой, которого он видел всего раз в своем лифте?

– Почему? – переспросил старик, – Потому что этот изолятор дурное место. Здесь происходят странные и нехорошие вещи.

Назар дорого бы дал, чтобы увидеть, какое было выражение лица у лифтера в тот момент – то, что соответствовало интонации, или…

Впрочем, наконец нужно было признать, что, будь старик одним из Оборотней, ему совсем ни к чему было бы вмешиваться в розыгрыш медсестер.

– Я слышал тогда… Кажется, тебя зовут Назаром?

Назар кивнул, забыв, что старик-лифтер не может его видеть, но тут же выправился, ответив вслух:

– Так хотел папа.

– Хорошее имя. Мне тоже всегда нравилось. Я даже думал так назвать сына, – старик негромко хохотнул и кашлянул, – Но все четверо детей у нас с женой получились девочками. Они уже давно взрослые, а у старшей в прошлом году родился внук. Значит, мой правнук. Вот его-то и назвали. Я его, правда, еще не видел.

– Почему вы сказали, что изолятор дурное место? – спросил Назар, когда старик внезапно умолк, погрузившись в свои мысли.

– А разве ты еще не почувствовал этого сам?

– Откуда вы знаете? – встрепенулся Назар. Убежденность старика выглядела очень странной. Настораживающей.

– Я тут много лет, мне не раз приходилось видеть, как сюда приводят разных детей. Ведь обычно на этот этаж поднимаются на лифте, поэтому я вижу всех, кто поступает в дни моей смены. А затем по ночам не редко слышал их плач или крики во сне. Иногда, некоторые даже начинали биться в двери, потому что им казалось… – старик неожиданно чертыхнулся, словно спохватившись, – Тебе это вовсе незачем знать. Забудь, я просто старый дурак, у которого не в меру треплется язык на сквозняке.

Назар подумал, что лифтер сейчас же уйдет. Но тот не ушел, а только перевел разговор на другую тему.

– Ты болен чем-то серьезным?

– Пока не знаю. Мама боится, что дифтерия, – ответил Назар, внутренне радуясь, что старик остался. – Завтра сделают анализы.

– Надеюсь, ты скоро поправишься. Ну, мне пора – нужно еще завести несколько коробок с ампулами на верхний этаж.

– Подождите, – остановил его Назар с откровенной настойчивостью в голосе, которая, видимо, удивила и старика.

– Да? – отозвался он.

– Вы не закончили.

– Ты о чем, Назар? – похоже, старик-лифтер действительно забыл.

– Про изолятор.

– Я боюсь, что и так наговорил тебе много лишнего. Если хочешь, могу замолвить словечко перед дежурным врачом, чтобы сестры больше тебя не беспокоили.

– Нет! – резко перебил Назар и сам от этого смутился. Но сразу же добавил:

– Просто… я считаю, иногда лучше знать наперед о чем-то, чтобы быть готовым, – к чему готовым, Назар уточнять не стал.

– Ну, хорошо, – колеблясь, произнес старик. Однако решающую роль, вероятно, сыграло то, что в тот момент перед ним находилась дверь, и он мог только слышать голос восьмилетнего мальчишки, но не видеть его. – Ты рассуждаешь совсем как взрослый человек. Ладно, о чем ты хотел спросить?

– Почему изолятор дурное место?

– Я не знаю, – честно признался старик, – но, сколько помню, с ним почти всегда было что-то не так. Он словно пропитан детским страхом, а это – очень нехорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Думаю, понимаешь. И еще я думаю, что у тебя есть веские причины этим интересоваться. Более веские, чем обычное любопытство… но это не мое дело, – он попал в точку и, похоже, не сомневался. Поэтому деликатно не стал задавать лишних вопросов.

– Кажется, я знаю еще одно такое место, – сказал Назар.

– Это плохо… – произнес старик после длинной паузы. И снова замолчал, не то обдумывая что-то, не то – сожалея, что вообще взялся продолжать эту тему, поддавшись уговорам Назара.

– Вы видели послания? – спросил тот, чувствуя, что его необычный собеседник мог бы рассказать немало о "дурных местах", но не делает это только потому, что Назару предстоит провести еще почти целую ночь одному в таком дурном месте.

– Ты о записках на тумбочных ящиках? Конечно! О них знают во всей больнице. Их неоднократно даже пытались менять, закрашивать. Потом, лет двадцать назад, наконец поняли, что это бесполезно – они тут же появлялись снова и заполняли все свободное место. А теперь до этого изолятора вообще никому нет дела, его давно собираются переоборудовать и почти перестали пользоваться. Если не ошибаюсь, ты здесь первый за последние два с половиной года. Возможно, оно и к лучшему…

– Потому что их страхи немножко успели выветриться? – интуитивно отреагировал Назар. И услышал, как старик даже подскочил, хрустнув коленными суставами.

– Сдается мне, ты стреляный воробей, паренек, и очень неглуп. – В голосе старика прозвучало явное восхищение. – Но вот что я тебе скажу, – добавил он, – Если заметишь вдруг что-нибудь странное… ну, надписи на тех же ящиках (Назар невольно вздрогнул, вспомнив о шестистрочии в последней "кабинке") или что-то еще начнет чудить, постарайся не обращать внимания, и все. Оно сейчас, кажется, уже не имеет той силы. Просто думай, что скоро вернешься домой. Надеюсь, тебе повезет, и ты не задержишься тут надолго. И постарайся больше не подходить к этой двери.

Желание, которое мучило Назара, рассказать кому-нибудь о том, что случилось прошлой ночью в его комнате, с неудержимой силой начало искать выход. Он вдруг почувствовал, что если сейчас сумеет поделиться, отыщет в себе силы хотя бы намекнуть, какой ужас ему довелось пережить, станет намного легче, словно он освободит себя от непосильной ноши. И было даже не важно – поверят ему, или нет.

И Назар решился:

– Вы верите в чудовищ? В настоящих, в тех, что могут напасть… и даже убить?

Старик, должно быть, оказался шокирован такой постановкой вопроса, потому что молчал продолжительное время. Назар мог бы решить, что тот вообще тихо ушел, если бы не продолжал слышать его немного затрудненное дыхание за дверью.

– Я верю в плохих людей и дурные места, которые способны делать этих людей еще хуже, и где может примерещиться всякая дрянь, – ответил он наконец.

– Я видел одно. Вчера ночью. Дома…

…И Назару действительно стало легче, будто с этим признанием из него выскочило нечто невидимое, но огромное, что мерзко возилось в груди всю последнюю неделю, с тех пор, как на стене детской ожило изображение Того, Кто Стучит По Трубам.

И даже его страх – он не исчез – он стал другим.

– Я верю ТЕБЕ, – серьезно сказал старик.

Затем они распрощались.

Назад Дальше