Галка вернулась после занятий веселая, и в нем впервые шевельнулось недоброе чувство к жене. Увидев Олега в столь непотребном виде, она аж зашлась от возмущения, но ему почему-то было все равно. Хотелось только вернуться в уютное забытье, чтобы ничего не видеть и не слышать больше. Олег потянулся за бутылкой и допил остатки прямо из горлышка.
Увидев его неживые глаза, Галка почему-то испугалась и быстро ушла к себе, бросив только:
- Я с тобой завтра поговорю!
Окончательно Олег пришел в себя только под утро, с угрюмым ожесточением он вымыл пол, тщательно убрался в кухне, выбросил бутылку из-под водки от греха подальше и почти час простоял под горячим душем. Утром он встретил Галку чисто выбритый, в свежей рубашке, пахнущий одеколоном… Только вот запали глаза да глубокие складки пролегли к углам рта. Тусклым, лишенным интонаций голосом он сообщил ей о том, что с ним случилось. Галка ахнула, прикрыв рот ладошкой, и принялась уверять, что все будет хорошо, а ему хотелось только одного - чтобы оставили в покое.
Оказавшись в больнице, Олег будто отупел, окаменел, перестал жить. Он равнодушно переносил все, что с ним проделывали врачи, равнодушно ел больничную еду, не чувствуя вкуса, почти не разговаривал с соседями по палате и часами лежал, отвернувшись к стене. Когда приходили мама и Галка, он тяготился их визитами. Олег складывал в тумбочку домашние вкусности, односложно отвечал на вопросы о здоровье и хмуро уклонялся от телячьих нежностей. "Сыночка мой дорогой! Олежек, любименький! Все будет хорошо, ты поправишься!" Дуры. Олегу каждый раз хотелось крикнуть: "Да оставьте вы меня в покое, наконец! Неужели вы не понимаете, что ничего теперь хорошо уже не будет! И нечего слюни разводить о своих переживаниях, это я умру, а вы останетесь!"
Очнувшись после наркоза, Олег увидел над собой круглую, улыбающуюся физиономию лечащего врача. Прежде он избегал встречаться взглядом (такой молодой! Жалко), а сейчас прямо сиял. Из его слов Олег понял только одно - произошла ошибка, опухоль доброкачественная, он будет жить и останется человеком. Странно, но даже от этого известия большой радости Олег не испытывал. Он лежал на спине, смотрел в потолок, испещренный мокрыми разводами, и ни о чем не думал.
Годы спустя Олегу часто казалось, что вместо него живет кто-то другой, а настоящий Олег Сартанов умер на полу, извиваясь в собственной блевотине.
Вернувшись домой, Олег первым делом уволился из своего НИИ. Видеть преувеличенно бодрые лица сослуживцев и отвечать на бесконечные расспросы о здоровье оказалось выше его сил. Сохрани нас бог от месткомовского сочувствия.
Он полностью сосредоточился на работе в кооперативе, паял свои сигнализации по двенадцать часов в сутки, уставал как раб на плантации… И это было хорошо, потому что делать что-либо другое Олег все равно был не в состоянии. Через несколько месяцев он равнодушно развелся с Галкой, при первой возможности купил однокомнатную квартиру и переехал от родителей.
С тех пор он целиком ушел в бизнес. Сначала были автосигнализации, потом он открыл торговую фирму и неплохо заработал на торговле сигаретами и спиртом "Роял", а после этого занялся ценными бумагами - и это оказалось особенно интересно. Бизнес не оставлял времени на личную жизнь, и это тоже было к лучшему - жениться снова он не собирался, а проститутками брезговал. Поэтому довольствовался легкими случайными связями и то время от времени. Олег вообще не понимал, почему любви придают такое большое значение: ну да, хорошо, пять минут приятно, зато сколько суеты до и после!
Так и катилась его жизнь в заданном направлении… Вплоть до сегодняшнего дня. Олег давно привык, притерпелся, научил себя не вспоминать прошлое, но сейчас он вдруг почувствовал себя таким несчастным, обокраденным и обделенным судьбой, что хоть плачь!
Он понял вдруг, что и вправду плачет. По щекам текли слезы - те, невыплаканные много лет назад! Те, что обжигали изнутри все эти годы. Олег плакал, но почему-то совсем не было стыдно, наоборот - становилось легче, будто вместе с соленой влагой из души уходила тяжесть и боль.
Толстенький коротышка (как бишь его зовут? Шарль… Точно, Шарль де Виль!) тихо спросил:
- Это ведь очень трудно - умереть, а потом жить снова?
Олег удивленно уставился на него. "Он что, мысли читать умеет? Или я говорил что-нибудь? Не помню, да это и не важно". Важно другое - каким-то образом он сумел очень правильно сформулировать то, что Олег чувствовал в этот момент.
- Да, трудно… А что поделаешь? Что было, то было.
- А если бы - не было?
Голос его странного собеседника звучал теперь требовательно, напористо, мягкость и сочувствие мигом подевались куда-то.
- Какова бы тогда была ваша жизнь?
Олег задумался. А ведь и в самом деле - какова?
- Ну, с Галкой, наверное, разводиться не стал, так и жили бы вместе, - неуверенно начал он.
Толстячок согласно кивал и быстро-быстро записывал что-то в большом блокноте.
- Так. А еще?
- Бизнесом бы занимался, конечно! Только умнее был - слил бы все активы в офшор до дефолта.
- И это что - все? - В голосе толстенького человечка звучало недоумение.
Олег снова задумался, и на этот раз - надолго. Как объяснить словами, что это за штука такая - радость жизни? Которая возникает не потому, что бабла наварил немерено, конкурента утопил или купил себе крутую тачку, а просто так, ниночему? Когда можно идти по улице пешком и улыбаться просто так, потому что солнце светит и воробьи купаются в лужах? Когда ничего не боишься, потому что непуганый еще, и не знаешь даже толком, что это такое - бояться по настоящему? Когда от улыбки твоей женщины, от движения руки, завитка на белой шее или строгого взгляда из-под круглых очочков шевелится что-то не в штанах, а в душе? И кажется, что все только-только начинается, потому что жизнь впереди длинная и все можно успеть…
Наверное, только в юности и бывает такое.
- Если я вас правильно понял, вы хотите вернуться в молодость и заново прожить собственную жизнь - только без болезни? И всего, что с этим для вас связано?
Олег кивнул:
- Да, пожалуй, именно так. Только это ведь невозможно…
Шарль де Виль насмешливо поднял бровь:
- Почему же невозможно? Все может быть возможно - после подписания контракта.
При слове "контракт" Олегу почему-то стало не по себе. Одно дело - полуночная беседа, просто треп ни о чем, и совсем другое - брать на себя какие-то обязательства и подписываться под этим. Тем более в таком состоянии, как сейчас. Алкоголь и ностальгия по прошлому - не лучшие советчики.
Но а что он, собственно говоря, теряет?
- И какова цена договора? - Олег попытался иронически улыбнуться, но улыбка вышла кривая, жалкая. Он и сам это почувствовал.
Собеседник его был совершенно серьезен.
- Цена у нас обыкновенная - душа. Вы же образованный человек, сами все понимаете. Дорогой товар дорогого стоит, подделок не держим.
В горле у Олега пересохло. "Прочь отсюда - и немедленно! Он же сумасшедший, как я сразу не понял этого?"
- А если я откажусь?
- Пожалуйста! Это ваше право. Вы можете уйти прямо сейчас, никто и ничто вас не удерживает. Но… посмотрите сначала, от чего вы собираетесь отказаться.
На белой пустой стене прямо перед глазами Олега вдруг появилось большое, полномасштабное, красочное изображение. Оно было таким живым и объемным, будто открылось окно в другой мир.
Мир, где он был счастлив когда-то.
Олег узнал свою комнату, чуть выцветшие обои с веселенькими голубыми цветочками, тюлевые занавески на окнах, раскладной диван, служивший когда-то им с Галкой супружеским ложем… Вот и Галка - мирно посапывает, подложив ладошку под щеку. Трогательно так, совсем по-детски. А кто это рядом с ней? Олег присмотрелся внимательнее и узнал себя самого - такого, каким был десять лет назад. Тот, молодой Олег спал на спине, разметав руки, и чуть улыбался во сне. Такое хорошее, ясное у него было лицо… Даже завидно.
Олег смотрел - и не мог оторваться. А коротышка гнул свое:
- Ну, разумеется, если вы отказываетесь, я не могу настаивать. Приятно было познакомиться, всего доброго.
Волшебная картинка стала понемногу исчезать, таять. Краски потухли, контуры предметов утратили четкость. Вот сейчас все исчезнет навсегда…
- Нет! - крикнул Олег. - Пожалуйста, нет! Я согласен! Я подпишу ваш контракт!
Не глядя, он поставил закорючку внизу подсунутой страницы.
- Вот и славно! Идите же. Здесь - ваше счастье, и оно ждет вас.
Олег поднялся, не чувствуя ног под собой. Сделал шаг, другой - и натолкнулся на незримую преграду.
- Смелее! - Голос прозвучал, как удар хлыстом.
Олег изо всех сил подался вперед, почувствовал упругое, но не слишком сильное сопротивление, как будто это полиэтиленовая пленка, которая вот-вот прорвется…
Сергей Николаевич не знал, сколько времени он пролежал без сознания на улице. Когда он открыл глаза, было уже темно. Или еще темно? Кто ж его знает!
Он осторожно поднялся. Ничего, ноги вроде бы держат. И голова не кружится, сердце не болит, так что жить можно. Полез во внутренний карман плаща - там, где деньги и документы. В темноте, конечно, не очень разглядишь, но вроде бы все цело. Даже портфель с рукописью - вот он, валяется чуть поодаль, целехонький. Видно, никто не польстился.
Он посмотрел по сторонам. Фонари, конечно, не горят, но и темнота не кромешная. Откуда же взялся этот слабый, бледный свет? Ночь-то вроде безлунная… Ах, вот оно - табличка на стене дома, прямо у него над головой. "Пыхов переулок, 14".
Странно. Сергей Николаевич точно помнил, что шел он через Калашный переулок. Как он здесь-то очутился? Когда глаза немного привыкли к темноте, он сумел разглядеть, что и дома здесь были совсем другие - нежилые, давно выселенные, зияющие выбитыми стеклами и пустыми дверными проемами. Пыхов переулок… А ведь название-то знакомое! Сергей Николаевич вспомнил объявление во вчерашней газете и странный номер телефона. Очень уж цифры там были… говорящие.
Он чувствовал, что попал в какую-то нехорошую историю, что надо уходить отсюда побыстрее, но любопытство просто-таки толкало его вперед. В самом деле, чего ему еще бояться? Все, что могло быть страшного в его жизни, уже давным-давно случилось.
Добротная, крепкая железная дверь выглядела чем-то инородным среди окружающей разрухи. Если объявление - это не шутка и не розыгрыш, если здесь действительно что-то есть, то наверняка за этой самой дверью.
В просторном холле, где он оказался, было на удивление светло и чисто. Даже пахло приятно - дорогим трубочным табаком и немного какой-то парфюмерией. Одеколоном, наверное.
Сергей Николаевич с любопытством осматривался. В подобных местах (сейчас их называют "офисами", на английский манер) ему доводилось бывать нечасто. И почему-то все у них одинаковое - стены белые, как в больнице, мебель - черная, а на полу - что-то вроде серого жесткого паласа. Сговорились они, что ли? Или просто мода такая? И свет какой-то странный, рассеянный, будто прямо из потолка.
- Добрый вечер, Сергей Николаевич.
Сергей Николаевич оторвался от созерцания плоских, как тарелки, светильников и повернул голову. Перед ним стоял невысокий полноватый человечек в темном костюме. "Откуда он только взялся? Ведь только что его не было. А главное, откуда он меня знает?"
Незнакомец любезнейше улыбался, будто приход посетителя среди ночи - самое что ни на есть обычное дело. Только вот глаза у него были странные, очень странные. Сергей Николаевич только глянул раз - и отшатнулся даже. Почему-то ему стало страшно. Будто в бездну заглянул… Очень уж сильно не вязались эти глаза с кургузенькой фигуркой смешного человечка.
- Очень рад, что вы все-таки пришли. А то я, знаете ли… - он как-то по-детски улыбнулся и беспомощно развел руками, - я, знаете ли, уже волноваться начал.
Ну, ни дать ни взять - заботливый хозяин дома, который боится, как бы долгожданный гость не заблудился ненароком, "откуда же он меня все-таки знает. Может, встречались где-нибудь?"
- Да что же это мы стоим здесь, в коридоре? - вдруг спохватился он. - Давайте пройдем ко мне в кабинет, здесь нам будет удобнее.
Сергей Николаевич просто кожей ощутил опасность. Нечего здесь делать, уходить надо, пока еще есть такая возможность… Если есть. Но, оказавшись в светлом и теплом помещении, он вдруг почувствовал себя очень усталым и опустился в глубокое кожаное кресло. Отдохнуть бы немного, просто отдохнуть.
А толстячок удобно устроился за столом напротив него. Видно, что приготовился к длинному разговору. "Интересно, чего ему от меня нужно? - устало подумал Сергей Николаевич. - Вроде взять нечего".
- Позвольте представиться - Шарль де Виль.
Как интересно! Де Виль - Devil - дьявол! Неужели? Сергей Николаевич даже головой потряс - не ослышался ли он? - и осторожно спросил:
- Вы - тот, о ком я думаю?
Его собеседник ничуть не удивился, только кивнул и просто ответил:
- Да. Вы совершенно правы.
Неизвестно почему, но Сергей Николаевич вдруг поверил, что так оно и есть, что сидящий перед ним толстенький коротышка - не странный шутник и не сумасшедший, а именно тот, за кого выдает себя. Поверил - и все.
Ничего себе! Даже в пот бросило. Это же надо было столько лет заниматься историей раннего Средневековья, прочитать массу трудов по демонологии от Жана Бодена до Александра Амфитеатрова, чтобы сейчас, на старости лет, повстречаться лицом к лицу!
- Так вы все-таки есть! - выдохнул он.
- Ну да. - Его странный собеседник пожал плечами. - А вы сомневались? С вашей-то биографией?
Тоже правда. Сергей Николаевич вспомнил почему-то следователя с говорящей фамилией Грабищенко в ленинградских Крестах. После его допроса грузчик Иван Демура, туповатый, почти неграмотный деревенский парень, обвиненный почему-то в шпионаже в пользу Японии, вернулся в камеру без зубов и одного глаза. И Мылгина в Усть-Ижме. И легендарного полковника Гаранина на Колыме… Да сколько их еще было - от сержанта-вохровца, палившего по колонне зэков просто так, от нечего делать, до министра внутренних дел Абакумова, который сам не брезговал бить подследственных на допросах, или даже всесильного Берии.
- И чего же вы хотите от меня? Я вроде это… Не по вашему ведомству.
- Вот именно! - Шарль де Виль поднял указательный палец. - Вы - не по нашему ведомству, как вы совершенно правильно изволили заметить. Потому я и хочу купить вашу душу - за любую приемлемую для вас цену.
- А зачем? От меня же ничего в этой жизни не зависит! Я вроде не политик, не министр, не бизнесмен, не олигарх…
Шарль де Виль посмотрел на него укоризненно:
- Сергей Николаевич, ну вы же умный человек! Зачем приобретать то, что и так мое по праву?
И это правда. Судя по тому, как эти господа ведут свои дела, они должны бы ежедневно отчитываться перед ним о проделанной работе. Сергей Николаевич подумал немного и твердо сказал:
- Зря вы это, господин дьявол. Человек слаб, конечно. Насчет души - не знаю, а честь и совесть порой за пайку хлеба продавали… Или чтобы хоть не били больше. Сам видел. Но мне-то теперь терять нечего! Знаете, - он улыбнулся этой неожиданной, даже парадоксальной мысли, - знаете ли, в старости тоже есть свои преимущества!
- Что вы, Сергей Николаевич! Как вы могли подумать! - Де Виль вроде смутился немного. - У меня и в мыслях не было угрожать вам или принуждать вас к чему бы то ни было. Вы, может быть, не поверите, но у меня тоже есть свои принципы. Я же сказал - купить, и готов честно заплатить за это.
- Ну, тогда тем более! Деньги мне не нужны. В мои годы желания становятся намного скромнее.
- Все желания? - Де Виль лукаво прищурился. - Я, конечно, понимаю, что перспектива есть черную икру столовой ложкой или заполучить к себе в постель победительницу конкурса красоты не заставит сильнее биться ваше сердце. Кстати, - он прищелкнул языком, - кстати, и не советую. Никогда не нужно платить за дешевый товар слишком дорогую цену. Я хочу спросить вас о другом - вы ведь знаете, что скоро умрете?
Этот вопрос он задал так просто и буднично, как будто речь идет не о жизни человека, а о том, пойдет завтра дождь или нет.
- Догадываюсь. - Сергей Николаевич пожал плечами. Почему-то именно сейчас, впервые за долгое время, ему стало страшно при мысли о смерти.
- Тогда скажите - не обидно ли будет умирать, зная, что вы не сделали и десятой части того, что могли бы сделать? Вы, конечно, человек незаурядный, но будем откровенны… Ваш потенциал во многом так и остался нереализованным.
Вот это удар! Сергей Николаевич вспомнил, как всего несколько часов назад на бульваре думал как раз об этом. Все правда, и ничего тут не попишешь.
- Так когда же все пошло неправильно - не так, как нужно?
Давно… С самого рождения, пожалуй!
Родился он в приснопамятном семнадцатом году. Отец его, инженер-путеец, был человеком просвещенным и либерально мыслящим, а потому еще при царском режиме добивался сносных условий труда для рабочих и сочувствовал забастовщикам. Февральскую революцию он принял с восторгом, ибо полагал самодержавие препоной для развития новой, процветающей России. Позже, когда на смену Февралю пришел Октябрь, иллюзии развеялись. В тот промозглый осенний день, который потом навсегда войдет в историю, маленький Сережа родился на свет.
В городе стреляли. Один из артиллерийских снарядов угодил прямо в акушерскую клинику на Аптекарском острове. Слава богу, снаряд не разорвался и никто не пострадал, но страху все натерпелись - и врачи, и сиделки, и роженицы. Одна даже скончалась от разрыва сердца. А Сонечка Беспалова, молодая Сережина мама, все плакала и плакала, никак не могла остановиться.
- Что ж так убиваться, голубушка, ведь все уже кончилось. Мальчик у вас, здоровенький, радоваться надо, - уговаривала ее пожилая сиделка.
Соня ничего не отвечала, только мотала головой, размазывая слезы по лицу и крепко прижимая к себе новорожденного сына. Будто знала, какая жизнь ему предстоит.
Потом были годы Гражданской войны, разрухи и голода. Добыча дров стала подвигом, морковный чай - пиршеством, а полмешка мерзлой и проросшей картошки - богатством Шехерезады. Совсем тяжело стало, когда пропал отец - просто вышел на улицу и не вернулся. А хрупкая и нежная Сонечка, которая когда-то зачитывалась романами Лидии Чарской и рисовала лиловые ирисы на шелку, вдруг обнаружила в себе такую отчаянную, неженскую силу и волю к выживанию, что оставалось только диву даваться.
Как голодная волчица, у которой в норе остались детеныши, выбегала она на мороз. Ездила но деревням на крыше поезда, божась и ругаясь, сбывала деревенским бабам старые лифчики и за фунт пшена рассказывала красноармейцам о полотнах великих мастеров в Эрмитаже. Да мало ли еще что! Всего не упомнишь, а иное - и вспоминать не хочется.