После нескольких минут мучений, в течение которых Маша стояла и широко открытыми от ужаса глазами смотрела на мучения бабушки, тело старой ведьмы выгнулось дугой, застыв навсегда в этой нелепой позе. Широко открытые ее глаза, неподвижно смотрели в потолок. Искаженное гримасой боли лицо навечно застыло посмертной маской.
В момент последней конвульсии старой ведьмы во дворе сверкнула молния, и раздался сильный гром, сотрясая старый дом. Пошел проливной дождь, и люди на улице с ужасом начали разбегаться. Небо озарилось огнем, началась череда молний. Неизвестно откуда в комнате появился огромный черный пес, который стал крутиться возле кровати. Он иногда подбегал к Маше, поднимал свою огромную черную морду, и преданно смотрел в ее глаза, наполненные до краев слезами. Слезы непроизвольно текли из глаз Маши. Ей было до боли жалко этого человека, пусть даже ведьму. Все ее детские годы были омрачены, тем, что ее бабушка была ведьмой.
От подружек, друзей она часто слышала укоры в том, что её бабушка не такая как у всех, что она ведьма. Соседские девчонки и одноклассницы боялись с ней дружить. Она была в чем-то ущемлена тем, что ее семья отличалась от обычной. Но она искренне любила человека, который вырастил ее, воспитал, вложил часть своей души. Закрыв лицо руками, она, резко развернувшись на каблуках, вышла из дома, слегка покачиваясь от необычных ощущений, нетвердо ставя ноги.
А во дворе было настоящее светопреставление. Продолжал идти сильный дождь. Покрытое черными тучами небо то и дело перечеркивали вспышки молний. У двора продолжали стоять несколько сельчан, с ужасом наблюдая за происходящим, и слушая душераздирающие вопли, доносившиеся из дома.
Раскаты грома рассыпались по всей округе, вызывая у всего живого непроизвольный ужас. Оставшиеся сельчане с удивлением увидели, что из дома выскочила огромная, черная собака.
Она села посреди двора, не обращая никакого внимания на устремленные на нее недоумевающие взгляды людей, задрала голову, и вой, страшный, первобытный, полетел над округой, разносимый порывами ветра. Повыв так несколько мгновений, собака вскочила и, стремглав выскочив со двора, не останавливаясь, скрылась в неизвестном направлении.
А после этого с огромного дерева, растущего во дворе с еще дореволюционных времен и закрывающий своей кроной добрую половину двора, неожиданно слетел на землю огромный черный ворон с удивительной белой головой. По его черному телу потоками стекали струи дождя.
Он сел на землю недалеко от Маши и долго внимательно ее рассматривал, покачивая голову то в одну, то в другую сторону. А она, как завороженная, несмотря на заливающий глаза ливень, стояла и смотрела на необычную птицу, изредка пытаясь рукой убрать со лба стекающие потоки дождя. Наконец его клюв открылся, и ворон проговорил:
- О шабаше в твою честь тебе сообщат.
Глава четырнадцатая Посвящение Маши в ведьмы
Похоронили Машину бабушку по настоянию местного священника за оградой старого сельского кладбища. На похоронах кроме Маши и ее мамы, да нескольких сельских скучающих обывателей, завсегдатаев всех похоронных мероприятий, никого не было.
После передачи бабушкой ведьминских сил, Маша почувствовала в своем теле такие существенные изменения, что после того, как состоялись похороны бабушки, она зашла в свою комнату, разделась донага, подошла к зеркалу. Ей не терпелось посмотреть на себя новую, не такую, какой была совсем недавно.
В полумраке комнаты, с занавешенными шторами окнами она долго и внимательно рассматривала в нем свое отображение. Та же упругая для ее возраста грудь, та же талия, те же крутые бедра, вожделенная мечта многих местных мужиков. Особых изменений во внешности она не заметила, лишь легкая бледность наложила свою печать на ее лицо.
Но Маша отнесла все это на счет волнений от событий прошедшего дня. И более того, Маша почувствовала, как в ней зародилась и растет ненависть к людям. И к мужчинам, и к женщинам, и даже к детям. Ей хотелось уже сейчас, оставить все заботы, все проблемы и заняться убийствами. Ей хотелось убивать, убивать и убивать. Она вначале и сама удивилась этому непонятному желанию. Но уже через несколько часов после похорон бабушки это желание стало ее постоянной навязчивой идеей и смыслом жизни.
В сочельник перед рождеством состоялось ритуальное посвящение Маши в ведьмы.
На магическом, с незапамятных времен облюбованном сообществом, месте у реки, под сенью огромного дуба, давно уже играющего роль ритуального, собрался шабаш. Ведьм и ведьмаков на этот раз собралось тринадцать. Мессир Леонард был в одной из южных республик, и в связи с этим председательствовала на шабаше Изида.
Она была в своем любимом образе. На кресле восседала моложавая сорокалетняя женщина. Ее распущенные черные волосы ниспадали на плечи, затем на спину и почти сливались с любимым черным платьем. В соответствии с процедурой, на плечи ей был наброшен черный плащ с вышитыми на спине и углах магическими знаками.
Проведя все необходимые и обязательные мероприятия, Изида предложила собравшимся ведьмам и ведьмакам приступить к главному, из-за чего все собрались, а именно: к посвящению в ведьмы Маши.
Принимая во внимание, что Маша получила свою ведьминскую силу от своей бабушки, а не от мамы, возникла необходимость подтверждения ее полномочий.
Изида поднялась с кресла, повернулась к востоку и проговорила необходимые в данном случае заклинания. Откуда-то из леса выскочила огромная черная собака и, перебежав через поляну, подбежала к креслу и села у ног Изиды, преданно глядя ей в глаза.
- Агора, так сложились обстоятельства, что я тебя не видела до твоей смерти, но много слышала хорошего о тебе от знакомых ведьм. Мы уважаем твой выбор. Но скажи, почему свои полномочия на этом свете ты отдала внучке, а не дочке?
Собака, не открывая пасти, сидела, почти, не шевелясь, но голос, хорошо знакомый Маше и многим здесь собравшимся, начал доноситься отовсюду, из окружающегося воздуха. Голос лился тихий, проникновенный.
- Будь благословенна, Изида. Моя дочь, к моему глубочайшему сожалению, отказалась стать ведьмой. Хорошо еще, что внучка выросла достаточно большой, чтобы принять мои полномочия, и она согласилась стать ведьмой. Иначе мне пришлось бы не сладко в поисках кандидатуры. Я ручаюсь за Машу, она будет хорошей ведьмой, и достойно будет продолжать начатые всеми предыдущими поколениями ведьминские дела. А с тобой, благословенная, я, действительно, на белом свете не виделась. Но я хорошо знала твою кормилицу Василису.
При этих словах Изида в волнении вскочила с кресла, и уставилась испепеляющим взглядом на собаку.
- Откуда ты можешь знать Василису?
- Я дочь приятельницы Василисы. Именно к нам приезжала она, когда к тебе явились царевны подземного царства.
- И где теперь Василиса, что с ней? - с трудом справившись с волнением, проговорила Изида.
- О, не волнуйся благословенная. Она ждет страшного суда на шестом уровне. Нам пришлось с мамой немало поработать, чтобы вырвать Василису из рук царевен. Нам, слава Сатане, это удалось.
Изида в знак благодарности, молча, слегка наклонив голову, жестом отпустила собаку. Та, вскочив, пригнулась на передние лапы, и, лизнув туфлю Изиды, пятясь задом, удалилась на достаточное расстояние, развернулась и быстро побежала через поляну в сторону леса.
Изида достала из-за пояса обоюдоострый клинок с черной рукояткой из эбенового дерева. Один из ведьмаков взял у нее клинок и по ее распоряжению начертил им магический круг диаметром около шести метров, в центре которого установили кресло для Изиды и разожгли небольшой ритуальный костер.
Изида подозвала к себе Машу и предложила ей отречься от Спасителя, Пресвятой Девы Марии, всех святых и христианской религии, как таковой. Маша с готовностью это сделала, и все присутствующие приступили к очередному этапу обряда посвящения Маши в ведьму, очищению водой перед принятием в ведьмы.
Изида предложила ей раздеться, оставив на себе лишь черный плащ с вышитым кельтским крестом на спине и на углах, полученный ею от умершей бабушки.
Взяв Машу за руку, по грудь завела ее в реку. Все сопровождающие остались на берегу. Они повернулись к востоку и начали громко хором произносить магические заклинания.
Изида, положив на голову руку, трижды окунула ее в воды реки, произнося при этом соответствующие заклинания. Неожиданно река около зашедших в воду ведьм в неярком свете луны начала бурлить. Над рекой легко понесся то ли задорный смех, то ли веселое журчание воды.
Около Маши из воды появилась чья-то рука, очень похожая на человеческую. Но даже в неверном свете луны было видно, что она очень бледная, с нежным голубоватым оттенком. И между пальцев находилась тонкая, почти прозрачная перепонка. Следом за рукой появилась голова. Длинные черные волосы свободно плавали в струях реки. На бледном лице русалочки голубые глаза, как светлячки, весело светились во мраке. Рядом с первой головой появилась еще одна, потом еще. Их веселый смех звонкими колокольчиками зазвучал над рекой.
- Смотрите, русалочки приплыли к нам на церемонию, - заговорили на берегу. - Это очень добрый знак.
Недалеко от берега всплыла русалочка с округлым пухленьким личиком. Стоящим на берегу были хорошо видны ее огромные удлиненной формы голубые глаза. Вскоре русалочка скрылась, но через несколько мгновений всплыла совсем рядом с берегом.
Ведьмам и ведьмакам стали хорошо видны ее части тела, полностью или частично находящиеся под водой. Особое внимание заслуживали красивые формы ее больших округлых грудей. Изредка она поднимала из воды свою руку и убирала с глаз упавшие на них черные волосы. Хорошо видно, что волосы были украшены зелеными водорослями и белыми цветами кувшинок.
Ближайшая к Маше русалочка со смехом протянула руку к ее магическому амулету. Когда ее пальцы почти коснулись амулета, между кельтским крестом и рукой русалочки сверкнула молния.
Рука и лицо ее мгновенно почернели, а рот так и остался открытым в немом крике боли. Вода около ведьм вновь вскипела, но уже в негодовании. Над рекой повисла тревожная тишина. Одна из русалок, находящихся рядом с ведьмами, сильно надула щеки, издала протяжный возмущенный вопль, разнесшийся над ночной рекой, и, обдав водой ведьм мощным ударом хвоста, скрылась в пучине вод. Несколько русалок подхватили безжизненное тело подруги и, молча, скрылись в водах реки.
Маша, злорадно усмехаясь, откинула назад голову, и предутренний легкий ветерок далеко разнес ее жуткий победный смех. В селе от этого звука проснулись собаки, и их ужасающий вой разорвал тишину округи. На берегу ведьмы и ведьмаки притихли, не зная как реагировать на происшедшее.
Изида с недоумением смотрела на Машу.
- Зачем ты убила безобидную русалочку? Что она тебе сделала плохого?
- Она пыталась схватить мой амулет. А это никому не дозволено, - дерзко ответила Маша. - Давайте продолжим церемонию.
Изида с трудом взяла себя в руки, подавила в себе волну раздражения и, на правах ведущей церемонии, взмахнув рукой в сторону берега, продолжила ее. Ведьмы и ведьмаки повернулись к востоку, вскинули руки и нестройно, без положенного благоговения, продолжили произносить магические заклинания. Изида, глубоко вздохнув, подошла к Маше и трижды повернула ее на триста шестьдесят градусов, вновь произнося соответствующие заклинания. Присутствующие при этом, подняв руки и повернувшись на восток, в этот момент громко произнесли:
- Да будет благословенен твой рот, дабы ты могла говорить о нем.
- Да будут благословенны твои ноги, которые поведут тебя по пути, указанному им.
- Да будут благословенны твои глаза, дабы ты прозрела путь его.
После этого Изида вывела Машу из реки и трижды провела ее по окружности магического круга. Каждую четверть круга они останавливаются, поворачиваются на восток и, подняв руки, вместе со всеми присутствующими произносят:
- Пусть славится в веках имя твое!
- Прими новообращенную в лоно свое!
После этого Изида взяла клинок, и этот фаллический символ трижды опустила в сосуд, символизируя тем самым магическое совокупление, единство мужского и женского начала.
Машу поставили на колени перед троном, на котором сидела Изида, сняли с нее накидку, и ведьмы, и ведьмаки, зачитывая заклинания, начали натирать все ее тело магической мазью. После того, как Маше дали испить колдовского вина, Изида привела ее к присяге и провозгласила обрядовое имя ведьмы - Морригана. На этот раз обычного в подобных случаях пиршества в честь новообращенной не было. Удрученные убийством безобидной русалочки, ведьмы и ведьмаки, придумав себе неотложные дела, постарались преждевременно завершить церемонию и покинуть ритуальную поляну.
Глава пятнадцатая Жизнь на грани
Прокурорский следователь Николай Иванович Тихонов отвел мрачный взгляд от трупа мужчины, лежащего посреди большой комнаты. Труп лежал на спине, широко разбросав в стороны безвольные руки. Массивная голова его, украшенная шевелюрой черных, слегка тронутых сединой волос, была запрокинута. Николай Иванович подошел поближе, чтобы увидеть его лицо. Черные глаза, начинающие покрываться дымкой смерти, у него оказались широко открыты, а толстые мясистые губы, уже почерневшие, навсегда застыли в оскале улыбки, обнажая желтые от дешевого табака редкие зубы. Николаю стало не по себе от увиденного. Нет, за долгие годы службы ему не раз доводилось видеть трупы и особенности его службы быстро притупили всякие эмоции. Осталось только лишь профессиональное отношение и к трупам, и к загробной жизни. Вот только сегодня что-то совсем невмоготу стало видеть все эти страсти. Голова настойчивой тупой болью напоминала о вчерашнем гулянье.
- Как же все надоело. Трупы, трупы, снова трупы и так до бесконечности, - роились в голове мысли. - Сейчас бы опрокинуть рюмочку-другую холодной водочки, да закусить огурчиком солененьким. А потом можно и к девочкам под бочок подкатиться.
Он вспомнил вчерашнее застолье с очередными собутыльниками, одну половину которых он не знал, и теперь навряд ли и узнает, а вторую половину видел второй или третий раз. Знал лишь их имена, а некоторых и того меньше - лишь клички. А большего и знать не нужно. Вспомнилось теплое, податливое тело женщины. Как же ее звали? Нет, не вспомнить. Да и ладно. Разве в имени главное. Зато, какое у нее тело шикарное, послушное, отзывчивое. Не то, что у бывшей жены Машки. Так и не набралась опыта сексуальной жизни, зануда деревенская. Как была деревней, так и осталась. Ляжет, бывало, под тебя и не знаешь, спит она или еще нет. А получив от тебя положенную порцию ласки, отвернется к стене и засыпает. Не о такой жизни мечтал отличник Коля с детских лет. Поэтому и искал недополученную от жены ласку на стороне. Чего уж… Там, где женщины, там и водка. Без этого никак нельзя. Надо чем-то притупить стыд свой природный. Да и женщинам, вероятно, не просто, впервые увидев мужчину, отдаваться ему.
Николай вышел на лестничную площадку, достал сигареты, закурил.
- Некстати нахлынули воспоминания, будь они неладны. Водка, нервотрепка на работе, попробуй, практически ежедневно, с трупами повозись, не удовлетворенность жизнью дома, вот и докатился до мордобоя жены, - с горечью думал Николай, затягиваясь сигаретой. - В тот памятный раз, конечно, плохо вышло. Так ребенка ждал, надеялся, сын будет, на рыбалку вместе ходить будем. Надо же было привести ту бабу в этот день. Кто ж его знал, что Машка в тот день не сможет уехать домой к родителям, как она планировала? Да и ударил то ее пару раз всего. Разве я виноват, что силой родители наградили сполна.
Николай поднял руку, сжал кулак, внимательно рассмотрел его, будто первый раз видит.
- Да, кулак то знатный. Только дураку достался, - с горечью подумал он. - Только что теперь-то об этом думать. Уж сколько времени прошло после развода. А ведь первое время после свадьбы жили вполне хорошо. И Маша была вполне пригожей женой. И сам ходил всегда в чистом и тщательно отутюженном костюме и дома всегда был порядок, и еда всегда была приготовлена. И это притом, что сам-то по дому делать ничего не делал. А она все успевала, и по дому и по магазинам, да еще и училась в своем техникуме. И если верить друзьям, училась совсем неплохо. Тело у нее совсем даже ничего. Ей бы только сексуального опыта поднабраться, цены бы ей не было.
После того трагического случая, который привел к потере сына, Николай долго не мог прикоснуться к водке. Как возьмет в руки рюмку, так встает перед глазами новорожденный сын, весь в ссадинах, да в гематомах. И смотрит на него, молча, своими светло голубыми глазами. Сам-то он сына никогда не видел, но предательский мозг всегда охотно подсказывал, какой вид мог быть у его малыша. Да еще, зараза, варианты выбирал самые, что ни на есть страшные.
Может эти навязчивые картины, и привели его снова к рюмке. Переборов себя однажды, прикоснулся к бутылке, а там, когда забулькала водка в горле, так и хорошо стало, отпустило. Пока держался Николай от пьянки подальше, так и Маша, вроде как отошла немного от смерти сына. Даже и простить намеревалась, под одной крышей, как-никак, спали. Прикоснуться к ней Николай остерегался, но едой она его обеспечивала. А когда узнала она, что не будет у нее больше никогда ребеночка, да как начал он заливать страшные видения мертвого сына водочкой, так и пошла в ЗАГС заявление на развод подавать.
Только теперь, когда у Николая возникло опасение реально потерять Машу, тревога пронзила его. Что он только не делал, чтобы Маша забрала заявление. И убить грозил, и на коленях ползал, умоляя. Да только нашла коса на камень. Так и расстались.
От некстати возникших воспоминаний во рту стало сухо. Николай осторожно пошевелил языком. Нет, его как будто кто клеем приклеил к небу. Страстно захотелось пить. Он прошел в кухню, разыскал в подвесной полке чайную чашку и, наполнив ее водой из-под крана, жадно большими глотками, почти захлебываясь, выпил. Стало немного легче. Но воспоминания о бывшей жене и кувыркании в постели с прекрасной незнакомкой, не на шутку растревожили его.
Успокоившись немного, подышав глубоко, он подошел к старшему группы. Сославшись на недомогание, отпросился к врачу.
Старший группы от просьбы его скорчился. Этот Тихонов его достал уже своими выходками. То одно у него случается, то другое, то третье. Одна морока с ним. Его только и спасает большая "волосатая" рука, как говорится. Другой уже давно бы был выкинут из прокуратуры, а с ним все нянчатся как с дитем малым.
Старший группы заиграл желваками, внимательно посмотрев в его бледное лицо, с лихорадочно бегающими глазами, скривившись, как будто ему в рот положили ломтик лимона, отпустил, наказав принести обязательно от врача справку.
- Ага, справку тебе. Вот сейчас побегу и принесу ее тебе в зубах, - усмехнулся Николай, сбегая по лестнице через две-три ступеньки.
Николай вышел на улицу, посмотрел в небо. Большие, черные, насквозь пропитанные водой, тучи собирались над городом, грозя в ближайшее время сильными дождями.
Закупив по дороге несколько бутылок водки, Николай направился к Чижу. Как его зовут, он не знал. Только кличку. Но одно он знал точно, у Чижа всегда компания, всегда есть выпивка, женщины. На сей раз, к сожалению, компания подобралась чисто мужская, поэтому, накачавшись, как следует, притушив водкой полыхающий в груди пожар, пошел нетвердой походкой по направлению к дому.