Возможно, наглость нарушителя, хамски проигнорировавшего свисток и взмах жезлом, пробудила в патрульных глубинную память. Возможно, выплыла из дремучих глубин милицейской памяти утренняя сводка, в которой вроде как упоминалась синяя шестерка…
Прыгнули гаишники в свою тачку, включилит мигалку с сиреной, – и тоже по газам. Один в бумаги глянул – точно, числится в розыске дядькинская машина. А судя по отчаянному поведению водителя, сидит в ней отпетый рецидивист, вполне вероятно – вооруженный. Они ему в динамик: "Синие жигули, немедленно остановитесь!" А Дядькин ноль внимания. В руль вцепился, ничего вокруг не видит и не слышит. Состояние аффекта. Боевое безумство, словно у викинга, причастившегося мухоморами. Да и звуки, надо сказать, на такой скорости сзади очень плохо доносятся.
Ну, патрульная машина расстояние сократила, а догнать не получается.
Берег доцент свое авто, в отличие от преследователей по грязи и ухабам не катался, зимой и осенью держал в гараже, стараясь выезжать пореже. Тут бы по уму гаишникам по рации предупредить, чтоб заслон выставили против неукротимого Дядькина. Но они тоже люди, у них тоже нервы и азарт погони одолел их со страшной силой.
А может, сами решили отличиться, задержав опасного преступника. Короче, опускает один из них стекло и высовывается наружу с табельным Макаровым в руке. В стиле незабвенного Глеба Жеглова: "Как держать? – Нежно!!!"
По инструкции полагается в таких случаях делать предупредительный выстрел в воздух, а потом открывать огонь по колесам. Но Макаров, как известно, оружие совсем не снайперское, и даже старенький жегловский наган для такого случая сподручнее.
То есть первый выстрел, который в воздух, хорошо получился, попал куда надо. Правда, Дядькин его опять не услышал. Зато вторая пуля чиркнула по асфальту и рикошетом улетела в неизвестном направлении, третья следом за ней.
Ворошиловский стрелок скорректировал прицел и четвертым выстрелом попал таки в багажник, чуть правее номерного знака. Эффекта, впрочем, это совсем не принесло.
Ну точно бандит, уверился горе-Жеглов, отморозок со свежей "мокрухой", такому терять нечего… Уверился и решил стрелять на поражение.
Зрелище, конечно, было для поселка Горелово невиданное. Пистолет грохочет, пули свистят, двигатели натужно ревут, всех прочих участников движения как метлой выметает. Прямо фильм "Терминатор", часть вторая.
Дядькин на внешние раздражители отреагировал с сильным запозданием – только когда над ухом у него отвратительно вжикнуло, ударив звуковой и воздушной волной, а центр лобового стекла украсился аккуратной дырочкой калибра девять миллиметров. С расходящимися в стороны лучами-трещинками – все как в Голливуде.
Но отреагировал доцент своеобразно.
Первым делом попытался добавить газу, впрочем безуспешно. Почему-то в доцентову голову, окончательно потерявшую контакт с реальностью, стукнула мысль, что догоняют его злобные бандиты, заметившие исчезновение машины от своего логова.
Вторым делом Дядькин глянул наконец в зеркало заднего вида… И через секунду изо всех сил давил уже тормоз.
Водитель ДПС владел рулем лучше, чем его напарник пистолетом, и сумел избежать почти неизбежного столкновения. Потери стражей порядка в схватке с Дядькиным были минимальны – шишка средних размеров у стрелка, в момент резкого маневра как раз полезшего в салон за новой обоймой.
Доцентову же шестерку мигом вынесло с дороги, кювета там не было, а дерево либо столб не подвернулись…
Пока доцент судорожно пытался нащупать дверную ручку негнущимися пальцами, дверь резко распахнули снаружи. И Дядькин, выдранный из машины, – с хрустом выдранный, как зуб из челюсти, – ткнулся носом в пожухлую траву. Когда на его заломленных назад руках защелкивали наручники, он попытался невразумительно пояснить, что это ошибка, что надо хватать тех, других, засевших в домике у дороги, который он сейчас укажет… Но лишь схлопотал по ребрам от блюстителя, набившего себе шишку.
* * *
Наград за геройскую поимку Дядькина ребята из ДПС, конечно же, не получили. Но хотя бы не пострадали за дурацкую стрельбу в поселке: повезло – не зацепили никого рикошетом. Доцента пытались привлечь за злостное неподчинение и оказание сопротивления. Спасло дачное знакомство с известным профессором-психиатром, заявившим, что в состоянии стресса и нервного потрясения Дядькин вполне мог быть слеп, как сова, и глух, как тетерев. К профессору, порой привлекаемому ГУВД в качестве эксперта в самых запутанных случаях, прислушались – отделался Дядькин штрафом, даже прав не лишился.
В последующих своих рассказах об этой эпопее Дядькин не то чтоб искажал события, но как-то так поворачивал повествование, что получался для слушателей весьма мужественным доцентом. Дырки от пуль, придававшие машине боевой вид, долго не заделывал. И втайне гордился полученным от студентов прозвищем – Терминатор.
Легенда о великом потопе
Все, кто учился в ЛИАПе после этой истории, хоть краем уха о ней слышали. А если и не все, то большинство уж наверняка. Однако же никто в точности не знает, как все происходило, потому как оброс легендарный случай домыслами и подробностями самыми фантастическими.
Я был очевидцем и даже отчасти участником всей эпопеи, а потом слышал позднейшие (спустя три года) ее изложения. Устное, так сказать, студенческое творчество. И теперь представляю, как зарождаются и развиваются легенды с мифами. Уверен, к примеру, что Георгий Победоносец изначально, в самом первом варианте истории о нем, был обычным мальчишкой, пристукнувшим на лесной тропинке палкой обычную гадюку. Ну, может быть, чуть крупнее обычной…
Итак, рассмотрим случай мифотворчества на конкретном примере.
…Случилось все в зимнюю сессию (если честно, чего только не случается в сессию!).
А в сессию ведь главное что? Сдать экзамены, блеснув знаниями? Ерунда, главное – раздобыть конспект, где эти самые знания содержатся. Ксерокс, между прочим, был в те времена аппаратом легендарным, и к светокопировальным его предшественникам тоже не подступишься, там Первый отдел бдит, как бы какую крамолу антисоветскую не размножили, каждая копия на строгом учете…
Отдельные умельцы фотографировали чужие конспекты и печатали в уменьшенном масштабе так называемые фотошпоры, – работа при тогдашней техники кропотливая и нудная, к тому же требующая целой кучи соответствующего оборудования. Остальные выкручивались как умели: писали бисерным почерком шпоры обычные. Готовили "крокодилы" – ответы на экзаменационные билеты, изложенные на листах нормального размера – и незаметно их вытаскивали на экзаменах. Некоторые странные личности даже зубрили конспекты от корки до корки – ботаники, как их ныне именуют.
Однако, какой подход к сдаче экзамена не выберешь, наличие конспекта – необходимое условие. Выцедить из груды учебников рассеянные в них крохи нудной информации – задача нереальная за два-три дня подготовки.
Каюсь, я коспектов почти никогда е вел, вечно на лекциях куда более интересные дела находились… Однако насчет предстоящего экзамена был спокоен, имея железную договоренность по поводу конспекта с девушкой из параллельной группы. А девушка-то отличница, ленинская стипендия плавно переходит в красный диплом, гордость курса, и не одной пропущенной лекции, и абсолютно разборчивый почерк, – в общем, не конспект у нее, а мечта двоечника и разгильдяя.
Короче говоря, пришли мы с приятелем Иванцовым (тоже жаждущим отхлебнуть из источника знаний посредством чужого конспекта) на экзамен той группы, где училась моя благодетельница. Не к началу пришли, разумеется, к середине примерно.
Видим, сгрудились еще не отвечавшие студенты в коридоре у окошка, конспекты листают лихорадочно. Перед смертушкой, как говорится, не надышишься…
Вот и она, спасительница-благодетельница: сидит на подоконнике и конспект свой драгоценный читает вдумчиво… И, по обыкновению задумавшихся людей что-либо теребить в руках, слегка покачивает трубу. Обычную такую трубу, водопроводную, дюймовую, свисает эта труба сверху, надо думать, идет от магистрали, под навесным потолком не разглядеть толком. Идет-то идет, да никуда не приходит – заканчивается в метре от пола заглушкой. Такое впечатление, что куда-то воду хотели подвести, передумали и бросили. А труба до сих пор висит. И теперь вот слегка раскачивается…
И почему-то мне это раскачивание сразу не понравилось, рычаг метра четыре получается, а сварщики у нас халтурят часто, и, поздоровавшись, снимаю я невзначай ручку девичью с этой железины и вопросы задаю разные: как экзамен, мол, идет, как там доцент Фарафонов, сильно ли режет?
Спасительница отвечает механически, в конспект кося одним глазом, а рукой опять за трубу. Машинально.
Тут уж я уже открытым текстом воззвал: перестань, мол, оторвешь…
Улыбнулась отличница (по совместительству еще и спортсменка-баскетболистка не особо хрупкого, надо сказать, сложения), улыбнулась и качнула чуть сильнее… Тут все и началось.
Не то чтобы реакция у меня суперменская, но что-то в этом роде ожидал все-таки… И когда мне на голову рухнула труба заодно с двумя плитами навесного потолка, причем в сопровождении водяной струи, – ни головы, ни меня на том месте уже не было. Отпрыгнул, и отличницу за рукав отдернул, даже драгоценный конспект подмокнуть не успел.
А затем мы увидели зрелище довольно редкое. Можно сказать, для граждан, не бывавших на Дальнем Востоке, вовсе небывалое: курильский гейзер в перевернутом исполнении. В магистрали-то кипяток был под изрядным давлением… И ринулись ручьи того кипятка во все стороны по полу, догоняя визжащих студенток.
А здание старинной постройки, из конногвардейских казарм переделанное, для учебного процесса приспособлено всё от конюшен до полковой кухни… Как следствие, мелких архитектурных странностей предостаточно. И одна из них в том, что пол в этом не сильно длинном коридоре на пару ступенек ниже, чем в двух соседних, – так что реки бурлящие довольно быстро превратились в живописное озеро с водопадом посередине. Открывайте навигацию…
Тут шум происходящего отвлек-таки герра профессора от экзамена. И открывая дверь, вопрошает этот Фарафонов громким профессорским басом: "Что у вас тут происходит???"
Причем, что характерно, фраза эта в процессе открывания двери и обозрения окружающей действительности потеряла на четыре октавы солидности и закончилась довольно позорным дискантом. Что происходит, что происходит… Банный день у нас происходит. В дурдоме.
Помещение густым паром затянуто, окна запотели, на подоконниках, забравшись с ногами, пара нерасторопных бедолаг робинзонит… Водопад шумит, народ шумит, видимость пять метров, и по озеру пресловутому забытый кейс дрейфует… И жара.
* * *
Наш ректор Лукошкин любил показуху.
Между прочим, в языках импортных термина схожего нету, что в свое время доставляло определенные трудности переводчикам демократических словоблудов, клянчивших на Западе деньжат на борьбу с КПСС. Но хорошей иллюстрацией к трудному для перевода слову могла бы послужить лиаповская аудитория номер двести тридцать восемь.
На фоне прочих аудиторий, раз в пять лет косметически прихорашиваемых, 238-я блистала.
Блистала полированной мебелью, спускающейся высоким амфитеатром к дубовой резной кафедре, над кафедрой – новёхонькая стеклянная доска бог весть с каким, но уж о-очень академически выглядящим покрытием, и над каждыми шестью рядами аудитории свисает с потолка по два телевизора. Не "Самсунги", конечно, не то время, но цветные "Радуги" последней модели. Для слабых зрением, значит, студентов. Видеокамера, значит, передает на экраны, что там лектор на доске изображает. Камера, правда, тоже отечественная была, узкофокусная, и без сканирующего устройства, так что слабые зрением могли видеть только кусочек доски полметра на полметра размером, в связи с чем система использовалась только для демонстрации гостям ЛИАПа, начальствующим либо заграничным (и такие случались).
Да и лекции читались здесь весьма редко, в целях сбережения. Но в тот день происходил в 238-й экзамен. И не у простой группы, а у ципсовской. (Не слишком благозвучная аббревиатура ЦИПС расшифровывалась как целевая интенсивная подготовка студентов. Элиту готовили. Корифеев, стало быть, всяких наук, а не инженериков стодвадцатирублёвых, тоже показуха сплошная.)
Ну, расселись эти ципсята за столики полированные, как положено. Билеты разобрали, втихаря из мест укромных достают шпаргалки, "крокодилы", конспекты, а кто поленивее и понаглее, те и учебники. Даром что элита, списать не дураки тоже.
И тут над входом (а вход на самом верху амфитеатра) начинает капать. Легкая такая мартовская капель – водичка, пробиваясь через перекрытия, поостыла немного, зато изрядно загрязнилась и помутнела. Едва экзаменатор эту природную аномалию заметил и подошел к ней поближе, элита оживилась, стараясь перенести на экзаменационные листки максимум информации со вспомогательных пособий.
Борясь в течении пяти минут с нездоровым этим оживлением, потерял бедолага-препод драгоценное время для принятия решения – превратились очень быстро капельки в струйки, струйки в струи, и всё над дверью, и сквозь дверь эту единственную явно уже не выйти, не замочив репутацию.
Прибывающая водичка течет себе ручьем по вощёному дубовому паркету прохода и на каждой ступеньке маленький мутный водопадик образует. Учитывая окружающую обстановку, очень даже красивая картинка получается. Просто северная, блин, Швейцария. Экзаменатора из легкого ступора, вызванного этим пейзажем, вывел только грохот от падения здорового пласта импортной штукатурки типа "шуба", и отдал он наконец приказ покинуть затопляемое помещение.
Студенты засобирались, нелегальную литературу обратно рассовывают, парням-то проще, почти у каждого лиаповца в те времена к подкладке пиджака под полами было по два огромных кармана подшито – не то что учебники, по четыре поллитровки носили совершенно незаметно. Куда же девушки хозяйство своё прятали, я умолчу. Не из скромности, просто нам с Иванцовым сверху из-за двери плохо видно было. Но телодвижения будущие корифейки наук производили довольно экзотичные.
И, подтянувшись берегом ручья к выходу, начинают отличники эти проскакивать через вертикальную стену теплой и грязной воды, с довольно плачевными для себя последствиями. Последним форсировал водопад препод, прикрывая голову дипломатом с зачетками. Выскочил, посмотрел на костюм свой испорченный и убежал куда-то на сорванный экзамен жаловаться.
* * *
Мы же с Иванцовым отправились ещё ниже, на первый этаж, и попали в захудалую лабораторию захудалой кафедры аэродинамики. Там было пыльно. Пылился в углу самолетный пропеллер, с пыльной фотографии довольно улыбались сотрудники давно упразднённой испытательной лаборатории ЛИАПа, стоящие над обломками взорвавшегося авиадвигателя, на столах торчали пыльные приборы нерабочего вида и неизвестного назначения.
Среди этого запустения старенькая бабулька-уборщица в меру сил боролась с надвигающимся бедствием – подставила под капавшие в трёх местах с потолка капли тарелку, стакан и майонезную баночку. И нашим заверениям, что подставлять надо бочки, не поверила. И выгнала нас, чтоб не шлялись тут всякие. Не бывает пророков в отечестве.
* * *
Великий лиаповский потоп не растянулся, на манер библейского, на сорок дней и сорок ночей. Но и чересчур быстро не закончился – как обычно в таких случаях, институтские сантехники оказались весьма далеко от эпицентра событий, и отыскали их далеко не сразу.
Однако злополучную трубу, в конце концов, перекрыли, а позже и заварили. А от очевидцев эпопеи пошли кругами версии событий, на каждом новом витке обрастая все новыми и новыми лихими подробностями: про обваренную кипятком секретаршу четвертого факультета (а на четвертом факе говорили, естественно, о втором), про безнадёжно испорченные новенькие дипломы, выписанные шестикурсникам, про унесенную бурным потоком сумку со стипендией целой группы… По звучавшей спустя четыре года версии событий можно было смело ставить фильм-катастрофу, вроде "Титаника".
А самое смешное в истории то, что спустя год я женился на этой самой отличнице… На сокрушительнице труб. Что наша жизнь? Игра…
Страшноватая история
1. Жилищный вопрос
Как-то раз по осени двум подружкам из нашей группы повезло просто редкостно.
Чисто случайно, через дальних родственников близкой приятельницы их соседки, предложили девушкам квартиру снять, дешевую на удивление. А они, Ольга с Людой, будучи иногородними, в общежитии лиаповском обитали, что на улице Гастелло.
Но слово общежитие, честно говоря, к этой дыре было малоприменимо. Не знаю, как и выразиться: общепрозябание? общесуществование? обще-в-дерьме-замерзание? Велик и могуч родной язык, но единым словом э т о так сразу и не назовешь. Но не общежитие, это точно – жить в доме 15 по улице летчика-героя было невозможно.
Дом старый, после войны на скорую руку построенный пленными венграми (пленные немцы строили не в пример добротнее): зимой холодно, летом жарко, водопроводные трубы постоянно лопаются, канализация забивается, проводка перегорает. И фауна в изобилии, хоть "В мире животных" снимай – тараканы, клопы, мыши…
Вот для примера: садимся пить чай, включаем кипятильник в розетку – из розетки искры, дым; пробки – щелк! – темнота; на ощупь ставим жучка, по пальцам легкий электрошок – да будет свет!; кипятильник в другую розетку, только стал закипать – сверху пласт штукатурки – хлоп! – прямо на стол; пока эту гадость из стаканов вытрясаем, пробки – щелк! – опять темнота, возимся подольше, электрошок посильнее, толстенный жучок поставили – да будет свет!; а по столу – шур-шур-шур – тараканы, в темноте набежавшие, от загаженного штукатуркой торта улепетывают… Попили, блин, чайку в интимной обстановке…
Проще говоря, не общага это была, а настоящая школа выживания. После нее хоть куда можно: хоть в тундру, хоть в пустыню, хоть в очередь за водкой перед ноябрьскими праздниками – ничего не страшно.
А нашим девушкам еще и соседи-парни попались такие… не очень. Как выпьют (а пили постоянно), всё весьма навязчиво познакомиться норовят поближе. Знакомства такие Олю с Людой совсем не вдохновляли, и, едва прослышав о дешево сдающейся квартире, они в тот же день созвонились с хозяином и отправились прицениться к жилплощади.
Хозяин действительно запросил недорого, но – за год вперед. Был он жгучий брюнет с пронзительными черными глазами, из кабардинцев, а по профессии – эстрадный артист, работал в Ленконцерте. Фамилия, впрочем, ничего девушкам не сказала – не из знаменитых, понятное дело. По его словам, большую часть времени проводил он на гастролях, на самых дальних окраинах Союза, а когда изредка бывал в Питере – жил у гражданской жены. Потому и денег за весь год хотел, что не мог каждый месяц за ними являться.
На Люду внешность и манеры квартировладельца произвели довольно сильное впечатление, хотя по складу своего северного характера излишней впечатлительностью она не страдала. Чем-то мужественный профиль артиста напомнил ей обаятельного скрипача Паганини из популярного в то время многосерийного фильма…