Алекс смотрела, как появляются кадры: сначала белые тени на белом, потом серебристо-серые очертания. Ряд дырочек перфорации и очертания двух овалов, один ниже другого. Что это такое? Нечто длинное, торчащее между этими овалами стало обретать очертания, и тут она поняла.
– Вот подонок! – сказала она, улыбаясь.
Выплыли несколько волосков, их стало больше, и наконец появился сам фаллос, толстый, обмякший, со складками кожи у головки и небольшой расщелиной впереди, напоминая уродливую ухмыляющуюся рептилию. Интересно, чей он, подумала она, кому он принадлежит. Слону? Явно не человеческий.
Усмехаясь, Алекс покачала головой, вытащила влажный лист из проявителя и опустила его в фиксатор. Несколько секунд она раскачивала ванночку, после чего, глянув на часы, подождала сорок секунд. После проявителя кадрам предстояло пойти на промывку, и она, полная нетерпения, снова сверилась с часами.
Когда прошло пять минут, она вынула влажный отпечаток и повесила его сушиться. На нее с пленки смотрели тридцать шесть фаллосов, все смахивали друг на друга, но каждый кадр был сделан под несколько иным углом.
Продолжая улыбаться, она поднималась наверх, чувствуя себя куда лучше, словно бы втайне ей удалось одержать победу над Дэвидом.
Алекс проснулась на широкой постели, как от толчка, и, озираясь, подумала, не проспала ли. Потянувшись, взяла часики. Четверть седьмого. Она облегченно откинулась на подушки и закрыла глаза. Слышалось рычание грузовиков на Кингс-роуд. Затем до нее донеслось щелканье дверей: похоже, открылась парадная. Она внимательно прислушалась – нет, должно быть, ей показалось – и снова закрыла глаза. Еще час сна. Как она нуждалась в нем. У нее ныло в груди, в голове пульсировала острая боль. Она слишком много курит и, когда встречается с Дэвидом, злоупотребляет алкоголем. Расставание не проходит легко и безболезненно, порой оно труднее, чем совместное существование.
Перед глазами в темной комнате проплыла тень, и Алекс внезапно почувствовала озноб. Открыв глаза, она увидела стоявшего у ее постели Фабиана – несмотря на темноту, она видела его четко и ясно.
– Дорогой! – сказала она.
– Привет, мам.
Он казался усталым и возбужденным.
– Я ждала тебя не раньше вечера, дорогой.
– Я очень устал и хотел бы немного отдохнуть.
– Ты, должно быть, всю ночь вел машину.
Фабиан улыбнулся:
– Поспи еще, мама.
– Увидимся потом, – сказала она и смежила глаза, ожидая услышать звук закрывающейся двери. Но его не последовало. – Фабиан, дорогой мой, прикрой двери, – напомнила она. Открыв глаза, она уставилась на дверь перед собой и увидела, что та закрыта. Смущенно улыбнувшись, она провалилась в сонное забытье.
Кажется, прошло всего несколько секунд, когда ей почудилось, будто она слышит писк обеспокоенного насекомого, настойчивый, въедливый, он становился все громче и громче. Она пошарила рукой в поисках будильника – надо остановить его, пока не проснулся Фабиан. Пальцы ее нащупали ключи, книгу, стакан с водой. Пронзительное настойчивое дребезжание продолжалось; еще несколько секунд она лежала на спине, надеясь, что оно прекратится, пока не осознала, что такого не произойдет: эти потрясающие часы на солнечных батареях сами никогда не выключаются, запрограммированные, они могли в случае необходимости звонить до скончания времен. Еще одна причина, по которой она испытывала неприязнь к Дэвиду. Что за дурацкий подарок к Рождеству он ей преподнес, что за садизм. Дэвид приобрел часы, потому что они его развеселили: ему нравились только вина и такие игрушки. Для человека, который отрешился от городской цивилизации, он испытывает чертовскую привязанность к таким безделушкам.
Алекс влезла в спортивный костюм и бесшумно двинулась по коридору, опасаясь разбудить Фабиана; испытывая радость, что он вернулся, она напомнила себе – надо отменить все встречи, назначенные на этот вечер: они проведут его вместе; может, сходят в кино, а потом перекусят в китайском ресторанчике. У сына сейчас самый прекрасный возраст: второкурсник Кембриджа, он уже начал понимать, как устроен мир, но тем не менее еще преисполнен энтузиазма юности; он был хорошим спутником и товарищем.
Алекс отмахала свои привычные две мили по Фулем-роуд и вокруг Бромптонского кладбища; по возвращении подобрала газеты и пакет молока на пороге, после чего вошла в дом. Ей показалось несколько странным, что Фабиан не разбросал, как обычно, свои вещи по всему холлу. Не заметила она снаружи и его машину, но, может быть, он поставил ее на другой улице. Она тихонько поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться.
Алекс подумала, а не стоит ли разбудить его, но вместо этого, спустившись на кухню, нацарапала ему записку:
"Вернусь к семи, дорогой. Если ты свободен, мы можем сходить в кино. С любовью мама".
После чего, взглянув на часы, вылетела из дома.
К тому времени, когда она добралась до парковки на Поланд-стрит, настроение ее изменилось в худшую сторону. Она машинально кивнула служителю, когда выезжала по рампе. Что-то было не так, и она никак не могла понять, в чем дело; она чувствовала себя подавленной и усталой, за что и проклинала Дэвида. Выражение лица Фабиана тоже не давало ей покоя, словно он скрывал от нее какую-то тайну, секрет, в который лишь она единственная не была посвящена.
3
Алекс, не веря своим глазам, наблюдала, как секретарша кладет ей на стол третий бумажный пакет.
– И все это лишь за сегодня, Джулия? – Она взяла один из пакетов и с сомнением пригляделась к надписи: "Миссис Алекс Хайтауэр", "Литературное агентство Хайтауэр" – было выведено крупными косыми буквами. – Надеюсь, хоть рукопись у него не от руки.
– Несколько минут назад звонил Филип. Спрашивал, ознакомились ли вы с его посланием. Может, он и шутил, я не уверена.
Алекс вспомнила негативы, которые она проявила, и усмехнулась.
– Я перезвоню ему, когда разберусь с почтой.
– Разве что недели через две.
Алекс взяла нож для бумаги и растерянно стала искать щель в полосках клейкой ленты.
– Звонил еще некий Уолтер Флетчер, хотел узнать, прочитали ли вы его рукопись.
– Колокол еще не прозвонил.
– Он жалуется, что она у вас уже неделю.
Алекс бросила взгляд на полки за ее столом, доверху заваленные грудами рукописей романов, пьес и сценариев.
– Уолтер Флетчер? А название?
– "Развитие и становление племенных танцев в Средние века".
– Ты шутишь. – Алекс сделала глоток кофе. – Разве ты не сказала ему, что мы не занимаемся такого рода темами?
– Пыталась. Но он совершенно убежден, что создал нечто гениальное.
Алекс наконец справилась с конвертом, из него вывалилась бесформенная кучка страниц с жеваными, загнутыми краями, толщиной в несколько дюймов, для надежности перехваченная резинкой.
– Это явно тебе, – сказала она, перепасовывая послание секретарше, которая едва не согнулась под его весом.
Положив рукопись на стол, Джулия попыталась разобраться с первой страницей; вся в перечеркиваниях, вставках и красных стрелках, показывающих, что куда, она практически не поддавалась прочтению.
– Да, поработал… – протянула Джулия.
– Смотри на мир с большим оптимизмом, – посоветовала Алекс. – По крайней мере, она на машинке.
Зажужжал интерком, и Джулия сняла трубку.
– Вас просит Филип Мейн.
Алекс помедлила несколько секунд.
– О'кей. – Она нажала кнопку. – Ты с ума сошел, – сказала Алекс. – Совершенно рехнулся.
Она услышала привычное фырканье, за ним откашливание, напоминающее ворчанье, затем долгий свистящий звук – это он глубоко затянулся неизменным "Кепстеном, сорт крупный", трубку с которым держал пожелтевшими от никотина большим и указательным пальцами, разглаживая черенком усы.
– Ты поняла, что тебе досталось? – В его тихом низком голосе звучало мальчишеское воодушевление и восторг.
– Поняла? Что я должна была понять?
Фырканье, ворчанье, сопение.
– Это совершенно новая форма коммуникативного общения, новый язык. Мы перешагнули стадию диалога, система общения организуется посредством целлулоида. Никто больше не будет утруждать себя произнесением звуков – это так тривиально; мы будем делать фильмы, моментальные снимки и посылать их по кругу. Диалогичность чрезмерно подавляет – у тебя нет возможности обдумать мысль, если ты участвуешь в диалоге, – но ты можешь обдумать изобразительный ряд, и он заговорит, ибо в нем будет часть твоей души.
Алекс бросила взгляд на секретаршу и выразительно постучала пальцем по лбу.
– Иными словами, тридцать шесть изображений гениталий некоего животного должны для меня что-то обозначать.
Бурчание. Сопение.
– Верно.
– До меня дошло лишь, что они весьма невелики по размерам. – Она услышала, как захихикала Джулия.
– "Разновидности органов".
– "Разновидности органов"?
– Это заголовок, я придумал его.
– Для чего?
– Для новой книги, мы напишем ее вместе. – Бурчание. Сопение. – Я знаю твою страсть к фотографированию. Мое же внимание отдано половым органам.
– Филип, я вся в работе. Пятница для меня самый тяжелый день.
– Разреши пригласить тебя на ленч на будущей неделе.
– Я буду очень занята.
– А как насчет обеда?
– Я думаю, что лучше все же ленч.
– Ты мне не доверяешь. – Голос у него был обиженный.
– Во вторник. Я могу позволить себе непродолжительный ленч во вторник.
– Заеду за тобой к часу. Договорились?
– Отлично. Пока.
Положив трубку, Алекс покачала головой и улыбнулась секретарше:
– Сумасшедший. Совершенно сумасшедший, но книга, которую он пишет, может оказаться блистательной – супер! – если он вообще закончит ее.
– А сможет ли кто-нибудь ее понять?
– Нет, но посему ей достанется несколько премий.
Снова зажужжал зуммер интеркома.
– Да? – сказала Алекс.
– Тут внизу полисмен, миссис Хайтауэр.
– Полицейский? – Первой ее инстинктивной реакцией было чувство вины, она стала лихорадочно вспоминать, все ли штрафы за неправильную парковку она оплатила. Или ее засекли на превышении скорости? Вроде бы нет. – Что ему нужно?
– Он хочет поговорить с вами. – В голосе девушки чувствовалась настойчивость; может, она тоже побаивается полицейских?
– А что, если он написал книгу? – предположила Джулия.
Алекс пожала плечами:
– Попроси его подняться.
Он появился в дверях, держа в руках фуражку и не отрывая глаз от ярко начищенных ботинок, затем уставился в точку на уровне письменного стола Алекс. Как он молод, удивленно подумала она; Алекс ожидала увидеть кого-то постарше, этот же был в возрасте ее сына. У него был приплюснутый, как у боксера, нос, но добрые голубые глаза и застенчивый смущенный взгляд.
– Миссис Хайтауэр? – Он выжидающе смотрел на обеих женщин.
– Да, – сказала Алекс.
Нервничая, он посмотрел на Джулию, потом перевел взгляд на Алекс и заложил руки за спину, слегка переминаясь с ноги на ногу.
– Вы не против, если я перемолвлюсь с вами парой слов с глазу на глаз?
– Все в порядке, офицер, моя секретарша давно работает со мной.
Он снова посмотрел на Джулию и на Алекс:
– Я все же думаю, нам было бы лучше поговорить наедине.
Алекс кивнула Джулии. Та вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
– Миссис Хайтауэр… констебль Харпер из городской полиции. – Он отчаянно моргал.
Алекс вопросительно посмотрела на посетителя, он вызывал у нее какое-то беспокойство.
– Насколько мне известно, у вас есть сын… Фабиан?
– Да? – Похолодев, она посмотрела куда-то мимо него, в горизонтальную щель в жалюзи, на серые крыши внизу, обратив внимание, что капли дождя ползут по стеклу, как улитки. При этом она лихорадочно размышляла, что к чему.
Полицейский расстегнул верхнюю пуговицу форменной куртки и снова застегнул ее; уронил фуражку на пол и, поднимая ее, опустился на колени, после чего наконец успокоился.
– У него красный "фольксваген-гольф-ОТ"?
Алекс кивнула. Что, черт побери, он натворил опять? В последний раз полиция являлась полтора года назад, когда его засекли на превышении скорости. Она лишь молча кивнула, когда полицейский назвал регистрационный номер.
– Он путешествовал по Франции?
– Да. Катался на лыжах с друзьями… потом поехал в Бургундию на прием в честь дня рождения… ей минуло двадцать один год… дочка друзей моего мужа.
Полицейский не мигая смотрел на нее широко открытыми глазами, неожиданно он передернулся, словно от удара электрического тока. Алекс видела свое отражение на экране компьютера, стоявшего рядом с ее столом. Какой она выглядит старой, внезапно пришла ей в голову неуместная мысль, как она постарела.
– Нам позвонили из их полиции… жандармерии… в Меконе. Боюсь, там произошла дорожная авария.
Слова начали плавать вокруг нее, словно каждое из них было заключено в мыльный пузырь; она видела их, слышала их раз за разом в разных сочетаниях. Найден. Больница. Отправлен. В больницу. Незамедлительно. Но. По. Прибытии. Констатирована. Смерть. Она почувствовала, как по колену ударило что-то тяжелое, потом по другому. Глядя на полицейского, она видела перед собой два лица, потом они превратились в четыре.
– Не хотите ли чаю?
Кто произнес эти слова, неожиданно удивилась она. Он? Она? Алекс говорила автоматически, с привычной любезностью, стараясь быть вежливой, чтобы человек не чувствовал себя в идиотском положении, хотя она с трудом справлялась с душившим ее гневом.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Произошла ошибка, ужасная ошибка. Мой сын дома, спит в своей кровати; он в целости и сохранности вернулся этим утром.
4
Констебль Харпер рассыпался потоком извинений и объяснений. Сев и не отрывая глаз от потеков дождя на стеклах, Алекс набрала номер домашнего телефона.
Она услышала щелчок, когда сняли трубку, и глухое гудение на линии. Сквозь него пробился голос ее уборщицы:
– Подождать, не уходить, пожалуйста. – Раздался стук положенной трубки, гул прекратился, и снова возник голос, на этот раз куда чище: – Очень извиняйте, я пылесос выключать. Мисс Айтоер дом.
– Мимси, говорит миссис Хайтауэр.
– Мисси Айтоер дома нету; звонить офис, пожалуйста.
Терпеливо переждав поток ее слов, Алекс повторила свои слова, медленно и громко.
– Хэлло, мисси Айтоер. – Наступила пауза, словно Мимси рылась в разговорнике. – Как вы есть там? – торжественно спросила она.
– Отлично. Могу ли я поговорить с Фабианом?
– Масса Фабиан. Он нет здесь.
– Он спит у себя.
– Нет, он не спит. Я только что чистить его комната. Вы сказать, он вечером возвращаться; вот комната для него чистить.
Повесив трубку, Алекс схватила пальто и вылетела в коридор, на ходу бросив Джулии:
– Буду через час.
Джулия обеспокоенно посмотрела на нее:
– Все в порядке?
– Да, все отлично! – буркнула Алекс.
Приткнув машину прямо на улице, она побежала к дому и взлетела по ступенькам. Слышался могучий гул пылесоса, остро пахло мастикой для полов. Минуя гостиную, она увидела, как Мимси, сухонькая, как цыпленок, приводит пол в порядок. Взлетев по лестнице, она чуть ли не бегом добралась до комнаты Фабиана, приостановилась перед ней и легонько постучала. Не услышав ответа, открыла дверь. Постель была нетронута, в комнате ни дорожной сумки, ни разбросанной по полу одежды. В проветренном помещении пахло нежилой чистотой.
Она обвела взглядом комнату и наткнулась на странный неприятный портрет своего сына. Он смотрел на нее серьезно и надменно, засунув руку за отворот пиджака, подобно Наполеону. Глаза полны какой-то холодной жестокости – никакого сходства с его теплыми, живыми глазами. Фабиан преподнес ей портрет в прошлом году как подарок на день рождения, но он ей не понравился; она пробовала пристроить его то на одной стене, то на другой и наконец повесила в комнате сына. Она вздрогнула, взглянув на портрет.
Алекс осмотрела другие комнаты, заглянула в ванную – пусто: вернувшись, Фабиан и следа не оставил. Она вернулась в его спальню, сняла трубку и набрала номер телефона Дэвида.
– Могу я перезвонить тебе? – спросил он. – У меня тут как раз кое-что срочное.
– Как и у меня, – ответила она, поймав себя на том, что голос у нее звучит более взволнованно – чуть ли не истерично, – чем ей хотелось бы. – Фабиан у тебя?
– Нет, – нетерпеливо сказал он. – Прошлым вечером он собирался быть на совершеннолетии у Арбуазов. Он еще не мог вернуться в Англию.
– Дэвид, произошло нечто странное.
– Послушай… я перезвоню тебе через полчаса. Ты у себя в кабинете?
– Нет. Я дома.
Алекс услышала с улицы клаксон, в котором явно чувствовалось нетерпение. Повесив трубку, она сбежала по лестнице. Мимси так и подпрыгнула от изумления, увидев ее.
– Мисси Айтоер, ой, вы и напугать меня!
Алекс торопливо вышла из дома.
– Прошу прощения! – крикнула она маленькому тонкогубому человечку, который, сидя в огромном БМВ, бросил на нее укоризненный взгляд и покачал головой.
Она торопливо залезла в свой "мерседес", отъехала чуть подальше и вернулась на то место, которое только что занимал БМВ. Потом снова возвратилась в дом.
– Так ты не видела Фабиана, Мимси?
Мимси покачала головой:
– Не видеть масса Фабиан. Он не возвращаться домой.
В гостиной Алекс опустилась на диван; обводя взглядом стены абрикосового цвета, она почему-то подумала, как хорошо смотрится комната, и тут же перескочила на другое: странно оказаться дома утром в уик-энд. Глянув на вазу с красными розами на столике у дверей, она улыбнулась. Их доставили из "Интерфлоры" в ее день рождения три дня назад. К ним была приложена карточка с поздравлением от Фабиана. Пурпурные розы – ее любимые цветы. Он всегда преподносил ей красные розы. Она закрыла глаза, прислушиваясь, как снова взвыл пылесос – звук обрел мощь и постепенно перешел в низкое гудение: Мимси безостановочно таскала его взад и вперед по ковру.
Утром Фабиан был в ее комнате, она видела его; но может ли она поклясться в этом?
Она услышала звук открывающейся парадной двери, но не обратила на него внимания – должно быть, молочник; Мимси разберется с ним.
– Мисси Айтоер.
Открыв глаза, она увидела перед собой взволнованную Мимси.
– Полицейский пришел. – Вытаращенные глаза Мимси чуть не вылезали из орбит; она ткнула себе за спину большим пальцем.
– Все в порядке, Мимси, впусти его.
Мимси продолжала смотреть на нее, и Алекс, кивнув, ободряюще улыбнулась.
Через несколько секунд в дверях уже неловко мялся констебль Харпер, держа в руках головной убор; губы у него нервно кривились.
– Простите, что снова беспокою вас, – сказал он.
Алекс убрала падавшие ей на глаза волосы и показала ему на кресло. Сев, он положил фуражку на колени.
– Прекрасный дом.
– Благодарю вас, – улыбнулась Алекс.