Батура наклонился, чтобы вытереть испачканное в крови лезвие о шерсть пса и вдруг услышал треньканье балалайки.
– Это еще что за…
На обочине дороги сидел старик. Он тряс своей жиденькой бороденкой, а пальцы с длиннющими ногтями старательно били по струнам. Стопы босых, покрытых грязью ног постукивали по земле в такт мелодии.
Чтоб свергнуть гнет рукой умело-ой,
Отвоевать свое добро-о,
Вздувайте горн и куйте смело-о
Пока железо горячо-о!
Батуре много раз доводилось слышать "Интернационал" и петь его самому, но впервые гимн трудящихся исполнялся перед ним под аккомпанемент балалайки. Председатель уставился на старика, а тот улыбнулся и кивнул головой.
– Наше вам с кисточкой! Не спится, большевистская морда?
– Не… Не спится… Как смеешь так говорить со мной, мразь?!
– Ну, пошутил, – старик отшвырнул балалайку и прикрыл лохматую голову руками. – Пошутил, гражданин председатель. Так будем ковать пока железо горячо или погодим маленько?
Батура понимал, что старик нисколечко его не боится, а его жест с прикрытием головы руками – не более чем издевка. Из-под неопрятных косм седых волос серебристо сверкнули глаза. Старик опустил руки и строго посмотрел на Алексея.
– Сам же ко мне путь-дороженьку искал. Так чего ж теперь нос воротишь, поганец?
– Да как ты смеешь?! – рявкнул Батура, вскидывая шашку. – Кто такой? Откуда?!
Ответа он дожидаться не стал. Лезвие должно было впиться точно в середину седой головы балалаечника, но вместо этого рассекло пустоту. Алексей по инерции двигался вперед и шлепнулся на землю, поранив о шашку щеку. С минуту он лежал, ожидая услышать треньканье балалайки, но вокруг было тихо. Батура сел и почувствовал как по позвоночнику скользнула ледяная змея холода. Балалаечник не терял времени даром. Его голова теперь оказалась на шее пса. Жуткий гибрид улыбнулся Батуре и виляя хвостом приблизился. Подернутые серебром глаза изучающе смотрели на Алексея.
– Кажется, хотел служить мне? – хрипло прокаркал монстр.
– Ты… Ты существуешь?
– А разве убитый поп не предупреждал о том, что я приду за тобой?
– Да. Но я не ожидал, – Батура почувствовал, как улетучиваются остатки воли. – Не ожидал, что так быстро.
– А че тянуть-то? – человек-пес приблизился к Алексею вплотную, улегся в грязь и положил голову человеку на колени. – Дорога дальняя. Пора выступать.
– Да. Конечно.
– Тогда доставай свой револьвер.
– Понимаю, – Батура выполнил указание. – Что дальше?
– Сунь его к себе в рот.
– Зачем? – председатель почувствовал сильное головокружение. – Зачем, о Боже?!
– Затем, что надо отвечать за свои слова и разевать пасть, только тогда, когда тебя об этом попросят! – прорычал демон. – Действуй, иначе я помогу тебе!
Язык Алексея коснулся стали ствола, а палец надавил на курок. Через минуту пороховой дым рассеялся. Монстр исчез в его клубах. На пустынной ночной дороге остались лежать председатель и собака с отрубленной головой.
Ботинок
Возможно, спасение было в том, чтобы добраться до угла коридора. Возможно, его не существовало вовсе. Впрочем, рассуждать о вариантах и строить планы Платон Дашутин не мог. Не тот случай. Когда за тобой гонится монстр и ты, пытаясь скрыться от него, оказываешься в незнакомом месте, дела не просто плохи, а очень и очень хреновы. Безнадежны. Примерно такие мысли бились в голове Платона, вихрем несшегося по узкому проходу, образованному громадными, уставленными обувью стеллажами. Если это помещение и было всего лишь обувным магазином, то, пожалуй, самым большим в мире. Пластиковые стеллажи уходили под потолок. Точнее, их верхняя часть терялась в ярком свете люминесцентных ламп, развешанным по всей площади потолка магазина-гиганта.
За отчаянным бегом Платона наблюдали со своих полок все представители рода обувного.
Женские туфли, на шпильках и без. Мужские полуботинки с квадратными, заостренными и полукруглыми носами. Ковбойские сапоги на "молниях". Высокие, полюбившиеся проституткам сапожки белой и розовой кожи. Кроссовки на толстых каучуковых подошвах, "вьетнамки" с резиновыми, образующими крест полосками и великое множество всего, что изобрело человечество для того, чтобы сделать жизнь своих ног максимально комфортной.
Больше всего Платона беспокоили домашние тапочки. В отличие от остальных обувных изделий многие из них имели круглые, выпученные глаза и улыбающиеся рты. По замыслу своих создателей тапочки должны были походить на забавных зверушек. Щенков и котят. Возможно, в обычной жизни так и было. Однако в данный момент они выглядели маленькими, но смертельно опасными чудовищами, которые только ждали удобного момента, чтобы покинуть полку, в прыжке погрузить мелкие, острые как иглы зубы в плоть беглеца и с причмокиванием начать пить его кровь.
Дашутин боялся оборачиваться по двум причинам. Во-первых, он потерял бы драгоценное время, а во-вторых, не горел желанием видеть гнавшееся за ним создание. Для того, чтобы напустить в штаны, было необходимо и достаточно металлического пощелкивания, слышавшегося позади. Что касается штанов, то Платон обмочил их в первые секунды этой безумной гонки. Теперь они успели подсохнуть.
Спасительный поворот был совсем близко, когда щелканье позади стихло. Нет, не стихло, поскольку такой термин предполагает постепенность. Не стихло, а резко оборвалось. Осторожный Платон не сразу остановился. Он перешел с бега на шаг только после того, как преодолел еще один квартал обувного чудо-города.
Взвесив все "за" и "против" медленно повернул голову. Никакого намека на погоню. Кожа лица ощутила дыхание сквозняка. Дашутин улыбнулся. Его надежда на то, что поворот означает избавление от кошмара, оправдалась. Сбросив скорость до степенного, прогулочного шага, он осмотрел свои брюки. Подсохшее пятно возле ширинки осталось, но заметить его мог только очень внимательный наблюдатель. Заключительным аккордом выхода из кошмара стало придание сбившемуся набок галстуку правильного положения. Строго перпендикулярно полу. На практике получилось почти параллельно нависавшему над ремнем животу.
Мысленно пообещав себе заняться бегом трусцой и ограничить потребление пива, Дашутин свернул за угол.
Прохладный поток воздуха исходил не от двери, как надеялся Платон. Его источником был огромных размеров вентилятор, покачивающийся на тонкой ножке рядом с прилавком продавца. Услышав шаги Дашутина, симпатичная блондинка в розовом форменном халатике перестала резать упаковочную бумагу на одинаковые прямоугольники, отложила в сторону нож и приветливо улыбнулась.
– Выбрали себе что-нибудь?
– К сожалению, нет, – Платон развел руками. – Выбор столь широк, что у меня просто разбегаются глаза. Загляну в другой раз. Не подскажете где здесь выход?
– Что вы! – всплеснула руками блондинка. – Мы не отпустим вас просто так из нашего чудесного магазина. Сию же минуту подберем что-нибудь подходящее. По цене и размеру.
– Я же сказал: в другой раз.
– Простите, но…
Девушка нахмурилась и, подняв руку, указала на ноги, Платона.
– Абсолютно невозможно. Что подумают о нашем заведении другие покупатели, если увидят, как вы покидаете магазин босиком?
Дашутин посмотрел на свои ноги и похолодел. На нем не было даже носков. Розовые от смущения, привыкшие к дорогой обуви ступни, с сиротским видом выглядывали из-под отворотов брюк.
– Теперь понимаете, что вам жизненно необходимо купить у нас пару обуви? – продолжила девушка, выделив голосом слово "жизненно". – Если вас не устраиваю я, как продавец-консультант, можно пригласить хозяина. Уж он-то сможет убедить такого привередливого клиента сделать покупку.
– Не надо хозяина, – сдался Платон, поднимая руку – Я готов купить вон те симпатичные полуботинки.
– Поздно! – блондинка схватила с прилавка нож и вонзила его в пластиковую поверхность с такой силой, что рукоятка завибрировала. – Если каждый мудак начнет корчить из себя принцессу на горошине, магазин прогорит. Решено: я приглашаю хозяина!
Не дожидаясь от изумленного хамством Дашутина ответа, консультанша скрылась за сиреневой, собранной в складки ширмой. Оттуда донеслось невнятное бормотание и поскрипывание.
Появившаяся из-за ширмы блондинка с видом конферансье, подающего команду раздвинуть занавес, взмахнула рукой. Занавеска пошевелилась и вдруг вздыбилась так, словно из-за нее должен был выехать танк. Платон попятился. Он точно знал, кто сейчас появится. Самые худшие опасения подтвердились. Кошмар вернулся во всем своем диком великолепии. Хозяином гигантского обувного магазина был черный полуботинок. Блики ламп играли на глянцевой поверхности чудовища размером с бегемота. Ботинок был абсолютно новым, но подошва отслоилась, обнажив ряд блестящих гвоздей. Знакомое пощелкивание возобновилось. Гвозди-зубы желали отведать тела Платона. Отталкиваясь от пола заостренными, похожими на щупальца концами шнурков, ботинок с неуклюжей грацией двинулся на Дашутина, смев по пути прилавок вместе с блондинкой. Высовывавшаяся из-под подошвы голова девушки металась из стороны в сторону.
– О-о-о! – стонала она, оскаливая рот в гримасе страсти. – Какой ты большой и тяжелый! Придави меня, черный жеребец, всем весом! Расплющи свою маленькую шалунью!
Блондинке удалось освободить руку. Она поймала конец болтавшегося шнурка и, сжав его ладонью, сунула в рот. Наслаждение оральным сексом было недолгим. Ботинок внял мольбам девушки раздавить ее. Оттолкнувшись от пола свободным шнурком-щупальцем, кожаное чудище повернулось вокруг своей оси. Раздался хруст костей. Мокрый от слюны блондинки конец шнурка окрасился в красный цвет, хлынувшей изо рта крови. Дергаясь в агонии, девушка продолжал обсасывать шнурок и издавать томные вздохи. Платон завопил от ужаса, нелепости этой сцены и твердой уверенности в том, что следующим на очереди у ботинка-убийцы будет он…
Вопль – лучший способ вырваться из липких объятий кошмара. Опыт Платона Дашутина стал ярким тому подтверждением. Магазин, раздавленная девушка и чудовищный ботинок исчезли. Их сменил привычный Дашутину интерьер его спальни в загородном доме. Обычно в таких случаях принято применять формулу "не сразу понял, где находится", но Платон всегда славился своим умением в предельно сжатые сроки адаптироваться к любой ситуации. Он быстро смекнул, что к чему. Сев на кровати, обвел взглядом комнату и с облегчением вздохнул. Волны кошмара схлынули. Обрывками, зацепившимися за острые верхушки утесов яви, было мокрое, дурно пахнущее нижнее белье, капли холодного пота на лбу и… ботинок – миниатюрная копия гонявшегося за Платоном монстра. Он идиллически стоял на журнальном столике и поблескивал черными боками, отражая багровый свет затухающего камина.
– Сволочи, – Дашутин был настолько измотан кошмаром, что в обращенной к ботинку и его хозяину речи чувствовалась не ярость, а просто усталость. – Какие же вы сволочи!
Модный полуботинок принадлежал коллеге и главному конкуренту Платона по цеху столичных экстрасенсов и колдунов Арсентию. Просто Арсентию. Этот верзила двухметрового роста считал, что фамилия не добавит блеска его и без того сверкающему имиджу. Считал и досчитался.
Не далее как вчера вечером Дашутин перевез ботинок, свидетельство своей новой победы в загородный дом, вместе с несколькими экземплярами газеты "Непознанное", где сообщалось о безвременной кончине известного кудесника. Всего неделю назад конкурент Платона не просто чувствовал себя на все сто, а мог бы служить наглядным пособием для пропаганды здорового образа жизни. Проблемы начались три дня назад, когда чудо-доктор, излечивший не менее тысячи москвичей, вдруг почувствовал общее недомогание и острую боль в голени правой ноги.
Арсентий, понятное дело, категорически отказался от помощи традиционной медицины. Пробовал испытать на себе собственные методы. Лишь когда все усилия оказались тщетными, сдался на милость хирургов, рентгенологов и онкологов. После тщательного обследования те развели руками и покачали головами. Великий провидец, славивший своим умением заглядывать за завесу будущего, не смог предвидеть, что в голеностопном суставе его ноги давным-давно завелся мерзкий червячок по имени саркома.
Колдун скончался в муках: под занавес перестали помогать самые сильные обезболивающие препараты. Иначе и быть не могло. Дашутин лично подыскал конкуренту самый мучительный вариант перехода в другой мир. Роясь в медицинских справочниках, он остановил свой выбор на саркоме Юинга. Платону пришлось по душе, как имя первооткрывателя этого вида саркомы, так и маловразумительный для непосвященного комментарий о "…поражении диафизы длинных трубчатых и плоских костей…".
Какие именно кости, трубчатые, плоские или все разом, поразила болезнь, насланная Дашутиным, осталось для него загадкой. Зато результат был превосходным. Арсентий освободил место на вершине Олимпа московских магов, и теперь Платон мог без помех пожинать все лавры своей монополии в сфере черного, белого и серо-буро-малинового колдовства.
Дашутин не зря потратил уйму времени и денег на устранение удачливого коллеги. Самым подходящим в списке доступных Платону методов убийства на расстоянии оказался рецепт якутских шаманов. Эти мастера по части строительства магических самострелов открыли зелье, способное влиять на любое живое существо посредством предмета, которого объект хоть раз в жизни коснулся.
Дашутину этот рецепт достался по случаю и не был ни разу испробован в деле. Платон мог бы смазать шаманским отваром множество вещей, но поскольку предпочел действовать наверняка, решил добыть что-нибудь из гардероба конкурента. На этом этапе в ход пошли деньги. Человеку Платона удалось подкупить домохозяйку будущей жертвы. Так к нему и попал полуботинок. Все дальнейшее уже было делом техники…
Слезая с кровати, чтобы сменить белье, Дашутин остановился у журнального столика и взял в руки предмет, ставший посылкой к жуткому сну. Взглянув на подошву, он убедился, что никаких гвоздей в ней нет. С изобретением массы хороших клеев в них отпала всякая необходимость.
Повертев ботинок в руках, Платон с размаху зашвырнул его в камин. Пусть себе горит. В трофеях, из-за которых снится всякая чертовщина, он не нуждался. При свете языков пламени, получившего новую пищу, Дашутин натянул чистые трусы, сменил постельное белье и с наслаждением вытянулся на кровати. Все. Спать. И на этот раз без всяких ужастиков. Завтра в городе на прием к нему придет много клиентов. А чего стоит экстрасенс, у которого круги под глазами и вид собаки, всю ночь напролет вывшей на луну?
Платон проспал без сновидений до позднего утра и открыл глаза только после того, как солнечные лучи стали настолько яркими, что пробились даже через зашторенные окна. Он прекрасно отдохнул, поэтому, нащупывая ногами домашние тапочки, начал насвистывать модный мотивчик. Левая нога привычно скользнула внутрь тапка, а правая… Дашутин наклонился и почувствовал холод в груди. Вместо второго тапка на прикроватном коврике стоял ботинок. Тот самый, что был выброшен в камин минувшей ночью.
– О, черт!
Платон вскочил на кровать с такой прытью, будто на коврике был вовсе не мужской полуботинок, а гремучая змея. Для того чтобы мысли не разбегались в разные стороны, пришлось стиснуть виски ладонями.
Дашутин попытался рассуждать рационально. Вышло – ничего себе. Никакой ботинок он в камин не выбрасывал. Он вообще не просыпался. Сцена броска ботинка в огонь была продолжением, второй серией кошмара. А также символом его желания избавиться от…
– Улики?
Платон расхохотался. Дребезжащим и явно искусственным смехом. Он не преступник, чтобы бояться улик. Именно так! Он победил в честном поединке с сильным магом. Эта была дуэль. Кто виноват в том, что один из сильнейших чародеев двадцать первого века на поверку оказался слабаком? Разве знакомые не уговаривали Платона не вставать на пути у могущественного соперника? Он не испугался угроз и уничтожил Арсентия! Смел с пути, как сметает соломинку ураган.
Переполненный сознанием собственной смелости, Дашутин опустил ноги на коврик. Как и следовало ожидать, ботинок не проявил агрессии. Платон прошлепал на кухню босиком. Несмотря на то, что все прояснилось, он не рискнул искать второй тапок. Для этого требовалось нагнуться. Возможно, даже встать на колени…
Дашутин ударил по столу с такой силой, что расплескал из чашки горячий кофе. Ботинок становился центром навязчивой идеи. Если его оставить в доме, то этот центр, являющийся пока точкой, разбухнет до размеров футбольного мяча. Потом обрастет вымышленными страхами и превратится в большой черный шар, а в конечном итоге станет монстром из ночного кошмара. Решено! Сегодня он отменит прием и вывезет чертов ботинок на ближайшую свалку. Допив остатки кофе, Платон пошел к телефону, чтобы предупредить секретаршу об изменении планов. Он сделал несколько шагов и замер, парализованный ужасом. Ботинок поджидал Платона у двери кабинета. Караулил. Выбрался из спальни и устроил засаду. Дашутин пятился до тех пор, пока не уперся спиной в стену. Ботинок остался на месте. Атаковать, по крайней мере, сейчас он не собирался.
– Ты меня еще не знаешь! – прошипел Платон, нащупывая рукой предмет, подходящий для метания. – Я тебе покажу, кузькину мать!
Пальцы наткнулись на складной зонтик, который тут же полетел в ботинок. Дашутин издал крик первобытного человека свалившего мамонта одним ударом дубинки. Ботинок перевернулся и теперь лежал на боку, предоставляя человеку любоваться своей рифленой подошвой.
– Это не все! – бормотал Платон, набрасывая плащ прямо поверх пижамы. – Сгниешь, урод, на помойке.
Получасом позже повеселевший маг возвращался домой. Для того чтобы запихнуть ботинок в багажник "опеля" и извлечь его оттуда пришлось воспользоваться плоскогубцами. Браться за мерзкую кожу голыми руками Дашутин не рискнул. Он стеснялся этой минутной слабости и радовался тому, что предмет его страхов теперь венчал вершину пирамиды из пищевых отбросов.
Остаток дня он провел за разбором личных бумаг и, заканчивая работу, наткнулся на забавную статью о шаманах, общающихся с нижними и верхними духами. Одна цитата не то, чтобы насторожила, но и хорошего настроения не добавила. Автор публикации, называвший себя магистром какой-то несуществующей науки, предупреждал, что магия шаманов очень сложна и неприменима для любительского использования. Верхние и нижние духи, по утверждению магистра, находились в состоянии вечного противоборства, а человек добившийся помощи первой категории духов, гарантированно впадал в немилость ко второй.
– Они не оступятся до тех пор, – прочел Платон вслух. – Пока не отведают плоти наглеца, вторгшегося в их мир. И когда этот день наступит, ему останется лишь молиться о том, чтобы духи не были слишком голодны.
Голодны… Плоти…
Трель дверного звонка прозвучала так неожиданно, что Дашутин подпрыгнул в кресле и выругался.
– Плоти! – покачивая головой, он пошел в коридор. – А хрена на постном масле отведать не желаете?