* * *
Письмо мага Беверли Саттина князю Ракоци. Написано по-английски.
17 октября 1743 года.
Его высочеству Францу Иосифу Ракоци, Трансильванскому князю, Беверли Саттин шлет почтительные приветствия.
Гнездо черного феникса исчезло вместе с яйцом. Сельбье избит чуть не до смерти. Оулен также пропал. Наши поиски не увенчались успехом.
Умоляю ваше высочество оказать гильдии помощь. Приходите в известное место как можно скорее.
Всегда ваш… и т. д., в спешке и отчаянии,
Б. Саттин
ГЛАВА 2
- Ну? - резко произнес Сен-Жермен, входя в "Логово красного волка", и невольно поморщился.
В ноздри ему ударила кисловатая вонь. Красноватые лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь маленькие окошки, с которых годами не счищали паутину и копоть, пол был завален объедками и залит вином.
Беверли Саттин, одиноко сидевший посреди этого хаоса, проворно вскочил на ноги.
- Ваше высочество! - произнес он по-английски и поклонился. - Простите, что пришлось вас обеспокоить…
- У меня мало времени, - так же по-английски перебил его Сен-Жермен, - а вопросов к вам накопилось более чем достаточно. Сделайте милость, будьте полаконичней. - Он неторопливо снял плащ и бросил его на спинку стоящего перед ним стула.
Саттин вытаращил глаза, словно студент, вытянувший билет, который он не готовил.
- Ле Грас сбежал, - пробормотал он наконец.
- Знаю. Я ведь велел содержать его под охраной. - В голосе графа звякнул металл. - Почему мой приказ не был исполнен? - Многолетний опыт показывал, что суровость подчас более действенна, чем учтивая речь. - Я не очень-то терпелив, - добавил он, видя, что Саттин смешался.
- Мы охраняли его, - собравшись с духом, произнес англичанин, чувствуя себя более чем неуютно. - Он сидел на чердаке, это третий этаж. Окно мы не запирали - там высоко и стены отвесные. Мы и не думали, что он решится бежать этим путем.
- Похоже, вы ошибались.
Саттин безнадежно развел руками.
- Да, мы ошибались. Я понимаю, ваше высочество, что это не оправдание. Но мы были уверены, что Ле Грас надежно закрыт. Первую ночь караулил Доминго-и-Рохас, вторую - Сельбье. Сторожа регулярно менялись. Кроме того, мы следили, чтобы Ле Грас вовремя ел и мог малость размяться - комнатка там очень мала. Однажды он попросил принести парочку одеял, мы принесли. Погода портится, печки на чердаке нет. А он разорвал одеяла, сплел из них веревку и спустился по ней Мы ничего и не знали, пока Оулен не понес ему завтрак.
- И вы не сочли нужным немедленно мне сообщить?
- Я думал, что это ничего не изменит. Да и о чем сообщать? Ле Грас не дурак, он, скорее всего, уже удрал из Парижа. Кораблей, уходящих в Америку, много, а в море его не достать.
- Вы снова ошиблись - он еще в здесь. Продолжайте.
Саттин покрылся холодным потом.
- Вас мы тревожить не стали, но кое-кому сообщили. Маги, во всяком случае, не станут ему помогать. Падший брат делается изгоем. Изгоем станет и тот, кто нарушит закон.
Сен-Жермен кивнул.
- Что еще?
- Ничего. Ле Грас словно в воду канул. Но… вы говорите, он тут?
- Да. Мой слуга его видел. - Сен-Жермен оглядел зал кабачка. - Алхимией вы занимаетесь здесь же?
Саттин отрицательно мотнул головой.
- Нет. В смежном доме. Как раз сейчас Доминго-и-Рохас с сестрой вызывают зеленого льва.
Значит, это алхимики нынешней школы. Они делят процессы на женские и мужские, с последними работают братья, с первыми - сестры. Раз Доминго работает с дамой, значит, процесс смешанный, требующий присутствия представителей обоих полов.
- Когда они освободятся? - спросил Сен-Жермен.
- После заката. Когда солнце скроется, делать что-либо бесполезно, - автоматически произнес англичанин, потом вскинул голову и удивленно прищурился. Глупее вопроса не мог бы задать даже невежда. Так ли уж сведущ в алхимии этот загадочный князь?
- Видите ли, - счел нужным пояснить Сен-Жермен, - я обучался этому искусству не здесь. Разные школы, разные направления. Одни делают так, другие не так. В Персии, например, женщин к работе не допускают. В Китае предпочитают кастратов. Не удивляйтесь, Саттин.
- Но процесс не может идти по-иному, - возразил англичанин, глядя на графа как инквизитор, заслышавший речи еретика.
- Разумеется, - устало поморщился Сен-Жермен. Ему было не до дискуссий. - Расскажите-ка лучше, как вы умудрились прошляпить тигль?
- Не знаю, - глухо произнес Саттин, пристально изучая провал камина. - Сельбье не в себе, от него толку мало. Оулен словно сквозь землю ушел. Никто его не видел. Никто. Ваше высочество! - Англичанин прижал руки к сердцу. - Умоляю, помогите нам во всем разобраться. Это просто невероятно. Ведь тигль уже был горячим. Там шел процесс!
- Ах вот даже как!
Сен-Жермен некоторое время обдумывал ситуацию.
- Что ж, Саттин, либо кто-то из ваших снюхался с какой-нибудь шайкой, либо кому-то удалось выследить вас. В любом случае ваша гильдия на крючке. Вывод: вам надо отсюда убраться, и как можно скорей. Если вас не настигнет полиция, это сделают похитители тигля.
Граф мельком взглянул в окно. Комната была погружена в полумрак, который едва рассеивали две одинокие свечи.
- Пойдемте-ка в вашу лабораторию. Уже стемнело - думаю, Доминго-и-Рохас покончил с охотой на зеленого льва.
Саттин неохотно поднялся.
- Идите за мной, - пригласил он графа, чувствуя себя совершенно сконфуженным.
Сен-Жермен накинул плащ и завязал его у горла, коснувшись рубина, упрятанного в шейном платке.
- А не причастен ли к краже тигля Ле Грас?
- Это невозможно.
- Невозможно? - поднял брови Сен-Жермен. - Не говорите так, Саттин. Это путь к слепоте.
Он двинулся было к двери, но англичанин остался стоять, глаза его странно блеснули.
- В чем дело? - спросил граф.
Саттин колебался секунду, потом решился.
- Я вспомнил одну историю, о которой читал. Почти век назад Гельветиуса посетил человек.
- Да что вы? - любезно произнес Сен-Жермен.
- Он подарил магу кусок философского камня…
- Гельветиусу повезло.
- Маг описал гостя. Это был мужчина среднего роста, темноволосый и темноглазый. Он отлично, правда с акцентом, говорил по-голландски и всем своим видом внушал почтительный трепет, хотя голоса не повышал.
Сен-Жермен безразлично кивнул.
- И что же из этого следует, Саттин?
- Теперь до меня вдруг дошло, - сказал медленно англичанин, - что между вами и тем незнакомцем есть несомненное сходство.
- Сколько же лет было гостю Гельветиуса? Соизволил ли достойный алхимик упомянуть о его возрасте?
- Чуть более сорока, - озадаченно произнес Саттин, упираясь руками в стол.
- А сколько лет, по-вашему, мне?
- Не более сорока пяти.
Сен-Жермен выразительно указал глазами на выход.
- Вы сами разрешили свои сомнения, Саттин.
Пошли.
Они окунулись в парижскую ночь, еще полную звуков, и через подворотню прошли на задворки. Из окон пристроек несло подгорелым маслом. Всюду шныряли тощие кошки, шарахаясь от людей.
- Сюда, ваше высочество, - пригласил Саттин, толкнув какую-то дверь. - Наша гильдия небогата, но у нас есть все, что нужно.
В лабораториях алхимиков (даже страны Кем, названной позже Египтом) Сен-Жермену доводилось бывать множество раз. Он приготовился окунуться в атмосферу, полную удушливых испарений, и ожидания его оправдались.
- Князь Ракоци! - прокричал Доминго-и-Рохас, поворачиваясь к двери. - Я уж и не надеялся вас повидать. Мы ограблены, а Ле Грас убежал. - Маг рассмеялся.
- Не важно, - улыбнулся в ответ Сен-Жермен. - Я знаю, где прячется ваш беглец и постараюсь выяснить, причастен ли он к пропаже. Мадам? - он обернулся к женщине и поклонился.
Та с большим достоинством поклонилась в ответ, обдергивая рабочий передник, и низким грудным голосом произнесла:
- Добрый вечер, ваше высочество.
Доминго-и-Рохас, поколебавшись, решил поклониться тоже.
- Ее зовут Ифигения Анцела Лэрре. Она из Марселя и кое-что смыслит.
- Очарован, - произнес Сен-Жермен, с удовольствием всматриваясь в умное, проницательное лицо. Своими чертами и неколебимым спокойствием эта женщина очень напоминала Оливию, но та умерла истинной смертью около ста лет назад.
- Вы, как я знаю, преследовали зеленого льва. Успешно ли?
- Мы настигли льва, и солнца он не наглотался, - ответила Ифигения, улыбнувшись.
- Мои поздравления.
Сен-Жермен прошелся по комнате, окидывая рассеянным взглядом змеевики, сосуды, реторты, перегонные кубы и прочие принадлежности, сопутствующие весьма непростому занятию, посредством которого пытливый ум человеческий пытался постичь природу вещей. Все затертое, захватанное, закопченное - хлам, а не инвентарь. В дальнем конце комнаты находилось странное сооружение, напоминавшее улей.
- Вижу, у вас есть еще один тигль.
- Старенький, - торопливо откликнулся Саттин. - Ваши сосуды из платины в него не влезали.
- Ну разумеется, - произнес граф, рассматривая миниатюрную печь. Кирпич, из которого она была сложена, похоже, изготовляли еще в стране Кем, почитавшейся прародиной алхимического искусства.
- Даже тигль поновее пришлось переделывать… для кого-то, как оказалось.
- Кто бы это ни был, он знал что искать.
- Боюсь, что так, князь, - согласился Саттин и торопливо добавил: - Но это все-таки не Ле Грас. Тот не знал, чем мы занимаемся.
- Вы уверены? - спросил Сен-Жермен, окинув примолкших алхимиков пристальным взглядом. - Ну, вы двое его ни о чем в известность не ставили, а как с остальными? Где Оулен? Кто оглушил Сельбье? Вы можете поручиться за всех?
Доминго-и-Рохас сердито нахмурился.
- Князь Ракоци, это просто немыслимо. Если вам верить, то наше положение швах. Мы покойники, мы просмотрели предателя, а против предательства оружия нет. Однако все мы еще здоровехоньки, и, значит, не стоит паниковать.
Взгляд Сен-Жермена сделался жестким.
- Теперь мне понятно, почему инквизиция сумела добраться до вас. Предательство - страшная вещь, но беспечность - страшнее.
Ифигения внезапно кивнула.
- Мне кажется, князь прав. Тигль исчез, и мы в любом случае под ударом. - Огладив фартук, она спокойно добавила: - Надо бежать.
- Мудрый вывод, мадам, - кивнул Сен-Жермен.
- Но это же невозможно! - вскричал англичанин на своем родном языке. - Куда нам бежать? Мы не можем все бросить. Нас тут же настигнут. Нет, это конец!
Доминго-и-Рохас не понял ни слова, но горячо закивал.
- Бежать бесполезно. Ифигения, замолчи! Куда ни сунься, нас выследят и накроют. А опыты? Ты что, предлагаешь от них отказаться? Париж огромен, но поди-ка сыщи в нем пристанище. Мы и здесь-то осели с трудом.
- Пристанище надо искать за городскими пределами, - твердо произнесла Ифигения. - И мы будем его искать. А как только оно отыщется - покинем Париж.
Сен-Жермен восхитился. Маги в своем большинстве - существа неуравновешенные и импульсивные, а уж житейская рассудительность не свойственна им вообще. Но эта женщина вела себя более чем достойно, и здравого смысла ей было не занимать. Она спокойно взглянула на графа.
- К сожалению, нам и вправду некуда идти, ваше высочество. У магов много приятелей, но мало друзей. Мы попробуем что-то сделать, но всем остальным распорядится судьба.
- И Сельбье, - пробормотал Саттин, кусая губы. - Он, здесь, наверху. Разве можно его оставить?! За ним нужен уход.
Сен-Жермен раздраженно повел головой и, проклиная себя за глупость, сказал:
- Вы проглядели одну очевидность.
Три пары глаз устремились к нему и застыли в немом ожидании.
- Есть одно безопасное место, и вы можете туда перейти.
Граф был крайне недоволен собой. Соваться в чужие дела не стоило. Что до сих пор обеспечивало ему долголетие? Разве не скрытность, возведенная в абсолют? Так почему же он собрался ослабить свою оборону? Чтобы выручить жалкую горстку алхимиков из беды? Ну нет, подумал Сен-Жермен, конечно же нет. Прежде всего он беспокоится о себе. Маги слабы, они не будут молчать, если гильдия попадет в руки закона. Впрочем, главной угрозой являются даже не власти, а Сен-Себастьян. Круг опаснее, чем полиция, - за ним стоит сила.
- Что это за место? - выдохнул Саттин. Он был встревожен больше других - от него не ускользнули колебания графа.
Сен-Жермен с кривой улыбкой сказал:
- Подвалы известного вам отеля.
* * *
Письмо мадемуазель де Монталье своему отцу маркизу де Монталье.
19 октября 1743 года.
Дорогой батюшка!
Мне с трудом верится, что родной дом далеко, ибо сердцем я неизменно с вами Особенно в часы размышлений или молитв. Париж - город красивый, тут все хорошо, но у нас все-таки лучше. Буа-Вер - прекрасное место для конных прогулок, однако я очень скучаю по дикости, какой изобилует наш старый заброшенный парк.
Тетушка наверняка вам писала, что 3 ноября они с графом устраивают прием в честь моих именин. Я в хлопотах, голова идет кругом. Графиня ко мне невыразимо добра, я успела ее полюбить - искренне и всем сердцем, а не по долгу родства - впрочем, к ней по-иному и нельзя относиться. К тетушке так и льнут все, кто с нею знаком, чувствуя ее великодушие и сердечность. Вы говорите, что светская жизнь портит людей - возможно, все так и есть, однако ваша сестра ничем этого не подтверждает. Она чудесная женщина, набожная и добродетельная, и поддержка, какую я в ней нахожу, попросту неоценима.
Впрочем, меня опекает также и аббат Понтнеф. Недавно он изъявил желание поприсутствовать на одной из репетиций, которые проводит со мной Сен-Жермен. (Кстати, песни, которые граф для меня написал, просто прелестны.) Аббат - человек очень милый, преисполненный намерения защитить меня от искушений мира сего, он чрезвычайно усерден. Я стараюсь не подавать ему ни малейших поводов к беспокойству. Спросите его, он ответит, что это действительно так.
С Сен-Жерменом мы встречаемся только на репетициях Иногда он дает мне книги. Из римской философии, а также жизнеописания отдельных святых. Жизнь требует от нас жертв, говорит он, мы должны быть к ним готовы. Граф отличается обширными знаниями и возвышенным образом мыслей, и я убеждена, что разговор с ним был бы интересен и вам.
Завтра в отеле "Трансильвания" фуршет и концерт. Мы, разумеется, тоже идем, этого требует положение. Будут и карты, но для азартных игр отведены особые помещения. Не беспокойтесь, мы с тетушкой туда ни ногой, дочь ваша благоразумна.
И часто, очень часто вспоминает о вас. Ах, дорогой батюшка, как верны ваши остережения! Теперь я и сама воочию вижу, что за внешним блеском жизни парижского общества скрывается пустота. Люди, окружающие меня, мелки, надменны, чванливы. Взять де Ла Сеньи - тетушка утверждает, что с его стороны вот-вот ожидаются решительные шаги, - возможно, он незлой человек, но у него холодное и равнодушное сердце. Его никто не учил, что надо уметь заботиться о ком-либо, кроме себя, а высший свет этому также не учит. Он богат, кое-как образован, довольно красив и держится очень учтиво, но я сама видела, как он проехал мимо плачущего ребенка и даже не обернулся на плач. Не удивительно, что вы бежали от этих людей. Но подумайте и о другом, ведь вы могли бы служить им примером. Долго ли вы будете хорониться в Провансе? Неужели в том, чтобы, слыть замкнутым чудаком, есть какая-то доблесть? Я высылаю вам приглашение на прием и всем сердцем надеюсь на скорую встречу. Приезжайте, я буду на седьмом небе от счастья. А вы своими глазами увидите, как повзрослела ваша проказница-дочь.
И впрямь, в Париже, я многое осознала. Размышления о божественном промысле породили во мне новое ощущение веры. В нашем мире, дорогой батюшка, кроме жизни и смерти есть еще и сострадание, позволяющее нам, смертным, преодолеть наш скорбный удел.
Если матушка уже возвратилась из дядюшкиного имения, передайте ей уверения в моей глубочайшей любви. С самыми искренними чувствами и в полной покорности вашим велениям остаюсь вашей любящей дочерью,
Мадлен Роксана Бертранда де Монталье
ГЛАВА 3
Лакей в синей ливрее с красной отделкой с поклоном распахнул двери небольшого салона и объявил:
- Граф д'Аржаньяк!
Сен-Себастьян оторвался от чтения и небрежно кивнул вошедшему. Граф, опешивший от такой неучтивости, растерянно замер в неловкой позе, явно не понимая как быть.
- Барон Сен-Себастьян? - дрогнувшим голосом спросил он. - Так это вы хотели меня видеть?
- Да, дорогой граф, - барон встал из глубокого кресла и беззастенчиво воззрился на гостя. - Я, как вы, возможно, догадываетесь, друг Жуанпора.
Жервез д'Аржаньяк инстинктивно дернулся, и Сен-Себастьян довольно кивнул. Очевидно, предварительные переговоры прошли более чем успешно.
- Вам вовсе незачем так волноваться.
Барон отошел к залитому солнцем окну и положил книгу на маленький столик, потом возвел глаза к потолку. Расписной плафон с весьма реалистичным изображением похищения сабинянок всегда приводил его в хорошее настроение.
- Я и не волнуюсь, - солгал д'Аржаньяк. Он все еще держал в руке шляпу и трость. - Однако, признаюсь, - продолжил граф после паузы, - я не вполне понимаю, что происходит.
- Да ничего, собственно. Вы не хотите присесть?
Граф уселся, положив шляпу и трость на колени. Сен-Себастьян перешел к камину. Несмотря на то что дождь прекратился, от окна ощутимо веяло холодком.
- И все же мне как-то странно, барон, - опять произнес гость с наигранной бодростью. - Слуга принес приглашение от Жуанпора, а приехали мы почему-то сюда.
- Ага, вы заинтригованы? - Сен-Себастьян медленно обернулся к д'Аржаньяку и с удовольствием отметил, что тот смутился как школьник. - Этого я и добивался.
- Но… но зачем?
Графу было не по себе. Какая все-таки глупость, что он не догадался надеть свой парадный костюм из красного атласа с расшитыми золотом рукавами. Тот сразу добавил бы ему веса. А посетитель в обычном камзоле из английского голубого сукна, конечно же, не способен вызвать почтение… Внезапно в его сознании шевельнулась неприятная мысль.
- Надеюсь, я ничего вам не должен?
Хозяин кабинета испустил долгий вздох.
- Лично мне - ничего. Но по стечению обстоятельств все же выходит, что вы у меня в долгу. На днях де Вандому понадобились наличные деньги, и он перепродал мне несколько ваших расписок.
Барон подошел к одному из столиков (их было в комнате три) и, открыв неглубокий ящик, достал оттуда связку бумаг. Демонстративно пересчитав расписки, он с сочувствием произнес:
- Дорогой граф, ваши ставки просто чудовищны! Опрометчивость не помогает в игре.
Жервез ощутил, что его бросило в краску.
- Не верьте слухам, барон. Эти деньги… они не проиграны.
- Неужели? - в голосе Сен-Себастьяна прозвучало вежливое сомнение. - Что ж, разницы в том никакой, - добавил он, бросая бумаги на столик.
В комнате воцарилось молчание.