Он вывернул руль и снова яростно закричал, перекрывая рев мотора:
- С меня хватит!
Иван до предела надавил на педаль и вывернул руль.
Все кругом завертелось.
А он все орал и орал, то ли от боли, то ли от страха.
Увидев, что мы несемся прямо на огромное дерево, я закрыла глаза руками.
Стало ясно, что Иван правит прямо в него. Пытается расстаться с жизнью.
Таковы были мои последние мысли. Как казалось, последние мысли на земле.
Глава 4
- Ох! - Я ударилась головой о крышу, когда машина стукнулась об ограждение. Волна боль прокатилась по всему телу.
Машина подпрыгнула. Потом еще и еще раз.
И начала постепенно останавливаться.
У меня тряслись руки, да и все остальное.
Я ловила воздух ртом, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Потерла голову, которая все еще болела.
- Ива…
- Прости меня, Марта! - воскликнул он.
- Мы живы, - пробормотала я. Все мысли смешались, да и перед глазами стояло сплошное темное пятно.
- Мы живы, Иван…
- Прости меня, - всхлипнул он.
И, не отдавая себе отчета, я повернулась к нему и обняла его.
- Мы живы.
- Я повернул руль, но ничего не мог поделать, - выдавил он.
Я еще крепче прижалась к нему, продолжая повторять:
- Мы живы, мы живы…
- Я не собирался этого делать, - пробормотал Иван дрожащим голосом. - Правда. Я совсем не хотел этого делать.
Он начал успокаиваться. А мое сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди!
- Все нормально, - сказал Иван почти холодно и оттолкнул меня. - Все нормально, Марта. В самом деле.
Я откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Мы оказались на каком-то дворе, который освещала лампочка, висевшая над дверью дома. А в окнах было темно.
- Иван, может быть, тебе не стоит ехать дальше, - сказала я.
- Да говорю же, все нормально, - ответил он.
Его глаза сузились. Красивое лицо сделалось каменным. Как будто ему приходилось бороться с какими-то сильными чувствами.
Наконец Иван дал задний ход и мы снова оказались на проезжей части.
Его лицо всю дорогу оставалось неподвижным.
Больше он ничего не сказал.
* * *
- Кажется, твой брат совершенно не в себе, - сказала я Адриане.
Мы с ней сидели в моей комнате субботним вечером. За окном валил снег. Несмотря на холод, я открыла окно. У меня в комнате всегда жарко, и так приятно, когда дует прохладный ветерок.
- Что? - Адриана сидела за туалетным столиком, развлекаясь с косметикой, которую мне подарила мама. - Как думаешь, для меня это бледновато?
Я освободила место на письменном столе и положила на него альбом, собираясь заняться набросками. Может быть, автопортретом. Мне хотелось спросить, что у подруги на душе, да было как-то неловко.
- Иван в ужасном состоянии, - сказала я. - Вчера вечером…
- А кто в хорошем состоянии? - оборвала Адриана с горечью и стала стирать румяна с лица. - У меня такая смуглая кожа, поэтому для меня это не годится.
- Ты выглядишь усталой, - сказала я, глядя на ее отражение в зеркале.
- Я так и не могу спать. - Она покачала головой и принялась разрисовывать свои полные губы. Порыв ветра разлохматил ее волосы.
- Иван сказал, что ты ходила к врачу, - произнесла я осторожно. Адриана не любила жаловаться даже лучшей подруге.
Странное дело - она постоянно докладывала мне о том, что творилось у нее дома, но не хотела, чтобы я ее расспрашивала.
Адриана вздохнула, разглядывая свое отражение.
- Ее зовут доктор Корбен. Она пыталась обучить меня самогипнозу. Чтобы я смогла засыпать. Но ничего не выходит.
Адриана зевнула и принялась вытирать губы.
- Нужно потренироваться…
Потом она взялась за другую помаду. А я достала из стола угольные карандаши, собираясь приняться за рисунок.
- Ты записывала что-нибудь по истории? - спросила Адриана, обернувшись ко мне.
- Что? - Я не смогла скрыть изумления. - Тебе понадобились мои записи?
Еще бы - ведь она была круглой отличницей, не то что я. И никогда прежде не просила у меня тетрадей.
- Я… я не могла сосредоточиться на уроке. - Адриана отвернулась, зардевшись. - Половину прослушала.
Она казалась такой растерянной. И такой… озабоченной.
- Ладно уж, держи.
Я достала тетрадь по истории и протянула ей.
- Спасибо. - Адриана поднялась на ноги. Она намного выше меня, и рядом с ней я всегда ощущаю себя десятилетней.
Я проводила ее до двери, думая об Иване. Мне все еще хотелось рассказать подруге о недавнем происшествии.
- Иван подвозил меня вчера, - начала я. - Кажется, ему необходима помощь. Он сам не свой. То есть…
- Давай без обиняков, - сказала Адриана. - Ты же знаешь, в чем тут дело.
- А? - Я посмотрела ей в глаза, пытаясь понять, что она имеет в виду.
- Иван страдает из-за Лауры, - объяснила Адриана.
- Ты хочешь сказать…
- С тех пор как она его бросила, он совсем сошел с ума. Иногда мне хочется просто прибить его! - Она взмахнула тетрадью, словно дубинкой.
Да, я действительно знала, в чем дело. Лаура Уинтер тоже была нашей подругой. Длинные черные волосы, сверкающие синевато-серые глаза и высокие скулы делали ее одной из первых красавиц Шейдисайдской школы.
Благодаря своей красоте Лаура даже подрабатывала моделью. Ей прочили блестящее будущее на подиумах Нью-Йорка.
Когда они с Иваном начали встречаться, вся школа только об этом и гудела.
Я всегда считала, что Иван относится к этим отношениям намного серьезнее, чем Лаура. Ведь они помогали ему забыть о семейных неурядицах. Я толком не знаю, почему Лаура выбрала именно его - по ней сохли чуть ли не все парни в нашей школе.
А нынешней зимой она его неожиданно бросила, стала к нему совершенно холодна - вот о чем вспоминала сейчас Адриана.
Иван же никогда не заговаривал со мной на эту тему.
- Он все еще в шоке, - сказала Адриана, прижав тетрадь к груди. - Прошел уже месяц, а ему все не верится, что Лаура его бросила.
- А он ей звонил? - спросила я.
Адриана покачала головой:
- Ни разу. Кажется, дожидается, пока она ему позвонит!
И моя подруга рассмеялась, но как-то совсем невесело.
Я промолчала. Иван чуть было не угробил нас обоих, и мне было ясно, что тут совсем не до смеху.
- Послушай, кто-то должен с ним поговорить, - сказала я. - Лучше всего, если ты.
- Да с ним невозможно разговаривать! - воскликнула Адриана сердито. - Этого еще никому не удавалось.
- Но, Адриана… - возразила было я.
- Да не бери в голову. - Ее лицо смягчилось. - Иван сам о себе позаботится. А ты такая бескорыстная - тебе есть дело до всех, кроме себя самой.
Адриана сжала тетрадь обеими руками и пристально посмотрела на меня.
- Мы все хотим, чтобы тебе было хорошо. Так что не волнуйся за Ивана.
Она повернулась и исчезла за дверью.
- И все-таки я волнуюсь за него, - ответила я, выйдя следом. - И мне совсем не кажется, что он способен сам о себе позаботится. Ты даже не представляешь, насколько он не в себе.
Нет, я этого не сказала, а лишь собиралась, но со вздохом отстала. Моей подруге явно не хотелось обсуждать состояние своего брата. И вообще чтобы я вмешивалась в ее семейные дела.
Я вернулась в свою комнату. Облака за окном сделались угольно-черными. Ветер трепал занавески.
Становилось все прохладнее, я захлопнула окно, потом поправила занавески. И наконец уселась за стол перед чистым, нетронутым альбомом.
Я перевернула обложку, потом стала рыться в куче карандашей, пока не нашла достаточно тонкий.
Каждый раз, начиная новый альбом, я испытываю некоторый трепет. Подумать только - передо мной чистые листы, ожидающие, что их заполнят чем-то невиданным прежде.
Без лишней скромности скажу, что обладаю талантом к живописи. У меня наметанный глаз, а рука выводит линию совершенно четко.
Я беру уроки рисования в Уэйнсбриджском колледже, и все педагоги думают, что мой талант необходимо развивать. Видимо, буду заниматься летом по специальной программе.
Я стараюсь держать все свои рисунки вместе. Более всего мне удаются портреты.
Сейчас я отодвинула стул от стола и прислонилась к стене. Люблю рисовать стоя.
Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Забыть про Ивана и Адриану, вообще про все на свете.
Потом снова посмотрела на стол и чистый лист. Подняла карандаш. И начала рисовать.
"Лицо, - подумала я. - Нарисую свое лицо".
Карандаш мягко заскрипел по бумаге. Я начинала с глаз. Всегда так поступаю.
Ой! Глаза оказались не моими.
Они были овальными, а мои - круглые.
Привалившись к столу, я стала внимательно разглядывать их. Казалось, будто они смотрят на меня. Я затемнила зрачки. Они оказались серьезными. Стала набрасывать овал лица. Нет, это явно была не моя голова.
Молчаливое лицо. С темными серьезными глазами.
- Что происходит? - произнесла я вслух. - Кто ты?
Моя рука двигалась все быстрее, прорисовывая детали.
Постойте-ка. Нет.
Что же это твориться?
Карандаш все скрипел по бумаге. И казалось, будто он движется самостоятельно.
Не подчиняясь моей воле.
Моя рука кружилась по листу, поднимаясь и опускаясь.
Как будто я ею совсем не управляла.
Как будто ею двигала другая, призрачная рука. Я смотрела на нее с изумлением и страхом.
Я понимала, что не могу остановить ее.
Глава 5
Когда портрет был закончен, я тяжело дышала. Рука вспотела, пальцы заныли.
Не знаю, сколько времени все это продолжалось. Но только я еще ни разу в жизни не рисовала так быстро.
Положив руки на стол, я стала разглядывать появившееся на бумаге лицо.
Лицо парня.
Совершенно незнакомого.
У него были темные вьющиеся, и одна прядь спадала на узкий лоб.
Темные глаза оказались глубокими и печальными.
Нос как-то не вязался с ними - маленький и слегка вздернутый. Потом я поняла, что парень улыбается. И эта приятная улыбка тоже не вязалась с печальными глазами. Губы - тонкие, а на подбородке виднелась ямочка.
- Ух ты, - пробормотала я.
Неужели я его все же никогда не видела?
Нет, он не был похож ни на кого из моих знакомых.
Может быть, я просто придумала это лицо? И оно - лишь плод моего воображения?
Я внимательно изучала его, затаив дыхание. И по-прежнему ощущала присутствие невидимой силы, водившей моей рукой.
Портрет оказался таким детальным, что лицо выглядело совершенно живым. И каким-то особенным.
Я внимательно рассмотрела черную прядь волос, спадавших на лоб. Потом опустила взгляд чуть пониже. На скуле оказалась небольшая темная родинка.
Родинка?
Я еще никогда не рисовала родинок даже на вымышленных портретах.
Никогда.
- Что это? - спросила я себя.
И тут мой взгляд остановился на левой брови.
Ее делил надвое белый шрам.
Я невольно вскрикнула. Он был таким реальным. Неужели я могла придумать шрам?
Возможно. Но почему же тогда я раньше не рисовала так?
- Кто ты? - спросила я, склонившись над портретом.
Темные глаза пристально смотрели на меня. Но улыбка ничего не говорила. Ровным счетом ничего.
Я негромко вскрикнула и вырвала лист из альбома. Потом скомкала и бросила в корзину для бумаг.
Руки все еще гудели и дрожали. По спине бегали мурашки.
А горло перехватило. Неужели от страха?
Мне не хотелось смотреть на этот рисунок. Не хотелось оставаться наедине с незнакомым лицом.
Тогда я решила нарисовать свой собственный портрет.
Я вытерла руки о штанины. Потом порылась в груде карандашей, ища более толстый.
Я взяла с туалетного столика маленькое зеркальце и поставила его напротив альбома. Внимательно оглядела себя, покрутила свои светлые волосы. И потрогала щеку кончиком карандаша.
- Веснушки рисовать не буду, - решила я, - представлю, что их нет. Буду считать, что у меня такая же чистая и гладкая кожа, как у Лауры.
У Лауры…
При воспоминании о ней мне захотелось нарисовать ее. Я уже делала это раньше. У меня прекрасно получались высокие скулы подруги.
Вот только она была очень капризной, и ей совсем не нравились мои рисунки. Она говорила, что я изображаю ее совершенной пустышкой.
- Марта, почему ты рисуешь меня так, будто у меня ветер в голове? - спросила Лаура после одного сеанса.
- Рисую, как вижу, - ответила я.
Но Лаура даже не улыбнулась в ответ. Она всегда оставалась серьезной.
Будь я такой красавицей, наверное, тоже все время держалась бы совершенно серьезной.
Лаура заставляла меня перерисовывать ее улыбку. Но у меня ни разу не получалось, так как ей хотелось.
Сейчас я снова посмотрела на свое отражение и сказала вслух:
- Я сделаю тебя такой же загадочной, как Лаура.
Потом снова склонилась над альбомом и стала рисовать.
Начала с глаз.
Нет. Постойте-ка.
Это не те глаза.
Моя рука задвигалась быстро, помимо воли.
Помимо воли.
И снова начало появляться лицо.
Темные глаза. Волнистые волосы. Вздернутый нос.
- Стой! Нет!
Я снова рисовала того же парня. То же самое лицо.
По коже опять пробежал мороз. На шее выступил холодный пот.
- Ни за что! - воскликнула я и вырвала страницу, не закончив портрет. Но на этот раз не скомкала, а просто швырнула на пол.
Я глубоко вздохнула. И, не обращая внимания на дрожь в руке, снова принялась рисовать.
Теперь я не отрывала глаз от зеркальца и рисовала, глядя на свое отражение.
Я заставляла себя изобразить собственное лицо. Не мальчишеское, а собственное.
Но все было тщетно. Рука вновь меня не слушалась.
- Нет! Пожалуйста, нет! - воскликнула я в панике. Моя рука продолжала делать набросок и после дополнять его деталями.
Деталями лица этого парня.
Ямочка на подбородке. Родинка. Круглая темная родинка. А потом шрам. Тонкий белый шрам, пересекающий бровь. Одну из черных бровей над темными печальными глазами.
- Ни за что! - вновь воскликнула я, вырвав лист и бросив его рядом с предыдущим.
Я быстро захлопнула альбом и запихнула карандаши в стол.
Сердце бешено колотилось. Я вытерла руки о штанины.
И уставилась на валявшиеся на полу рисунки. Два лица. Одного и того же парня. Незнакомого парня.
- Кто же ты? Кто? - спросила я.
Он смотрел на меня, как будто пытаясь ответить, что-то сказать мне.
- Почему я тебя рисую? Почему не могу нарисовать себя?
Я наклонилась, подняв оба листа и изорвала их в клочья.
А потом спросила себя: может быть я сошла с ума? На самом деле сошла с ума?
Глава 6
Вечером я спешила к восьми часам на свидание с Аароном. Мы собирались через полчаса пойти в кино. До этого же времени он по выходным подрабатывал в пиццерии, которой владел друг его отца.
Я с трудом нашла место для парковки. В конце концов, пришлось оставить машину на дальнем конце улицы, возле закусочной.
Я кинулась к кинотеатру, и тут вспомнила, что забыла выключить фары. Пришлось бежать назад.
В общем, на месте я оказалась в девятом часу. В фойе было полно народу. Казалось, будто сюда собралось полшколы.
Наконец я заметила Аарона невдалеке от прилавка с поп-корном. И, к своему удивлению, увидела с ним Джастину.
Она обнимала его рукой за плечи. Они над чем-то смеялись, и их лица были совсем близко друг от друга.
- Что это значит? - спросила я сама себя.
Джастина часто увивалась за Аароном, когда я находилась рядом. Они таким образом подшучивали надо мной.
Но теперь мне показалось - они уверены, что меня нет рядом.
Я почувствовала себя не в своей тарелке.
Но ведь Джастина - моя подруга, и не следовало думать о ней плохо.
Я направилась к ним. Увидев меня, Джастина отпустила парня и шагнула мне навстречу.
- Ну, как дела? - спросил Аарон и одарил меня своей великолепной улыбкой. Мне сразу полегчало.
- Ничего, - ответила я, еще в машине решив не рассказывать ему о странном происшествии.
Не стоило волновать его по пустякам. Ведь после несчастного случая Аарон был так добр ко мне и проявлял столько внимания.
К тому же вдруг ему теперь покажется, что у меня поехала крыша?
- А у тебя как дела? - спросила я бодро и взяла его за руку. Мне и вправду было очень приятно его видеть.
- Как обычно. Работы много. - Он указал на томатное пятно, украшавшее его рубаху. - Видишь?
- Да ты насквозь пропах пиццей, - усмехнулась я.
- А я ходила по магазинам и натолкнулась на него, - сказала Джастина, покрутив свой рыжий локон. - Он уверил, что ты не обидишься, если я пойду с вами.
- Конечно, - ответила я быстро и мысленно добавила: "Только убери от него свои лапы!"
Впрочем, мне тут же стало совестно за такие мысли.
- Я уже взял билеты, - сказал Аарон. - Идемте.
- Нужно захватить поп-корна, - добавила Джастина и встала в очередь. Через несколько минут она вернулась с огромным пакетом промасленной кукурузы и пошутила:
- Я взяла самый маленький!
Аарон ввел меня в зал, обняв за плечи. Уже шли титры. Нам достались места в одном из первых рядов. Мне нравится сидеть как можно ближе к экрану, как будто погружаясь в него.
Аарон пристроился между нами, положив пакет с поп-корном себе на колени. Нам с Джастиной пришлось угощаться самим.
Пару раз я видела, как она дотрагивалась до его руки. Интересно, нарочно или нет?
Но всякий раз у меня мороз пробегал по коже.