Лицо - Роберт Стайн 2 стр.


Он вывернул руль и снова яростно закричал, перекрывая рев мотора:

- С меня хватит!

Иван до предела надавил на педаль и вывернул руль.

Все кругом завертелось.

А он все орал и орал, то ли от боли, то ли от страха.

Увидев, что мы несемся прямо на огромное дерево, я закрыла глаза руками.

Стало ясно, что Иван правит прямо в него. Пытается расстаться с жизнью.

Таковы были мои последние мысли. Как казалось, последние мысли на земле.

Глава 4

- Ох! - Я ударилась головой о крышу, когда машина стукнулась об ограждение. Волна боль прокатилась по всему телу.

Машина подпрыгнула. Потом еще и еще раз.

И начала постепенно останавливаться.

У меня тряслись руки, да и все остальное.

Я ловила воздух ртом, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Потерла голову, которая все еще болела.

- Ива…

- Прости меня, Марта! - воскликнул он.

- Мы живы, - пробормотала я. Все мысли смешались, да и перед глазами стояло сплошное темное пятно.

- Мы живы, Иван…

- Прости меня, - всхлипнул он.

И, не отдавая себе отчета, я повернулась к нему и обняла его.

- Мы живы.

- Я повернул руль, но ничего не мог поделать, - выдавил он.

Я еще крепче прижалась к нему, продолжая повторять:

- Мы живы, мы живы…

- Я не собирался этого делать, - пробормотал Иван дрожащим голосом. - Правда. Я совсем не хотел этого делать.

Он начал успокаиваться. А мое сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди!

- Все нормально, - сказал Иван почти холодно и оттолкнул меня. - Все нормально, Марта. В самом деле.

Я откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Мы оказались на каком-то дворе, который освещала лампочка, висевшая над дверью дома. А в окнах было темно.

- Иван, может быть, тебе не стоит ехать дальше, - сказала я.

- Да говорю же, все нормально, - ответил он.

Его глаза сузились. Красивое лицо сделалось каменным. Как будто ему приходилось бороться с какими-то сильными чувствами.

Наконец Иван дал задний ход и мы снова оказались на проезжей части.

Его лицо всю дорогу оставалось неподвижным.

Больше он ничего не сказал.

* * *

- Кажется, твой брат совершенно не в себе, - сказала я Адриане.

Мы с ней сидели в моей комнате субботним вечером. За окном валил снег. Несмотря на холод, я открыла окно. У меня в комнате всегда жарко, и так приятно, когда дует прохладный ветерок.

- Что? - Адриана сидела за туалетным столиком, развлекаясь с косметикой, которую мне подарила мама. - Как думаешь, для меня это бледновато?

Я освободила место на письменном столе и положила на него альбом, собираясь заняться набросками. Может быть, автопортретом. Мне хотелось спросить, что у подруги на душе, да было как-то неловко.

- Иван в ужасном состоянии, - сказала я. - Вчера вечером…

- А кто в хорошем состоянии? - оборвала Адриана с горечью и стала стирать румяна с лица. - У меня такая смуглая кожа, поэтому для меня это не годится.

- Ты выглядишь усталой, - сказала я, глядя на ее отражение в зеркале.

- Я так и не могу спать. - Она покачала головой и принялась разрисовывать свои полные губы. Порыв ветра разлохматил ее волосы.

- Иван сказал, что ты ходила к врачу, - произнесла я осторожно. Адриана не любила жаловаться даже лучшей подруге.

Странное дело - она постоянно докладывала мне о том, что творилось у нее дома, но не хотела, чтобы я ее расспрашивала.

Адриана вздохнула, разглядывая свое отражение.

- Ее зовут доктор Корбен. Она пыталась обучить меня самогипнозу. Чтобы я смогла засыпать. Но ничего не выходит.

Адриана зевнула и принялась вытирать губы.

- Нужно потренироваться…

Потом она взялась за другую помаду. А я достала из стола угольные карандаши, собираясь приняться за рисунок.

- Ты записывала что-нибудь по истории? - спросила Адриана, обернувшись ко мне.

- Что? - Я не смогла скрыть изумления. - Тебе понадобились мои записи?

Еще бы - ведь она была круглой отличницей, не то что я. И никогда прежде не просила у меня тетрадей.

- Я… я не могла сосредоточиться на уроке. - Адриана отвернулась, зардевшись. - Половину прослушала.

Она казалась такой растерянной. И такой… озабоченной.

- Ладно уж, держи.

Я достала тетрадь по истории и протянула ей.

- Спасибо. - Адриана поднялась на ноги. Она намного выше меня, и рядом с ней я всегда ощущаю себя десятилетней.

Я проводила ее до двери, думая об Иване. Мне все еще хотелось рассказать подруге о недавнем происшествии.

- Иван подвозил меня вчера, - начала я. - Кажется, ему необходима помощь. Он сам не свой. То есть…

- Давай без обиняков, - сказала Адриана. - Ты же знаешь, в чем тут дело.

- А? - Я посмотрела ей в глаза, пытаясь понять, что она имеет в виду.

- Иван страдает из-за Лауры, - объяснила Адриана.

- Ты хочешь сказать…

- С тех пор как она его бросила, он совсем сошел с ума. Иногда мне хочется просто прибить его! - Она взмахнула тетрадью, словно дубинкой.

Да, я действительно знала, в чем дело. Лаура Уинтер тоже была нашей подругой. Длинные черные волосы, сверкающие синевато-серые глаза и высокие скулы делали ее одной из первых красавиц Шейдисайдской школы.

Благодаря своей красоте Лаура даже подрабатывала моделью. Ей прочили блестящее будущее на подиумах Нью-Йорка.

Когда они с Иваном начали встречаться, вся школа только об этом и гудела.

Я всегда считала, что Иван относится к этим отношениям намного серьезнее, чем Лаура. Ведь они помогали ему забыть о семейных неурядицах. Я толком не знаю, почему Лаура выбрала именно его - по ней сохли чуть ли не все парни в нашей школе.

А нынешней зимой она его неожиданно бросила, стала к нему совершенно холодна - вот о чем вспоминала сейчас Адриана.

Иван же никогда не заговаривал со мной на эту тему.

- Он все еще в шоке, - сказала Адриана, прижав тетрадь к груди. - Прошел уже месяц, а ему все не верится, что Лаура его бросила.

- А он ей звонил? - спросила я.

Адриана покачала головой:

- Ни разу. Кажется, дожидается, пока она ему позвонит!

И моя подруга рассмеялась, но как-то совсем невесело.

Я промолчала. Иван чуть было не угробил нас обоих, и мне было ясно, что тут совсем не до смеху.

- Послушай, кто-то должен с ним поговорить, - сказала я. - Лучше всего, если ты.

- Да с ним невозможно разговаривать! - воскликнула Адриана сердито. - Этого еще никому не удавалось.

- Но, Адриана… - возразила было я.

- Да не бери в голову. - Ее лицо смягчилось. - Иван сам о себе позаботится. А ты такая бескорыстная - тебе есть дело до всех, кроме себя самой.

Адриана сжала тетрадь обеими руками и пристально посмотрела на меня.

- Мы все хотим, чтобы тебе было хорошо. Так что не волнуйся за Ивана.

Она повернулась и исчезла за дверью.

- И все-таки я волнуюсь за него, - ответила я, выйдя следом. - И мне совсем не кажется, что он способен сам о себе позаботится. Ты даже не представляешь, насколько он не в себе.

Нет, я этого не сказала, а лишь собиралась, но со вздохом отстала. Моей подруге явно не хотелось обсуждать состояние своего брата. И вообще чтобы я вмешивалась в ее семейные дела.

Я вернулась в свою комнату. Облака за окном сделались угольно-черными. Ветер трепал занавески.

Становилось все прохладнее, я захлопнула окно, потом поправила занавески. И наконец уселась за стол перед чистым, нетронутым альбомом.

Я перевернула обложку, потом стала рыться в куче карандашей, пока не нашла достаточно тонкий.

Каждый раз, начиная новый альбом, я испытываю некоторый трепет. Подумать только - передо мной чистые листы, ожидающие, что их заполнят чем-то невиданным прежде.

Без лишней скромности скажу, что обладаю талантом к живописи. У меня наметанный глаз, а рука выводит линию совершенно четко.

Я беру уроки рисования в Уэйнсбриджском колледже, и все педагоги думают, что мой талант необходимо развивать. Видимо, буду заниматься летом по специальной программе.

Я стараюсь держать все свои рисунки вместе. Более всего мне удаются портреты.

Сейчас я отодвинула стул от стола и прислонилась к стене. Люблю рисовать стоя.

Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Забыть про Ивана и Адриану, вообще про все на свете.

Потом снова посмотрела на стол и чистый лист. Подняла карандаш. И начала рисовать.

"Лицо, - подумала я. - Нарисую свое лицо".

Карандаш мягко заскрипел по бумаге. Я начинала с глаз. Всегда так поступаю.

Ой! Глаза оказались не моими.

Они были овальными, а мои - круглые.

Привалившись к столу, я стала внимательно разглядывать их. Казалось, будто они смотрят на меня. Я затемнила зрачки. Они оказались серьезными. Стала набрасывать овал лица. Нет, это явно была не моя голова.

Молчаливое лицо. С темными серьезными глазами.

- Что происходит? - произнесла я вслух. - Кто ты?

Моя рука двигалась все быстрее, прорисовывая детали.

Постойте-ка. Нет.

Что же это твориться?

Карандаш все скрипел по бумаге. И казалось, будто он движется самостоятельно.

Не подчиняясь моей воле.

Моя рука кружилась по листу, поднимаясь и опускаясь.

Как будто я ею совсем не управляла.

Как будто ею двигала другая, призрачная рука. Я смотрела на нее с изумлением и страхом.

Я понимала, что не могу остановить ее.

Глава 5

Когда портрет был закончен, я тяжело дышала. Рука вспотела, пальцы заныли.

Не знаю, сколько времени все это продолжалось. Но только я еще ни разу в жизни не рисовала так быстро.

Положив руки на стол, я стала разглядывать появившееся на бумаге лицо.

Лицо парня.

Совершенно незнакомого.

У него были темные вьющиеся, и одна прядь спадала на узкий лоб.

Темные глаза оказались глубокими и печальными.

Нос как-то не вязался с ними - маленький и слегка вздернутый. Потом я поняла, что парень улыбается. И эта приятная улыбка тоже не вязалась с печальными глазами. Губы - тонкие, а на подбородке виднелась ямочка.

- Ух ты, - пробормотала я.

Неужели я его все же никогда не видела?

Нет, он не был похож ни на кого из моих знакомых.

Может быть, я просто придумала это лицо? И оно - лишь плод моего воображения?

Я внимательно изучала его, затаив дыхание. И по-прежнему ощущала присутствие невидимой силы, водившей моей рукой.

Портрет оказался таким детальным, что лицо выглядело совершенно живым. И каким-то особенным.

Я внимательно рассмотрела черную прядь волос, спадавших на лоб. Потом опустила взгляд чуть пониже. На скуле оказалась небольшая темная родинка.

Родинка?

Я еще никогда не рисовала родинок даже на вымышленных портретах.

Никогда.

- Что это? - спросила я себя.

И тут мой взгляд остановился на левой брови.

Ее делил надвое белый шрам.

Я невольно вскрикнула. Он был таким реальным. Неужели я могла придумать шрам?

Возможно. Но почему же тогда я раньше не рисовала так?

- Кто ты? - спросила я, склонившись над портретом.

Темные глаза пристально смотрели на меня. Но улыбка ничего не говорила. Ровным счетом ничего.

Я негромко вскрикнула и вырвала лист из альбома. Потом скомкала и бросила в корзину для бумаг.

Руки все еще гудели и дрожали. По спине бегали мурашки.

А горло перехватило. Неужели от страха?

Мне не хотелось смотреть на этот рисунок. Не хотелось оставаться наедине с незнакомым лицом.

Тогда я решила нарисовать свой собственный портрет.

Я вытерла руки о штанины. Потом порылась в груде карандашей, ища более толстый.

Я взяла с туалетного столика маленькое зеркальце и поставила его напротив альбома. Внимательно оглядела себя, покрутила свои светлые волосы. И потрогала щеку кончиком карандаша.

- Веснушки рисовать не буду, - решила я, - представлю, что их нет. Буду считать, что у меня такая же чистая и гладкая кожа, как у Лауры.

У Лауры…

При воспоминании о ней мне захотелось нарисовать ее. Я уже делала это раньше. У меня прекрасно получались высокие скулы подруги.

Вот только она была очень капризной, и ей совсем не нравились мои рисунки. Она говорила, что я изображаю ее совершенной пустышкой.

- Марта, почему ты рисуешь меня так, будто у меня ветер в голове? - спросила Лаура после одного сеанса.

- Рисую, как вижу, - ответила я.

Но Лаура даже не улыбнулась в ответ. Она всегда оставалась серьезной.

Будь я такой красавицей, наверное, тоже все время держалась бы совершенно серьезной.

Лаура заставляла меня перерисовывать ее улыбку. Но у меня ни разу не получалось, так как ей хотелось.

Сейчас я снова посмотрела на свое отражение и сказала вслух:

- Я сделаю тебя такой же загадочной, как Лаура.

Потом снова склонилась над альбомом и стала рисовать.

Начала с глаз.

Нет. Постойте-ка.

Это не те глаза.

Моя рука задвигалась быстро, помимо воли.

Помимо воли.

И снова начало появляться лицо.

Темные глаза. Волнистые волосы. Вздернутый нос.

- Стой! Нет!

Я снова рисовала того же парня. То же самое лицо.

По коже опять пробежал мороз. На шее выступил холодный пот.

- Ни за что! - воскликнула я и вырвала страницу, не закончив портрет. Но на этот раз не скомкала, а просто швырнула на пол.

Я глубоко вздохнула. И, не обращая внимания на дрожь в руке, снова принялась рисовать.

Теперь я не отрывала глаз от зеркальца и рисовала, глядя на свое отражение.

Я заставляла себя изобразить собственное лицо. Не мальчишеское, а собственное.

Но все было тщетно. Рука вновь меня не слушалась.

- Нет! Пожалуйста, нет! - воскликнула я в панике. Моя рука продолжала делать набросок и после дополнять его деталями.

Деталями лица этого парня.

Ямочка на подбородке. Родинка. Круглая темная родинка. А потом шрам. Тонкий белый шрам, пересекающий бровь. Одну из черных бровей над темными печальными глазами.

- Ни за что! - вновь воскликнула я, вырвав лист и бросив его рядом с предыдущим.

Я быстро захлопнула альбом и запихнула карандаши в стол.

Сердце бешено колотилось. Я вытерла руки о штанины.

И уставилась на валявшиеся на полу рисунки. Два лица. Одного и того же парня. Незнакомого парня.

- Кто же ты? Кто? - спросила я.

Он смотрел на меня, как будто пытаясь ответить, что-то сказать мне.

- Почему я тебя рисую? Почему не могу нарисовать себя?

Я наклонилась, подняв оба листа и изорвала их в клочья.

А потом спросила себя: может быть я сошла с ума? На самом деле сошла с ума?

Глава 6

Вечером я спешила к восьми часам на свидание с Аароном. Мы собирались через полчаса пойти в кино. До этого же времени он по выходным подрабатывал в пиццерии, которой владел друг его отца.

Я с трудом нашла место для парковки. В конце концов, пришлось оставить машину на дальнем конце улицы, возле закусочной.

Я кинулась к кинотеатру, и тут вспомнила, что забыла выключить фары. Пришлось бежать назад.

В общем, на месте я оказалась в девятом часу. В фойе было полно народу. Казалось, будто сюда собралось полшколы.

Наконец я заметила Аарона невдалеке от прилавка с поп-корном. И, к своему удивлению, увидела с ним Джастину.

Она обнимала его рукой за плечи. Они над чем-то смеялись, и их лица были совсем близко друг от друга.

- Что это значит? - спросила я сама себя.

Джастина часто увивалась за Аароном, когда я находилась рядом. Они таким образом подшучивали надо мной.

Но теперь мне показалось - они уверены, что меня нет рядом.

Я почувствовала себя не в своей тарелке.

Но ведь Джастина - моя подруга, и не следовало думать о ней плохо.

Я направилась к ним. Увидев меня, Джастина отпустила парня и шагнула мне навстречу.

- Ну, как дела? - спросил Аарон и одарил меня своей великолепной улыбкой. Мне сразу полегчало.

- Ничего, - ответила я, еще в машине решив не рассказывать ему о странном происшествии.

Не стоило волновать его по пустякам. Ведь после несчастного случая Аарон был так добр ко мне и проявлял столько внимания.

К тому же вдруг ему теперь покажется, что у меня поехала крыша?

- А у тебя как дела? - спросила я бодро и взяла его за руку. Мне и вправду было очень приятно его видеть.

- Как обычно. Работы много. - Он указал на томатное пятно, украшавшее его рубаху. - Видишь?

- Да ты насквозь пропах пиццей, - усмехнулась я.

- А я ходила по магазинам и натолкнулась на него, - сказала Джастина, покрутив свой рыжий локон. - Он уверил, что ты не обидишься, если я пойду с вами.

- Конечно, - ответила я быстро и мысленно добавила: "Только убери от него свои лапы!"

Впрочем, мне тут же стало совестно за такие мысли.

- Я уже взял билеты, - сказал Аарон. - Идемте.

- Нужно захватить поп-корна, - добавила Джастина и встала в очередь. Через несколько минут она вернулась с огромным пакетом промасленной кукурузы и пошутила:

- Я взяла самый маленький!

Аарон ввел меня в зал, обняв за плечи. Уже шли титры. Нам достались места в одном из первых рядов. Мне нравится сидеть как можно ближе к экрану, как будто погружаясь в него.

Аарон пристроился между нами, положив пакет с поп-корном себе на колени. Нам с Джастиной пришлось угощаться самим.

Пару раз я видела, как она дотрагивалась до его руки. Интересно, нарочно или нет?

Но всякий раз у меня мороз пробегал по коже.

Назад Дальше