– Луиза была очень богатой американкой с дальнего Юга. Она была экстравагантна, разделяла наши идеи и не требовала от меня физического общения. Она жила только во имя того дня, когда наши идеи начнут осуществляться. Было большой трагедией, когда нелепая дорожная авария забрала ее у нас в период нашего подъема.
Шум опускающегося вертолета неожиданно привлек внимание всех собравшихся.
– Этот звук предвещает прибытие нашего двенадцатого участника, – произнес Гант.
– Как раз вовремя! – с раздражением заметил лорд Ивинг.
– Генерал проделал долгое путешествие, – укоризненно заметил Гант, и за столом возникла пауза.
Пользуясь этим небольшим замешательством, Стедмен внимательно оглядел всех сидящих за столом и сказал в свою очередь:
– Но как могли вы последовать за человеком, который не скрывает своей принадлежности к нацизму, который всю свою жизнь помогал слугам дьявола, который воевал против вас в последней войне, а теперь ведет вас к разрушению своей собственной страны?
– Разрушению? Это вы один из тех, кто является предателями Англии, Стедмен, – вступил в разговор Тельгольм. – Вы говорите, что вы англичанин, а продолжаете сидеть сложа руки, когда страна катится в пропасть. Как по-вашему это можно еще назвать?
– Но послушайте... – начал было Стедмен.
– Прекратите! – вступил в разговор Гант. – Вы все знаете, каковы наши планы, и пока оставьте его в покое. Все в свое время. – Предложение было сделано относительно спокойно, но за столом опять установилась тишина.
– Скажите мне кое-что, Гант, – обратился к промышленнику Стедмен со спокойствием, которого он даже не ожидал в себе. – А каким образом... вернее, где именно жил Гиммлер, когда он прибыл в эту страну?
– Он всегда находился именно в этом месте. Его очень восхищала легенда о рыцарях короля Артура. Он считал, что они в значительной мере основаны на легендах, связанных с Тевтонским Орденом, и именно с этой частью Англии. Он был безумно рад, когда я построил для него Вевельсбург.
"Туле Гезельшафт" очень сильная организация, мистер Стедмен. В нее вложены огромные деньги, в том числе и деньги, оставшиеся после моей последней жены. Мы, конечно же, откопали, документы, зарытые фон Кюнером на поле, где смерть настигла Мюллера, и они помогли нам отыскать... – он улыбнулся и оглядел присутствующих за столом, – ...так много нужных нам добрых друзей.
Стедмен начал уже понимать, какую важную роль играл шантаж, чтобы принудить к деятельности "этих добрых друзей и единомышленников".
– Рейхсфюрер, несмотря на болезнь, был очень счастлив в последние дни, – как можно мягче проговорил Гант. – В это время он верил в нашу победу.
– Он умер прямо здесь? – Стедмен задал этот вопрос чисто по инерции, скорее ожидая отрицательного ответа.
– Да, мистер Стедмен. И в полном сознании. Ему было шестьдесят семь лет, когда рак наконец забрал его жизнь. Но даже когда перестало жить его тело, остался жить его дух. Почти через год после смерти он послал нам материальный знак. – При этих словах Гант повернулся к доктору Шееру, сидящему рядом с ним. – Доктор Шеер был спиритологом в Австрии. Рейхсфюрер выбрал его в качестве своего посредника.
В этот момент в зале послышались шаги, в темноте одной из стен открылась боковая дверь, в которой появилась широкоплечая фигура человека, сопровождаемого майором Брениганом.
– Добрый вечер, джентльмены. – Голос без сомнения принадлежал американцу, и когда человек вышел на свет, чтобы занять свое место за столом по другую сторону от доктора Шеера, Стедмен издал глубокий внутренний стон, узнав его.
– Это тот самый человек? – Вновь прибывший неприязненно посмотрел в сторону детектива.
– Да, генерал, это наш Парсифаль, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Гант. – Мистер Стедмен, я надеюсь вы уже поняли, что перед вами генерал-майор Катбуш, заместитель командующего американской армии.
На самом деле они не были сумасшедшими, как теперь понимал Стедмен. Они имели в руках реальную силу и средства влияния на национальное общественное сознание. За многие годы с помощью шантажа, денег и грубого насилия они создавали силу, способную вести общественное мнение, лавируя между двумя крайностями, к нужной им цели. Глядя на собравшихся в зале, он недоумевал над тем, что могло побудить этих людей участвовать в подобном безумии? Неужели только культ, возрожденный мертвым уже Гиммлером, и низменная потребность питаться падалью двигали ими? Неожиданно его охватил ужас.
– Хорошо, Эдвард, можешь считать, что я согласен с таким ходом дела, но только потому, что так хочет он. – Грузная фигура американца, лишенная на этот раз всех обычных характерных черт, производила странное впечатление на Стедмена, который привык видеть фотографии и хронику о нем, где тот был всегда в полной военной форме. – Но мне не очень нравится такой подход. Это слишком... – он подыскивал подходящее слово, – ...театрально.
– Я понимаю ваши чувства, генерал, но было бы неблагоразумно не использовать сейчас его просьбу, – сказал Гант.
– Возможно, – с неприкрытой грубостью сказал генерал, – но мне все равно это не нравится. Брениган! – Английский майор слегка вздрогнул. – Разве вам не следует сейчас быть около пусковой установки?
– Мы все только ожидали вашего прибытия, сэр, и теперь я немедленно возвращаюсь туда. – Брениган чуть ли не строевым шагом вышел из комнаты, стараясь держать как можно прямее свою спину.
– Идиот, – пробормотал Катбуш, уже ни к кому не обращаясь и с раздражением глядя на закрывающуюся дверь. – Ну, хорошо, давайте продолжим.
Гант встал и, выйдя из-за стола, направился к алтарю, когда его остановил громкий возглас Стедмена.
– Ради Бога, генерал! Ведь вы ветеран Второй мировой войны и воевали именно против таких людей, как он! – Детектив указал пальцем на Ганта, а двое агентов Поупа на всякий случай мгновенно схватили его за плечи, чтобы не дать ему подняться.
Генерал взглянул на него через стол сузившимися от гнева глазами.
– А вам... лучше бы закрыть... свой рот... мистер. Да, я действительно, воевал против других, подобных ему людей. Но это была моя ошибка. Я прошел с генералом Паттоном через всю войну и видел, как грубо и бесцеремонно с ним обходились так называемые свободомыслящие лидеры нашей страны. Во время долгих дней войны мы часто беседовали с ним, и я очень хорошо изучил этого мужественного человека. Он уже тогда видел русскую угрозу и хотел продолжить марш через Берлин до стен Москвы! И именно он пересказал мне легенду о Копье, потому что при всем том, что он был абсолютным прагматиком, он, тем не менее, глубоко верил в подобные вещи.
– Когда мы были в Германии, мы пытались отыскать это Копье, но безуспешно. Гиммлер уже давно сбежал вместе с ним! А что сделали с Паттоном после войны? Вы думаете, что та автомобильная катастрофа, в которой он погиб, была просто несчастным случаем? Почти то же самое они пытались сделать и мной, когда увидели, что я им больше не нужен. Но, в отличие от генерала, я начал строить свои собственные планы еще очень, очень давно, и это наша большая удача... – он обвел рукой стол, – ...что Эдвард Гант свел здесь нас всех вместе. Мы все верили в одни и те же символы, малыш, у нас одни и те же планы, и нам не нужна всякая чепуха, подобная тому, кто и с кем воевал на той последней войне!
Стедмен, прижатый к спинке стула вызывающе смотрел на генерала.
– Так, значит, они пустили вас на подножный корм.
– Ах ты, жалкий недоносок! Да я разобью... – Гант остановил поднимающегося генерала, положив ему руку на плечо. Тот сел, но по-прежнему бросал озлобленные взгляды в сторону детектива. – Я думаю, что в последующие несколько минут я все-таки получу наслажденье, ты сопляк.
Стедмену ничего не оставалось, как вернуть ему не менее содержательный взгляд.
Гант кивнул Григсу и Буту, и детектив почувствовал, что теперь держать его стали крепче.
– Наше время пришло, Парсифаль, – произнес Гант, подойдя наконец к алтарю. Он достал из кожаного футляра длинный темный предмет, с которым он вернулся к столу. Теперь Стедмен мог видеть, что это был наконечник копья, та самая реликвия, чья легендарная сила могла сокрушить миллионы во имя победы нескольких избранных. Черный античный металл не имел современного блеска, и единственным местом, отражавшим свет, было лишь узкое золотое звено. Но по-прежнему сохранилась форма боевого лезвия, все грани которого под заданным углом стягивались в смертоносной точке. Гант положил его на стол, направив вибрирующее в трепещущем свете пламени острие в сторону детектива.
Стедмен смотрел на эту древнюю реликвию, восстанавливающую связь прошлого с настоящим, и почувствовал необъяснимую внутреннюю дрожь. Это было необъяснимо, но ему казалось, что неведомая сила исходит от холодного металла, сила, которая, пытается пронзить его сердце. И он совершенно отчетливо представил уготованный ему жребий: он должен умереть от удара копья. Гант намеревается "переиграть" легенду о Парсифале, использовав это оружие, чтобы с его помощью уничтожить своего противника.
Он закрыл глаза, но картина не исчезала, отпечатавшись в его сознании: с дьявольским расчетом сведенные в точку грани лезвия и небольшие кресты, гравированные на темной поверхности металла. Он пытался освободиться от нее, но не мог. Его "третий" глаз все время передавал в мозг эту картину, излучавшую леденящий ужас, от которого в его жилах застывала кровь.
– Наконец-то ты почувствовал его силу, Парсифаль?
Стедмен открыл глаза и теперь, как ни странно, видел перед собой всего лишь простой кусок металла, холодный и безжизненный. Он перевел взгляд и посмотрел прямо в лицо Ганта, который все еще стоял, слегка наклонившись над копьем.
– Вам доводилось когда-нибудь слышать легенду о Парсифале Вольфрама фон Эшенбаха? Казалось, что в темноте комнаты глаза старого фанатика начинают светиться странным таинственным огнем. – Эту легенду даже использовал Вагнер для своей оперы. Парсифаль обещал тяжело раненому королю Амфортасу отыскать и вернуть Священное Копье. Точно так же, как вы пообещали отыскать его для своих хозяев-евреев!
– Но вы сами знаете, что это не так! Они хотели всего лишь разыскать их пропавшего агента по имени Барух Канаан. Вы знаете это!
– Это ложь, Парсифаль. Их агент шел сюда за Копьем, а когда он потерпел неудачу, они прислали вас.
Почему Гольдблат ничего не сказал ему? Только Ханна, уже умирая, просила его разыскать это Копье. Но почему они молчали об этом с самого начала? Может быть они думали, что если Барух будет найден, то он сам приведет их за Копьем? Возмущение нарастало внутри детектива. Они хотели использовать его так же, как и эти, сидящие за круглым столом. Обе стороны манипулировали им, причем одна использовала его как слепое орудие нападения, а вторая – как действующее лицо жертвенного оккультного ритуала.
– Ты должен убить меня точно так, как рыцарь Парсифаль убил Клингсора, который держал Копье в своем замке. Клингсор был злым волшебником, ставшим кастратом от удара мечом, так же как и я от взрыва мины. Рейхсфюрер спас мою жизнь, а когда он увидел мои несчастья в результате этого ранения, он знал уже тогда, что я был перевоплощенным Клингсором! Он верил, что я должен стать будущим хранителем Копья Лонгинуса!
Неожиданно тон, которым говорил бизнесмен, изменился, в нем проступила своеобразная доверительность, с которой он будто бы хотел поверить свои секреты друзьям.
– Как вы видите, эта легенда была не мифом и не пророчеством. Она была предостережением. Фон Эшенбах выполнял роль проводника по истории тринадцатого века. Он предупреждал нас о несчастьях, которые произойдут, если мы будем следовать ей. И он вновь предупредил нас об этом в подходящий момент через оперу Вагнера!
– Но ведь это всего лишь ваши фантазии, Гант. Разве никто из вас не может этого видеть? – Теперь в голосе Стедмена звучала безнадежность с примесью отчаяния. – Он всего лишь подгоняет факты, стараясь создать правдивый рассказ. На самом деле вам должно быть понятно, что я не ваш Парсифаль, а он не ваш Клингсор, а Копье не имеет никакой силы. Это все существует лишь в его воображении!
Грубая рука неожиданно зажала его рот, а его голова была резко прижата к высокой спинке стула.
– Нет, это еще далеко не все, что в моей голове, мистер Стедмен, – жестко произнес Гант. – Мы обратимся к тому, кто теперь хорошо знает вас, к тому, кто послал против вас танк в качестве проверки и предупреждения. Мы обратимся к тому, кто навещал вас в вашем доме две ночи назад, но был побеспокоен присутствием надоедливого старого еврея, к тому, кто хочет встретиться с вами вновь, – Гант коротко рассмеялся, – как говорится лицом к лицу.
В огромном зале установилась тишина, а по стенам продолжали метаться танцующие тени, подгоняемые дрожащим пламенем свечей. Гант сел на свое место, и теперь все тринадцать расположились вокруг стола, положив руки на его поверхность, как будто получили управляющий сигнал. Их глаза были закрыты, а лица сосредоточены. Прошло некоторое время, прежде чем он почувствовал, как его мышцы слабеют, как будто из них выкачивается сила.
Теперь его голову уже никто не держал, и он почувствовал, прежде чем увидел, что двое агентов из МИ-5, ранее удерживавших его на стуле, чуть отошли и заняли позицию прямо сзади него. Он хотел приподняться, но понял, что не может этого сделать: невидимая сила удерживала его на месте. Он пытался говорить, но звук почему-то не срывался с его губ. Неожиданная атмосфера оцепенения, установившаяся в комнате, превращалась в мощное нарастающее давление, навалившееся на него подобно физической силе. Он видел, что несколько человек из сидящих за столом превратились в обмякшие фигуры, их головы свешивались вперед, как будто их внутренняя энергия испарялась. Голова доктора Шеера так же отдыхала на его груди.
Постепенно комната замирала. Пламя свечей походило на застывший светящийся лед, их свет становился тусклым. Было холодно. Ужасный, леденящий холод схватывал кожу, вызывая дрожь. Странный запах наполнял воздух, отчего в комнате казалось еще темнее, а холод более пронзительным.
Стедмен с напряжением вглядывался в темноту, которая заполняла пространство сзади Ганта и доктора Шеера, где, как ему показалось, возникло какое-то движение, напоминающее изменение интенсивности самой темноты, словно в темном воздухе возникала невесомая еще более темная некая форма, напоминающая темную одежду. Но в какой-то миг она исчезла, и он успокоился, приняв все это за оптический обман.
Странная вибрация, напоминающая слабое жужжание, послышалось внизу. Она, как он смог определить, исходила с поверхности стола. Руки сидящих за столом слегка подергивались, а пальцы дрожали. Постепенно его глаза остановились на темном предмете, лежащем прямо против него, и каким-то внутренним инстинктом он понял, что было источником этой вибрации. Античное оружие лежало неподвижно, но казалось, что внутри него начинала пульсировать жизнь. Он покачал головой и понял, что это странное ощущение присутствует только лишь в его голове, но, тем не менее, эффект излучения от талисмана преследовал его. Он слабел, и ему приходилось прикладывать усилия, чтобы контролировать источники своих ощущений. Он заметил, что почти не отрываясь смотрит через стол на свесившуюся голову доктора Шеера, на его лицо, закрытое спустившимся плотным занавесом седых волос.
Стедмена охватило странное чувство, что вся энергия, еще недавно заполнявшая этот странный просторный зал, теперь исчезает, устремившись в ограниченное пространство, где находился доктор Шеер. Детектив продолжал бороться против усиливающейся слабости, пытаясь воздвигнуть стену, которая оградила бы его разум от волепожирающей силы. Но он никак не мог заставить себя оторвать глаза от склоненной головы доктора.
Пока он смотрел, фигура доктора начала распрямляться, опущенная голова очень медленно и очень плавно поползла вверх, и прошло еще несколько секунд, пока глаза, появившиеся из-за распавшегося занавеса, не встретились с глазами Стедмена. И тогда их внимательный и глубокий взгляд проник в глаза детектива, его кровь окончательно застыла, а волосы на затылке зашевелились, как будто невидимая холодная рука потащила их вверх, и он осознал, что не отрываясь смотрит на возникший перед ним ненавистный облик рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Глава 19
И хотя внешне он напоминал простого чиновника или школьного учителя, внутри него верх всегда брал другой Гиммлер, который свято следовал принципам, которые коротко можно было свести к таким простым фразам, как: "Необходимость защиты германской расы оправдывает любую жестокость", или "Безоговорочное поклонение фюреру". Этот второй Гиммлер затрагивал такие сферы, которые превосходили простой человеческий интеллект и уводили в совершенно иной, недоступный для других мир.
Феликс Керстон
Для нас конец войны будет означать открытую дорогу на Восток, что так или иначе, позволит нам построить наш Германский Рейх...
Генрих Гиммлер
Холли осторожно продвигалась по коридору, стараясь идти на цыпочках, соизмеряя каждый шаг с давлением собственного веса и прислушиваясь к происходящему кругом. Во всем доме чувствовалось странное напряжение, которое никак не было связано с ее собственным нервным состоянием. Казалось, весь воздух был наэлектризован и сквозь него вот-вот готовы были прорваться мощные разряды долго сдерживаемой энергии.
Она была удивлена и заинтригована странным домом, соединившим в себе внешний вид и внутреннюю отделку старинного средневекового замка. Что скрывалось за этим?
Она искала путь в ту часть дома, где, как она случайно увидела раньше, находились старинные комнаты, напоминающие жилище средневековых баронов. Для этого, как она теперь поняла, ей пришлось подняться на другой этаж по лестнице, которая прилегала к фронтальной части дома. К счастью, ей не попалась здесь охрана, которая, может быть, в это время была в каком-то другом месте.
Поднявшись на верхние ступени лестницы, она прислушалась: дом как будто вымер.
Перед ней открывался большой коридор, ведущий внутрь дома, и два коридора поменьше, расположенные справа и слева. Она решила воспользоваться центральным, но не пройдя по нему и нескольких метров заметила впереди себя открывающуюся дверь.
Реакция Холли была мгновенной. Она быстро отскочила назад и нырнула в левый коридор, приготовившись бежать вдоль него, если шаги в центральном коридоре будут направлены в ее сторону. Но этого не произошло. Она слышала лишь как шаги удалялись совсем в другом направлении. Когда Холли выглянула из-за угла, то увидела женщину, прикрывавшую рукой половину лица, которую звали Кристина. Она запомнила странное чувство, возникшее у нее, когда Гант представлял их друг другу.
Холли выглянула еще раз и убедилась, что женщина исчезла. Это подкрепляло ее уверенность в том, что именно этот коридор вел в заднюю часть дома, поскольку женщина прошла его до конца, и, скорее всего, там был еще один дополнительный проход. Холли направилась вдоль коридора.