– Койот однажды помог Роджеру – так же, как мне, так же, как и всем нам. Поэтому он, конечно, сообщил обо всем Джитт. – Хэл оглянулся туда, где я поставил кейс, взятый из сейфа в отеле. – Нет, Марит не говорила мне о содержимом кейса, но упомянула, что вы его забрали, и поэтому Джитт смогла стереть все упоминания о нем.
– Как он завербовал вас? – Я взял сандвич и откусил немного.
Гаррет натянуто улыбнулся.
– Однажды вечером мне позвонили. Я как раз подумывал, не уйти ли из баскетбола. Высокооплачиваемый игрок изнашивается быстро, и я чувствовал, что иду пересекающимся курсом с законом больших чисел. Я уже организовал фонд "Солнечный луч", но считал, что могу провести еще год в НБА, рекламируя его и заработать побольше денег, чтобы в него вложить. Тот человек, он позвонил по моему домашнему номеру, которого не было в справочниках, и назвался Койотом. Я никогда о нем не слыхал, но он сказал мне, что если я решусь играть в этом сезоне, то на десятой игре мне сломают левую руку. Я оправлюсь как раз вовремя, чтобы успеть к играм чемпионата, но на седьмой игре умру и отправлюсь в сборную ада.
– Хм-м-м… – Я откусил от сандвича. – На вашем месте я бы решил, что либо это сумасшедший, либо меня хотят запугать.
– Да, он меня напугал, но, слушая его, я понял, что угрожает мне вовсе не он. – Хэл отпил глоток пива. – Он каким-то образом умудрился подсоединить мой факс к сети владельцев, и я увидел достаточно, чтобы понять: игры сезона уже режиссированы таким образом, чтобы в последний круг вышли вполне определенные команды, и хотя среди них победители будут, победа их станет в лучшем случае пирровой. Сумма и итог сезона были совершенно неутешительными.
– И вы подали в отставку.
– Верно. Я целиком посвятил себя фонду "Солнечный луч". Анонимные пожертвования пополнили мою казну, и сейчас даже банды с южных окраин, частенько воздерживаются от войны, чтобы поискать более мирное решение своих проблем. – Он улыбнулся. – Койот нередко намекал мне, когда намечается очередной инцидент, и я успевал предупредить события. За последние пять лет уровень насилия среди молодежи снизился на тридцать процентов.
– А теперь Генрих со своими ребятами хочет оживить эту отрасль?
– Вы верно схватили картину.
Я подумал о снайперской винтовке в мое"! кейсе.
– Если он станет вам чересчур докучать, дайте мне знать.
Хэл покачал головой.
– Вы с Батом мыслите одинаково. Решение данной ситуации состоит в том, чтобы понять, чего хочет Генрих, и придумать способ помочь ему, не заставляя других терять лицо – и терпение.
– Нелегко следовать этим путем, друг мой. – Я выудил ломтик картошки поподжаристее. – Некоторые способны выслушивать доводы, – я откусил от ломтика половину, – а иных приходится убивать.
Хэл откинулся на спинку стула.
– От человека, очнувшегося в мешке для трупов, так и тянет холодом.
– Это ближе к истине, чем вам самому кажется. – Я потянулся и выдернул авторучку из-за воротника его футболки. Разгладив салфетку, я нарисовал знак, увиденный во сне. – Не знаете ли вы, что это такое?
Его рука, словно громадный коричневый тарантул, опустилась на бумагу и повернула ее.
– Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь это видел. Что это?
Я пожал плечами:
– Понятия не имею, я увидел это во сне. Хотите еще пива? – Он кивнул, и я позвал:
– Хуанита, два пива, пожалуйста.
– Многие люди верят в сны, но только не я.
– А почему бы и нет?
– Потому что мне все время снится, как я промахиваюсь по кольцу.
Хуанита появилась из кухни с бутылками пива в каждой руке. Она поставила бутылки на стол и тут увидела салфетку.
– Эль Эспектро! – Она торопливо перекрестилась.
Я схватил салфетку и поднес к ней поближе.
– Вы с этим встречались?
Хуанита подняла руки, загораживаясь от рисунка.
– Пожалуйста, синьор, пожалуйста! – Она повернулась и мгновенно исчезла.
Мы с Хэлом обменялись недоуменными взглядами.
– "Призрак"… Что она имела в виду?
Хэл выразительно пожал плечами.
– В Затмении этих "призраков" может быть миллион. Я слыхал истории о "подлинных" вампирах в Драк-Сити, или о том, что какой-то таинственный "брухо" – колдун – ведет постоянную войну с демонами и дьяволами. Еще я слыхал о волках-мутантах и других чудовищах, что бродят вокруг города… После этих штучек с атомной станцией Пало Верде – кто знает… Но насколько я могу судить, все это фантазии.
Я поднял брови:
– Кто-нибудь мог бы сказать то же самое и о Койоте.
– Койот это другое дело.
– А именно?
– Он реален. Я его видел, разговаривал с ним. Я знаю, когда он собирается на войну, и знаком с людьми, которым он помогал – при моем участии, и через других. Например, Марит, или тот же Эстефан.
Я смял салфетку.
– Вы правы. Оставим призракам войну со сновидениями. – Я похлопал по бронежилету. – А Койот пусть управляется с реальностью.
Глава 11
После ленча Хэл отправился в Меркадо, чтобы вместе с Алехандро сделать некоторые приготовления к вечернему приему. Я предложил пойти с ним, но он отказался.
– Вы пока еще мертвы. Джитт говорила, что сможет продержать вас в могиле по крайней мере до вечера. А вечером ваше неожиданное воскрешение поразит кого-нибудь и поможет нам распутать клубок.
– Будем надеяться. – Я пожал ему руку. – Последний вопрос: ходят ли какие-нибудь слухи о Неро Лоринге?
– Никаких.
Я не отпускал его руку.
– Причастен ли Койот к его освобождению от дочери и корпорации?
Хэл слегка стиснул мои пальцы.
– Если и причастен, меня он в это не вовлекал.
Мы разомкнули рукопожатие, и Хэл вошел в кабину трансверсора. По светящемуся красному табло цифровых часов я увидел, что уже один час пополудни. У меня не было представления, когда вернется Марит и на какое время назначен прием, так что я побрел в просмотровую, нашел пульт дистанционного управления и принялся обозревать телевизионный ландшафт.
Телевидение, несмотря на все свои сто семьдесят восемь каналов, оказалось безлюднее Пустынного Заповедника в Южных Горах. Если отбросить платные каналы, которые, как только я стал перебирать их, начали выставлять счета в нижнем углу экрана, подавляющее большинство станций транслировало лишь черно-белое изображение. Смотреть это на настенном светодиодном экране "Сони" все равно что заказывать сушеный корм для собак в японском ресторане. Я ждал, что передачи будут банальными, но целый канал, посвященный повторному показу советских фильмов сорокалетней давности в духе "Рабочего и колхозницы", – это уже чересчур. Тем не менее я подумал, что на советских телевизорах, которые были у большинства людей, эти фильмы смотрелись бы очень неплохо.
Городской общественный канал позволял немного проникнуть в нравы Феникса. Его программы варьировались от рекламных видеофильмов, посвященных невероятно оптимистичным картинам того, каким станет Феникс через пять лет, до крайне причудливой смеси коротких сюжетов, отражающих резкий разрыв между Центром и Затмением. Хиропрактики и натуропаты диагностировали болезни и предлагали исправить позвоночник тем пациентам, которые прижмутся спиной к экрану. Душевнобольные предупреждали о грядущих бедствиях и опаснейших заговорах, неведомых никому, кроме них. Почетные члены разнообразных сумасшедших домов – от "Аризонцев за охрану черных скорпионов" до "Скептиков Феникса" – призывали присоединиться к ним, заполняя эфир бесконечным потоком противоречивых и запутанных "фактов".
– Город мог бы назвать этот канал хорошим, плохим и безобразным, – пробормотал я, и тут на экране появилось лицо Генриха.
Его программа называлась "Люди чистоты". Он зачитывал, одно за другим, сообщения о преступлениях, совершенных людьми с цветной кожей, на фоне кадров, скопированных из программ новостей. Под конец, когда пошла лента, в которой он и его "почетная стража" забивали ногами чернокожего юношу, Генрих провозгласил: "Люди Феникса, придите к нам. Встаньте за наш город. Фениксу предначертано возродиться из пепла к, величию. Грязные людишки – это пепел человечества.
Придите к нам и верните себе свое наследие!"
Я невольно прицелился в него указательным пальцем, а большой отставил, словно взведенный курок "крайта".
– Когда-нибудь, Генрих.
За спиной у меня раздались аплодисменты. Я развернулся вместе с глубоким креслом и увидел Марит, стоявшую в дверях.
– Я не слышал, как ты вошла.
– Эта комната звуконепроницаемая. Мне нравится твой вкус в выборе мишеней. Присматриваешься к врагу?
Я пожал плечами:
– Хэл не думает, что пуля весом сто восемьдесят гран, пролетающая три тысячи или около того футов в секунду, способна прочистить Генриху мозги, так что охота запрещена. – Я поднял левую руку и посмотрел на часы. – Сейчас шесть. Во сколько начинается вечеринка?
– Смотря по обстоятельствам. – Она собрала волосы на затылке в "конский хвост" и стянула их эластичной лентой. – Официально начало – в семь тридцать.
Мы явимся не раньше, чем на час позже, но к чему торопиться? Я иду в душ. Не хочешь потереть мне спинку?
По телевизору "Скептики Феникса" рьяно доказывали, что два тела, найденные в пустыне, определенно не могут быть троллями.
– Мусор туда, мусор оттуда. – Я нажал кнопку на пульте, и экран погас. – После таких передач просто необходимо помыться. Ведите, миледи.
* * *
Два часа спустя я смотрел на свое отражение в трехстворчатом зеркале. На мне были черные ботинки, черные носки, черные брюки со стрелками, наутюженными до бритвенной остроты, и жестко накрахмаленная белая рубашка с ониксовыми запонками в манжетах. Воротничок я застегнул крупной серебряной прямоугольной запонкой из гематита, а галстук надевать не стал. Сам воротничок, без отворотов, неприятно давил на кадык.
– Чувствую себя волком в сутане.
Марит, сидящая за туалетным столиком, подняла взгляд и посмотрела на мое отражение в своем зеркале.
– Рада познакомиться, отец Кейн. Не могли бы вы потом позаботиться и о моих духовных нуждах?
Я улыбнулся ей:
– Ты так говоришь только потому, что я не выгляжу ни набожным, ни святым.
– О, я бы сказала, что ты вызываешь священный ужас.
– Сегодня вечером я должен произвести впечатление не на тебя.
– Восстав из могилы, ты нагонишь на них адский ужас.
– Аминь. – Я надел наплечную кобуру и сунул туда вороненый "крайт".
Марит помедлила, держа в руке тушь для ресниц.
– Ты думаешь, это необходимо?
– Надеюсь, что нет, но помню поговорку: "Восхваляй Господа, а патроны готовь". – Я вынул из шкафа пиджак. – Мне позволят его пронести?
– По правилам – нет, но я тренировалась вместе с тем, кто руководит охраной сегодняшнего приема. Я сказала ему, что со мной будет телохранитель Он тебя пропустит.
– Хорошо.
Я надел пиджак и широко улыбнулся. Это был многоцелевой пиджак. Он был уместен в обществе, достаточно необычен, чтобы его заметили, но не настолько причудлив, чтобы над ним стали смеяться – и совершенно скрывал кобуру. Судя по рисунку, Роджер взял за основу обычный пиджак с вырезом до талии, потом отвернул и расширил левый лацкан, в результате чего получился асимметричный двубортный пиджак, и с левой стороны было достаточно места, чтобы спрятать пистолет. Более того, благодаря тому, что Роджер оставил просвет в полоске велкро, на которую застегивался пиджак, я мог выхватить "крайт", не расстегивая его.
Я одернул пиджак и еще раз взглянул на себя в зеркало. Небольшой вырез на горле открывал запонку с гематитом. Пиджак сидел превосходно, и в нем мне было удобно. Даже моя узкая бородка подходила под образ, создаваемый одеждой, – образ человека, настолько опасного, насколько, боюсь, был опасен я.
Марит подошла ко мне сзади и поцеловала в правое ухо.
– Если я скажу, что ты священник, тебе весь вечер придется исповедовать женщин и обращать грешниц на путь истинный.
Я подмигнул ее отражению в зеркале:
– Скажи им, что я очень серьезно отношусь к обету безбрачия.
– Ха! Это только подольет масла в огонь. – Ее глаза потемнели и сузились. – Слух об этом может даже привлечь внимание самой Ведьмы.
– Нерис Лоринг?
Ноздри Марит раздулись.
– Той, Что Пожрет Своих Детей. – Она помотала головой. – Сейчас мне и думать о ней не хочется. – Отступив на два шага, она протянула руки:
– Ну, скажи мне, хорошо ли я выгляжу?
Повернувшись к ней, я не мог скрыть довольной улыбки. На Марит было кожаное малиновое мини-платье, открытое и прилегающее к телу немного плотнее, чем кислород к водороду в молекуле воды. Губная помада и туфли на двухдюймовых шпильках были того же цвета. Она изогнулась, разглаживая белые чулки, и бросила на меня невинный взгляд, чтобы убедиться в полноте произведенного впечатления.
Я прокашлялся.
– Если ты сделаешь это на приеме, мне придется стрелять.
Марит хихикнула и выпрямилась. Она добавила к своему костюму кулон с рубином и такие же серьги, потом натянула черный жакет, настолько короткий, что он едва прикрывал грудь.
– Мы с тобой подходим друг к другу. Я одета ошеломительно, а ты – просто убийственно.
* * *
Чтобы попасть на прием, мы добрались трансверсором до лифта и спустились на Девятый уровень. Оттуда прошли пешком к Центральной башне и поднялись скоростным лифтом на сорок пятый этаж. Двери медленно открылись. Сияние осветителей видеокамер ворвалось в кабину и вытравило все цвета, кроме самых ярких.
Я поднял руку, прикрывая глаза, но Марит потянулась к свету, словно цветок к солнцу.
Фотовспышки мелькали, как взрывы во время авианалета, оставляя в глазах отпечатки, похожие на следы трассеров. Марит то и дело окликали по имени, и она поворачивалась на крики, улыбаясь, словно лиса, перехитрившая охотников. Охрана "Лорики" расчистила ей путь сквозь толпу репортеров, а я двигался в кильватере. Какой-то репортер спросил обо мне, но Марит с непринужденным равнодушием отмахнулась от него.
Охранник провел нас в короткий коридор, ведущий к скоростному лифту на самый верх башни. Марит первой прошла через металлодетектор и сказала лейтенанту охраны, сидевшему за конторкой:
– Привет, Чарли. Это Гюнтер, мой телохранитель. Я говорила о нем капитану Вильямсу.
Пожилой седой лейтенант встал и жестом велел мне обойти барьер. Я подошел и распахнул пиджак. Лейтенант потянулся и вынул "крайт" из кобуры. Ударив по защелке, он вытряхнул обойму, потом оттянул затвор, и патрон выскочил ему на ладонь.
– Мне нравится "крайт", мистер Гюнтер, Вернувшись к конторке, он вытащил флуоресцентный оранжевый стопор, вставил его в патронник и отпустил затвор, оставив стопор торчать из казенника примерно на четверть дюйма. Потом вставил на место обойму и вернул пистолет мне.
– Обычная процедура. Мы не хотим, чтобы личные охранники стреляли первыми. Если заметите что-то необычное, сообщите одному из нас, идет?
– Идет. – Я постарался, чтобы мой голос звучал, как у человека, которого можно назвать Гюнтером. – Могу я получить назад свой патрон?
Пожилой лейтенант кивнул:
– Разумеется.
Он бросил мне патрон. Я сунул его в карман пиджака, застегнулся, улыбнулся лейтенанту и последовал за Марит к скоростному лифту. Лифтерша в белых перчатках нажала кнопку, и мы стали смотреть на табло, отсчитывающее этажи в обратном порядке, начиная с девяноста.
Я кивнул в сторону остальных лифтов:
– Ну и зоопарк.
Марит улыбнулась и слегка пожала мне руку.
– Местная пресса. Им нужны сплетни и звезды, чтобы сдобрить подборку новостей. Материалы о местных знаменитостях всегда хорошо расходятся. Они мечтают под них о том, как когда-нибудь сами переберутся в Центр. Помнится, в детстве я только об этом и грезила.
Лифт прибыл, и мы вошли в кабину. Чернокожая лифтерша вежливо улыбнулась и повернула рукоятку, посылавшую лифт к небесам. Поднимаясь, ни о чем не говорили. Когда мы проезжали восьмидесятый этаж, Марит в последний раз проверила свой макияж перед зеркальной стенкой лифта.
– Приготовься.
Двери открылись, и я напрягся, ожидая еще одного фейерверка, но ничего не произошло. Мы вышли в небольшой холл, выглядевший вполне обычно – только освещение было немного слабее. Широкие двери справа от нас были открыты в зал, занимавший и девяностый, и девяносто первый этаж Центральной башни. Его пол лежал на пол-этажа ниже холла, а верхний балкон нависал над входом. Стены были стеклянными, и, видимо, поэтому лампы в огромных люстрах были притушены – чтобы гостям не досаждали блики.
Войдя в зал, я заметил, что он, по сути дела, представляет собой кольцо, почти неощутимо вращающееся против часовой стрелки. Средняя часть девяносто первого этажа была больше в диаметре, чем холл, расположенный под ней, и немного нависала. Я улыбнулся, заметив, что толпа слегка дрейфует в направлении, противоположном вращению пола. Люди, сами того не замечая, безуспешно пытались удержаться на одном месте по отношению к наружным ориентирам.
В окнах открывалась поистине великолепная панорама Феникса. Восходящая полная луна подсвечивала башни "Лорики", и в свете ее эстакады маглева были похожи на контрфорсы старинного собора. Мигающие красные и синие огни на верхушках башен вторили мерцанию звезд, а вдали я увидел огни самолета, заходящего на посадку в аэропорт на юго-востоке от города.
Что удивило меня больше всего – насколько хорошо черные панели, накрывающие Затмение, отражают звезды и лунный свет. В темноте солнечные батареи можно было принять за гладь океана, и если бы я не стоял на полу, то затруднился бы определить, где верх, а где низ. Лунный свет – два осколка, обрамляющие силуэт "Лорики", – блестел на резких линиях стыков, но и эта картина не слишком отличалась от той, которую можно увидеть ночью на море.
Марит ступила в зал, и тотчас несколько человек окликнули ее по имени. Она шла сквозь толпу, кого-то целуя в щеку, с кем-то обнимаясь. Некоторые из мужчин прижимали ее теснее и задерживали дольше, чем ей хотелось бы, а тех, кого она по-настоящему терпеть не могла, Марит встречала преувеличенным протестом, и их лица сразу мрачнели.
Я хотел догнать ее, но меня перехватил человек в темно-синем костюме.
– Я капитан Вильяме, Брэд Вильяме.
– Гюнтер.
– Хорошо, Гюнтер. – Он посмотрел на Марит и улыбнулся. – Видите ли, здесь приняты некоторые правила.
Не разговаривайте, пока с вами не заговорили. Если заметите что-то необычное, сообщите об этом мне. Если вам покажется, что Марит вовлечена в неприятный разговор, или ситуация принимает скверный оборот, подойдите к ней и скажите, что ее зовут к телефону. Если действительно что-то начнется, стрельбу предоставьте нам. Если вам придется выводить Марит из затруднительного положения, постарайтесь не убивать гостей.
– Без проблем.
– Хорошо. Пить вам нельзя, но закусывайте сколько угодно.
– Благодарю.
Я неторопливо двинулся в зал, предоставив ему отлавливать и инструктировать очередного телохранителя. Марит по-прежнему работала в режиме приветствия.