Если поначалу Бытомский склонен был считать эти случаи диковинным стечением обстоятельств, то позднее, когда подобные сигналы стали множиться, а вслед за ними шли слегка сдвинутые в пространстве катастрофы, он выработал иную точку зрения на сей предмет.
Никому из начальников окрестных станций в голову не приходило заподозрить какую-либо связь между катастрофой, разразившейся на его территории, и сигналом, остерегающим третьего коллегу справа или слева, только Бытомский углядел тут хитрый маневр для отвода глаз и отвлечения внимания в другую сторону.
С тех пор, стоило ему услышать о каком-либо крушении, он проводил тщательные опросы начальников движения, чтобы выяснить все предшествовавшие несчастью события. И непременно рано или поздно выходил на след фальшивого сигнала, полученного третьей станцией по ту или по другую сторону от фатального места. Во всяком случае, именно такие результаты давали дознания, проведенные им в том районе, к которому сам он принадлежал служебно. Этот участок сети железных дорог, густо заплетенной на северо-востоке, образовывал довольно изолированную и замкнутую в себе целостность, что облегчало наблюдение и контроль.
Так ли обстояло дело с фальшивыми сигналами в иных районах, Бытомский не знал и не старался узнать - слишком трудно было проводить розыск в отдаленных районах среди незнакомых людей. Там все могло обстоять иначе, но не исключалась и сходная ситуация.
- Беда подстерегает всюду, - говаривал он в минуты откровенности своему помощнику, - и разные каверзы измышляет: того ущипнет, другому даст щелчка в нос, третьему ножку подставит. А результат одинаковый. Ясно одно: некто нам угрожает, враг коварный и злобный, ждет случая. Стоит чуть зазеваться, отвлечься в сторону - беда тут как тут.
Обнаружив этот демонический фактор в железнодорожной жизни, Бытомский объявил ему войну без пощады. А поскольку супостат предполагался могучий, к схватке надлежало изготовиться как следует. Теперь, после многих лет наблюдений, он знал уже, как обставить и обойти врага, научился парировать его внезапные удары.
Сопоставив на железнодорожной карте своего района пункты случившихся за последние одиннадцать лет катастроф, он заметил, что все они расположены на геометрической кривой, называемой парабола, вершина которой, как ни странно, приходится на Тренчин, ту самую станцию, что уже пять лет пребывает под его управлением. Координаты каждого из этих фатальных пунктов легко входили в уравнение х2=2-py, поддающееся решению. После проведения тщательных расчетов и замеров оказалось, что пункты, получившие сигнал, тоже образуют параболу, обе линии - парабола катастроф и парабола фальшивых сигналов - без труда совмещались наподобие конгруэнтных (совмещающихся при наложении) фигур.
Начиная с года 1880-го и по сей день Бытомский насчитал пятнадцать таких пунктов, располагающихся двумя ветвями: один ряд, состоящий из семи пунктов, шел в направлении с востока на юго-запад, другой, состоящий из восьми пунктов, шел с востока на северо-запад. Обе ветви неотвратимо двигались в сторону Тренчина.
Хотя линии еще не сомкнулись и между ними оставался значительный пространственный промежуток в несколько десятков миль, Бытомский не колеблясь соединил ветви красной скобой в полную, вытянутую на запад кривую. Для него параболическая тенденция линий была столь выразительна, что он уже сегодня под присягой мог обозначить направление, в каком пойдут фальшивые сигналы, а следом - сопутствующие им катастрофы.
Слишком много данных скопилось в его руках, слишком солидными выглядели предпосылки, чтобы еще раздумывать и сомневаться. Обе составляющие фатальной параболы, верхняя, "положительная", и нижняя, "отрицательная", устремлялись с неумолимой, поистине геометрической последовательностью к вершине, которой могла быть только станция Тренчин…
Последняя катастрофа в Бежаве, предсказанная им с такой точностью, окончательно укрепила его в этом убеждении. Теперь уже не оставалось сомнений: ветви параболы продолжали сближаться с фатальным упорством, подобно клещам, готовым вот-вот сомкнуться. Через некоторое время, быть может совсем недолгое, они братски протянут друг другу руки… на его станции.
Бытомский ожидал этой минуты с нетерпением игрока: жажда схватиться с противником в открытую и смутный страх попеременно владели им, едва он начинал думать о решительном моменте. К тому же он пока не знал, какая роль отведена Тренчину: разыграется на его станции комедия ложной тревоги или трагедия катастрофы. Дело упиралось в то, чтобы вовремя получить известие о фальшивом сигнале с третьей от него станции справа или слева и предотвратить несчастье или же, если фальшивый сигнал будет получен Тренчином, остеречь оказавшегося под угрозой соседа.
По возвращении из Бежавы он тотчас кинулся к своим графикам и расчетам.
Итак, конечными пунктами, до которых добрались уже обе ветви, были станция Бежава на юге и Могиляны на севере. Между ними раскинулась еще на несколько десятков миль железнодорожная сеть, приблизительно в центре этого промежутка находился Тренчин, третьей станцией слева от него были Ганьчары, справа - Полесье. На пространстве между Ганьчарами и Могилянами, а также между Полесьем и Бежавой насчитывалось еще более десятка больших и малых железнодорожных станций. Поскольку следующий удар должен быть нанесен по одному из этих пунктов, надлежало глаз не спускать со всего попавшего под угрозу участка.
Теперь начальник тренчинской станции не знал покоя. Постоянно опасаясь, что враг застигнет его врасплох, он каждый день допрашивал коллег с ближних и дальних станций по телеграфу или по телефону. Не проходило дня, чтобы начальники станций этого участка не получили из Тренчина депеши, выпытывающей с достойной удивления назойливостью, не поступал ли в их контору фальшивый сигнал. Поначалу ему отвечали спокойно и лаконично - нет, мол, не поступал, но, когда ежедневные допросы по одному и тому же поводу стали отдавать занудством, если не бзиком, принялись насмешничать, а то и вовсе оставлять их без ответа.
С подобным отношением Бытомский сталкивался не впервые. Сколько раз, еще до бежавской трагедии, пытался он остеречь заинтересованных, но ему никто не верил. Только однажды некий Радловский, начальник станции в Преленчине, отнесся к его предостережению с подобающей серьезностью и, приняв необходимые меры, избежал катастрофы.
Не в силах одолеть упорное сопротивление коллег, Бытомский решил предоставить их своей судьбе.
Тем упорней поддерживал он непрерывный контакт с начальниками третьих станций справа и слева от Тренчина: с Качмарским из Полесья и с Венборским из Ганьчар. Пользуясь близким соседством, он сумел-таки обратить их в свою веру. Путем телефонных внушений, а также во время дружеских визитов по выходным ему удалось убедить соседей в достоверности теории фальшивых сигналов. Устрашающий пример недавней бежавской катастрофы сильно подействовал на обоих, сделав их восприимчивыми к урокам старшего коллеги из Тренчина. Тем более, что дело шло о безопасности доверенных им станций и сохранности собственных шкур. С редким терпением, не выказывая ни тени неудовольствия, то и дело рапортовали они Бытомскому, - а он иногда дергал их по десяти раз за день, - что в Полесье и Ганьчарах все в порядке, полнейшая тишь и гладь…
Так прошел месяц, два, три, миновал год, другой - о фальшивых сигналах и катастрофах ни слуху ни духу: они словно бы демонстративно обходили район Бытомского.
- Затаилось лихо, - пояснял бдительный страж из Тренчина своему помощнику.
- А может быть, оно нас боится, учуяло, что мы знаем, где собака зарыта, - отвечал помощник Жадурский, горячий приверженец теории своего шефа.
Но Бытомский этому спокойствию не доверял и не позволял себе расслабиться. Как оказалось вскоре, он был совершенно прав.
В один из зимних вечеров, за несколько дней до Нового года, около пяти часов пополудни пришла депеша из Кротошина, большой узловой станции к востоку от Тренчина, уведомляющая, что пассажирский № 25, ожидаемый в 5.15 вечера, опаздывает на два часа. Бытомский подтвердил получение телеграммы и, закуривая трубку, заметил стоящему рядом Жадурскому:
- Опять начинаются эти проклятые опоздания. Наверняка где-нибудь занесло пути.
- Несомненно, - ответил помощник, - вчерашние газеты сообщали о сильных метелях в Стенжицком уезде.
- Да, да, - грустно покивал головой начальник, выглядывая на перрон сквозь замерзшие стекла.
В эту минуту заработал аппарат на другом конце стола. Жадурский скривился и нехотя принялся читать выползающую полоску бумаги.
Внезапно он нахмурил брови.
- Гм, неужели мы наконец получили то, чего ожидали так долго? - прошептал он с оттенком тревоги.
Бытомский сорвался с места.
- Что там? Говорите! Фальшивый сигнал? Кто?! Что?! Откуда? Ну-ка покажите!
- Из Подвыжа, - ответил, успокаиваясь, Жадурский. - Там, видимо, ничего не знают о двухчасовом опоздании пассажирского номер двадцать пять.
Начальник чуть ли не грубо отпихнул его от аппарата и сам склонился над лентой. Телеграмма гласила:
"В виде исключения пустить номер двадцать пятый на боковой путь! Главный путь освободить для принятия экстренного поезда, который должен разминуться с двадцать пятым в Тренчине в 5.30. Если двадцать пятый придет первым, задержать его на боковом пути до прибытия экспресса. Ситуация рискованная! Внимание!"
Бытомский с многозначительной усмешкой поднял голову от стола и посмотрел на часы: 5.15.
- Значит, поезда должны разминуться через пятнадцать минут? - с иронией в голосе спросил он помощника.
- Вроде бы так, пан начальник. Но телеграмма эта представляется бессмысленной, если учесть известие, полученное нами четверть часа назад из Кротошина. Двадцать пятый опаздывает на два часа и будет тут не раньше четверти восьмого.
- Разумеется. Зря о нас беспокоятся. Кстати сказать, что за фантазия пускать в такую собачью погоду экстренные поезда!
- Наверняка опять важная политическая миссия или какой-нибудь сановник решил прокатиться в салон-вагоне.
- Гм, возможно. Во всяком случае, перед нами типичный фальшивый сигнал.
- Значит, вы не собираетесь распорядиться насчет выездной линии со стороны Кротошина? Не будем ее соединять с боковой веткой?
- С какой стати? Чтобы в угоду господам из дирекции Подвыжа пустить на нее двадцать пятый и очистить главный путь для приема важного гостя? И не подумаю.
- Что нам стоит, пан начальник? - несмело настаивал на своем предложении Жадурский. - На всякий случай переведем стрелку - и никаких забот.
Бытомский с упреком взглянул на помощника.
- И ты, Брут? Решили перекинуться в стан неверующих? Сами же только что обозвали эту дурацкую депешу бессмысленной. Не мы в эту минуту находимся под угрозой.
- Да, да, конечно, - краснея, лепетал Жадурский, - вы правы, пан начальник, это я просто так, для подстраховки… Такой пустяк… перевести стрелку…
- Нет, дорогой коллега! Именно в этом случае не пустяк, дело в принципе, понимаете? Сопоставив обе эти депеши, высланные из противоположных пунктов, мы пришли к выводу, что Тренчин предостерегают безосновательно, иными словами, что сигнал фальшивый. Какой отсюда следует вывод?
- Что на самом деле опасность угрожает третьей станции справа или слева от Тренчина, - отчеканил в ответ помощник, словно отличник, выучивший урок наизусть.
- Прекрасно! Тогда за работу! Нужно немедля предупредить Полесье и Ганьчары. Я беру на себя Качмарского, а вы свяжитесь по телеграфу с Венборским, который наверняка уже уведомлен о непрошеном госте, ведь депеша из Подвыжа должна была пройти через его станцию. Передайте по телеграфу то, что я буду одновременно говорить по телефону.
Жадурский молча вытянулся у стола, положив руку на аппарат Морзе.
- Алло! - зазвучал через минуту голос начальника. - Говорит Тренчин - Бытомский. Мы только что получили фальшивый сигнал. Посему удвойте бдительность. На всякий случай освободите главный путь! Должен пройти экстренный поезд - экспресс из Подвыжа! - Тут он прервался и заметил помощнику: - Хватит. Этого для Ганьчар достаточно. Заканчивайте телеграмму.
Жадурский послушно отошел от аппарата.
- Алло! - Бытомский вновь принялся наставлять Полесье. - Если, чего доброго, на вашу станцию раньше срока занесет опаздывающий номер двадцать пятый, пустите его на всякий случай на боковой путь. Вам угрожает серьезная опасность! Предупреждаю. Будьте начеку, коллега!
Повесил трубку и, довольный, покосился на помощника.
- Ну, пан Жадурский, кампания начата, роли распределены. Посмотрим, кто кого. Я тебе покажу фальшивый сигнал! - погрозил он кулаком невидимому злодею.
Снова глянул на станционные часы.
- Пять двадцать пять. Через пять минут поездам назначено столкнуться на нашей станции - ха-ха-ха! Только не на нашей! Мы вовремя разгадали коварный умысел…
Раздался сигнал на въезд.
Жадурский выбежал из конторы. Шеф сокрушенно покачал головой ему вслед.
- Пошел проверить, откуда поезд.
Через минуту помощник вернулся явно успокоенный.
- Из Подвыжа, - с облегчением в голосе пояснил он. - Через пять минут явится к нам важный гость.
- Конечно, из Подвыжа. Зря вы суетитесь, коллега, - с кислой миной сделал ему замечание Бытомский, - поезд к нам может прийти только слева. Из Кротошина мы в данный момент никого не ждем, запоздавший пассажирский притащится только в половине восьмого. Разминутся благополучно где-нибудь на другой станции.
Издалека послышался басовитый свисток экспресса.
- Кто-то из нас должен выйти на перрон для встречи сановной особы, - ехидно произнес начальник. - Уступаю вам эту почетную обязанность. Возьмите служебную фуражку.
Жадурский вышел. Сквозь полузамерзшее стекло Бытомский наблюдал за его движениями, видел, как, облаченный в форменную шинель, он вытянулся у главного пути и, повернув в сторону подходящего поезда голову, жестикулируя, говорил что-то одному из путейцев…
Вдруг к нему со всех ног подбежал диспетчер из правого крыла станции - со стороны Полесья - и начал что-то выкрикивать, отчаянно размахивая руками; одновременно отовсюду послышались пронзительные свистки…
У Бытомского кровь застыла в жилах.
Что это может значить? - мелькнул в голове ненужный вопрос.
В следующую секунду он вылетел на перрон и узрел единственную по своему ужасному смыслу картину. С противоположных сторон на главный путь въезжали на полном ходу два поезда: экспресс из Подвыжа и пассажирский номер двадцать пять из Кротошина; их разделяло не более шестидесяти метров. Столкновение должно было произойти неминуемо - во исполнение дьявольского предписания.
Машинисты, видимо только в эту минуту сориентировавшиеся в ситуации, предпринимали отчаянные усилия, чтобы притормозить разогнавшиеся паровозы… Тщетно!…
Странная апатия внезапно охватила станционную службу: побледневшие и беспомощные, все стояли недвижимо, устремив наполненные ужасом взоры на неумолимо сближающиеся машины. Белый как полотно Жадурский водил по лбу рукой и дико улыбался. О спасении никто не думал, страшный миг парализовал мысли и волю. Жутковатое спокойствие созерцателей усугубляло надвигавшуюся трагедию…
В последнюю секунду Бытомский посмотрел в узкий, составляющий всего несколько метров просвет между локомотивами и увидал мчащуюся по тракту вереницу свадебных крестьянских саней. Усмехнулся, вынул из кармана пальто пистолет и приложил к виску…
Звук выстрела слился с оглушительным скрежетом врезающихся друг в друга составов…
СТРАННАЯ СТАНЦИЯ (Фантазия будущего)
Мигнул, как сквозь сон, морской маяк в Вандре, первом крупном порту по ту сторону Пиренеев. Адский поезд не замедлил свой бег. Отойдя от Барселоны без малого пятьдесят минут назад, он с головокружительной скоростью одолевал по 300 километров в час, приближаясь к следующей остановке, которая будет лишь в Марселе.
Стальная лента вагонов, напрягаясь, как змея напрягает мускулистые свои кольца, стрелой неслась вдоль побережья, огибая широкую излучину Лионского залива. В окнах, глядящих на сушу, в ореоле заката висело огромное августовское солнце, с противоположной же стороны медленно перетекал в гранатовый цвет ультрамарин морских просторов.
Было около семи часов вечера.
"Infernal Me,diterrane, № 2" Адский Средиземноморский (франц.).начинал с обычным размахом бравурное свое турне вокруг Средиземного моря. Приводимый в движение электромагнитной энергией колоссальной мощности, экспресс объезжал средиземноморскую котловину примерно за трое суток. Отправным пунктом была Барселона. Перевалив через один из пиренейских кряжей, "Infernal" несся по южнофранцузской равнине вплоть до самого Марселя, чтобы оттуда - после короткой, в несколько минут, стоянки - через Тулон и Ниццу молнией пересечь под альпийскими склонами франко-итальянскую Ривьеру и задержаться лишь в Генуе. Дальше он на три часа покидал побережье и, промчавшись долиной По, заворачивал на четверть часа в Венецию. Затем следовала безумная гонка вдоль далматинского берега с остановкой в Рагузе, ураганный, без роздыху и задержек, рывок наперерез через Балканы - и длительная передышка в Константинополе. Здесь, над заливом Золотой Рог, на пограничье двух миров, адский поезд задерживался на целый час, переводя дух перед дальнейшим путешествием. А когда турецкие мечети уже начинали простирать вдаль свои тени, и протяжные свистки возглашали сигналы отбытия, с железных блоков спадал разводной мост и огромным крюком на минуту-другую скреплял Европу с Азией. Поезд, стремительный как мысль, въезжал на движущийся помост и, промелькнув за считанные секунды над Босфором, нырял в крутой лабиринт малоазийских просторов. Путь из Смирны в Бейрут, Яффу, Синай и мостом через Суэцкий канал был сплошь прекрасным, как восточная греза, сном. От Александрии железнодорожная колея шла уже плавно, без виражей, как брошенный в даль морского берега серп. С юга дышала жаром пустыня, с севера крыльями влажного ветра овевали ласковые волны. Перед глазами путешественников молниеносно рассыпались в калейдоскопах зеленые купы пальм, золотые песчаные дюны, ослепительные миражи белых городов. Опьяненный скоростью поезд миновал Триполи, Алжир и дерзновенно одолевал зигзаги скалистых раздорожий Марокко. А поскольку этот конечный отрезок пути обычно приходился на предвечерние часы, то казалось, что поездом движет великая страсть к солнцу, золотисто-алым парусом летящему впереди, в сторону Атлантики. Но не раз бывало так, что, когда он подъезжал к Сеуте, светило в полном апофеозе своего блеска уже погружалось в океанскую пучину. И тогда, распростившись с ним, "Адский" задерживался на несколько минут в Пунта-Леоне, давая себе передышку перед очередным стремительным броском. По команде портовой сирены спускались с платформ по обеим сторонам Гибралтара стальные пролеты Геркулесова моста, технического чуда XXIV века, и, протянув над тесниной навстречу друг другу гигантские культи, железными узлами связывали Африку с Европой.