ГЛАВА 18
Неделю спустя Шайлер все еще испытывала слабость после того "эпизода", как они с Оливером называли ее вынужденный визит в клинику доктора Пат. Оливер предложил заехать за ней и отвезти в школу в первый день занятий. Обычно Шайлер возражала против подобных жестов с его стороны, потому что Оливер жил на другом краю города, но на этот раз смиренно приняла предложение. Оливер был ее проводником - ему полагалось заботиться о ней, и на этот раз, в виде исключения, ей следовало согласиться.
Весенний семестр в Дачезне официально начинался с собрания, на котором директриса поздравляла всех учеников с возвращением к увлекательной учебе, а после этого в бельведере подавали чай с булочками со смородиной и горячий шоколад. Оливер с Шайлер устроились на своих обычных местах на задней скамье в часовне, среди прочих соучеников.
Ученики весело приветствовали друг друга и обменивались каникулярными историями. Большинство девушек выглядели загорелыми и отдохнувшими; они передавали друг другу мобильники, хвастаясь своими фотографиями в бикини на берегах Багамов, Сент-Томаса или Мауи. Шайлер заметила Блисс Ллевеллин; та вошла вместе с Мими Форс, они обнимали друг друга за талии, словно лучшие подруги.
Волосы Мими сделались еще светлее от солнца, а Блисс щеголяла несколькими медными прядями. Следом за ними неспешно вошел Джек Форс, сунув руки в карманы модных твидовых брюк "Дак хед". Лицо у него загорело, а вокруг глаз остались белые пятна от горнолыжных очков, но от этого он лишь сделался еще восхитительнее.
Оливер заметил, куда устремлен взгляд Шайлер, но промолчал. Шайлер знала, как друг относится к ее увлечению Джеком Форсом.
Девушка почувствовала досаду Оливера и ласково положила голову ему на плечо. Если бы не Оливер, она могла бы… А что могло бы с ней случиться? Ушла бы навсегда? Присоединилась к матери в палате для коматозных больных? Шайлер до сих пор понимала не все. Что это означает - что ее вампирские клетки борются с человеческими? Ее что, всегда так и будет разрывать надвое?
Голод, который она ощущала в Венеции, несколько приутих после переливания крови. Возможно, в этом-то все и дело. Ей нужна кровь. Может, достаточно будет просто делать переливание и никем не питаться? Надо будет спросить у доктора Пат, насколько это реально. А то очень уж жутко смотреть на Оливера и думать, как он восхитителен на вкус. Он ее лучший друг, а не закуска.
Блисс Ллевеллин огляделась по сторонам и встретилась взглядом с Шайлер. Девушки нерешительно помахали друг другу. Блисс собиралась рассказать Шайлер про возвращение Дилана, продолжить разговор, начатый еще на балу, но как-то все не представлялось возможности.
Каникулы у Блисс выдались беспокойные. Провалы в памяти и ночные кошмары возобновились с прежней силой. Канун Рождества стал для нее худшей ночью в году. Она проснулась от боли в груди, такой мучительной, что перехватывало дыхание, к тому же была вся в поту, а простыни вымокли настолько, что слиплись между собою. Ужас.
Еще сильнее ее пугало то, что тварь из ее кошмаров начала говорить с ней во сне.
"Блисс… Блисс… Блисс…"
Тварь только произносила ее имя, но от этого звука девушку бросало в дрожь. Это сон. Просто сон. Всего лишь сон. Нет такой твари, что могла бы причинить ей вред. Это просто часть трансформации. Ее воспоминания пробуждаются и говорят с ней - так утверждает Комитет. Ее бывшая сущность, ее прошлые жизни.
Блисс стиснула зубы и выпрямилась на сиденье.
Сидящая рядом Мими Форс зевнула, прикрыв рот изящной ладошкой. Для Мими две недели каникул были истинным раем. За время поездки она подцепила даже не одного, а двух людей-фамильяров, напилась досыта, и теперь у нее было такое чувство, словно она способна завоевать мир. Она с нетерпением ждала начала нового семестра. Новый сезон означал новый повод отправиться за покупками. Мими, как и Блисс, тоже снедало беспокойство. Она волновалась, успеет ли попасть в "Барнис" до закрытия.
Блисс заставила себя прислушаться к бодрой речи, которую директриса толкала им каждые полгода, - "вас ждет новый великолепный семестр в аудиториях Дачезне, ля-ля-ля", - и тут дверь часовни внезапно с сильным стуком распахнулась.
Все повернулись взглянуть, что послужило причиной шума.
В дверном проеме стоял юноша.
Очень, очень красивый юноша.
- Э-э, извините. Я не нарочно. Как-то не удержал, - произнес он.
- Ничего страшного. Заходите, Кингсли. Можете сесть вот здесь, впереди, - отозвалась директриса, жестом приглашая юношу войти.
Юноша ухмыльнулся. Он с важным видом зашагал по проходу, чуть враскачку, опустив плечи. Его черные волосы блестели, одна прядь небрежно падала на левый глаз; всем своим видом он демонстрировал уверенность в себе и собственной красоте. Одет он был в свободную белую рубашку в оксфордском стиле и обтягивающие черные джинсы, как будто только что сошел с обложки компакт-диска.
Блисс, подобно всем прочим девушкам, следила за ним не отрываясь. Юноша, словно бы почувствовав ее взгляд, обернулся и посмотрел прямо ей в глаза.
И подмигнул.
ГЛАВА 19
Его звали Кингсли Мартин, и он был учеником предпоследнего курса. Вся женская половина Дачезне сошлась на том, что даже имя у него сексуальное. С той самой минуты, как он появился, девушек словно пожар охватил. За какую-нибудь неделю его достоинства вошли в легенду. Его сразу же записали в школьные команды по лакроссу, футболу и гребле. Не менее впечатляющими были и его академические достижения. Он сразил наповал придирчивого преподавателя английского своим иллюстрированным докладом на тему "Ада" Данте, озаглавленным "Преисподняя Тако", в котором сравнивал круги ада с сетевыми заведениями фастфуда. На матанализе он решил сложную задачу за рекордно короткое время.
При этом он выглядел так, что у девчонок при взгляде на него подгибались коленки. Он был невероятно красив тем типом красоты, в котором голливудское обаяние сочеталось со щеголеватой европейской утонченностью и толикой лукавства. Новый парень выглядел… интересно.
На этом фоне Джек Форс поблек. Девушки учились вместе с ним еще с детского сада. А Кингсли был новинкой, эффектной и загадочной.
Прочее Блисс сообщила Мими Форс после обеда, когда они подкрашивали губы в женской уборной.
- Он - Голубой крови, - произнесла Мими и округлила губы, жирно намазывая их блеском.
- Что, серьезно? - отозвалась Блисс.
Конечно же, новичок - вампир. Она это поняла в тот же миг, как увидела его. Она никогда еще не встречала вампира, который бы настолько выставлял напоказ свою принадлежность к Голубой крови. Удивительно еще, как это он не продемонстрировал при всей школе свои клыки.
- Я видала его на балу Четырех сотен, - продолжала Мими. - Его семья только-только переехала сюда из Лондона, но он успел пожить повсюду - в Гонконге, Нью-Йорке, Кейптауне. Они типа как в родстве с королевской семьей. У него имеется какой-то титул, только он им не пользуется.
- Что, нам следует делать перед ним реверанс? - пошутила Блисс.
Мими нахмурилась.
- Это не шутка. Они принадлежат к верхушке. Владеют поместьями, состоят в советниках у королевы и все такое.
Блисс еле удержалась, чтоб не закатить глаза. Иногда Мими настолько упорствовала в своем снобизме, что прямо тошно становилось.
Они вышли из уборной - и натолкнулись на объект их обсуждения. Кингсли как раз выходил из мужской раздевалки, держа в руках толстую книгу в кожаном переплете. Вид у него был беспутный и порочно-очаровательный. Стоило ему завидеть подруг, и в глазах его заплясали огоньки.
- Леди… - произнес он и поклонился.
Мими самодовольно улыбнулась.
- Мы как раз говорили о вас.
- Надеюсь, только хорошее? - спросил Кингсли, глядя в упор на Блисс.
- Это моя подруга, Блисс. Ее отец - сенатор, - произнесла Мими, слегка подтолкнув Блисс локтем.
- Я знаю, - отозвался Кингсли, и его улыбка сделалась еще шире.
Блисс стоило немалых усилий сохранить самообладание. Когда Кингсли так смотрел на нее, у нее возникало ощущение, словно она стоит раздетая.
Прозвенел второй звонок, означавший, что до начала следующего урока осталось пять минут.
- Надо идти. Корган уже старый, но способен вести себя как полный придурок, - сказала Мими и двинулась к лестнице.
- Ну так просто заставьте его заткнуться, - посоветовал Кингсли. - Вы что, еще не умеете этого?
- Вы о чем? - спросила Блисс.
Мими нервно рассмеялась.
- Он имеет в виду - использовать против преподавателей контроль. Ну, в смысле - контроль над сознанием. Кингсли, шутник, ты же знаешь, что нам не положено этого делать. Это против кодекса. Если стражи об этом узнают…
Подросткам Голубой крови строго-настрого запрещалось использовать свои силы или демонстрировать свои сверхъестественные способности, пока они не становились полностью взрослыми. Но и даже тогда кодекс вампиров утверждал совершенно однозначно: люди - не игрушки. К ним следует относиться с уважением. Обязанность Голубой крови - нести в мир покой, красоту и свет, а не употреблять свои превосходящие силы, чтобы подавлять и править.
- Стражи-шмажи, - шутливо произнес Кингсли, небрежно отмахнувшись от возражения. - Ни о чем они не узнают. Или вы до сих пор верите, что они способны читать ваши мысли? - поддразнил он девушек.
- Шутник! Поговорим попозже, - заявила Мими и двинулась прочь.
- Мне тоже надо идти, - нервно произнесла Блисс.
- Подожди.
Блисс приподняла бровь.
- Ты меня избегаешь, - напрямик, без обиняков заявил Кингсли.
Это не было обвинением - просто констатация факта. Он переложил под другую руку книгу, и Блисс мимоходом взглянула на нее. Книга не была похожа на учебник. Она скорее походила на старинные книги, выдаваемые только в читальном зале в Хранилище, которые Оливер брал, когда они выясняли, что такое Кроатан.
- О чем ты? Мы с тобой первый раз встретились.
- Ты что, уже забыла? - спросил Кингсли.
- Что забыла?
Кингсли оглядел девушку с ног до головы, от новых балеток "Хлое" до мелированных волос.
- Мне нравится то твое зеленое платье. И ожерелье тоже, конечно же. Отличное дополнение. Но пожалуй, ты мне больше нравишься промокшей до нитки. Беспомощной.
- Так это ты был тот парень в парке! - ахнула Блисс.
Значит, ее спас Кингсли, не Дилан. Кингсли? Но как? Означает ли это, с болью в сердце подумала девушка, что Дилан действительно мертв?
- Из тебя получилась прелестная Леди озера, - сказал Кингсли.
Мысли Блисс лихорадочно заметались. Так значит, на вечеринке после бала она танцевала с Кингсли. Это он был тем парнем в маске Пьеро.
- Что сталось с Диланом? - прошептала Блисс, и в сердце ее закрался страх.
Она была так уверена, что Дилан жив! Но если это не он спас ее из озера и не он танцевал с ней на вечеринке… значит, следует посмотреть правде в глаза. Она цепляется за грезы. Он ушел навеки и более не вернется.
- Кто такой Дилан?
- Не важно, - отозвалась Блисс, пытаясь приспособиться к этой новой реальности и осознать новые сведения. - А тогда что ты имел в виду на вечеринке, когда сказал, что не мог уйти надолго. Мы… мы знакомы? - спросила девушка.
Кингсли на миг сделался серьезен.
- А! Извини. Вы здесь несколько тормозите? Ты еще не узнала меня? Мне правда очень жаль. Я думал, ты меня узнала, когда мы танцевали. Но я ошибался.
- Кто ты? - спросила Блисс.
Кингсли склонился к уху девушки и, касаясь его губами, прошептал:
- Я такой же, как ты.
Раздался последний звонок. Кингсли повел бровями и улыбнулся.
- До встречи, Блисс.
Блисс тяжело оперлась о стену; у нее дрожали колени, а сердце бешено колотилось в груди. Он стоял так близко к ней, что девушка до сих пор чувствовала его дыхание на своей щеке. Кто же он на самом деле? Что он имел в виду? И узнает ли она хоть когда-нибудь, что же на самом деле произошло с Диланом?
ГЛАВА 20
В пятницу утром Шайлер спустилась к завтраку и сразу же осознала, что в гостиной что-то изменилось. В ней стало светло. Комната была залита солнцем, просто-таки купалась в нем. С мебели исчезли чехлы, а потоки солнечного света, врывающиеся сквозь окна, слепили глаза.
Посреди комнаты стоял Лоуренс ван Ален и рассматривал старинный портрет, висящий над камином. В коридоре громоздились старомодные чемоданы и большой потрепанный дорожный сундучок "Луи Вуиттон".
Рядом с Лоуренсом стояли Хэтти с Юлиусом, заламывая руки. Хэтти первой заметила Шайлер.
- Мисс Шайлер! Я не смогла его остановить - у него был ключ! Он сказал, что этот дом принадлежит ему, принялся открывать шторы и потребовал, чтобы мы поснимали чехлы с мебели. Он сказал, что он - ваш дедушка. Но миссис Корделия была вдовой, сколько я ее знала.
- Все в порядке, Хэтти. Ничего страшного. Юлиус, я со всем разберусь, - сказала Шайлер, успокаивая прислугу.
Горничная и шофер с сомнением посмотрели на самозванца, но все же вняли словам хозяйки и, извинившись, покинули гостиную.
- Что ты здесь делаешь? - спросила Шайлер. - Я думала, ты намерен держаться в стороне.
Она пыталась рассердиться, но не удавалось: ее переполняло радостное возбуждение. Дедушка приехал! Неужто он передумал?
- А что, не видно? - отозвался Лоуренс. - Я вернулся. Твои слова глубоко уязвили меня, Шайлер. Я не смог жить спокойно, понимая, как трусливо себя вел. Прости. С тех пор как мы с Корделией заключили то соглашение, прошло много времени. Я не ожидал, что кто-то явится искать меня.
Он подошел к венецианскому окну, выходящему на замерзший Гудзон. Шайлер и забыла, что из их гостиной открывается такой чарующий вид. Корделия много лет держала шторы закрытыми.
- Я не мог допустить, чтобы ты вернулась к своей прежней жизни в одиночестве. Довольно я пробыл в изгнании. Пора Нью-Йорку вспомнить силу и славу семейства ван Ален. И я собираюсь растить тебя. В конце концов, ты моя внучка.
В ответ Шайлер крепко обняла деда и уткнулась лицом ему в грудь.
- Корделия была совершенно права насчет тебя. Я знала, что она окажется права.
Но прежде чем она успела сказать что-либо еще, громко зазвенел дверной звонок, как будто кто-то в нетерпении жал на него.
Шайлер посмотрела на дедушку.
- Ты кого-то ждешь?
- На данный момент - нет. Андерсон присоединится ко мне на неделе, после того как запрет мои дома в Венеции. - Лоуренс помрачнел. - Похоже, мое возвращение в Нью-Йорк оказалось не настолько тайным, как я надеялся.
Хэтти подошла было к двери спросить, кто там, но Лоуренс взмахом руки велел ей отойти.
- Я сам разберусь, - сказал он и отворил дверь.
На пороге стояли Чарльз Форс и с ним несколько стражей из Комитета, угрюмые и решительные.
- А, Лоуренс, - улыбнулся одними губами Чарльз. - Ты снова удостоил нас своим присутствием.
Лоуренс кивнул с ответной улыбкой.
- Можно нам войти?
- Да, пожалуйста, - любезно отозвался Лоуренс. - Шайлер, полагаю, ты всех тут знаешь? Чарльз, Присцилла, Форсайт, Эдмунд - это моя внучка Шайлер.
- Э-э… здрасьте, - произнесла Шайлер, пытаясь понять, отчего дедушка ведет себя так, словно стражи просто по-дружески завернули в гости.
Пришедшие не обратили на Шайлер никакого внимания.
- Лоуренс, мне очень жаль, - мягким, сладкозвучным голосом произнесла Присцилла. - Я оказалась в меньшинстве.
- Ничего страшного, дорогая. Не могу не сказать, как я рад видеть тебя в добром здравии. С Ньюпорта прошло много времени.
- Слишком много, - согласилась Присцилла.
Чарльз раздраженно перебил их:
- Довольно! Лоуренс, я что-то не припоминаю, чтобы твое изгнание было отменено. Ты должен предстать перед Советом для официальной дачи показаний. Изволь проследовать за нами.
- Что происходит?! - воскликнула Шайлер, когда двое стражей взяли Лоуренса под руки. - Куда они тебя забирают?
- Не бойся, внучка, - спокойно сказал Лоуренс. - Раз выбора нет, я пойду добровольно. Я не собираюсь соперничать с тобой, Чарльз. Шайлер, я скоро вернусь.
Чарльз Форс фыркнул.
- Это еще неизвестно!
Шайлер смотрела, как они вывели дедушку из дома и посадили в одну из черных машин, стоящих перед домом. Ей хотелось плакать. Едва лишь она подумала, что помощь наконец-то пришла, и ее тут же лишили этой помощи.
- Он ушел? - спросила Хэтти, вылетев из кухни. - Слава богу!
- Он вернется, - сказала Шайлер больше себе самой.
Она подошла к портрету, который рассматривал Лоуренс. Картина, изображавшая молодоженов, много лет провисела, закрытая специальной тканью. Датировалась она восемнадцатым столетием. На картине была изображена Корделия в свадебном платье, миловидная и строгая. У стоящего рядом с ней мужчины в элегантном утреннем костюме и галстуке "аскот" было ястребиное лицо молодого Лоуренса ван Алена.
ПОДШИВКА "НЬЮ-ЙОРК ГЕРАЛЬД
10 ФЕВРАЛЯ 1872 ГОДА