Вивьен с удивлением понял, что знает, каким образом располагаются все коридоры, переходы и залы в этом подземном дворце-склепе. Видимо, вместе с историей обращения девушки, ему стали доступны и какие-то другие сведения, которые постепенно всплывали в голове, вырисовываясь из разрозненных фрагментов в единую картину.
"Интересно, специально она мне все это передала или нет? - задал себе алхимик мысленный вопрос. - Вряд ли. Даже находясь при смерти выкладывать врагу столь важные сведения? Глупо. Разве что их открыла уже не смертоносная бестия, а наивная девчонка? Как ее звали?" - вот чего он так и не узнал, так это имени последней из Обращенных.
Вивьен склонился над недвижимым телом, одним коротким движением выдернул из виска иглу, провел рукой по распахнутым векам. В глубине души он надеялся, что вот-вот это костлявое существо вновь станет обычной девчонкой. Пусть даже неживой, но сумевшей обрести свой истинный облик. Разумеется, этого не случилось. У ног алхимика по-прежнему лежало нечто, лишь напоминающее человека.
- Прости, - одними губами прошептал Вивьен и направился прочь, более не оборачиваясь.
* * *
Мили очнулась в полной темноте. Голова раскалывалась. Произошедшие события выглядели далекими и нереальными, как плохой сон. Только в отличие от обычного сна, который должен был развеяться без следа, последствий от кошмара чародейки было предостаточно. Девушка попыталась дотронуться рукой до ноющего виска, но не тут-то было. Прочные путы стягивали ее тело и крепко прижимали к чему-то гладкому и холодному. Попытки высвободиться ни к чему не привели. Тем более, что каждое резкое движение тут же отзывалось в голове очередным приступом пронизывающей боли.
Воздух вокруг стоял спертый и затхлый, с примесью мелкой пыли. У Мили немилосердно кружилась голова, то и дело накатывали приступы тошноты. Девушка широко раскрывала рот, пыталась поглубже вздохнуть, но взвесь, попадая в горло, вызывала сильные приступы кашля, от которого голова и вовсе раскалывалась. Вот когда чародейка возблагодарила скудный рацион последних дней. Можно было не опасаться задохнуться в потоках содержимого собственного желудка, сейчас пустого и сжавшегося. Но это не отменяло неприятных ощущений в животе.
Поначалу девушка старалась шуметь, как можно меньше, опасаясь привлечь ненужное внимание. Она даже кашляла, сдерживаясь изо всех сил. Что, впрочем, не очень помогало. Акустика комнаты убивала Мили. Небольшое пространство словно нарочно выплевывало все рожденные в нем звуки с пугающей чародейку громкостью. Девушка жмурилась, прислушиваясь к возможным шагам. И она их слышала - каждый раз после очередного приступа кашля. Но время шло, а никто так и не подходил к перепуганной пленнице.
Взбудораженное воображение рисовало картины страшных безглазых чудовищ, медленно крадущихся в темноте. Мили проклинала себя за излишне живое воображение, но ничего не могла с ним поделать. Одни картины сменялись другими - еще более отталкивающими и пугающими. Чем дальше, тем сильнее чародейка накручивала себя. Она уже чувствовала, как тонкие пальцы с острыми загнутыми когтями скользят по ее коже. Как бьет в лицо чье-то горячее зловонное дыхание, а над ухом в предвкушении сытной трапезы клацают невидимые челюсти.
Мили закричала. Ужас переполнял и грозил свести с ума. Путы сделались еще туже, они врезались в тело, перекрывали ток крови. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не сухой продолжительный кашель. Он раздирал горло, душил, высасывал силы. Хрипя, не чувствуя ни рук, ни ног, почти теряя сознание от головной боли - чародейка затихала. Ей уже было все равно до крадущихся во теме. Хотелось одного - чтобы мучения скорее закончились.
"А ведь можно и самой все прекратить", - подумала Мили. Мысли, то и дело прерываемые болезненными вспышками, ворочались еле-еле. Перед глазами плавали разноцветные круги.
"Просто немного сильнее удариться головой и все".
Но стоило ей лишь подумать об этом, как сознание смилостивилось над несчастной и отпустило в спасительную тьму забвения.
* * *
Он шел медленно. Благодаря образам, что вольно или невольно влила в него Обращенная, Вивьен спокойно мог ориентироваться в полной темноте. Однако часть огоньков, как привязанные, последовали за ним. Они вились над его головой, иногда отлетали в стороны, но не пропадали вовсе. Размышлять о столь похвальной верности шаров алхимик не стал. Прогнать-то он их все равно не смог, хоть несколько раз и взмахнул рукой. Те просто поднимались выше, а потом снова возвращались.
Зато тени, которые отбрасывал алхимик, поражали своим разнообразием. Искажаясь в колоннах и переплетениях корней, они превращались в чудовищ, наделенных множеством щупалец. Зрелище было скорее неприятным, чем пугающим.
Сам зал оказался небольшим. Покидая его, Вивьен задался вопросом - сколько же людей здесь отдало свои жизни? Вмурованные в колонны, безоружные и неспособные оказать достойного сопротивления. Сколько боли и страданий помнили эти стены? Алхимик чувствовал, что ответы на все эти вопросы расколотой мозаикой хранятся в только что обретенной памяти Обращенной. Но слишком много было внезапно полученной информации. Мысли толпились и наслаивались одна на другую, перемежались картинами прошлого - зачастую жестокого, наполненного глубокой скорбью и тоской. Вивьен старался выбросить из головы все лишние мысли и образы, но сделать это оказалось не так просто.
Легкость и плавность давно исчезли из движений воина. Плечи ссутулились, поникли. В груди все горело, дышать удавалось с трудом, поэтому приходилось часто останавливаться, отдыхать. Очень хотелось сесть, а еще лучше лечь, закрыть глаза и забыть обо всем. Но Вивьен понимал, что стоит ему опуститься на пол и больше он уже не сможет подняться. Так и останется в этом забытом богами склепе среди иссушенных тел. Сейчас его гнало вперед чувство вины перед Мили. Спасти чародейку, вывести ее на поверхность, а там будь, что будет. Глупо, но алхимик надеялся еще раз взглянуть на небо. Пусть оно будет затянуто тучами или ветвиться молниями. Мрачные стены подземной темницы давили и угнетали, здесь не было свободы. Теперь Вивьен понимал то отчаяние, которое наполняло души укрывающихся здесь фей. Эти существа издревле жили среди бескрайних лесов и привыкли к их просторам. Ничто не должно было сдерживать искрящийся полет, довлеть над головами. Неспроста даже жилища их были легкими, невесомыми и прозрачными.
Оказаться после всего того великолепия в сумрачных переходах подземелий - означало медленное угасание. Это и случилось. Феи чахли не столько от осознания собственного бессилия, сколько от отсутствия света, дуновения ветра, запаха цветов. Они умирали изнутри, замыкались в себе, погружались в мир несбыточных грез и фантазий. В те дни залы и переходы напоминали склеп даже больше, чем теперь. Феи летали по ним изможденными призраками, стеная и проклиная ненавистных пришельцев.
Люди одержали полную и бесповоротную победу, истребили большую часть похитителей своих детей, а жалкие остатки лесных тварей загнали под землю. Туда маги не смогли пробиться. Они отошли, но оставили вокруг Радужных Мостов караульные посты, чтобы ни один, бродящий по лесам человек, не смог случайно или намеренно проникнуть в запретную землю. Достаточно было смертей и потерь, достаточно свидетельств о вероломстве созданий с прозрачными крыльями. Существа из сказок - они обратились коварными и неумолимыми убийцами. Загнанная в кандалы зараза более не должна была показаться в мире честных добрых сельчан. Ей следовало издохнуть в той яме, куда она сама трусливо спряталась.
Все это Вивьен почерпнул из собственной памяти, которая оживала каждый раз, когда на глаза воину попадались характерные черты подземных чертогов. Создавалось впечатление, что Обращенная обладала знаниями не одного поколения фей. А еще, алхимик отчетливо прочувствовал эмоции, исходившие из таких воспоминаний.
Все это заставляло много думать и постоянно отвлекаться, чего делать было нельзя. При всем при этом алхимик не видел ни для себя, ни для Мили будущего, но продолжал упорно переставлять ноги. Будь тракт свободным, можно было бы надеяться на спасение. А так - исход оставался лишь один. Он получил то, к чему так стремился. Но, наконец, обретенные знания не радовали и ничем не могли помочь.
- Что ж, будет, что рассказать Мили у костра, - с грустной улыбкой протянул Вивьен. - Со скуки точно не помрем.
Погруженный в свои мысли, он не сразу осознал, что слышит крик. Протяжный женский крик, переполненный ужасом. С полной уверенностью сказать, что это была Мили, алхимик не мог, но и отмахнуться от такой возможности было бы непростительной глупостью. Тем более, что и кандидатур на роль испуганной жертвы ему виделось немного. Шипя от боли, воин прибавил шаг.
Крик улегся, погасли последние отзвуки эха. Разобраться в хитросплетениях коридоров оказалось непросто, но Вивьен выбрал примерное направление и старался придерживаться его. Он уже успел привыкнуть к тому, что идет в относительной тишине и все звуки принадлежат лишь ему. Но какой-то новый шум заставил его насторожиться, замереть. Что это? Игра воображения или кто-то еще бродит в неприветливых чертогах?
Алхимик застыл не шелохнувшись. Он торопился, но терять бдительности не собирался. Ему казалось, что стук собственного сердца разносится на многие футы вокруг и тем самым созывает к небольшому кольцу света всех выживших и воскресших чудовищ. Впервые за время своего одинокого путешествия по подземным переходам Вивьен пожалел, что вокруг него продолжают виться искрящиеся шары. Как бы он не прятался, а все равно будет, как бельмо на глазу - замечательная мишень, лучшей и желать нельзя. Тем более, что испускаемого огоньками света было так мало, что хватало лишь на несколько шагов вокруг. Все остальное пространство плавно тонуло в непроглядном мраке. Больше вреда, чем пользы.
Он уже почти не дышал, опасаясь пропустить настороживший его шум. Невольно вспомнилось дно колодца и первые ускользающие звуки мелодии, которую он так же боялся потерять. Но теперь все было иначе. Тогда он шел - восторженный, исполненный надежд и предвкушения, теперь же - настороженный, испуганный, без веры в благоприятный исход.
Шум донесся снова. Больше всего он походил на то, словно бы по полу перетаскивали что-то большое и тяжелое.
"Если там еще одна Обращенная - значит на этом все и закончится", - подумал алхимик, с тоской взглянув на стилет. Снова ожидать такой удачи, как в зале с живыми колоннами, было глупо. Он не сможет справиться с очередной исковерканной бестией. А вновь оказаться в путах и почувствовать, как из тела медленно выкачивается жизнь - Вивьен попросту не мог себе позволить. Самоубийство не лучшее решение, но если подумать и прикинуть варианты… выходила очень непростая дилемма.
Так или иначе, но стоять на месте в ожидании, пока источник шума сам пожалует на огонек, казалось алхимику еще более неправильным. Пока не поздно, можно было повернуть обратно и попробовать поискать другой путь, но, сколько на это может потребоваться времени - Вивьен не знал. Да и не было никакой уверенности, что в следующем коридоре он снова не услышит такой же шум. А вдруг там нет ничего опасного? Вот же дураком он сейчас выглядит, дрожа от нетерпения и сомневаясь в принятом решении.
Алхимик вздохнул, закашлялся, в который раз вытер окровавленные губы рукавом. Шорох стал ритмичным, он приближался. Теперь отступать было уже поздно.
"Что ж, тем лучше, - невесело улыбнулся Вивьен. - Не придется бегать по этому муравейнику, ломать ноги".
Он пригнулся, осторожно двинулся навстречу звуку. Шаг - остановка, еще шаг - снова остановка. Во рту пересохло. От напряжения в ногах появилась дрожь. Алхимик выпрямился, постарался расслабиться.
- Вот же вояка, - прошептал он одними губами и тут же от неожиданности вздрогнул, чуть не выронив стилет. Из темноты, совсем рядом, раздалось утробное бормотание. У Вивьена округлились глаза. Источник бормотания находился выше любого, даже самого рослого, человека.
"Что ж, если там нет никакого возвышения", - судорожно рассуждал алхимик, - "значит, я нашел не Обращенную". Радоваться этому факту или огорчаться - пока было не ясно.
Вивьен чувствовал, как сжимающая стилет ладонь стала мокрой от пота. Как по лбу сбегают разъедающие глаза соленые капли. Приходилось щуриться и при этом постараться не пропустить малейшего движения во тьме. И он не пропустил. Нечто огромных размеров проявлялось неспешно, надвигаясь подобно скале.
Темнота сгущалась и обретала форму, пока над воином не нависла высоченная сгорбленная фигура с безучастным плоским лицом. Алхимик мельком посмотрел на стилет. Рядом с появившейся тушей тот казался безобидной булавкой, способной своим уколом вызвать разве что приступ гнева.
Вивьен не мог поверить в то, что спустя многие десятилетия, а то и столетия, чье-то мертвое иссушенное тело вновь поднялось. И это после встречи с утопленниками и личами. Те все равно уже не были живыми, хоть двигались и обладали невероятным могуществом. Пастырь же, а это, несомненно, был именно он, жил по-настоящему.
"Неужели и это тоже раньше было человеком"? - не веря себе, думал алхимик. Перед ним замерло нечто, вдвое превышающее его в росте, но уже в плечах. Вживую Пастырь выглядел еще более отталкивающе, чем в видениях. Грязный, в еле прикрывающих наготу клочьях истлевшей ткани, покрытый тонкой маслянистой пленкой, с сочащейся из множества нарывов сукровицей. Существо двигалось неловко, подволакивая одну ногу. Вивьен с удивлением отметил, что колени у Пастыря гнутся в обратную сторону.
- Доброе сочное мясо, - разорвал великан повисшую тишину. Его голос звучал тускло, без эмоций. Безгубый рот открывался темной дырой, наполненной корявыми черными зубами. Носа и ушей не было вовсе. На их месте виднелись провалы с неровными шевелящимися краями, из которых вытекали струйки темной жидкости.
"Растение и есть", - подумал Вивьен и неприязненно сплюнул.
- Новое Семя, - продолжал Пастырь. - Неправильно. Не должен ходить, должен быть источником. Мало отдал.
- Извини, источник пересох, - глядя исподлобья, буркнул алхимик.
- Нет, вкусное мясо здесь. Хватит, чтобы тело больше не болело, чтобы стать сильным, - Пастырь высунул распухший длинный язык, покрытый клочьями отмирающей кожи, и облизнулся. Затем попытался схватить Вивьена за горло, однако длинная рука взрезала лишь пустоту. Алхимик не терял бдительности. Больше того, в нем родилась и начала крепнуть уверенность в том, что не все еще было потеряно. Не до конца восстановившееся чудовище оказалось неповоротливым и медлительным. А, значит, появлялся шанс на спасение бегством. Еще бы успеть найти и освободить Мили - день можно считать удавшимся.
Вивьен начал медленно обходить Пастыря. Никаких резких движений, никаких слов - ничего, что могло бы вызвать преждевременную ярость у великана. Усыпить бдительность, оттянуть время неизбежной атаки.
- Мясо должно остаться. Мы так ждали. Очень долго, - новая попытка существа добраться до алхимика. И снова неудача. Уклоняться от неуклюжих замахов чудовища оказалось плевым делом - и ребенок бы справился малый. Куда как сложнее было выдерживать его вид, вдыхать зловонные миазмы, исходящие от все еще распадающегося тела.
Слушать и далее размышления Пастыря о тяготах затянувшегося ожидания Вивьен не стал. Он, как мог резко, развернулся и бросился бежать. Светящиеся шары последовали за ним. В груди пожар разгорелся с новой силой. Уже спустя несколько размашистых шагов прыть алхимика значительно поубавилась. Бег превратился в быструю ходьбу с редкими остановками, чтобы откашляться и отдышаться. Вивьен, которому запас собственных сил виделся значительно большим, чем оказалось на самом деле, в первые мгновения с замиранием сердца ждал справедливого возмездия за глупую самонадеянность. Он даже представил, как тяжелая узловатая рука опускается ему на спину, как хрустят под этим чудовищным натиском позвонки, а неспособное пошевелиться тело безвольным кулем летит на камень. Однако Пастырь оказался еще менее расторопным. Он проводил ускользающую добычу пустым взглядом, попытался прыгнуть следом, но одна нога с чавкающим звуком подломилась, и существо грохнулось на пол, рыча и поднимая облака пыли.
Падение Пастыря прибавило Вивьену оптимизма. Теперь главным было не потерять темпа и не сбиться с намеченного пути. Если он все правильно определил, то крик Мили, если конечно это кричала чародейка, доносился откуда-то из района приемного зала - того самого, где они и встретили Обращенную. Из зала должны были уходить в стороны несколько ответвлений, часть из которых оканчивались тесными комнатами. Алхимик надеялся, что сумеет найти девушку быстрее, чем окажется запертым в узком коридоре настигшим Пастырем. Но пока следовало добраться хотя бы до зала.
Вот только Пастырь не разделял столь смелые планы алхимика. Чудовище попыталась встать, но тут же упало. Подломившаяся нога более не могла выдерживать веса своего хозяина. Более того - из голени, разорвав на лоскуты бледную кожу, торчал окровавленный кусок кости. Пастырь пошатал его рукой, попытался вправить. На полу почти сразу образовалась лужа крови. Плоть же вокруг перелома превратилась в рыхлую кашу. Но это нисколько не огорчило великана. Более не мешкая, он встал на четвереньки и, поджав под себя изувеченную ногу, весьма резво на трех конечностях припустился за беглецом. Ни единого намека на то, что боль причиняла ему неудобства, Пастырь не выказывал.
Вивьен услышал погоню не сразу, а лишь когда добрался до приемного зала. Собственное тяжелое дыхание и пульсирующая в висках кровь заглушали все иные звуки. Алхимик остановился у высокого арочного проема, украшенного витиеватой резьбой. По камню в разные стороны разбегались роскошные цветы. Казалось, что не хватает легкого дуновения ветра, чтобы цветы ожили, заколыхались. Глядя на застывшие бутоны, Вивьен начинал понимать, зачем исчезающему народу понадобилось в своем последнем прибежище тратить драгоценные силы на столь тонкую, многотрудную отделку. Феи хотели забрать с собой часть родного для них мира, окружить себя и под землей тем, к чему относились трепетнее всего - цветами. Но каменная растительность не смогла заменить живые прообразы. Несмотря на исключительную красоту, все это было мертвым.
Алхимик вздрогнул и обернулся. Во тьме за пределами освещенной области пока еще ничего нельзя было разглядеть. Однако отдаленный шум быстро приближался. Вивьен похолодел, с досады пнул ногой стену. Более не медля, толком не успев восстановить дыхание, воин заковылял через зал. В голове билась лишь одна мысль: "Не успел! Все кончено".