- Я торопилась домой. В больнице мне вырезали матку, чтобы остановить кровотечение. Возможно, именно это спасло меня от потери сил, что практически оказалось смертельным для Моны. Но мой мозг был варварски истерзан. Я оставалась в глубокой коме. Я лежала внизу, без сознания, а тем временем Лешер, переодетый священником, явился в этот дом и апеллировал к Таламаске и Михаэлю, чтобы ему позволили жить. Разве, в конечном счете, он не ценный экземпляр? Он рассчитывал, что Таламаска вступится за него. Он придумал историю о прошлой жизни. Восхитительно изучать невинность Талтосов. Но Лешер не был невинен. Лешер приносил смерть. Михаэль стал бороться с ним и убил. Так его затянувшееся влияние на семью Мэйфейров подошло к концу.
Я все еще была в коме, когда пришла Эмалеф и дала мне свое целебное молоко.
- Когда я очнулась и увидела дочь Талтоса, которую я родила, и поняла что пью из ее груди, я испытала шок. Это неловкое создание с детским личиком пугало меня. На какой-то момент у меня в голове произошло смещение всяких ориентиров. И вот она я, с которой нянчится существо, будто я беспомощный младенец. Я взяла ружье у кровати. Я убила ее. Я это сделала. Я уничтожила ее. Быстро. И ее не стало.
Она тряхнула головой. Отвернулась, как обычно делают, когда погружаются в прошлое. Вина, потеря… Ее боль не вмещалась в эти слова.
- Этого не должно было случиться, - пробормотала она. - Она же ничего не сделала, только нашла дорогу домой, как я ее научила. Ничего не сделала, кроме того, что вернула меня к сознанию, напоив своим обильным молоком. Еще одна одинокая женщина-Талтос. Какой вред могла она мне причинить? Это была ненависть к Лешеру, затопившая мое сознание. Это было отвращение к чуждому виду и к собственному атавистическому поведению.
- Итак, она умерла, моя девочка. А вот там было две могилы, вот под тем дубом. И я вышла из комы, став сама монстром, и закапала ее. - Она вздохнула. - Моя потерянная девочка, сказала она. - Я предала ее.
Тишина. Даже сад притих. Отдаленный гул проезжавших машин казался таким же естественным, как шорок ветра в ветвях.
Я тонул в грусти Ровен. Глаза Стирлинга были влажными и покраснели, прячась в полутьме, когда он рассматривал Ровен.
Михаэль не произнес ни слова.
Затем очень нежно заговорила Мона.
- Это была проблема Таламаски, - сказала она. - Они должны были разобраться с Талтосами. Некоторые из них пытались взять под контроль Лешера. Они чуть не совершили убийство. Михаэль и Ровен отправились в Европу, чтобы расследовать случаи коррупции в ордене. Они ощущали фамильную связь с Таламаской. Как и все мы. И в это время я поняла, что беременна. Мое дитя вышло из-под контроля. Оно стало разговаривать со мной. Оно сказала, что его зовут Морриган. - Ее голос прервался. - Я была очарована и будто помешалась.
- Я отправилась на юг на плантацию Фонтевро в дом, где жила Долли Джин, и она, а также Мэри Мэйфейр, - моя кузина, моя подруга, впоследствии сбежавшая, - она и Долли Джин помогли мне родить Морриган. Это было действительно, действительно очень больно. Никто, глядя на Морриган, не мог не сказать, что она прекрасна. Она была сияющей, свежей и полной магии.
Долли Джин издала смешок в полусне.
- Она знала о людях абсолютно все, - сказала она. - Настоящая бестия.
- Временами ты любила ее, - сказала Мона. - Ты знаешь.
- Я не говорила, что я ее не любила, - покосившись на Мону, сказала Долли Джин. - Но что бы ты стала делать с тем, кто заявляет, что желает собрать все семейство Мэйфейров и сделать их ходячими детьми? Мне следовало веселиться?
- Она еще только родилась, - мягко сказала Мона. - Она не понимала значения того, что говорила. У нее были мои амбиции, мои мечты.
- Я не знаю, где она, - сказала Ровен своим глубоким искренним голосом. - Я даже не знаю, жива она или мертва.
Мона была глубоко несчастна, но так как я высмеял ее плаксивость, то она с болезненным усилием сдерживала слезы. Я попытался взять ее за руку. Она отпрянула.
- Но ты знаешь Талтоса, который пришел и забрал ее, - сказала Мона Ровен. - Ты могла встретиться с ним в Европе. Он мог услышать историю о твоих скитаниях с Лешером. - Она повернулась ко мне. - Вот что случилось. Он нашел их. Кто-то еще из древних, уцелевших. Он был их другом. Конечно же, они не сказали мне и не сказали Морриган. О да, мы были детьми, они приберегли это для себя! Представь. Кто-то древний. Неужели я не достаточно страдала, что бы мне нельзя было рассказать? И когда он пришел сюда, они позволили ему забрать с собой Морриган.
- Как я могла их остановить? - спросила Ровен. - Ты была с нами, - сказала она Моне. - Морриган обезумела от мужского запаха на их одежде, от подарков, которые мы от них получали. Мы не знаем, почему он пришел. Мы знаем лишь то, что знаешь и ты. Он был в саду. Она выбралась в окно. Она побежала к нему. Их обоих было не остановить. И больше мы их не видели.
- Мона, мы разыскивали его всеми возможными способами, - сказал Михаэль. - На самом деле, ты должна нам верить.
- Мне нужны файлы, - сказала Мона. - Записи. Его имя. Имена его компаньонов в Нью Йорке. Он был богатым и влиятельным мужчиной, этот древний и мудрый. Ты сама говорила.
- Я бы с радостью дала тебе это, - сказала Ровен. - Но, прошу тебя, пойми, он уничтожил следы. Он исчез.
- Если бы вы как следует искали… - с горечью сказала Мона.
- Мона, ты иногда соглашалась с нами, - сказала Ровен. - Мы решили ждать, когда они сами с нами свяжутся. Мы с уважением отнеслись к их желанию быть вместе. Мы не предполагали, что они попросту исчезнут. Мы не могли вообразить себе такое.
- Мы боялись услышать что-нибудь о них, - сказал Михаэль. - Мы не представляли, как они собираются размножаться, или попросту выживать в современном мире. Как Эш сможет их контролировать.
- Эш - так звали мужчину, - сказал я.
- Да, - сказал Михаэль. Его боль становилась очевидной, когда он говорил. - Эш Тэмплетон. Он был древним. Прожил в одиночестве так долго, что невозможно себе представить. Он видел, как вымирало его племя. Это он рассказал нам историю Талтосов. Он считал, что в мире людей Талтосам не выжить. Впрочем, он же видел, как они были сметены с лица земли. Его история была трагичной. Конечно же, когда мы слушали его рассказы, мы не знали о существовании Морриган. Мы оставили Эша в Нью Йорке. Мы полюбили его. Мы расстались настоящими друзьями. А потом мы вернулись домой и обнаружили Морриган.
- Возможно, это способность к телепатии помогла ему разыскать Морриган, - предположил я.
- Мы не знаем, - сказала Ровен. - Но он пришел сюда, вошел в боковой сад, увидел ее в окне. Она почувствовала его запах и выбежала к нему.
- Мы боялись годами, - сказал Михаэль. - Мы просматривали все сообщения в газетах, в поисках историй о Талтосах. Мы были начеку, как и Таламаска. Мона, подумай о времени, когда тебе еще не стало хуже. Ты должна вспомнить. Мы были напуганы, потому что знали, что это племя может причинить большой вред людям.
- Верное замечание, - сказала Долли Джин. - И Морриган все горела идеей переделать мир, настаивая, что ее видение пришло к ней от ее человеческих отца и матери. И она все зыркала то назад, то вперед, кружилась по саду и вечно принюхивалась. Она была дикой бестией.
- Ах, замолчи Долли Джин, пожалуйста, - прошептала Мона, кусая свою нижнюю губу. - Ты знаешь, что любила ее. И все вы - я хотела посмотреть на них еще задолго до вас. Годы вы скрывали от меня их название. О! Вы просто хотели оставить это для себя. Для Мэйфейр и Мэйфейр. А сейчас вы говорите об этом так, будто это не имеет значения. Эш Тэмплетон. Эш Тэмплетон, - она начала плакать.
- Это не правда, - сказал Михаэль. - Я относился к существу, как к своей дочери. Ты знаешь, что это так. Мы начали поиски до того, как сказали тебе о них. Мы не знали, насколько тебе может стать плохо.
Его голос был хриплым, но он сглотнул и облизал языком сухие губы, потом продолжил: - Мы не знали, насколько тебе будет необходимо молоко Талтосов. Мы только со временем это поняли. Но мы пытались связаться с Эшем и выяснили, что он продал все свои фирмы. Он исчез из всех банков, фондовых бирж и с мирового рынка.
- Что бы он к нам ни чувствовал, - сказала Ровен, - он предпочел исчезнуть. Он не хотел посвящать нас в свое будущее.
Мона всхлипывала, прижавшись к Квинну. Это разрывало Михаэлю сердце.
Заговорил Стирлинг авторитетным, но почтительным тоном:
- Мона, - сказал он, - Таламаска начала поиски Морриган и Эша почти немедленно. Мы пытались не афишировать наше расследование. Но мы искали. Напали на их след в Доннелэйф. Но потом их путь затерялся. И, пожалуйста, поверь мне наконец, и я повторю это снова: нигде о них даже не упоминается.
- Это действительно очень странно, - сказал я.
- Я не разговариваю с тобой! - закричала Мона, уставившись на меня, а потом снова прижалась к Квинну, будто испугалась.
- Но какие-то улики еще могут всплыть, - сказал я. - Не зависимо от того, что с ними случилось.
- Вот об этом-то я все время и думаю, - сказал Михаэль. - Два или три года мы жили, опасаясь услышать о них нечто ужасное. Не могу пересказать тебе все свои опасения. Я думал: что если самые юные из них вышли из-под контроля? Что если они восстанут против Эша? Что если они совершат убийства? А потом, когда страх отступил, и мы начали розыски - ничего.
Долли Джин снова хихикнула. Пожала плечами и покрутила головой.
- Ходячие дети могут убивать людей так же легко, как люди убивать ходячих детей. Они могут размножаться где-то, распространяясь, как пожар, расползаясь во всех направлениях. Могут прятаться в долинах и холмах, в горах и на равнинах, путешествовать по земле и по морю, чтобы заявиться где-то с колокольным звоном, и все они продвигаются по миру в одно и то же время. И они перестреляют всех людей до единого, бэнг, а потом захватят всю планету!
- Оставь это для Танте Оскар, - сказала вполголоса Ровен, прохладно приподняв брови. (Я подмигнул Долли Джин. Она кивнула и погрозила пальцем).
Михаэль подался вперед, обращаясь именно к Моне:
- Я надеюсь, что мы дали тебе все, что у нас было. Что касается файлов, то с них со всех сделаны копии, и ты получишь их, когда пожелаешь. Они служат доказательством того, что мы действительно искали. Мы дадим тебе все имеющиеся у нас о Эше Тэмплетоне бумаги.
- Конечно, - сказала Долли Джин, - может оказаться, что их охладевшие трупы лежат где-то в могиле, подобно Ромео и Джульетте! Два ходячих ребенка, в обнимку друг с другом, разлагаются где-то в безвестности. К примеру, может случиться, что он не выдержал ее разглагольствований, ее бредовых речей и всех ее планов, накинул шелковую петлю ей на шею…
- Прекрати, Долли Джин, - закричала Мона. - Если ты скажешь еще хоть слово, я закричу!
- Ты и сейчас кричишь, тише, - прошептал Квинн.
В глубине своей души я вступил в спор с самим собой, а потом заговорил.
- Я их найду, - сказал я.
Я заставил всех их замереть.
Мона с обиженным видом повернулась ко мне.
- Что ты хочешь этим сказать?! - потребовала она. Ее платок был мокрым от кровавых слез.
Я посмотрел на нее так высокомерно, как только мог, замечая, как она нежна и прелестна, и каким бессовестным и жестоким я был, потом посмотрел через стол на Ровен.
- Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы поделились с нами своими секретами, - сказал я. Я посмотрел на Михаэля. - Вы доверились нам и обращались с нами, как будто мы безгрешны и добры. И я не знаю, так ли это. Но я знаю, что мы стараемся.
Медленная открытая улыбка осветила лицо Ровен, восхитительный момент, чтобы сохранить его в памяти.
- Безгрешны и добры, - повторила она. - Как чудесны эти слова. Если бы я только могла сложить из них гимн и напевать его днем и ночью, днем и ночью.
Мы посмотрели друг на друга.
- Дайте мне время, - сказал я. - Если они все еще существуют, если они основали колонию, если они где-то есть в огромном мире, я знаю тех, кто выяснит, где они. Тут нет сомнений.
Ровен приподняла брови, отвернулась в задумчивости, а потом улыбка снова вернулась на ее лицо - как огонек радости.
Она кивнула.
Казалось, Михаэля несколько подстегнули мои слова, Стирлинг же выказывал любопытство и уважение.
- Бесспорно, - сказала Долли Джин, не открывая глаз. - Вы же не думали, что он самый старший из кровавых детей в мире. А ты запомни мои слова, - сказала она, обращаясь ко мне:
- Ты значительное, древнее великолепное существо, и ты, бесспорно, красив, как ангел и в тебе с избытком обаяния, чтобы быть гангстером. Я по три раза пересмотрела все фильмы с гангстерами, и знаю, о чем говорю. Вот одеть на тебя черный парик, и ты бы мог сыграть Багси Сигала.
- Спасибо, - сдержанно сказал я. - Но на самом деле мне всегда хотелось сыграть Сэма Спейда. Я был одинок и покинут, когда в журнале "Черная Маска" впервые опубликовали Малтиса Фалкона. Я прочитал новеллу при свете луны. Сэм Спейд - вот чего требуют мои амбиции.
- Что ж, тогда не удивительно, почему ты разговариваешь, как гангстер, - сказала Долли Джин. Но век Сэма Спейда недолог. Лучше выбери Багси Сигала или Счастливчика Люциана.
- Прекратите, - вскричала Мона. - Неужели вы не понимаете, что он сейчас сказал?
Она была болезненно сконфужена, пыталась справиться с всхлипами и с гневом на меня.
- Ты действительно можешь это сделать? - спросила она тонким смущенным голоском. - Ты можешь найти Эша и Морриган?
Я не ответил. Пусть пострадает ночь.
Я вышел из-за стола, склонился, чтобы поцеловать Ровен в щеку. Моя рука нашла ее ладошку и сжала на один обжигающий миг. Драгоценный сад сомкнулся вокруг меня. Моя сестра, моя возлюбленная невеста. Ее пальчики ухватились за мои и держали изо всех сил.
Джентльмен поднялся, чтобы проводить меня. Я пробормотал обществу легкомысленные пожелания всего наилучшего, и только тогда украдкой удерживавшие меня пальцы разжались.
Я не спеша вышел в сад за бассейном. И нырнул бы в ревущие облака, чтобы быть как можно дальше от земли. Но за моей спиной послышался жалобный крик Моны.
- Лестат, не оставляй меня! - она бежала через лужайку, ткань ее платья развевалась.
- О! Это ты, несчастная девочка! - сказал я, намеренно поскрежетав зубами. Я поймал ее в объятия. Прелестный сверток дрожащей плоти. - Ты несносная ведьма. Злое и недисциплинированное Кровавое дитя. Недостойная ученица. Невозможный, упрямый и непокорный птенец.
- Я обожаю тебя всей душой! Ты мой создатель, мой наставник, мой опекун! Я люблю тебя! - прокричала она. - Ты должен меня простить!
- О, нет, - сказал я. - Но я прощу. Иди, расстанься, как полагается, со своей семьей. Увидимся завтрашней ночью. Мне нужно побыть одному.
И я выскользнул из сада, как из глубокого кармана, взметнулся к облакам и равнодушным безжалостным звездам. И унесся так далеко от мира смертных, как только мог.
- Маарет, - звал я ту, которая, наверняка, была из нас самой старейшей. - Маарет, я дал слово тем, кого люблю. Помоги мне его сдержать. Обрати свой слух к тем, кого я люблю. Обрати свой слух ко мне.
Где же она, сияющая цитадель? Великая прародительница. Та, в которой мы всегда находим опору. Я не имею и малейшего представления, потому что никогда не склонял своей упрямой шеи, чтобы приступить к ее поискам. Но я знал, что, преодолевая века своего бытия, она обзавелась такой мощью, с которой ей по силам воплотить любые мои мечты и справиться со всеми моими страхами, и что она услышит меня, если пожелает. Маарет, наша хранительница, наша мать, внемли моим мольбам. Я пою тебе песнь о высоких существах, о тех, кто давно пропал, и кто вернулся вновь, чтобы образовать колонию. Тех, кто затерялся в современном мире. Нежные создания, вне времени, не приспособленные к жизни и, возможно, потерпевшие неудачу. Но они драматическим образом нужны моему птенцу и ее человеческой родне. Не заставляй меня признаваться, что я опасаюсь как бы другие бессмертные не подхватили мое намерение и не использовали его во зло. Услышь меня, милая Маарет, где бы ты ни была. Бесспорно, ты знаешь мир лучше, чем кто-либо еще. Не замечала ли ты где-нибудь этих высоких детей? Я не смею их назвать.
А потом я погрузился в собственные иллюзии, отдавшись на волю ветра, растворившись в поэзии любви, воображая обитель сладостных грез, островки божественной неприкосновенности за гранью добра и зла, где я и та, которую я выбрал, могли бы найти приют. Мои мечты были обречены, я знал об этом, но ничто не могло помешать мне ими наслаждаться.
Глава 19
После заката. В теплом воздухе ощущается первое дуновение осени.
Мона и Квинн показались в воротах сада спустя пять минут, как я их позвал. Мужчины на затененной террасе отеля как по команде повернули головы, чтобы проводить глазами дерзкую красотку с огненными волосами. Ах… Великое дело, учитывая ее платье в блестках с тоненькими тесемочками, обнаженные коленки и умопомрачительные каблуки, которые заставляли пружинить ее икры, да… Хммм… И Квинн в качестве ее ослепительного эскорта - на нем с иголочки костюм цвета хаки, белая вечерняя рубашка, красный галстук. Я медленно прощупывал окрестности в поисках какой-нибудь маленькой безнравственной вечеринки, сканируя случайных обитателей, позволяя шуму проходить сквозь меня, вдыхая сигаретный дым, запах теплой крови и мужского одеколона, привычно выискивая источник алчности и цинизма.
Усилители повсюду разносили низкую металлическую музыку, напоминавшую одновременное биение многих сердец.
Разговор. О женщине, русской, завезенной сюда молодым нахальным сутенером. У него гладкие каштановые волосы, модная худоба, костюм от Армани, восторженно сияющее лицо, он обрабатывает клиентов, уже угостился метамфетамином и нахваливает товар - "белую кожу, белокурые волосы, свежесть и высший класс".
Он недавно обменялся опытом с коллегами в Москве и Санкт-Петербурге.
"Вы никогда не видели столько белой плоти".
Бездельники были настолько богаты, что могли менять девочек каждые полгода. Не стоит волноваться, мы встретимся с ними в конце линии.
Какие могут быть гарантии?
"Я говорю о сливках общества, о девочках, которые принесут нам тысячи за каких-нибудь полчаса, я говорю о водопаде неиссякаемой прибыли…"
Упс… Он увидел Мону.
Они с Квинном встали рядом со мной. Шорох при ее приближении. На террасе она оказалась единственной женщиной. И что? Была ли она главным призом?
Я сосредоточился на сутенере и на хваленом охраннике, высоком и костлявом, он нависал над сутенером, дармоед, в плохо скроенном смокинге со следами порошка на лацканах. Накачавшееся наркотиками ничтожество. Все они ничтожества под кайфом.
- Мы сделаем это прямо здесь, - сказал я шепотом.
Мона хладнокровно рассмеялась. Только посмотрите на эти обнаженные руки. От платья слабо пахнуло кедром. Из сундуков тетушки Куин. Квинн только улыбнулся, настроившись на охоту. Гремела музыка, сменившись бразильской самбой в джазовом исполнении.