– Так надо было еще в больнице полежать. – В его голосе не было никакого сочувствия. А какое может быть сочувствие к этой расчетливой стерве?
– Я боюсь, – Сивцова всхлипнула, и Жуан тут же обнял ее за плечи, спросил участливо:
– Чего ты боишься, дорогая?
– Я же тебе говорила! – Она нервно дернула плечом. – Та женщина сказала, что убьет меня!
– Какая женщина? – насторожился Влад.
– Барбара, – Сивцова перешла на шепот. – Она сказала, что ее зовут Барбара.
– А где ты ее видела?
– Вчера в своей спальне. Она была такая… полупрозрачная, одетая в черное платье с золотым шитьем. И на шее у нее был медальон, точно такой же, как у Савельевой. – Она ткнула пальцем в застывшую у стола Варьку.
– И чего она хотела? – оживился Эйнштейн.
– Она заставила меня сделать то… то, что я сделала. Сказала, что дом проклят и все вы погибнете, если не уберетесь отсюда.
Влад усмехнулся, сказал тоном заботливого дядюшки:
– Юлия, если все так страшно, тогда что ты тут делаешь?
– Здесь Димочка, он не хочет уезжать, а я не могу оставить его одного. – Сивцова промокнула салфеткой уголки тщательно накрашенных глаз.
– Ты все врешь, – вдруг заговорила Варька.
– Я вру?!
– Да. Не было никакого призрака и угроз тоже не было. А самоубийство вы с Жуаном инсценировали, чтобы напугать нас и заставить отказаться от наследства.
– Что ты несешь?! – взвизгнула Сивцова. – Ты просто еще сама ее не видела, вот и подозреваешь всех и вся!
– Это легко проверить. – Савельева уперлась ладонями в стол, воинственно сверкнула очами. Ишь, разошлась. – Сними платок.
– Зачем? – Юлька отшатнулась от нее почти в непритворном ужасе.
– Ну, тебя же вчера достали из петли, а сегодня ты утверждаешь, что это Барбара тебя заставила. Так?
Сивцова неуверенно кивнула.
– На твоей шее должен остаться след от веревки, странгуляционная борозда.
– Он есть!
– Покажи!
– Как ты смеешь ее подозревать?! – От возмущения Жуан пошел багровыми пятнами.
– У меня есть на то основания. – Савельева невозмутимо улыбнулась. – Юля, покажи след от веревки.
– Он есть, но он такой безобразный. – Сивцова осторожно потрогала шею.
– Да ладно тебе, Юлия! Тут же все свои, почти родственники. – Эйнштейн улыбался во все тридцать два зуба, толстенные стекла его очков инфернально поблескивали в свете разгорающегося в камине пламени.
– Думаю, мы имеем право знать, дурачат нас или нет. – Влад нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. – Ну, сними же этот чертов шарфик.
– Вы пожалеете, – зашипела Сивцова.
– Если след есть, я первый перед тобой извинюсь. Показывай!
Никакого следа от удавки не было. Очередная мистификация! Ну, Варька, ну, Шерлок Холмс!
– Как ты догадалась? – Влад посмотрел на нее с уважением.
Ответить Савельева не успела, потому что зазвонил телефон, и все разговоры пришлось отложить на потом. Они вернулись к этой животрепещущей теме уже после ставшей привычной полуночной переклички.
– Ну, Варвара, не томи! – Эйнштейн вернулся к столу, с вожделением посмотрел на принесенные Владом две упаковки пива, спросил: – Я угощусь?
– Я никого не обманывала! – Сивцова отшвырнула бесполезный теперь уже шарфик. – След был, просто уже исчез.
– Еще один мистический случай. – Влад откупорил банку пива. – Хватит вешать нам лапшу на уши. Хотя надо отдать должное вашим с Жуаном артистическим талантам. Получилось у вас весьма убедительно. Жуан, может, тебе стоило податься не в большую политику, а на большую сцену?
– Отвали! – огрызнулся тот и отвернулся.
– Ладно, Варя, поделись с нами своими умозаключениями. – Влад протянул ей открытую банку.
– Во-первых, никто не видел мадам Жуанову в петле. – Савельева благодарно кивнула, но от пива отказалась. – Мы видели, как Жуан пытается достать ее из петли, а это несколько разные вещи. Думаю, удавка была просто наброшена ей на шею, но не затянута. Во-вторых, она описала не Барбару, а ее портрет. Лично мне кажется сомнительным, что призрак разгуливает по дому именно в таком вот парадном одеянии.
– А в-третьих? – спросил Эйнштейн.
– Юлия сказала, что на шее Барбары был медальон, но это неправда, потому что медальон в данный момент у меня.
– Ну, с этим можно поспорить, – покачал головой Эйнштейн. – На тебе может быть настоящий медальон, а на призраке его проекция. Это я тебе ответственно заявляю, как охотник за привидениями.
– Да кого вы слушаете?! – пошла в атаку Сивцова. – Заезжая аферистка напридумывала всякой ерунды, а местный дурачок ей подпевает.
– Зато в ваших с Жуаном действиях логика прослеживается отчетливо. – Влад сделал большой глоток пива. – Вы с самого первого дня планомерно и методично пытались устранить конкурентов, то есть нас с Савельевой. Все просто – ищи, кому выгодно.
– А вам, значит, невыгодно?! – Сивцова вперила в него яростный взгляд.
– Это смотря что ты имеешь в виду. В любом случае запугать вас мы не пытались.
– Уроды! Видеть вас не могу! – Сивцова, вскочив из-за стола, бросилась к выходу из зала. – Сборище дегенератов! – послышалось уже из холла.
– Обиделась, – шепотом сказал Эйнштейн и тут же заорал дурным голосом: – Ты там, смотри, осторожно! А то мало ли что! Вдруг Барбара вернется закончить начатое!
Не успело затихнуть эхо его голоса, как в холле послышался вопль Сивцовой.
– Ну, это уже неинтересно, честное слово. – Эйнштейн разочарованно развел руками.
– Юля! – Жуан сорвался с места, выбежал из зала.
Влад посмотрел на Варю, та в ответ неопределенно пожала плечами.
– Сходить, что ли, узнать, что там у них на сей раз? – Эйнштейн выбрался из-за стола, и в этот же самый момент воцарившуюся было тишину нарушил испуганный крик Жуана.
Все трое бросились в холл.
Сивцова лежала у подножия лестницы в такой противоестественной позе, которая мгновенно отметала все предположения о повторной мистификации. Рядом, прямо на каменных плитах, сидел Жуан и, сжав виски руками, раскачивался из стороны в сторону.
– Ну как же так? Ну что же это? – бормотал он. – Юленька!
– Не трогай ее! – заорал Влад и попытался оттащить завывающего и вырывающегося Жуана в сторону. – Если у нее переломы, ты сделаешь только хуже. Эйнштейн, вызывай "Скорую"!
Травмы у Сивцовой, несомненно, были тяжелыми – правая нога вывернута, из разорванного предплечья торчат осколки кости, – но, несмотря на это, она находилась в сознании и, кажется, даже не чувствовала боли. Во всяком случае, когда Жуан тряс ее за плечи, она не издала ни звука.
– Юлька, ты как? – Влад присел рядом.
Она ничего не ответила, лишь из уголка глаза скатилась слеза, не бутафорская, а самая настоящая.
– Ты потерпи, – погладил он ее по волосам, – сейчас приедет "Скорая".
"Скорая" на сей раз ехала долго, минут тридцать, не меньше. Владу едва удалось удержать Жуана, набросившегося с кулаками на ни в чем не повинного врача. Сивцову погрузили на носилки, и даже сейчас, наверняка испытывая чудовищную боль, она не издала ни звука. Врач сказал, что иногда так случается, что это травматический шок.
Юлька заговорила, только когда санитары вынесли носилки из дома.
– Ворон, – голос у нее был хриплым, едва слышным.
– Что? – он склонился над носилками.
– Позови Савельеву…
Неизвестно, что она сказала Варьке, но только, когда "Скорая" уехала, та сделалась сама не своя. Влад видел, как в течение получаса она дважды пользовалась ингалятором. Стоило бы спросить, что с ней не так, но он не стал – у каждого из них есть право на собственные тайны.
Эйнштейн оказался менее щепетильным и более любопытным. После того как Жуан, прихватив бутылку виски, заперся в своей комнате и они остались в главном зале втроем, он спросил:
– Варвара, а что такого интересного тебе сказала Сивцова? Это как-то касается дома?
– Нет. – Она заправила за ухо прядь волос, рукав кофты задрался, обнажая похожий на след от ожога уродливый шрам. – Это касается только меня.
– И ты с нами не поделишься? – не унимался Эйнштейн.
– Нет, это личное.
– Да, ребята, невесело у вас здесь сегодня. – Эйнштейн порылся в рюкзаке, выложил на стол два мини-диска: – Вот, это вам подарочки.
– Что там? – спросил Влад, пряча диск в карман.
– Ничего особенного, медитативная музыка. Открывает информационные каналы, помогает вспомнить.
– Что вспомнить? Лично я ничего не забывал. – Влад потер подбородок.
– Ну, если ничего не забывал, можешь просто послушать на досуге. Музыка красивая.
– Эйнштейн, – Варя отодвинула от себя диск, – как умер Поклонский?
– А вы разве не в курсе? – Эйнштейн удивленно нахмурился.
– Нет, мы не в курсе.
– Леонид Владимирович сломал позвоночник. Он прожил еще несколько дней после травмы. Этого времени хватило, чтобы составить завещание.
– А как он сломал позвоночник? – включился в разговор Влад.
– Упал с лестницы.
– С той самой?
– Да, с той самой, но в данном случае все объяснимо. Леонид Владимирович был слепым, для незрячего человека спуск с лестницы может стать фатальным.
– Следствие проводилось?
– Разумеется. Все чисто, никакого криминала, несчастный случай.
– А какое отношение ты лично имел к Поклонскому? – спросила Варя.
– Я? – Эйнштейн улыбнулся. – Я был его глазами. Видали, какая в доме библиотека? Я приходил по утрам, читал ему свежую прессу, помогал разобраться с почтой, пару часов до обеда читал вслух какую-нибудь из его любимых книг.
– То есть ты был его правой рукой и доверенным лицом? – уточнил Влад.
– Выходит, что так.
– В таком случае почему он оставил наследство не тебе, человеку, скрасившему его последние дни, а нам?
– Тебе кажется это подозрительным? – Эйнштейн понимающе улыбнулся. – Да, я не получил наследства, но Леонид Владимирович меня не обидел. Еще при жизни он открыл счет на мое имя. Там весьма приличная сумма, поверьте мне. Хватит на безбедную старость, еще и детям останется. Но даже не это главное. Я был не просто его правой рукой, я был его единомышленником. Леонида Владимировича всегда интересовала история и, в частности, история потомков Себастьяна Гуано.
– Почему? – насторожился Влад.
– Почему? – Эйнштейн развел руками. – А ты можешь сказать, почему пишешь музыку? Ты просто делаешь то, что тебе нравится, и получаешь от этого удовлетворение. Вот и Поклонский любил копаться в прошлом. Что тут странного? Он восстановил этот дом, собрал под его крышей всех ныне живущих потомков Себастьяна и Барбары. Он думал, что это успокоит мятущиеся души и дом наконец-то обретет покой.
– Похоже, его благая задумка не удалась, – сказал Влад зло.
– Все мы совершаем ошибки. – Эйнштейн встал, забросил на плечо рюкзак. – Ладно, мне пора. Увидимся завтра, если, конечно, никто из вас не будет против.
– Приезжай, – решила за них обоих Варя.
* * *
Марк Сигизмундович оказался прав, когда говорил, что существуют места с дурной энергетикой. У этого дома была плохая аура – Варя чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Дом стоял на пограничье. Здесь грань между прошлым и настоящим была необычайно тонкой, а временами рвалась, и тогда на волю вырывались призраки из далекого прошлого.
Сегодня Варя убедилась в этом окончательно. Ей помогла Сивцова. Одной-единственной фразы хватило, чтобы запрятанные в потаенных уголках души страхи вернулись. Сивцова сказала: "Да, ты была права: на ней не парадное платье, на ней лохмотья. И медальона нет… зато есть… когти. Мне вас жалко – она не остановится…"
Эйнштейн ушел, и они с Вороном остались вдвоем.
– Выпьешь? – Он протянул ей банку пива.
– Не хочу. – Варя мотнула головой, сказала упавшим до шепота голосом: – Мне кажется, будет лучше, если мы уедем из этого дома.
– Кому лучше? Жуану?
– Это плохое место, здесь погибают люди.
– Только Поклонский, да и то по неосторожности.
– А Сивцова?
– Несчастный случай.
– Это не было несчастным случаем.
– Тогда что, по-твоему, это было? Когда Юлька вышла в холл, мы все оставались за столом. Никто из нас не мог столкнуть ее с лестницы.
– Там была Барбара!
– Барбара?! – Он поперхнулся пивом, закашлялся. – Я вижу, не одному Эйнштейну нравятся эти байки про призраков.
– Это не байки!
– Байки!
– Ворон, я хочу уехать.
– Вали.
– И ты уезжай, пока не поздно.
– Вот только не надо меня запугивать, а то я, чего доброго, могу решить, будто ты позаимствовала тактику Жуана.
– Это плохое место! – Она не выдержала, сорвалась на крик.
– Это я уже слышал, но не видел никаких доказательств.
Господи, о каких доказательствах он говорит?! Неужели он не чувствует?..
Варя бросилась к телефону, поднесла трубку к уху – ничего, гробовая тишина.
– Телефон не работает, – сказала шепотом.
– А на кой тебе телефон? – Ворон зевнул.
– Чтобы вызвать такси. Я хочу уехать.
– Вызови с мобильника.
Она достала из кармана сотовый и застонала.
– Что на сей раз? – поинтересовался Ворон.
– Я не знаю номера.
– Логично, только непонятно, на какой номер в таком случае ты собиралась звонить со стационарного аппарата. Знаешь, Савельева, хватит ломать комедию. Ты же запросто могла уехать вместе с Эйнштейном, но почему-то осталась.
– Жуан должен знать номер! – Она его не слушала. Она не хотела его слушать. Нужно убираться из этого дома как можно быстрее.
Жуан спал мертвецким сном, рядом валялась пустая бутылка из-под виски. Как ни старалась Варя его разбудить, он даже глаз не открыл.
Пока она металась по дому и пыталась привести в чувство Жуана, Ворон слонялся следом: не мешал, но и не помогал. Надо думать – безвыходных ситуаций не бывает. Варя достала свой мобильный.
– Куда на сей раз собираешься звонить? – Ворон подошел вплотную.
– В "Скорую" или лучше в МЧС! Как звонить в "Скорую" с мобильника, ты знаешь?
– Савельева, уймись! – Ворон отобрал у нее телефон и засунул его в карман джинсов.
– Отдай! – Она повисла у него на руке.
– Не сходи с ума! С домом все нормально, это у тебя крыша поехала.
– Отдай мой мобильный!
– Отдам утром, когда ты придешь в себя.
– Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу! – Нельзя унижаться и показывать свой страх, а как не унижаться, если от того, отдаст ей Ворон телефон или нет, зависит ее жизнь! – Это страшное место, я хочу уехать.
– И ты готова из-за каких-то баек отказаться от своей доли наследства? – Он смотрел на нее как на сумасшедшую.
– Да забери ты себе это проклятое наследство! Только верни телефон.
– Завтра утром, – отрезал Ворон. – Ты все решишь, когда сможешь здраво рассуждать.
– Да как ты смеешь?! – Варя бросилась на него с кулаками. – Как ты можешь принимать решение за меня?!
Он больно сжал ее запястья, сказал, глядя прямо в глаза:
– Варвара, у тебя истерика, ты не можешь нормально соображать. Зато можешь наделать глупостей, о которых потом горько пожалеешь. Поэтому сегодня решения принимаю я.
– Пусти! – Она вырвалась, бросилась к входной двери. – Если ты сейчас же не отдашь мой телефон, а пойду в город пешком.
Дверь не поддавалась. Варя навалилась на нее всем телом – ничего!
– Я запер ее на замок. – Ворон вышел следом. – Кстати, твой ключ тоже у меня.
– Зачем? – она прижалась спиной к двери.
– Все затем же. Пойдем спать, уже поздно.
Спать? Он, наверное, шутит. Как можно спать в этом доме? Нет, она никуда не пойдет, она останется здесь и будет ждать рассвета.
– Ты идешь?
– Пошел к черту! – Варя закрыла лицо руками.
– Ну, как знаешь. – Ворон не стал ее больше уговаривать, направился вверх по лестнице. Через несколько секунд на втором этаже хлопнула дверь, и дом погрузился в тревожную тишину.
Варя затравленно огляделась. Что же ей теперь делать? Дверь заперта, на окнах первого этажа решетки. Дом стал для нее ловушкой еще на одну ночь. И дверцу в эту ловушку захлопнул Ворон. Может, надо было с ним как-нибудь по-другому? Попытаться объяснить все спокойно, без истерик, рассказать, что Сивцова тоже видела Барбару? Он бы не поверил. Или поверил, но только утром, после того, как случилось бы что-нибудь непоправимое. Сивцова сказала, что Барбара не остановится… Нет, она так просто не сдастся, не позволит какому-то призраку свести себя с ума. Надо вернуться в главный зал, там больше света, призраки боятся света.
Без людей главный зал казался огромным и отнюдь не таким освещенным, как Варе хотелось бы. По углам прятались густые тени, а звери на старых гобеленах, казалось, оживали.
– Я не боюсь, – сообщила она в пустоту. – Слышишь, Барбара? Я не сделала тебе ничего плохого, и я не боюсь!
По залу пролетел ветерок, загасил две стоявших на каминной полке свечи. Ничего особенного, всего лишь сквозняк, где-то открыто окно, вот по дому и гуляет ветер. А то, что без каких-то наполовину сгоревших свечей в зале стало в два раза темнее, – просто обман зрения. Она не боится!
Варя присела в стоящее у камина кресло, протянула к огню руки. Решено – она проведет ночь у огня, как в лесу. Огонь отпугивает диких зверей и всякую нечисть.
Напольные часы показывали без четверти два, до рассвета осталось всего ничего. Она продержится. Только почему так холодно? Огонь в камине почти не греет и горит как-то тускло. Варя зябко поежилась и застегнула на все пуговицы кофту. Это все из-за Ворона, ему там у себя наверху жарко, небось открыл окно, а она здесь мерзнет. Она нехотя выбралась из кресла, пошевелила дрова в камине. Огонь заискрился и зашипел, как живое существо, из черного каминного нутра дохнуло не теплом, а леденящим холодом. Кочерга в Вариной руке вдруг покрылась сетью трещин и с тихим звоном осыпалась на пол множеством осколков, точно была сделана не из чугуна, а из хрупкого стекла.
– Не спи! – Варя больно ущипнула себя за руку. – Нельзя спать.
Огонь вспыхнул еще раз, и стало чуть теплее, но все равно недостаточно тепло. От холода пальцы онемели. Если она срочно не придумает, как согреться, то замерзнет насмерть, никакие призраки не понадобятся…
Взгляд упал на початую бутылку коньяка. Вот что ей нужно! И плевать, что в коньяке может быть наркотик. Этот дом хуже всех наркотиков, вместе взятых. Он высасывает из нее тепло и жизненные соки. Варя откупорила бутылку, сделала жадный глоток. Коньяк ожег небо, горячей волной скатился в желудок. Хорошо, а главное, тепло.
Она не стала возвращаться к камину, присела к столу, сделала еще один глоток, победно улыбнулась. Вот оно – верное средство борьбы с холодом. И не страшно, если коньяк закончится, в баре есть еще.
Когда бутылка опустела на треть, Варя подняла глаза на часы. По ее внутренним ощущениям прошло полчаса, а то и все сорок минут. Часы показывали без четверти два… Этого не может быть. Наверное, закончился завод. Она поддернула рукав кофты, посмотрела на наручные часы – без четверти два…