Роман подкрутил звук для лучшей слышимости.
- Замначальника ВКР Корзубов и директор НИИ биологической и бактериологической безопасности МЧС Бочаров, - напомнил ему лейтенант.
- Замысловатое название у них, - ухмыльнулся Роман.
Лейтенант ответить не успел. В помещении началось какое-то движение. Раздвинув пышные занавески, в комнату вошел светловолосый человек в черных брюках и сером пиджаке в сопровождении официанта. Улыбаясь, он поздоровался с обедающими и сел напротив.
- Пошел вон, - махнул рукой официанту брюнет.
- Ну вот, - тихо сказал человек. - пришел за своей долей.
Роман узнал гостя: это был его старый знакомы майор Юдин из МУРа.
- в Крым меня переводят, - деланно вздохнул блондин. - покидаю насиженное место. Жаль.
- Чем он интересовался? - спросил лысый.
- Он у меня дело Шмирина забрал, - пробормотал майор. - видимо будет возобновлять.
- Был ты лохом и остался им, - протянул брюнет.
- А это меня уже не касается, - подмигнул лысому Юдин. - Ну, - хлопнул он себя по колену, - что пить будем?
- Все, - хмыкнул Корзубов.
- Как только закончим дело, - майор, улыбнувшись, прикрыл стакан рукой.
- Ладно, - брюнет откинулся на спинку дивана. - документы на присвоение тебе внеочередного звания уже поданы, все улажено, так что в ближайший месяц тада-да-да-дам, как говорится.
- Ребята, - взглянул на директора института Юдин. - вы, по-моему, мне не доверяете.
- Не доверяем, - без обиняков буркнул лысый.
- Замечательно. Только я вам тоже не доверяю, - обвел взглядом сидевших напротив мужчин майор.
- Ты же ему все выболтал небось... - начал Бочаров.
- Да успокой ты его, - словно не замечая директора института, обратился к Корзубову майор.
- Пожалуйста, - вытащил из дипломата какую-то сложенную вдвое бумагу брюнет. - здесь копии документов. - можешь сверлить место в погонах.
- Ой, замечательно, - развернул бумагу Юдин. - а сто тысяч? Наличман? За закрытие дела. А?
- Слушай, шкура, - у Бочарова очки съехали на нос. - ты у меня ничего не получишь. Ты у меня на зоне табуретки будешь сколачивать, урод...
- А ну-ка тихо! - крепко схватил его за руку Юдин.
- Хватит! - окриком остановил начинавшуюся ссору Корзубов.
Он снова открыл дипломат и вытащил оттуда увесистый непрозрачный пакет.
- Здесь сто тысяч, - замначальника ВКР положил пакет рядом с майором. - пересчитай.
Майор заглянул в пакет.
- Ребята, пахнет свободой. - он жмурился словно кот на солнце. - Пахнет свободой. - повторил он, с удовольствием растягивая слова.
- Вали отсюда, - промолвил Корзубов.
- Желаю оставаться в вашем террариуме, - Юдин направился к выходу, захватив с собой пакет.
- Надеюсь, больше не встретимся, - осушил бокал вина Бочаров.
- И я тоже надеюсь, что больше не увижу вашей рожи, - на прощание парировал майор.
- Пишешь? - повернулся к лейтенанту вполоборота Роман.
- А как же! - радостно доложил тот. - все от и до!
Наконец файл открылся. Генрих начал смотреть запись. Много раз он останавливал видео и вглядывался в кадр.
Какая-то деревня, видимо на востоке Украины. Жители, человек двадцать, под дулами автоматов сгоняются в какой-то сарай на берегу реки. Рядом с сараем стоят вооруженные Евгений, Павел, Екатерина и какой-то мужчина в очках, незнакомый Генриху. Заполненный людьми сарай запирается. Какие-то обритые наголо парни поливают крышу сарая из канистр. Затем один из парней поджигает сарай. Раздаются крики, рев, плач, стоны. Павел прикуривает от факела, которым был подожжен сарай. Пытающихся выбраться обожженных, горящих, обезумевших людей Евгений, Илья, Андрей и Екатерина расстреливают очередями, от живота. Неподалеку - мертвые женщины и дети, валяющиеся в дорожной пыли. Груда трупов на центральной площади. Оператор с удовольствием смакует кадры убитых, показывая их с разных ракурсов...
'Что я изучаю - уж не запись ли карательной операции зондер-команды СС времен второй мировой войны в какой-нибудь белорусской деревне?', думал Генрих, ужасаясь. Вот что они искали весь день...
За его спиной послышался шорох.
Данзас быстро нажал кнопку на боковой панели ноутбука, едва дождавшись, когда диск выползет из гнезда, переложил его в пластиковую упаковку от фильма, данного ему Диной, а диск с похождениями героя Ван-Дамма вложил в чрево компьютера. Быстро проделав эту операцию, он медленно, сделав расслабленную физиономию, обернулся.
За ним стоял Всеволод.
- Вы что-то ищете? - несколько настороженно поинтересовался он.
- Да вот, хотел проверить электронную почту, - пожал плечами Генрих, стараясь. Чтобы его голос звучал убедительно. - да вот не могу выйти в интернет, сигнал не ловит.
- Да, это проблема, - механическим голосом пробормотал психолог. - но не первоочередная. Видели, что случилось с вертолетом?
- Конечно.
- У нас прибавилось забот. Операцию по освобождению отряда Бумеранга мы скорее всего. Переносить не станем, но ее ход придется скорректировать. Вы меня поняли?
С этими словами психолог приобнял Данзаса за плечи, и Генрих почувствовал, что Всеволод изучает его. Его пронизывающий взгляд слезящихся по-стариковски серых глаз прожигал Генриха буквально до костей, до глубин подсознания.
'Он меня гипнотизирует, - пронеслось в мозгу у Генриха. - пытается понять, выведать, успел я что-нибудь увидеть или нет.'
Но Данзас сумел выстоять. Глядя прямо в глаза психологу, он промолвил:
- Да, я понимаю. Держите меня в курсе. План операции ведь будет осуждаться с участием всей команды, не так ли?
- Да-да, конечно, - несколько разочарованно убрал ладони с предплечий Генриха Всеволод. - конечно, Борис Николаевич выслушает все мнения, особенно людей имеющих боевой опыт, участвовавших в десантных операциях, в том числе и на территории противника...
- Тогда вы сообщите мне время встречи у Бориса Николаевича, - Генрих вышел из комнаты, слегка задев Всеволода плечом. - извините, у меня еще дела. Заодно нужно посмотреть, нужна ли моя помощь; хотя конечно, выживших в такой катастрофе быть не может.
Оставшись один, Всеволод несколько минут стоял посередине комнаты молча, а затем подошел к компьютеру.
- Я на войну пошел добровольцем, - говорил Генриху Евгений, глубоко затягиваясь сигаретой.
Они стояли во дворе дома, вдвоем, глядя на реку, мирно протекавшую напротив. Воде было абсолютно наплевать на все военно-политические распри между людьми разных национальностей и мутноватая вода спокойно поглощала в себя останки тех и других.
- Я решил, что там случится с мной одно из двух - или я погибну, или забуду о своем страхе смерти, даже не о страхе смерти, нет, а о страхе, порождаемом безостановочным движением времени. - Евгений прикурил новую сигарету от окурка предыдущей, когда огонек уже грозился окончательно потухнуть. -
Я боялся времени, понимаешь? Да, это так. Но я не испугался, и это немаловажно, вступить с ним в борьбу. Я же не пошел на войну с боевиками. А именно на войну со временем. Если время не остановить, - Евгений выпустил длинную струю дыма почти в лицо Генриху, - то во всяком случае можно - и это уж наверняка в человеческих силах - сократить период ожидания конца. Мне претит суицид. Во-первых, я другой, это противно моему инстинкту. А во-вторых, во мне, как и в миллиардах других, живет надежда, а вдруг что-то да случится и, например, кто-то изобретет, какой-то умник, средство от смерти, лекарство бессмертия, или эликсир вечности. Знаешь, естественно, что такого не произойдет - уж наверняка - при нашей с тобой жизни, а надежда вес равно тлеет где-то там глубоко-глубоко, и едва слышно шепчет: 'А вдруг, а вдруг...'. Стало быть, получается, кончать жизнь самоубийством даже противно самой смерти, а уж о надежде и рассуждать не приходится. Но тем не менее мы говорим и рассуждаем. Как видишь.
Генрих рассеянно слушал давнего знакомого. После увиденного на диске он не мог пока собраться с мыслями. Евгений принял молчание Генриха за одобрение и продолжал:
- Осознавая, что надежда та тщетна и не менее исключительна, смерть свою я откровенно говоря, ожидал не от себя самого, а от пули или клинка 'чичиков', а может, и от снаряда или от гранаты, или даже от вертолетного винта. Ожидал, представь себе. Но никак не дожидался. Пули и осколки летели мимо. Или задевали лишь легко - раз, другой.
Впрочем, однажды задели сильно - ты не знаешь, тебя уже перевели от нас - . мне прошибли плечо, голень, раскололи кусок ребра со стороны сердца, едва не задев позвоночник. И когда я лежал в полевом госпитале в беспамятстве, ко мне пришел я сам, только сильно постаревший, немощный, ссохшийся, беспомощный, жалкий, испражняющийся под себя, грязный и зловонный отчаянно. Не человек уже. Что угодно, но только не человек. И тогда я очнулся в студеном поту, я понял, что теперь я другой, чем был раньше. Оболочка осталась, но я другой. Я теперь знал, что делать. В ту ночь я хохотал от радости до утра, до самого рассвета, пока мне не вкололи несколько кубиков транквилизатора. Вот тогда-то, проснувшись, я решил следующее - сделать все от меня зависящее, чтобы никогда не постареть, сделать все, чтобы стать бессмертным, А что такое возможно, представь, я поверил сразу, как только подумал об этом еще во сне, когда увидел себя дряхлого и немощного. Представляешь?
- Ну и как ты это сделаешь? - автоматически спросил Генрих.
- Меня могли убить раньше - там, в Чечне или где-то еще. - прикурил еще одну сигарету Евгений. - Я прекрасно это понимал и кое-как мирился с этим. Но когда меня не убили, я решил сделать так, что никогда не буду болеть и никогда не стану старым и никогда не умру сам. Как я достигну бессмертия, я еще не знаю, но уверен, что скоро узнаю, очень скоро, у меня есть догадка, что мне будет дан сигнал или знак оттуда, свыше. Как действовать дальше, мне, скорее всего, подскажет голос. А может быть, я увижу свое будущее во сне. Да, да - во сне. Конечно. Я не сомневаюсь, что это самое наиважнейшее сообщение в моей жизни будет передано мне во сне...
- Оригинально, - процедил Генрих.
Да, я верю в сны. Хочешь верь, хочешь нет - я увидел во сне, что встречу тебя. Увидел еще задолго до того, как тебя взяли в нашу команду. Я хорошо помню тот сон. Расскажу, как было дело - во сне, разумеется. Ты лежал в гамаке на лужайке в горах Кавказа, пел песни, веселился и радовался. В который раз, не жмурясь, поглядел ты на солнце и на этот раз заметил на солнце пятно. Пятно увеличивалось и увеличивалось и вскоре ты различил бомбардировщик. Стальная птица камнем пикировала на тебя. Но самое интересное было то, что за штурвалом сидел я, и не просто сидел, а выкрикивал тебе еще, кривясь, что-то злое и обидное. Еще секунда, третья, десятая, и я тебя расстреляю из пулеметов бомбардировщика... И тут я увидел твои глаза. ты смотрел на меня, и я подобрел, мои черты лица разгладились и мягче сделались. И буквально за секунду, оставшуюся до того, как я нажму на кнопку и расстреляю тебя, я потянул пульт управления на себя, что есть силы, и бомбардировщик, со свистом рассекая воздух, снова пошел ввысь, недовольный, дымящий, ревущий раздосадованно. А ты, улыбаясь, помахал мне рукой... А через год, примерно, я тебя встретил на аэродроме, перед вылетом в составе нашей группы. Ты был похож на того Генриха, который снился мне, точь-в-точь, один в один. И когда я увидел тебя, у меня даже дыхание перехватило, я обомлел. И я подумал тогда: 'Это знак'.
- Какой знак? - нет, не вдумывался особо в рассказ бывшего однополчанина Данзас. Но тут - что-то зацепило.
- Не знаю, - развел сильными мускулистыми руками Евгений. - пока - не знаю.
Тут он осекся, увидев вышедшую во двор Екатерину.
Девушка, завидев их, подошла вплотную.
- Сколько раз полковник просил не курить, - хмыкнула она. - наблюдатели в два счета засекут.
- Отсюда не засекут, - Евгений обвел взглядом окружающее пространство. - все предусмотрено.
- И для каких-таких разговоров понадобилась столь интимная обстановка?
- Мы говорили о снах, - пробормотал Генрих.
- О снах?
- Мне не так давно приснился странный сон: я собирался расстрелять Генриха из бомбардировщика, но в последний момент, увидев его лицо, передумал и улетел. - коротко пересказал Екатерине содержимое своего сна Евгений.
- Я знал, видел, понимал, что ты очень хорошо относишься ко мне, но чтобы до такой степени, мне и в голову этого не приходило. - попытался отшутиться Данзас.
- А вам что снится, Генрих? - полюбопытствовала Екатерина.
- Сейчас-ничего, - Генрих не стал грузить этих двоих рассказами про лагерь. - Когда-то мне снилось, что я слышу какой-то шум, и что я от этого шума просыпаюсь. Но я пока не открываю глаза и тихо лежу. И слышу я дыхание и стоны и даже крики - и не одного, а двух человек - и еще слышу какие-то слова, и еще слышу шум возни и скрип кровати. Привлеченный и одновременно напуганный этим шумом, я встаю со своей кровати и иду по слуху на шум и подхожу к кровати, где спит моя мама, и вижу... что на кровати не только моя мама, но и еще какой-то человек. Я вижу, что этот человек голый и что он лежит на моей тоже голой маме и качается вместе с ней на скрипучей кровати и одновременно хрипит, стонет и что-то говорит моей маме грубое и незнакомое... А я хочу крикнуть и не могу, мой рот не открывается и язык не шевелится. Я хочу развернуться и побежать опять к своей постели, но и этого я сделать не могу. Я не в силах оторвать глаз от того зрелища, которое открылось передо мой. Зрелище пугает меня, но и манит при этом. И тем, что манит меня, оно еще больше пугает меня. Мне подумалось, что то, что я сейчас вижу, плохо, отвратительно, грязно и страшно, страшно... И мне так хочется ударить так противно копошащихся на кровати людей, сильно и зло, и мне хочется расцепить этих людей, и мне хочется убить того, кто прыгает так неистово на моей маме. При этом я не жалею маму, нет, я понимаю, что маме нравится то, что с ней делает этот голый человек, и именно потому, что маме это нравится, я хочу ударить и ее и голого человека, и именно потому мне хочется, под видом защиты мамы прекратить все, что здесь происходит. Мне очень не нравится, что мама смотрит на меня и улыбается, улыбается... Но вот рот ее кривится, и она закрывает глаза и кричит, уже не стесняясь...А мне, маленькому, становится совсем нехорошо, и я падаю и засыпаю...
- Черт, прямо триллер какой-то! - раздавил в руке окурок Евгений.
- Мы тогда жили с матерью вдвоем в однокомнатной квартире, в Нарве. Отца я не знал.
- Он бросил семью? - спросила Екатерина.
- Мать говорила, что он пропал без вести, когда мне было три года. Ушел в лес и не вернулся. Может быть, так оно и было. До самой ее смерти я так и не сумел выпытать у нее, кем же на самом деле являлся мой отец. Я наводил справки о своем отце и потом - после смерти матери, когда мы уже перебрались в Россию. Но увы. безрезультатно.
- Так вот откуда у вас такая странная фамилия...
- Да. - кивнул головой Генрих, - у отца эстонские корни. Может он был сталкером и именно от него, может быть, мне досталась такая тяга к приключениям. Смешная версия. Но все возможно... Тогда, в конце восьмидесятых, проснувшись утром, я, конечно же, думал, что мне приснился страшный сон, ничего более. Но днем под маминой кроватью я нашел рваный мужской носок... Этот сон снился мне целых два года. И сниться он прекратил только тогда, когда мы с матерью переехали жить к деду в Рязань.
- Все наши страхи и комплексы родом из детства, - наставительно заметила Екатерина. - они и формируют наше мировоззрение.
- А вам, наверное, снилось что-нибудь романтичное? - слегка демонстративно парировал Данзас.
- В детстве я мечтала стать укротительницей. Это и опасно, и интересно, и очень неординарно. Мне хотелось, чтобы могучие хищники меня слушались. Меня, маленькую девочку. Я люблю риск, люблю, когда вокруг сильные и опасные противники. А кроме того, мне нравится, когда выполняют мои команды, тем более дикие звери, которые могут меня разорвать в две секунды. Вот я выхожу в ярком костюме, тигры и львы рычат на меня, они хотят разорвать меня в клочья, а вместо этого покорно садятся на свои тумбы, ездят на велосипедах, ходят по доске, качаются на качелях. Я кладу им свою белокурую голову в громадную пасть, и под охи и ахи восхищенных зрителей их глаза светятся зеленым огнем от злобы и недоумения. А я медленно вынимаю голосу из пасти, щелкаю хлыстом и раскланиваюсь во все стороны. И вот уже не звери, а цирк ревет от восторга... - Екатерина вошла в экстаз, она облокотилась спиной на стену дома, ее руки слегка дергались.
- Ваши мечты частично сбылись, - искоса взглянув на нее, заметил Генрих. - только вместо животных были люди. Тоже нравилось, когда вас слушаются, вам подчиняются?
- Попробовали бы они не подчиняться, - с некоторым недоумением взглянула на Генриха Екатерина. - больше всего в таких ситуациях мне нравилось подрубать ноги непослушным. У меня была такая спецдубинка - цельная стальная палка, залитая резиной. Очень хорошо прочищала мозги.
- Удовольствие получали? - нет, не особо было приятно общаться Генриху с этой женщиной.
- Систему придумала не я, - спокойно произнесла Екатерина. - существуют определенные правила, не хочешь им подчиняться - получай. Мое дело было следить за их выполнением.
- Но тем не менее вы ушли оттуда?
- Не хотелось всю жизнь оставаться в холодном и зачуханном Миассе. Наш контингент приходит и уходит, отбыв срок, а пять с половиной лет там отбахала, словно за разбой какой-нибудь. Вот и решила там не оставаться, а уехать в Москву. Тем более, у меня мама врач, так что способности есть.
- А отец?
- Папа военный, поэтому я с четырнадцати лет могу собрать и разобрать автомат Калашникова. А с шестнадцати могла делать это вслепую. Ну а здесь - в командировках хорошо платят, да и приключения здесь мне по душе.
'Да уж', подумал Генрих, вспоминая кадры на записи, как Екатерина расстреливает мирных жителей.
Паузу нарушил появившийся Виталий.
- Вы мне нужны... - замялся он, оглядев всех троих. - надо кое-что уточнить... - повел он к дому Евгения и Екатерину. - вам же, Генрих, советую отдохнуть: вы пойдете в головном отряде группы. Инструктаж проведет вечером Борис Николаевич.
Они втроем скрылись в доме, оставив Генриха одного.
Соловьев открыл свой ноутбук, дождался, пока компьютер загрузится, после чего вставил CD-диск, развернул его содержимое. И остолбенел...
На экране возник Ван-Дамм с расквашенной физиономией.
- Что это, Евгений? - Борис Николаевич, грозно нахмурившись, повернулся к адъютанту. - Где запись? Ты решил меня обмануть? Ты разве не понимаешь, что нам грозит?
Но было заметно, что адъютант и сам обескуражен. Неверов непонимающе глядел на небольшой ноутбук, словно считал сам компьютер причиной потери секретных материалов.
- Дайте мне посмотреть. Этого просто не может быть, - наконец произнес Неверов, поднимаясь с места. - Поставьте другой диск.