- И яйца, Гаспаро, куриные яйца! - восклицал Лодовико в который уж раз. - Он хочет замешать их в раствор!
- Дались тебе эти яйца!
Гаспаро поднял деревянную чашу.
- За Франческо Ракоци Сан-Джермано, самого странного сумасшедшего на земле!
- Ты и сам словно свихнулся! Гаспаро, очнись! С тех пор как он тебя обласкал, все его глупости стали тебе нравиться. И если завтра этот алхимик решит, что хорошо бы поставить дворец на крови, ты со всех ног помчишься на бойню.
Лодовико уставился на завитки ароматного пара.
- Что с тобой происходит, Гаспаро? Ведь скоро дойдет до того, что все начнут потешаться над нами.
Гаспаро Туччи вновь усмехнулся, он чувствовал, что изрядно осоловел.
- Пускай посмеются! Что за беда! На свете немало смешного. Вспомни Эрнано, как он мучился, строя загон для жирафа. И клетку, и зимнее помещение. Это ведь было совсем не легко. Зато сколько баек он нам потом рассказал. После того как все у него получилось! Смех бодрит, Лодовико, посмеяться не грех. Эрнано ходит теперь в королях, но мы его переплюнем. Когда другие придут отделывать помещения, нам тоже будет что им рассказать!
Он поднял чашу, залпом допил остатки вина и вздохнул, ставя на стол пустую посудину.
- Но ему-то зачем это все? Чего добивается наш алхимик? Денег у него, видно, прорва, однако…
Лодовико вдруг умолк и нахмурился, обдумывая что-то свое. Лицо его сделалось озабоченным, потом просветлело.
Он кивнул и протянул свою чашу Гаспаро.
- На вот, допей! Ты, я гляжу, умираешь от жажды!
Гаспаро наморщил нос и для приличия немного помедлил.
- Ну, раз ты настаиваешь… Да и ночь холодна! Пожалуй, я все-таки выпью.
Он взял чашу и сделал глоток. Вино было просто отменным! Что за беда, если он чуточку переберет? В такую студеную пору всякому позволительно немного согреться!
- Меня удивляет, почему не пошел дождь, ведь тучи нависли прямо над нами… - задумчиво проговорил Лодовико.
- Тучи были пустыми. Вся влага их вылилась на другие места, - ответил Гаспаро, вытирая рот рукавом.
- Откуда он мог знать об этом?
Этот вопрос, похоже, весьма занимал приятеля, и Гаспаро важно сказал:
- Он ведь алхимик! Они знают толк в подобных вещах!
Лодовико опять нахмурился и заерзал на месте.
- Куриные яйца, особая глина, особый грунт, особый песок, особенные пропорции смеси… Зачем?
Он встал, и скамья под Гаспаро опасно накренилась.
- Ну погоди у меня! - сказал каменщик, ухватившись за стол. - Лодовико, уйми ее, или я упаду! Сядь и выпей, как подобает настоящему христианину.
Лодовико не заставил себя ждать и вновь тяжело плюхнулся на скамью. Равновесие восстановилось.
- Отлично! Хозяин! Еще вина!
Он улыбнулся, изображая из себя подгулявшего простака, и самодовольно забарабанил пальцами по столу.
Чаши наполнились, Гаспаро, хлебнув вина, пришел в совершенно блаженное состояние. Лодовико склонился к нему с участливой миной:
- Тяжело человеку быть одному, а?
Гаспаро, вмиг пригорюнившись, согласно кивнул.
- Да, это так, мой милый! Даже домой идти неохота. Ты, должно быть, думаешь, - прибавил он, сделав большой глоток, - что давних вдовцов вроде меня уже ничто в этом мире не манит? Но это вовсе не так! Я еще силен и порой задумываюсь кое о чем… и чаще всего о Розарии. Ох, ну и женщина! Веселая, милая, бережливая, славная… просто сокровище, но мне она не под стать!
Он прикрыл глаза рукой, немного помедлил и снова взялся за чашу.
- Ты молод, ах, как ты молод, мой дорогой Лодовико! Ты не понимаешь, каково это - быть старым и одиноким!
- Не прибедняйся, Гаспаро Ты еще вовсе не стар!
Но Гаспаро только качал головой и грозил пальцем соседу.
- Мне сорок восемь, малыш, уже сорок восемь! Еще каких-нибудь десять лет, и я превращусь в старую развалину! Одинокую старую развалину! Никому не нужную. Никому…
Каменщика охватила печаль, он допил вино и, положив руки на стол, уставился в одну точку.
Лодовико, вплотную к нему придвинувшись, поменял чаши местами.
- Потеря близких - это большое горе, но безденежье еще горше. Особенно в старости, когда человек теряет все силы и не может заработать на жизнь, - вкрадчиво заговорил он.
И просчитался.
Гаспаро ухватил соседа за ворот, сильно встряхнул его и заявил:
- Моему отцу стукнуло шестьдесят восемь, а он был еще хоть куда! У Туччи крепкая кость! Мы работаем до последнего вздоха! Думай, что говоришь!
Он обмяк и потянулся к чаше. Лицо его погрустнело.
- Это был замечательный каменщик! Первый в округе! Он строил собор Санта-Мария дель Фьоре и там…
Но Лодовико не дал приятелю свернуть на натоптанную дорожку.
- Ты лучше подумал бы о себе! А заодно о богатстве нашего нынешнего патрона! Даже урвав от него малую толику, можно прекрасным образом обеспечить себя!
- На, получай! - В глазах Гаспаро вспыхнул враждебный блеск, и он отвесил напарнику оплеуху. - Ты что, предлагаешь мне обокрасть господина? Туччи каменщики, а не воры, и ты, Лодовико, тоже не вор! Ты каменщик, заруби это себе на носу и никогда больше не подступайся ко мне с такими речами!
- Но он так богат, - пробормотал Лодовико, потирая затылок, - и к тому же не флорентиец!
- Зато мы - флорентийцы! - с пафосом воскликнул Гаспаро, - Мы не должны грабить заказчиков! Запомни это, малыш! - Он похлопал приятеля по плечу. - Я, кажется, понимаю, в чем дело! Ты просто напился и мелешь всякую ерунду! Тебя развезло от последней чаши! Зря я позволил тебе ее заказать.
Каменщик встал. Он сильно шатался, пытаясь устоять на ногах.
- Я забуду все, о чем ты говорил, Лодовико! Это была пьяная болтовня.
Чертыхаясь про себя, Лодовико виновато ухмыльнулся.
- Ты прав, - согласился он, - я, кажется, перебрал!
Гаспаро с упорством пьяного продолжал:
- Главное - не думать об этом! Сейчас ты пойдешь домой, ляжешь спать и все забудешь! И я усну и тоже забуду все. Так что нам некому будет даже напомнить, произошло между нами что-нибудь или нет!
Он допил остатки вина и очень осторожно поставил чашу на стол.
- Спасибо тебе, Гаспаро, - сказал Лодовико, правда, несколько раздраженно, но каменщик этого не заметил.
- Что ж, - произнес он добродушно, - все было прекрасно! Мы славно поговорили! Мы мало общаемся, Лодовико. Слишком много работаем! Нам надо чаще встречаться. Вот так, по-дружески, накоротке…
Лодовико снял руку каменщика со своего плеча.
- Завтра наговоримся, Гаспаро. А сейчас нам пора!
Вечер не удался. Но со временем он обратит себе на пользу и это. Лодовико поднялся на ноги и заплетающимся языком спросил:
- Где тут дверь?…
Гаспаро несильно хлопнул его по плечу.
- Эх, Лодовико, хороший ты парень! Очень хороший! Дверь мы найдем! Только сначала заплати за вино! - Он пошел нетвердой походкой к выходу и потащил напарника за собой.
Тот с неимоверным усилием все же сумел высвободиться.
- Голова… У меня кружится голова…
Лодовико прислонился к стене и замер.
- Иди вперед, - сказал он каменщику. - Я тебя догоню.
Гаспаро расхохотался, небрежно взмахнул рукой и покинул трактир.
- Молодой мастер хочет чего-нибудь? - спросил, приближаясь, трактирщик.
- Нет, нет! - Лодовико отлип от стены, постоял какое-то время, что-то обдумывая, затем с кривой ухмылкой бросил монету на стол и вышел в холодную ночь.
* * *
Записка донны Эстасии Катарины ди Арриго Пармской, домоправительницы и кузины Алессандро ди Мариано Филипепи, адресованная Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Вручена адресату в доме алхимика Федерико Козза ночью 21 марта 1491 года.
Молю Господа, чтобы это послание нашло вас как можно скорее.
Сандро и Симоне вскоре уедут на четверо суток. Я останусь одна. Надеюсь, восхитительные свидания, так сблизившие нас на прошлой неделе, возобновятся и подарят нам множество счастливых минут.
Если мое предложение не оставит вас безразличным, пошлите мне весточку, я нахожусь у себя.
Ваш дивный подарок покоится на моем ложе, сгораю от нетерпения показать, насколько он там к месту.
Ваши поцелуи вселяют безумие!
Придите и исцелите меня!
Эстасия
ГЛАВА 2
В библиотеке стало темно, и Деметриче Воландри прервала чтение. Три книги, лежавшие перед ней на настольном пюпитре, смутно белели страницами в сумерках уходящего дня. Она прикрыла рукой глаза и призналась себе, что скорее ослепнет, чем допустит, чтобы кто-то мог ее упрекнуть в недобросовестном отношении к делу.
Без особого желания Деметриче потянулась к перу и проверила его кончик. Он, конечно, засох и нуждался в очистке, ибо чернила в склянке были немилосердно густы, сегодня она просто замучилась с ними.
Молодая женщина медленно поднялась и подошла к окну. В последних лучах солнца ее старенькое платье цвета красно-коричневой охры словно бы обрело новую жизнь и казалось очень нарядным. Белокурые волосы, заплетенные в уложенную на затылке косу, правильный овал лица и горделивый изгиб шеи делали ее весьма привлекательной, но если бы кто-нибудь ей об этом сказал, она бы искренне рассмеялась. Большие янтарные глаза Деметриче были задумчивы и постепенно темнели, по мере того как за окном тускнели закатные облака.
- О, стой так, не двигайся, - произнес кто-то у нее за спиной, но она все-таки повернулась.
Привычный звук голоса Сандро Филипепи заставил ее улыбнуться.
- Боттичелли, согласись, если бы ты мог остановить солнце, то непременно сделал бы это, чтобы, не торопясь, заняться изучением его цвета.
Он пожал плечами, но не стал ничего отрицать.
- Именно цвет хранит красоту! - Сандро помолчал. - Кстати, ты не знакома с алхимиком Ракоци? С тем, что строит большое палаццо? - Он снова умолк.
- Я встречала его раз или два.
Ум, обходительность, загадочное выражение глаз. Она вспомнила, что ей все это понравилось.
- Он тоже здесь?
- Да. Он знает секрет особого смешения красок. Естественно, Лоренцо на это клюнул и уже спрашивал меня, как я к нему отношусь.
Художник подвигал бровями.
- Хотел бы я сам знать - как? Этот Ракоци очень неоднозначен!
Деметриче не хотелось, чтобы Сандро заметил проснувшееся в ней любопытство, поэтому она улыбнулась и с нарочитым безразличием произнесла:
- Ты же знаешь алхимиков! Им следует быть таковыми! Иначе публика потеряла бы к ним интерес.
Сандро кивнул.
- Ты права. К тому же он чужеземец! Но все-таки его тяга к эффектам чересчур велика! Всегда в черном, никогда с нами не ест, возится со своими металлами, изучает какие-то почвы! А вообще, в нем что-то есть! И поддержать его, кажется, стоит!
Деметриче обошла вокруг стола и приобняла живописца, коснувшись губами его щеки.
- Как это великодушно! Но ведь и ты не упустишь свое. Ты хочешь опробовать новые краски?
- Конечно! - Он покосился на книги. - Работаешь с манускриптами?
- Да. Пико заперся дома, Аньоло - в Болонье, поэтому вся работа на мне. Боюсь, что сегодня я в ней не очень-то преуспела! Эти старые тексты порой так тяжело разбирать!
Лицо Сандро помрачнело.
- Ох уж этот Аньоло! Не понимаю, как у Лоренцо хватает терпения выносить его штучки?
Он поднял руку, отвергая все возражения.
- Терпимость по-своему хороша, если не безрассудна! Полициано нагло пользуется добрым к себе отношением, и ты это знаешь!
Деметриче вернулась к столу и занялась разбором бумаг.
- Я сама не понимаю этого, Сандро. Но Лоренцо хочется, чтобы все шло как идет, и мне приходится с этим мириться!
Сандро недоверчиво взглянул на нее.
- Мириться с Аньоло Полициано? Да полно, возможно ли это?
- Возможно! Он злой, язвительный, вздорный и очень взбалмошный! Но он талантлив и оказал патрону большую услугу! - Она помолчала и мягко добавила: - Ты ведь и сам знаешь, Сандро, у всякой вещи своя цена.
- Да, но иногда очень и очень завышенная! А иногда - заниженная. Не мне тебе говорить.
Он подошел к склонившейся над столом Деметриче и длинными пальцами живописца провел по ее плечу.
- Если бы в мире существовала какая-то справедливость, малышка, ты бы не прозябала в безвестности и нужде. Будь твой дядюшка гражданином Флоренции, Лоренцо давно бы устроил твою судьбу!
Деметриче поспешно смахнула непрошеную слезу, навернувшуюся на ресницы.
- Даже Лоренцо не в силах восстановить то, чего нет!
Она попыталась улыбнуться, но не смогла.
- Он и так более чем великодушен. Он приютил меня, кормит и одевает уже десять лет. Даже мои ближайшие родственники вряд ли бы сделали для меня больше. - Деметриче вздохнула и зябко поежилась. - Прости меня, Сандро! Тема моих отношений с семьей - неблагодарная тема.
Хорошо, что в комнате так темно, подумала вдруг она. Сандро, стоявший уже у окна, казался неясной тенью. Именно темнота и позволила им завести этот тягостный разговор. Теперь его надо бы прекратить - и как можно скорее. Сандро, конечно, хороший друг, заботливый, верный, но существуют вещи, с которыми человек должен справляться самостоятельно.
- Я вдвое старше тебя, дорогая! И я говорю тебе, что во Флоренции ты можешь рассчитывать лишь на Лоренцо! Наш город внешне спокоен, но он бурлит от страстей, и мрака в нем не меньше, чем света!
- Который исходит, конечно же, от тебя, мой друг? - сказала она, довольная тем, что сумела отделаться шуткой.
- Во мне хватает всего, - буркнул Сандро и заговорил о другом. - Я уезжаю дня на четыре. У нас с Симоне наклюнулось дельце на стороне.
- Что ж, желаю вам приятной поездки! - проговорила автоматически Деметриче. - Далеко ли вы едете?
- Только до Пизы. Тут не о чем говорить. Но я хотел бы просить тебя об одолжении.
- Ну разумеется!
Согласие вырвалось у нее раньше, чем она успела задуматься, что означают его слова. Впрочем, Сандро вряд ли имеет в виду что-то дурное. И все же…
- Конечно, если Лоренцо не вздумается завалить меня срочной работой.
- Работе это не помешает, уверяю тебя!
Он замолчал, ибо вошел слуга со свечой и принялся обходить помещение, зажигая все лампы.
Свет прогнал темноту и что-то нарушил в атмосфере особенной доверительности, установившейся между ними.
Салдро шумно вздохнул. Деметриче обратилась к слуге:
- Вы не могли бы развести в камине огонь? Тут сделалось слишком зябко.
- Слушаюсь, донна!
Слуга поклонился и отошел к камину.
- И в самом деле, прохладно, - признал Сандро.
Он потер руки и привычным движением одернул свой скромный свободный кафтан, мало чем отличавшийся от повседневных кафтанов других флорентийцев. Просто у тех, пожалуй, было чуть больше сборок под горлом. Особенно у зажиточных горожан.
- О каком одолжении ты говорил?
Первые языки пламени охватили поленья. Деметриче кивком отпустила слугу.
- Ах да! Я говорил о своей кузине. Ты ведь знакома с Эстасией? Я как-то вас представлял.
- Да, - настороженно ответила Деметриче.
Ей тут же представилось лицо томной красавицы. Грудной воркующий голос, призывно мерцающий взгляд. Все это с лихвой компенсировало строгость наряда вдовствующей кузины художника; впрочем, и сам наряд мало драпировал пышность ее форм.
- Она… не выносит одиночества, - с некоторым затруднением проговорил Сандро. - Не могла бы ты в наше отсутствие ее навещать?
- Зачем? - неосторожно вырвалось у Деметриче.
- Ну… для меня… - Сандро запнулся. - У нее совсем нет друзей, а с женщинами она сходится плохо. Вдовам и так-то живется не очень легко. Если бы у Эстасии появился любовник, все бы пошло по-другому. Она обрела бы душевное равновесие, и я перестал бы тревожиться за нее. Но в нашем доме возможностей для этого практически нет. Симоне ничего подобного не потерпит. Он ведь большой праведник, наш Симоне…
Огонь в камине наконец разгорелся, ровное пламя пожирало поленья, их потрескивание походило на чье-то немолчное бормотание. Деметриче нахмурилась.
- Я даже не знаю…
Сандро вновь приблизился к ней, в его угловатом лице читалось смущение.
- Пожалуйста, дорогая. Я бы не просил, если бы обстановка была мало-мальски нормальной. Но сейчас Эстасия сама не своя. Симоне ее постоянно изводит. Его проповеди и нотации…
Он примолк, не желая осуждать брата впрямую.