- Послушайте, мистер Айронз, я говорю серьезно… не виляйте. Если возьметесь, придется довести дело до конца. И еще, на ушко: получите пятьсот фунтов. Я вас не принуждаю… говорите либо "да", либо "нет"; не хотите - не надо. Правосудие, думаю, свершится и без вашей помощи. Но пока он на месте - вы понимаете, - нельзя быть уверенным ни в чем. Он был мертв и снова ожил… черт его побери. Пока он не обретет покой - на хирургическом столе… ха-ха!.. мы будем чувствовать себя не вполне уютно.
- Боже, смилуйся над нами! - пробормотал Айронз со стоном.
- Аминь, - передразнил его Дейнджерфилд. - Ну, довольно… если наберетесь смелости открыть правду и сделать, что полагается, получите деньги. Мы ведь деловые люди - вы и я. А если нет, я вас больше беспокоить не стану. Нравится мое предложение - жду вас утром в восемь у себя, нет - ну и не нужно, ради бога.
С этими словами мистер Дейнджерфилд еще раз повернулся на пятках и резво зашагал к Чейплизоду.
Глава LXXXVI
МИСТЕР ПОЛ ДЕЙНДЖЕРФИЛД ПОДНИМАЕТСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ДОМА У КЛАДБИЩА И ДЕЛАЕТ НЕКОТОРЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
Белая фигура проскользнула в сумерках по мосту. Внизу, во тьме египетской, мчала воды река. Воздух был тих, и тысячи ярких небесных глаз, мигая, смотрели с прозрачного глубокого неба вниз, на действующих лиц моего правдивого повествования. Человек в белом держался левой обочины, так что распахнутая в широкой гостеприимной улыбке дверь "Феникса", из которой струилось, придавая ночному воздуху малиновый оттенок, сияние свечей, осталась по ту сторону дороги.
Человек в белом завернул за угол и стремительно, прямиком - стремительно и прямо, как сама судьба, - двинулся к двери доктора Стерка.
Он негромко постучал, быстро вошел и закрыл за собой парадную дверь.
- Как хозяин?
- Все так же, с вашего позволения, сэр; он спит… как и раньше… все время спит, - ответила служанка.
- Доктор из Дублина приехал?
- Нет.
- А госпожа… она где?
- Наверху, сэр, с хозяином.
- Доложите обо мне… мистер Дейнджерфилд свидетельствует, мол, свое почтение… и скажите, что я жду разрешения подняться наверх.
Служанка вскоре вернулась с известием, что бедная миссис Стерк приглашает мистера Дейнджерфилда подняться.
И он взошел по лестнице, оставив в холле белый сюртук и треуголку, и оказался в комнате, где при свете единственной фигурной свечи сидела у изголовья своего славного Барни бледная маленькая миссис Стерк, одетая в грязный муаровый сак; глаза ее были красны от долгого плача.
Со свечи из бараньего сала пора было снять нагар, но, когда в дверях появился и склонился в поклоне мистер Дейнджерфилд, свет ее заплясал, преломляясь на отполированных пряжках его башмаков, отражаясь от граненых стальных пуговиц и горя в серебряных очках, где приобретал фосфорный блеск; на мистере Дейнджерфилде был красновато-коричневый кафтан из разрезного бархата с розовой подкладкой, длинный атласный камзол с вышивкой, изящные кружевные манжеты и галстук, стройную ногу облегал глянцевый шелк; в своих сверкающих драгоценностях, пурпурных одеждах, тонком белье он напоминал богача, явившегося с визитом вежливости на чердак к Лазарю.
Когда бедная маленькая миссис Стерк узрела это великолепие, она почувствовала себя обязанной вдвойне; ее изумляла доброта этого белоголового ангела в разрезном бархате, кружевах и бриллиантах, который спустился из горних пределов в унылую и скромную комнату ее хворающего мужа.
- Доктор Диллон еще не прибыл, мадам? Что ж, уже как раз время; скоро он появится. Как дела у пациента? Ха! Как обычно. Однако? Нет, он немного изменился, не правда ли?
- Как изменился, сэр? - спросила миссис Стерк, глядя испуганно.
- Разве вы не видите? Но не пугайтесь. Вот-вот придет врач, которому я во всем доверяю.
- Я не вижу, сэр. Что это, мистер Дейнджерфилд? Прошу, что это, сэр?
- Э… ничего особенного, просто в прошлый раз у него был не такой вялый вид, и лицо побледнело и осунулось - так мне кажется. А вам?
- О нет, сэр… это плохое освещение… и ничего больше, поверьте, сэр. Сегодня днем, заверяю вас, мистер Дейнджерфилд, в три часа, когда светило солнце, мы все отметили, что он хорошо выглядит. "Никогда не видел, чтобы больной так быстро поправлялся", - сказали бы вы днем.
Она сняла нагар и поднесла свечу к суровому лицу Барни.
- Что ж, мадам, надеюсь, скоро мы так и скажем. Благословенная это будет картина… - да, мадам?.. - когда он сядет здесь в кровати - а я верю, что это произойдет сегодня же, - и заговорит… Да, мадам?
- О, мой драгоценный Барни! - И бедная маленькая женщина залилась слезами, а потом пошли восторги, слова надежды и благодарности, разные истории и молитвы.
Тем временем Дейнджерфилд, держа в ладони часы, пощупал пульс больного.
- А ведь он стал лучше, сэр… его пульс, сэр… этим утром он был много сильнее, чем вчера вечером… это было ровно в десять… вы не замечаете, сэр?
- Хм… что ж, надеюсь, мэм, вскоре мы заметим, что ему вообще стало лучше. А теперь, вы все приготовили, что нужно?.. У вас есть, конечно, хорошо проветренная простыня?
- Простыня?.. Я и не знала, что она понадобится.
- Ну нет, так не годится, моя дорогая мадам… Приезжает доктор, а у вас ничего не готово; и вы хорошо сделаете, если пошлете в офицерскую столовую за льдом. Сейчас пять минут десятого. Если вы обо всем этом позаботитесь, мадам, я посижу здесь и присмотрю за больным… И вот что, мадам: необходимо принять меры, чтобы о приезде доктора Диллона не прослышал Тул.
Когда я в первый раз знакомился с письмами, содержание которых легло в основу этих страниц, меня поразил своим неправдоподобием тот факт, что доктор Стерк так долго прожил в состоянии комы. При удобном случае я спросил об этом своего знакомого, весьма выдающегося хирурга, и он успокоил мои сомнения, описав в деталях один очень любопытный случай, о котором рассказывает в своих лекциях сэр Э. Купер (т. I, с. 172). Речь шла о моряке, которого насильно завербовали на один из кораблей Его Величества в начале Американской революции; упав с нок-реи, он был подобран в бессознательном состоянии и прожил так еще тринадцать месяцев и несколько дней!
Поговорив еще немного, миссис Стерк позвала одну из служанок, велела девочке присмотреть за порядком в детской и с озабоченным лицом бесшумно понеслась вниз, в кухню, а мистер Дейнджерфилд остался в спальне наедине со скованным чарами Стерком.
Секунд через десять мистер Дейнджерфилд резко вскочил и прислушался, потом тихонько подошел к порогу, вновь прислушался и осторожно закрыл дверь.
Затем мистер Дейнджерфилд переместился к окну. В ставне была круглая дыра, через нее он выглянул на улицу и, удовлетворенный, отошел.
В его руках был теперь белый носовой платок. Дейнджерфилд ловко сложил его несколько раз, пока не получился маленький прямоугольник; очки холодно сверкнули в сторону недвижного истукана и в сторону двери; наступила пауза.
- Что это? - быстро шепнул Дейнджерфилд и секунду или две слушал.
Это был всего лишь детский плач в соседней комнате. Плач смолк.
Сделав бесшумно еще один длинный шаг, мистер Дейнджерфилд оказался возле старого козлоногого стола из красного дерева; там стояла фарфоровая раковина с мылом и мочалкой, а кроме того, таз с кувшином воды. Дейнджерфилд снова на несколько мгновений навострил уши, опустил сложенный платок в воду, спокойно его выжал и, белоголовый и посверкивающий очками, остановился у ложа Стерка.
По этому дому все старались передвигаться совершенно беззвучно; не прошло и минуты, как дверь мягко приоткрылась, в щели показались румяные щечки и блестящие глазки прекрасной Магнолии Макнамары и раздался шепот:
- Вы здесь, миссис Стерк, дорогая?
У дальнего конца кровати выпрямился, дыша как-то тяжело, белоснежный и сверкающий очками Дейнджерфилд и взглянул в глаза мисс Магнолии. Он походил на белую хищную птицу, которую спугнули над падалью.
Магнолия слегка вскрикнула от неожиданности, бледная как мел; она не узнала этого мрачного привидения, мерцавшего над распростертым доктором.
Но Дейнджерфилд издал свой обычный глухой смешок и быстро произнес:
- Чудная из меня получилась старая сиделка, мисс Макнамара. Но что я могу сделать? Миссис Стерк поручила мне присмотреть за больным, а мне, ей-богу, кажется, что он очень неважно выглядит.
Он заметил, как мисс Мэг перевела испуганный и изумленный взгляд на немого истукана, лежавшего в постели.
Действительно, лицо Стерка приобрело свинцовый оттенок; несмотря на плохое освещение, можно было сказать определенно, что вид у него был гораздо хуже, чем обычно (судя по наблюдениям любопытной мисс Мэг).
- Он сегодня вечером очень плох: выглядит вялым, пульс слабеет. Собственно говоря, моя дорогая юная леди, он так сдал, что я даже не решился сказать об этом бедной миссис Стерк - вы понимаете?
- И лицо у него так блестит и словно бы влажное, - поделилась мисс Мэг своими наблюдениями.
- Именно так, мисс, это говорит о слабости, - заметил Дейнджерфилд.
- И вы вытирали ему лицо своим платком, когда я заглянула, - продолжала мисс Мэг.
- Да?.. Ха-ха… удивительно, как быстро осваиваешь новое дело. Честное слово, я начинаю думать, что из меня выйдет очень неплохая сиделка.
"Однако какой черт его сюда занес?" - спросила себя мисс Мэг. Как только испуг, вызванный неожиданностью, прошел, она нашла ситуацию странной и смерила мистера Дейнджерфилда недобрым испытующим взглядом.
В ту же минуту наверх поднялась смиренная маленькая миссис Стерк, и джентльмен встретил ее словами:
- Мадам, пока вы были внизу, я не отходил от его постели, и мне кажется, он выглядит чуточку лучше… совсем чуть-чуть - как вы считаете?
- Я молю Бога, сэр, и верю, что когда доктор… - начала миссис Стерк и осеклась, потому что мистер Дейнджерфилд тут же нахмурился и указал на мисс Мэг, которая, по своей привычке, оглядывала сейчас комнату в поисках чего-нибудь любопытного.
- Доктор Пелл сегодня приезжает? - живо спросила мисс Мэг.
- Нет, нет, мадам, - ответил Дейнджерфилд. - Вы ведь не ждете доктора Пелла, миссис Стерк?
- Доктора Пелла?.. А… нет, сэр. Нет, дорогая. - И после паузы она простонала, прижав руки к груди и в отчаянии глядя на Стерка: - Ох-хо. Скорей бы это кончилось.
- Что кончилось? - спросила мисс Мэг.
В тот же миг послышался двойной удар в переднюю дверь. Мистер Дейнджерфилд сурово кивнул миссис Стерк, она вначале встала, широко раскрыв глаза и рот, а потом опять опустилась на стул, словно теряя сознание.
Но наверх явилась служанка и доложила мисс Мэг, что ее матушка с лейтенантом О'Флаэрти ожидает ее на крыльце. Как ни мучило прекрасную Магнолию неутоленное любопытство, она направилась к двери, предварительно присев перед мистером Дейнджерфилдом и поцеловав миссис Стерк; последняя ожила при вести, что вместо Черного Доктора Диллона, несущего футляр с орудиями убийства, явилась всего лишь толстая милая соседка из дома напротив.
Джентльмен в серебряных очках проводил даму в коридор и предложил ей руку, но она отклонила его помощь, оперлась одной рукой о перила, а другой о стенку и запрыгала вниз, одолевая за раз почти целый пролет. Потом от двери холла донесся веселый гул голосов, дверь быстро захлопнулась, и прекрасное видение скрылось.
Вслед ему фосфорически сверкнули из-под бледного лба Дейнджерфилда серебряные очки. Это был недобрый взгляд, и губы Дейнджерфилда сжались очень жестко. Еще мгновение, и он снова был в комнате и смотрел на свои часы.
- Половина десятого, - сказал он спокойным голосом, но на лице его выразилась ярость, - а этот… этот… доктор обещал прийти в девять.
Дейнджерфилд остался ждать; время от времени он обращался к миссис Стерк и служанке, которые занимались подготовкой; говорил он короткими предложениями, выпаливая чуть ли не дюжину слов одновременно. В начале визита он держался церемонно, а теперь принялся отдавать команды таким отрывистым и суровым тоном, что обе женщины пугались.
Пробило десять. Дейнджерфилд спустился вниз и выглянул из окна гостиной. Он все больше терял терпение. Он вышел на улицу. Ему не хотелось приближаться к Королевскому Дому (который располагался у Дублинской дороги), чтобы не столкнуться со своими недавними веселыми сотрапезниками. Добрых десять минут он, накинув один из форменных плащей доктора Стерка, стоял под главным деревенским деревом и обстреливал улицу огнем обоих стекол своих очков - со злым упрямством, бессмысленно и бесполезно. На дороге не сверкали факелы, не слышалось грохота колес, хотя ночь стояла ясная и морозная и звуки разносились далеко.
Если бы кто-нибудь из честных горожан случайно наткнулся под старым темным вязом на эту закутанную, вытаращившую глаза фигуру, он принял бы ее за привидение или за что-нибудь похуже. Мистер Дейнджерфилд выглядел в ту минуту не слишком располагающе.
Мистер Дейнджерфилд был человек сдержанный и никогда не поднимал шума, но ледяное проклятие, вздохом слетевшее с его запавших уст, когда он смотрел в сторону Дублина, было покрепче, чем все громогласные богохульства Доннибрука; когда он вернулся в дом, на его белом лице лежала тень.
- Он не приедет сегодня, мадам, - сказал Дейнджерфилд холодно и кратко.
- О, слава Богу!.. То есть… я так боюсь… я говорю об операции.
Дейнджерфилд молчал, заложив руки в карманы. На его лице, странным образом одновременно и белом и потемневшем, застыла ухмылка. Это был конец. Итак, план его не удался, и доктор Стерк никогда не заговорит?
В половине одиннадцатого надежда покинула мистера Дейнджерфилда. Да, если бы ждали доктора Пелла, все было бы иначе. Но Черный Диллон частных пациентов не имел и пользовался известностью только в больницах. Задержать его не могло ничто, кроме его пороков, а побуждали к поездке в Чейплизод пятьсот фунтов. Он не приехал. Значит, либо ему разбили голову в потасовке, либо он валяется пьяный под столом. И мистер Дейнджерфилд простился с любезной миссис Стерк, распорядившись, если доктор все же приедет, тотчас послать за ним, Дейнджерфилдом, а до его прихода не разрешать доктору что-либо делать.
И мистер Дейнджерфилд молча надел в холле сюртук, захлопнул за собой дверь и некоторое время угрюмым часовым стоял под деревом, обратившись к Дублину. Отец Время не притупил восприятия белоголового джентльмена: не тронул онемелыми пальцами его ушей, не пустил в глаза дыма своей трубки. Зрение Дейнджерфилда было острым, слух чутким, и тем не менее ни огонька, ни звука он не уловил; через несколько минут он повернулся и, как белый призрак, заскользил прочь, к Медному Замку.
Менее пяти минут спустя окна доктора Стерка задребезжали от грохота кареты, раздался бодрый трезвон колокольчика у парадной двери, и доктор Диллон, щеголявший сомнительной чистоты великолепием, в большом запачканном парике, сжимая в костлявой руке трость с золотым набалдашником, ступил на порог. Служанка, которая открыла доктору дверь, испугалась при виде его багрового лица, воздух наполнился запахом пунша с виски. Доктор, сжимая под мышкой футляр с инструментами, пронзил служанку взглядом своих выпуклых черных глаз, спросил миссис Стерк и без церемоний ввалился в малую гостиную. Там он бросился на диван, взгромоздил на него свои худые ноги и запустил уродливую руку под парик, чтобы почесать голову.
Глава LXXXVII
ДВОЕ ПРИЯТЕЛЕЙ БЕСЕДУЮТ ТЕТ-А-ТЕТ В СВОЕЙ СТАРОЙ КВАРТИРЕ, А У ДОКТОРА СТЕРКА СРЕЗАЮТ КОСИЧКУ И НАЧИНАЕТСЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ
Послушайте, как жужжит деревня или гудит город, - какое удивительное разнообразие голосов и чувств уловите вы в этом шуме. Поразительно: достаточно свести вместе совсем немного семей, чтобы получился dubia cena, с полным набором сладких и горьких блюд.
Рев многих вод - завывания многоголосого человеческого хора (удивляюсь его монотонности при бесконечном разнообразии составляющих звуков) - разносится во мраке. И никто, кроме рассказчика, не способен разобраться в этом гигантском оркестре и, едва взглянув, определить, что делает в данную минуту какая-нибудь дудочка или скрипичный смычок. Это напыщенное бренчание - голос обладателя обтянутого белым марсельским жилетом толстого брюха, pietate gravis; жалобный вой испускает Лазарь у ограды низкого дворика; бас - это старый богач рычит на своего дворецкого; пикколо - усердный школьник посвистывает над латинской грамматикой; душераздирающая мелодия исходит от бедной миссис Фондл (она прощается со своим умершим мальчиком); безобразный баритон, доносящийся из пивной, - то, что бродяга Уилли называет колобродной песнью, - заткни уши и проходи мимо; а это чистое сопрано в детской не смолкая бормочет какие-то безобидные глупости наполовину распеленутому младенцу, чтобы он перестал кричать.
И таким образом, в тот вечер, как обычно, от нашей деревни к звездам возносился мерный шум голосов - дикий хаос звуков; его нам нужно будет подвергнуть анализу и извлечь те отдельные мелодии, которые представляют для нас интерес.
Капитан Деврё сидел у себя. Он был уже сравнительно спокоен, хотя душой его владело безумное и нечестивое отчаяние. Внешне он соблюдал невозмутимость - чтобы спрятать от толпы свои шрамы и язвы; он принадлежал к числу тех гордецов, что живут среди людей, окружив себя пустыней.
Маленький Паддок был тем человеком, от которого Деврё скрывал меньше, чем от всех прочих. Паддок был бесконечно добр, умел дружить и хранить тайны, а кроме того, безгранично восхищался Деврё, и поэтому его ждал теплый прием даже в ту минуту, когда любой другой посетитель был бы встречен весьма недружелюбно. Паддок огорчился, заметив бледность, ввалившиеся глаза приятеля и тень суровости и печали на его лице - ко всему этому Паддок не привык и был ошеломлен.
- Я думал, Паддок, - сказал Деврё, - и мысль моя стала удивительно походить на отчаяние… вот и все. Подумай сам… что мне остается?.. Все мои козыри биты, скоро я проиграю и самого себя. Насколько же отлична, сэр, моя судьба от других. Есть люди хуже меня… несравненно, во всех отношениях хуже… и, черт их побери, они процветают, а я иду на дно. Это несправедливо! - И он крепко выругался. - Есть от чего стать богохульником. Жизнь мне не нужна… она мне обрыдла. Запишусь добровольцем. Первая моя мысль утром и последняя перед сном: "Ах, как хорошо было бы получить пулю в голову или в сердце". К черту весь мир, к черту чувства, к черту память. Я не такой человек, чтобы вечно держать себя в узде. Я не из тех, кто станет терпеть. Все из-за проклятых глупцов, которые избаловали меня в детстве, а потом бросили… Их я виню в своем крушении.
И Деврё послал им (разумея свою тетку) проклятие, от которого содрогнулась благополучная душа честного маленького Паддока.
- Не нужно так говорить, Деврё, - произнес он, неприятно пораженный не столько даже словами, сколько видом друга. - С чего это ты захандрил?
- Просто так! - невесело улыбнулся Деврё.
- Дорогой мой Деврё, послушай, перестань нести ерунду. Ты говоришь как… как пропащий человек!
- Между тем как у меня все в порядке!