При упоминании о дочери Веренский не ко времени опять расстроился, начал всхлипывать и размазывать слезы по щекам.
- Она приходит за книгой, - тихо пояснил Василий Максиму, - а он ее не дает. Она требует отдать книгу и бьет его, а он терпит, лишь бы она не ушла безвозвратно.
- Почему она это делает? - в тон ему спросил Максим.
- Кто-то ее заставляет. Боюсь, в один ужасный день этот "кто-то" сам явится сюда, и тогда нам всем несдобровать. Я даже думать боюсь, что может случиться.
Василий поколебался, неровный румянец выступил на его веснушчатых щеках:
- Признаюсь вам, Максим, мы с Лизой любили друг друга и собирались пожениться. Я уже готовился просить ее руки у Леонида Ефимыча, как вдруг случилось это несчастье…
Ему пришлось замолчать, так как Веренский доковылял до старинного бюро, извлек из выдвижного ящичка несколько листов бумаги и начал читать:
"Путем размышлений, длительных исследований, наблюдений и экспериментов, а главное - глубокого всестороннего познания пришел я к выводу, что благополучие материального и духовного мира зиждется на Великой Гармонии, дарованной Творцом, и одним из главных составляющих гармонии всего сущего является звук. Ибо звук присутствует во всем, в любой подвижной и неподвижной субстанции, потому что любой даже самый твердый и неживой предмет несет в себе вибрацию мельчайших частиц, его составляющих. И всякая вибрация есть голос, он передается от одного предмета другому, с которым соприкасается, и тот передает собственную и приобретенную от другого предмета вибрацию уже в новом объединенном качестве следующему предмету, и так они все вместе вибрируют - каждый по-своему и в то же время в идеальном соответствии с предметами, их окружающими. И даже воздух, земля и вода передают звуки и участвуют в общем согласном хоре всего, что есть на земле. Любой голос или звук, даже давно утихнув, оставит свою вибрацию и воздействует на предмет, коего он коснулся, на долгие времена. И ежели по какой-либо причине нарушится совместное звучание, ворвется в него гибельная дисгармония и начнет ломать стройное равновесие, устоявшееся веками, то многое разрушится, и откроются пространства враждебные миру, и будут приходить оттуда силы темные, неразумные, мятежные, дабы умножить долю зла необоснованно и себе в угоду.
Дисгармония может случиться в одном отдельно взятом предмете или живом существе, когда чья-то чужеродная вибрация влияет на него разрушительно, тогда предмет может сломаться, гора рассыпаться, а живое существо начнет болеть и угасать. И часто человек не знает, что надо всего лишь избавиться от вещи в доме, платья, украшения или общества другого человека".
Веренский замолчал, чтобы перевести дух. В доме было необыкновенно тихо, не слышалось ни единого шороха. Максим подумал, что должно быть уже очень поздно, достал по привычке из кармана мобильник и убедился, что телефон отключен. То-то ни одного звонка! Ярик наверняка сейчас рвет и мечет.
Он нажал на кнопку, но телефон, к его удивлению, не включился, хотя всю ночь оставался на зарядке.
- Не мучайся зря, не включится, - посоветовал Сила Михалыч. - Будет нам мешать, сам понимаешь.
- Вы испортили мой телефон?! Да вы знаете, сколько я за него заплатил? - заершился Максим.
- Вот уж не думал, что выдающийся музыкант кичится дорогими игрушками, - поддел толстяк.
- Это называется "понты", Сила Михалыч, - услужливо подсказал Василий.
- По… понты? Ну и словечко! Я уже заметил, что появилась масса непонятных слов. Хоть заново учи язык. То, что написал прапрадед Леонида Ефимыча, я гораздо лучше понимаю, даже в оригинале.
- Ничего он нового не написал! - заносчиво возразил Максим. - Хотя, возможно, для того времени… Послушайте, на дворе ночь, мобильник не работает, а мне надо в отель. Есть в этом доме телефон, или все уже окончательно провалилось в черную дыру под названием "пианино"?
- Провалится, если ты, наконец, не осознаешь, насколько все серьезно. Ты никуда не поедешь, Максим, - жестко заявил Сила Михалыч. - И будь добр, оставь свои… понты. Я очень тебя прошу. Будешь жить здесь неделю, месяц, год - сколько потребуется, понятно тебе? Сейчас у нас еще есть возможность спасти Лизу. Однако, задача наша даже не в спасении одной человеческой жизни, а в том, чтобы предотвратить дальнейшее ужасное разложение. Дыра начинает расти, последствия будут катастрофические.
- Нет, это черт знает что такое! - окончательно вскипел молодой человек. - Натуральное насилие! Объясните, наконец, я-то вам зачем? Что, собственно, я могу сделать?
- Закрыть дыру, - тоном наставника пояснил Сила Михалыч. - Ты должен из этих страшных, терзающих слух звуков создать идеальную гармонию, музыкальную пьесу божественного звучания, и тогда врата закроются.
Максим откинулся на спинку дивана и расхохотался:
- Ну и шутник же вы, Сила Михалыч. Из этих воплей, верещания, рычания - божественную гармонию?.. Из визга, сатанинского хохота, стонов умирающих… Я похож на мазохиста?.. Так, все, я ухожу, с меня хватит. Вася, пошли, ружье у тебя есть, заповедник ты знаешь, доберемся как-нибудь.
Он встал и твердой поступью направился к выходу. Сила Михалыч молча, без движения смотрел ему вслед. Василий топтался на месте и с нерешительностью переводил глаза с одного собеседника на другого.
- Иди, Вася, как бы Максим Евгеньевич не заблудился, - кивнул толстяк. - Ему через неделю в Карнеги-холле играть, билеты распроданы, полнейший аншлаг. Дамы и господа его отсутствия не переживут.
Максим обернулся от самой двери:
- Да, представьте себе! И авиабилеты в Нью-Йорк заказаны. Вы предлагаете мне все бросить?
- Кто же откажется от выступления в Карнеги - холле? - согласился собеседник. - Надо быть законченным безумцем.
- Тонкое замечание! Сделайте одолжение, оставьте ваш ехидный тон!
- Помилуйте, Максим Евгеньевич, не в моих правилах оказывать давление, - пожал плечами толстяк.
- Неужели?! Да вы прямо потребовали, чтобы я пренебрег своей карьерой ради какой-то дикой, сумасшедшей затеи! При этом даже не гарантируете мне жизнь!.. Создать гармонию… Кому такое под силу, вы хоть отдаете себе отчет?..
Оппонент внимательно разглядывал паркет. Максим злобно ругнулся и вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Он быстро прошел по коридору, спустился с лестницы, ступил на дорожку темного сада, в тягучий ночной аромат и сонный шепот громадных деревьев. В свете луны тускло проявлялись аллеи, не горел ни один фонарь, но Максим не чувствовал страха, нет, но было нечто другое, что мешало ему делать каждый следующий шаг. Он слышал звуки пианино. Они продолжали терзать его изнутри. Они жгли, рвали его душу на части. И снова какое-то неосознанное чувство протеста росло в нем, но теперь Максим не мог разобраться, против кого или чего оно было направлено.
В оставленной им комнате стояла тишина. Веренский вдавился в кресло и почти сросся с ним. Сила Михалыч стоял у камина, облокотившись о стойку. Вид у него был отстраненный, словно его не касалось происходящее. Василий смотрел на него вопросительно, а снаружи были слышны быстрые удаляющиеся шаги.
Так и не получив от толстяка инструкций, Василий тяжело вздохнул и понуро потащился к двери, чтобы проводить гостя, не пускать одного в неведомый путь, но не успел выйти, как тот буквально вбежал обратно и остановился перед Силой Михалычем. Максим часто дышал, на его обычно бледных щеках выступил неровными пятнами румянец.
- Вам легко рассуждать, - заговорил он с горячностью, нервно жестикулируя. - Кто я такой? Музыкант, пианист, но не волшебник!
Сила Михалыч молчал.
- Ну как, как вы это себе представляете? Я вас спрашиваю!.. Проклятье! - Максим вернулся к дивану, сел и надолго глубоко задумался. Мучительные сомнения отражались у него на лице. - Невозможно, это форменное безумие, - пробормотал он спустя четверть часа и снова погрузился в тягостное раздумье.
Сила Михалыч ему не мешал, медленно и неслышно ходил из стороны в сторону, заложив руки за спину.
- Я так полагаю, что если я откажусь, вы принудите меня каким-нибудь способом, - прервал затянувшуюся паузу Максим.
- Вот тут ты ошибся. Нельзя создать великое по принуждению. Вдохновение, истинное творческое озарение приходит свыше, когда его готовы принять все струны души.
Разве не чувствовал ты в минуты гениального прозрения нечто похожее на столб света внутри себя, как будто невидимый поток энергии связывает тебя с чем-то высшим, непостижимым и необъятным?
- Это правда, я испытывал такое не раз, - хмуро подтвердил Максим.
- Если ты не ощутишь эту связь, не настроишь себя на светлое, прекрасное, доброе, не откроешь сердце Великой Гармонии, ты не сможешь закрыть портал. Ты понимаешь меня, Максим?
- Понять не сложно, - буркнул тот. - Если бы еще можно было осуществить.
- Ты можешь это сделать! Главное - твой талант, воля, вера, способность соединения с высшим. Тебе придется туго, порой невыносимо. Я не имею права скрывать от тебя истинное положение вещей: работа предстоит опасная, неимоверно тяжелая, тебе придется трудиться на износ. Хочу, чтобы ты знал заранее, на что идешь. Я постоянно буду рядом, потому что настанет миг, когда тебе захочется умереть. Ты должен подготовиться психологически к тяжелейшим испытаниям, так мне будет легче тебя вытаскивать, потому что в одиночку ты в любом случае не справишься.
Максим посмотрел на него исподлобья:
- Вы ведь с самого начала знали, что я соглашусь, не так ли?
- Да, я изучил тебя давно, когда ты еще не был со мной знаком.
Максим продолжал пристально разглядывать собеседника, выражение его глаз постепенно менялось, в них заиграли веселые искорки, угрюмая недоверчивость, раздражение растаяли, уступив место любопытству.
- Послушай, Михалыч, - сказал он уже с улыбкой, - все хочу спросить - что у тебя за странный прикид?
- А что? - искренне удивился тот и подошел к зеркалу. - Чем плохо? Вроде, приличный костюм. И внешность неброская. Вид солидный, что и требовалось.
- Так ведь жарища, и лес кругом, надел бы футболку, треники что ли… А кольца, камни зачем? Ты что в гости на Рублевку собрался? Да и там засмеют, учти на будущее.
- Откуда ж мне знать? - вздохнул Сила Михалыч. - Я здесь давно не бывал. Слышал, что встречают по одежке, вот и обрядился. Самому тошно.
- Ладно, пошли, покажешь, где я буду спать. Только чур - телефон мне оживи, я сам его буду отключать, когда потребуется. По рукам?
- По рукам, - согласился Михалыч.
Глава 5
Ночь прошла спокойно. Впрочем, Максим так вымотался, что спал как убитый. Бродят ли ночью по дому привидения, он не узнал, но почему-то присутствие Силы Михалыча вселяло в него спокойствие. Что-то крепкое, основательное исходило от этого крепыша с детской улыбкой. Была в нем удивительная харизма, несмотря на потешную внешность, и уж совершенно бесспорно, что при необходимости он мог проявить настоящий деспотизм, и тогда совсем не казался смешным.
Убедиться в этом Максиму пришлось очень скоро.
Не успел он проснуться, ознакомиться с ванной комнатой - роскошной, надо признать, - как со двора послышался шум подъезжающих машин, захлопали дверцы, затем раздались громкие мужские голоса; среди них выделялся баритон Ярика. Группа воинственно настроенных мужчин собралась перед парадным входом. Не дожидаясь штурма, Максим сбежал по лестнице и вышел наружу.
Ярик, помимо обретших разум телохранителей, привез с собой двух милиционеров.
При виде Максима он радостно вскрикнул и кинулся к нему с распростертыми объятиями:
- Слава богу! Ты как, в порядке? Они ничего тебе не сделали? Напугал же ты меня, брат…
- Вы - Максим Смирнов? - казенным тоном обратился к пианисту сержант милиции.
- Он самый, - подтвердил Максим.
- К нам поступило заявление от Фомичева Ярослава Кузьмича, что вас похитили. Вы подтверждаете факт вашего похищения?
- Ни в коем случае, - улыбнулся Максим. - Никто меня не похищал. В этом доме я нахожусь добровольно.
- Добровольно?! - загудел Ярик. - А то, что охранников оболванили, как называется? Где этот Кашперовский? Я ему ноги пообломаю.
Сила Михалыч, как нарочно, появился в дверях. Максим посмотрел на него и чуть не прыснул. Михалыч, видимо, прислушался к совету и облачился в тренировочные штаны и футболку необъятных размеров - где только ее раздобыл, - будто мешок надел, оттого стал выглядеть еще толще и забавнее. От украшений освободился, только часы на руке оставил.
- Вот он! - злорадно гаркнул Ярик. - Это он напустил порчу на ребят. Вы только взгляните, настоящий скоморох! Дешевый фокусник с ярмарки.
Служители закона проследили направление, указанное обвинителем, но определенно никого не увидели, судя по их недоуменной реакции.
- Ты кого-нибудь видишь? - спросил один другого.
Напарник покачал головой с многозначительной ухмылкой.
- Пить надо меньше, гражданин Фомичев, - посоветовал сержант.
Милиционеры сели в служебную машину и укатили.
Ярослав остался с разведенными руками, в тяжкой растерянности.
- Паша, что происходит? Либо менты прикидываются, либо мозги у них набекрень. Хоть вы задайте перцу негодяю.
- Не понимаю, кого вы имеете в виду, Ярослав Кузьмич. - Павел и охранники озадаченно переглянулись.
- Опять крыша поехала? - рассвирепел Ярик и повернулся к Михалычу. Тот весело ему подмигнул. - Ну все, паршивец, ты меня достал. Закопаю собственными руками! - пообещал Ярослав и ринулся всей своей внушительной массой на низенького "паршивца". Но всего в каких-нибудь двух шагах от обидчика вдруг поскользнулся, мелькнул ногами в воздухе и приземлился могучим задом на мраморный пол портика.
- Здесь надобно ходить с осторожностью, - назидательно произнес над ним Сила Михалыч. - Нашел на Леонида Ефимыча упрямый стих - выкладывать крыльцо мрамором. Я его не раз предупреждал: поотбивают себе копчики дорогие гости.
- Максим, - простонал Ярик. - Едем отсюда. Помоги мне дойти до машины.
Максим присел рядом на корточки:
- Я не поеду. Мне придется задержаться на неопределенное время. Так надо. Отмени все концерты. Как только будут новости, я тебе сообщу.
- Хочешь меня доконать, да? У меня, к твоему сведению, может, и вправду копчик сломан, мне медицинская помощь нужна, а ты жестоко издеваешься над другом.
- Вставайте, Ярослав Кузьмич, на сей раз пронесло, обошлось без переломов, - успокоил Сила Михалыч. - Лучше проявите благоразумие и уезжайте.
- А вот не стронусь с места! Не уеду без Смирнова, хоть режьте! - заявил Ярик и вытянулся во весь рост на полу, руки сложил на груди и застыл, придав лицу выражение полной непричастности к происходящему.
- Ну так оставайтесь, я не возражаю, - миролюбиво согласился Сила Михалыч. - Хлопот с вами будет много, с другой стороны поддержка ваша может оказаться весьма полезной. На самом деле, Ярослав Кузьмич, я отношусь к вам положительно - за то, единственно, что вы искренне привязаны к Максиму Евгеньевичу, хоть и не в силах не приворовывать. Однако я согласен простить вам эту скверную слабость, учитывая другие достойные свойства вашей натуры. Охранников отправьте в Москву, их услуги вам здесь не понадобятся.
Ярослав завел глаза кверху и недоверчиво следил за перемещениями Силы Михалыча - тот ходил у него над головой.
- Решайся, Ярик, пока Михалыч не передумал, - подбодрил Максим. - Закончу здесь свои дела, потом уедем вместе. А раньше даже не проси, бесполезно.
- Ладно, что с тобой поделаешь, - заворочался на полу Ярик. - Только учти: по твоей милости мы разоримся. Что за блажь на тебя нашла? Придется звонить, отменять концерты. Представляю, сколько дерьма мне придется проглотить.
- Скажи, что я заболел, имею право?
Телохранители, так и не разглядев, с кем разговаривал шеф, поехали по его приказу за вещами в отель, а после того, как чемоданы были доставлены владельцам, отбыли в Москву. Последнее распоряжение вызвало недовольство Павла, но спорить с Яриком не приходилось.
Василий подогнал уазик, бывший в хозяйстве лесничества, с тем, чтобы ездить за покупками в ближайший гастроном. Выяснилось, что для Василия проживание в усадьбе дело привычное. Раньше он часто наведывался к Веренским ради встреч с Лизой, теперь же, когда случилось несчастье, не раз коротал время с безутешным отцом. Василий готов был оказывать любую посильную помощь лишь бы вернуть девушку в реальный мир.
После завтрака Сила Михалыч внезапно исчез, не предупредив об уходе, Василий уехал по служебным делам, а новые постояльцы в сопровождении хозяина отправились бродить по саду для дальнейшего ознакомления с бывшим дворянским гнездом Веренских. Липовые аллеи, окутанные облаком нежного медового аромата цветущих крон, привели их к целебному источнику. Над ним соорудили деревянную кровлю на столбах, украшенную народными умельцами искусной резьбой. Рядом высилась каменная шатровая часовня, заново побеленная и оштукатуренная, с золоченой маковкой и крестом. На фронтоне часовни сохранилось изображение Богородицы с Младенцем. Утоптанные тропки вели к часовне с разных сторон: Веренский объяснил, что местные жители ходят сюда молиться и пьют воду из источника.
Чудесный проточный пруд раскинулся за домом, его облюбовали дикие утки. Дворянский дом отражался в воде как в зеркале, большая верба полоскала ветви в пруду, кругом стояла благодатная душистая тишина, лишь утята попискивали, взобравшись на толстую корягу, да журчала струйка родника - чистая, холодная; как сказал Веренский, температура воды в источнике не менялась ни зимой, ни летом.
Под вербой выдвинулись в пруд мостки с перилами. Когда-то дамы и кавалеры развлекались тем, что удили здесь рыбу. Правда, именно с этих мостков прыгнула в пруд несчастная Дарья.
- Небось, всю рыбу распугала, - вывел из рассказа Ярик.
- Рыба есть и поныне - караси, карпы, так что если придет охота, и вы можете здесь порыбачить!
- А можно нам зайти в часовню, Леонид Ефимыч? - спросил Максим.
- Разумеется, часовня открыта для всех, теперь это исторический памятник, охраняемый государством.
Внутри часовни сохранились фрагменты настенной росписи. У главных образов горели лампады. Вошедшие перекрестились на образа. Максим не был религиозным человеком, но Русскую Православную Церковь ценил и уважал - более из патриотических чувств, нежели по причине набожности - и не раз жертвовал ей внушительные суммы от концертов.
Уцелевшая в неглубокой нише бережно отреставрированная фреска привлекла его внимание. На ней был изображен Архангел Михаил, верховный архистратиг - предводитель воинства ангелов, стоящих на страже закона Божьего, как объяснил несведущим в теологии спутникам Леонид Ефимыч. Архангел, облаченный в воинские доспехи, с копьем в руке, был изображен на белом коне. Копыта скакуна попирали извивающееся тело змея с открытой пастью. Несмотря на схематичность рисунка, лик Архангела был одухотворенным и прекрасным, в то же время неизвестному художнику удалось передать грозную силу и ощущение неотвратимости возмездия во всем облике небесного воеводы. Вокруг кипела битва - ангелы с тяжелыми мечами и копьями сражались со скопищем темных причудливых фигур - так художник изобразил падших ангелов.